Такая вот история - 2

Все летело в тартарары. Все, что я выкачивал из себя для того, чтобы не быть с ним слишком грубым. Все, что он делал для меня на протяжении полугода. Не вспомнить, почему я был расстроен при упоминании его имени было невозможно. Все это время, пока я, блять, лежал в больнице, они мирно попивали чаек у себя на кухне. С кошками, которым было посрать на то, об чьи ноги тереться, как, подозреваю, и их хозяину. С собакой, которой мы вместе не смогли придумать имя, а они вдвоем, возможно, уже придумали. С этой гребаной одинокой кроватью в его доме, между дожидающихся меня там вещей. Нахуй все. Заебало – это чувство уже стало мне родным. Практически все больничные будни я проводил за учебниками, поскольку пропускать последние учебные дни ой как нехорошо, но если уж обстоятельства позволяют, то надо конкретно готовиться к экзаменам. Потому что спрос с тебя будет двойной. И нужно встретить это с выпяченной вперед грудью и напичканной знаниями головой. Больше никаких знаменательных событий не случалось, кроме, пожалуй, одного. Тимура с покалеченной ногой приходил проведать брат. Не такой, каким мне был Марк. Самый настоящий. И по «счастливому» велению судьбы, этим братом оказался никто иной как Никита, в честь которого мне пришлось сменить старый, обожаемый мною номер. Вследствие чего потерять много хороших и нужных контактов. Тот Никита, от которого я открещивался всеми правдами и неправдами, а он ходил за мной по пятам, и все надеялся на чудо. В какой-то степени оно произошло. Тимура не было в палате, когда он пришел, и я уже подумал, что он пронюхал про меня. Но увидев выражение его перекошенного лица, понял, что ошибаюсь. - Макс?! Сначала он бросился ко мне с расспросами, в духе «что случилось?», «как ты сюда попал?», «в порядке, вообще?!». Я отвечал со свойственным пренебрежением, и тут, к моему глубочайшему удивлению, его пыл поостыл. Передо мной стоял немного другой человек, который не собирался за кем-то бегать. Он просто тоскливо посмотрел на меня и пожелал выздоравливать. И отправился искать Тимура. А потом стал навещать братишку чуть ли не каждый день. Мы сухо здоровались и практически не разговаривали. Он не был моим бывшим, не был какой-то особенно значащей для меня в прошлом деталью. А я все выбивал из себя Марка и временами планировал переключиться на него. Не получалось. Твою мать, у меня снова ничего не выходило, по ночам я иногда отпускал на волю какую-нибудь одинокую заблудшую слезинку, и она пряталась от меня в больничной подушке. Пару раз, умываясь и сплевывая пену от зубной пасты, меня загибало, и вместе с водой изо рта вода лилась из-под век. Она просто лилась, я ничего не выдавливал из себя, не кривил рот, не захлебывался всхлипами, не кричал. Просто хватался за живот и складывался пополам. Потом, приводил себя в чувство холодной водой и возвращался в палату, нацепив каменное выражение лица. И снова давил в себе живые, болеющие, кровоточащие внутри ссадины. Давил, зубрил, здоровался с Никитой. Вот и весь небогатый багаж моих больничных дней. Меня должны были выписать, а мне снова некуда было идти. Это больно – чувствовать, что ты нигде не нужен. Пусть говорят, что хотят, что не могут без меня, что все получится и все будет хорошо – пиздят. И я никому уже не хочу верить. Ни маме, которая всецело занята заботой об отце, с которым я, бесспорно, пособачусь уже в первый день. Ни Марку, который, в принципе, уже ничего мне не предлагал, потому что Сереге негде было жить. И никому-никому совсем. Все твари. Всех вас ненавижу, потому что вы ненавидите меня. Делаете вид, что любите, но это не так, я знал – просто жалеете. А я в жалости в последнюю очередь нуждаюсь, всем понятно? Проживу и без вашей "заоблачной любви". Без вашей поганой поддержки. - Олег, - окликнул я его. – Не сможешь мне помочь? Мы неплохо так заобщались с соседями по палате, и я должен был рискнуть. Попробую, чего уж там. Все равно ничего не теряю, кроме жалких остатков собственного достоинства. - Я тебя слушаю, Макс, – его лицо стало серьезным. - Мне квартира нужна. В долг. Хотя бы за половину суммы. - Нет, - отрезал он. – Не обижайся на меня, и пойми. Давал я уже взаймы людям. И ничего хорошего из этого не вышло. В твоей добропорядочности не сомневаюсь, но было бы еще больнее узнать обратное. Так что, извини. - Все нормально. Я понимаю, - улыбнулся я. День сожрал почти половину себя, виски трещали от собственных мыслей, а идей так и не появлялось. Скоро придет мама. И я скажу ей, что домой не пойду. Вот только знать бы до этого момента, куда девать свое больное полудохлое тело, и почти сдохнувшую душу – она пребывала в куда худшем состоянии. Знать бы хорошо, а я не знал. Одного из моих товарищей по несчастью выписали, но в палате находились четыре человека. К Тимуру снова пришел Никита, и им сегодня приспичило обсуждать какие-то семейные дела именно в палате. Я лежал на своей койке и в задумчивости бомбил щелчками тумбочку. Оторвал тоненький стук в окно. - Там кто-то камешками бросается, - усмехнулся Олег. – С бабским отделением перепутали. - По ходу, - буркнул я. Тимуру и Никите было не до этого, они спорили о не поделенном бизнесе отца. Стук повторился. - Да заебали! Я соскочил и открыл окно. Когда снизу донеслось мое имя, произнесенное солидным мужским голосом, беспрерывные нравоучения Никиты за моей спиной прекратились. Марк стремительно удалялся, я молча стоял на крыльце и ощущал, как он своими руками вытряс все, что так обнадеженно тлело на задних глубинах моего сознания. Не будет ничего больше. Он так хочет сам, и мое мнение уже ничего не весит. Он упустил меня, когда снова вцепился в Серегу. Я упустил его, упустил момент, когда можно было дать шанс, только что. Вся наша жизнь-сука состоит из упущенных идей. И это чертовски больно осознавать. Сигарета, еле удержавшаяся в руках после встряски, полетела в урну. И я очень пожалел, что цветы не засохли от моего взгляда, потому что сейчас у них был бы шанс загореться. Это стало бы очищающим пламенем. Очищающим от всего. Но мой недобычок потух, ударившись о зеленый стебель, и я пожалел о своих философских рассуждениях, потому что сигарет больше не было. Сзади послышался глухой кашель. Я не обернулся, и Никита сел на ступеньку, которая пока выдерживала мой вес. - Курить есть? – я устал молчать. Он протянул мне пачку сигарет. Я вытащил одну, он соскочил со своего места и любезно поднес к моему лицу зажигалку. Все-таки он стал немного другим. Не было той суетливости, которой он меня доставал. В глазах прибавилась тоска – мы будто не полгода не виделись, а приличную четверть жизни прожитой. И у него, кажется, тоже было такое чувство. Я решил, что мы вполне могли бы стать друзьями. Но я сомневаюсь в искренности этого самого решения, возможно, я просто нашел хороший вариант, решавший все мои проблемы, начиная от жилья и заканчивая жаждой забытья. - С кем живешь? Надо же. Во как, оказывается. А я уж подумал, что последние месяцы моей жизни выбили из меня прежнюю наглость, превратив в нерешительного уебана. - Один, - посмотрел он на меня непонимающим взглядом. - К тебе еду, - выдал я и проследил за реакцией возможного сожителя. Прежде это были бы радость или неловкость момента, округлившиеся глаза и резко прикушенные зубами пальцы. Кроме того, я не знал, какие чувства могу вызывать на данный момент у объекта, посланного мной когда-то нахер. Ответом оказались приподнятая бровь и сдержанная улыбка. - Хорошо. Все оказалось просто. - Поехали. - Вещи? - Не нужны. - Секунду, - попросил он и достал свой навороченный мобильник. – Тим? Собери в пакет, который я принес, учебники и вещи из тумбочки твоего соседа по комнате. Надо же, а ведь и правда. Без учебников мне хана. - …Да Макса, блин! Наушники надо? - обратился он ко мне. Я кивнул. – Да, Тим, зацепи. Все, спускайся. - Спасибо. - Остальное мама заберет. Прыгай в машину. - У тебя и машина есть? – я не скрыл скептицизм в своем голосе. Он мило улыбнулся. Терпеть не могу сынков папеньких. - Еще какая. Самая лучшая, поверь мне. - Наверное, тот черный «Кадиллак»? – осмотревшись, предположил я. - Круче, – он подошел к подержанной бежевой «Тойоте». – Вот она, моя ласточка. Ни на что не променяю. - Зато своя, - поддержал я, и не явившая своих причин тревога отошла на второй план. На крыльце показался Тимур. Чтобы не вызвать подозрений у охраны, он сунул пакет в руки своему брату и незаметно помахал мне рукой. Этот маленький паршивец все знал. А хотя насрать. Как будто это кого-то волнует. Мы подошли к машине, Никита приглашающе открыл для меня переднюю дверь. Я уколол его взглядом и сел назад, цепляя с собой пакет. Мой водитель неслышно вздохнул, обошел «Тойоту» спереди и занял водительское кресло. - Пристегнись. - Не хочу. - В ГАИ хочешь? - Заднее сидение, черт бы тебя побрал. Кто меня рассматривать будет? Он молча завел машину. Как странно, что на свете еще находятся люди, способные меня терпеть. Как хорошо, что находится кто-то кроме Марка. Сидя в этой машине я успел передумать кучу мыслей. Взглядом окинул содержимое пакета. - Наушники взяли… А телефон нет? - Нужно было напомнить, Максим. Сам ведь вообще ничего не хотел брать. Просто нужно придраться. Телефон был последней вещью, которую я хотел бы взять с собой в свой злосчастный побег. А зачем он нужен? На него будут звонить и притворяться, что беспокоятся. Да кому это нахер надо… В голове замаячило слово, так приросшее к ней за последнее время. Заебало. Просто меня все заебало. И мне плевать на то, будет ли меня кто-нибудь искать. У тех, кто по логике вещей, должен был это делать, имелись те, кто их утешит. У меня не было. А значит, я имел право. Хотя бы попытаться его найти. - Знакомый свитер, - донеслось спереди. – Или я ошибаюсь? Мы стояли на светофоре. Я повернулся влево, туда, куда был направлен взор Никиты. Вот ты ж блять – картина маслом. Байк, два туловища с черными круглыми банками вместо голов – и одно прямо-таки прижимается к другому. Не узнать было нельзя. Сделать вид, что не мое – тоже. Зато хватило сил промолчать. Только в руке хрустнула мыльница, которую я минутой раньше выудил из больничного набора в прозрачном пакетике. Внимательный взгляд, замеченный в зеркале, не вызвал никаких эмоций. Катаются, суки. Отмечать, наверное, едут полное избавление от меня. Да и пошли вы. Мне вообще плевать, я знать вас не знаю, уроды – я кажется забыл, что не умею пересылать мысли на расстоянии. Машина тронулась, и я отвернулся в другую сторону. Куда бы вы не ехали – скатертью дорожка. Катитесь. А ты, тварь, мне вообще никто – обратился я к одному из них. Надеюсь, мы больше не встретимся. Приехали мы через двадцать минут. В общем, дорога заняла длительное время, квартира Никиты оказалась на краю города. Но ирония была в другом. Планировка. Планировка его маленькой квартиры один в один повторяла ту, где я привык проводить свою жизнь. И кровать – не поверите – тоже была одна. Я снял обувь, вывалил свои пожитки на нижнюю полку гардероба и, выудив оттуда зубную щетку и станок для бритья, отправился размещать их в ванной. Зато я знал где она находится. Никита молча проводил меня взглядом. Я до сих пор не понимал, зачем он согласился на эту авантюру, да еще и априори зная, что меня придется терпеть. Когда-то мне казалось, что я был просто человеком, который хорошо и качественно его трахает. Кто знает, может так и было. Я взглянул в зеркало. В принципе, все что утащили мы с собой из больницы, являлось для меня прожиточным минимумом. Жить в роскоши я не привык - если хозяин квартиры одолжит мне пару своих футболок, уже будет кошерно. Это радовало, ведь не придется возвращаться за своими вещами. А телефон мне и вовсе не нужен – лишние проблемы только от него. - Макс, я в магазин, - донеслось из прихожей. – Устраивайся пока. Дверь захлопнулась. А вот с Марком в магазин мы ходили вместе. От злости я плюнул в раковину. Да какая, нахер, разница? Во-первых, он не Марк, и нужен мне совершенно для других целей. Во-вторых, Марк мне уже не нужен совсем. Я вернулся к своим пожиткам и со вздохом сгреб в охапку учебники. Завтра первый экзамен. Вроде бы нормально подготовился, но никогда нельзя быть в чем-то уверенным до конца. В поисках места для пристраивания своих книг, я наткнулся на шкаф, который предназначался для этой цели. А когда закончил и с остальным барахлом, которое не представляло богатого ассортимента, понял, почему здесь так пусто. Нет домашних животных. Ни одного, даже самого маленького. Я был вторым и единственным здесь после хозяина квартиры живым существом. И это, знаете, немного пугало. Когда привыкаешь к какому-никакому обществу, всегда пугаешься именно материального одиночества. Не душевного. С душевным я давно сросся. Мы молча ели приготовленный им плов. Пока он не решил, что с таким вот неразговорчивым мной можно сойти с ума. - Как жил? Как в больницу попал? Что нового, рассказывай, Макс. Пожалуйста. - Зачем? Этот вопрос иногда доводил людей до белого каления. Но Никита попытался придать лицу жизнерадостность. - У меня начинает складываться ощущение, что я тебя силком сюда притащил. Я не настаиваю, конечно, и ни на что не намекаю, ты не подумай, не собираюсь тебя выгонять. Просто нам действительно будет сложно жить под одной крышей, если ты будешь постоянно молчать. Он был прав, я знал это и без него. Человек оказывал мне помощь, незаменимую, надо сказать, а я снова вел себя как свинья. - Да так себе жил, знаешь. С родителями разругался. Личную жизнь попытался наладить. Вот и все. О большем не спрашивай. Поговорим. Только о чем-нибудь другом. Я узнал, как он жил. О проблемах и неприятностях. О таких же неудачных попытках в личной жизни. О том, что в автокатастрофе чуть было не погибла мать. И теперь эта неприятность с братом. И тут я. «Кстати», как он заметил. - Страшно становится одному жить, - тихо добавил он. – Приходилось таскать кого попало. А ты уж оставайся на подольше. Без всякого. Просто. «Без всякого» не получилось. Вечером он принялся расстилать себе на полу. Я посмотрел на него, как на ненормального. - Ты думаешь, я смогу спокойно спать, выгнав хозяина квартиры с кровати? Давай на пол я. - Нет. Тебе не позволю, - отрубил он. Вариантов больше не было. А что, должен же я почувствовать, что ни чем не хуже Марка. Почему это ему можно, а мне нет? Были уже в моей жизни два месяца, которые я, как невинная и преданная целка, сидел и ждал, когда же он опустит на меня свой взор. А он все это время свой взор совсем не на меня опускал, да и не только взор, мы же оба понимали. И в этот раз не понять было невозможно. Просто я устал, Марк. Тебе как приспичит привнести какой-то хуйни в наши отношения, а я ходи потом и разгребай. Хватит с меня. Если нам и суждено еще что-то повидаться в этой жизни рядом друг с другом, я первого шага не сделаю. И не прибегу к тебе по первому зову, радостно высунув язычок. Мне больно и обидно. А ты, по ходу, этого понять не в состоянии. Я просто выполняю твою просьбу. Ты же сам хотел, чтобы я рядом с тобой больше не появлялся. Прелесть постельной любви с Никитой заключалась в том, что можно было выпустить зверя. Не осторожничать как с Марком, не сдерживать себя. Жестко и грубо – ему так нравилось. И это нравилось мне. Почти как драка: просто вбиваешь всю злость в человека, который не прочь на себе ее прочувствовать. Хорошенько прочувствовать – от царапин на моей спине, до синяков на его бедрах. От моих злобных рыков до его жалобных поскуливаний. Животная страсть, не больше, но иногда именно она позволяет почувствовать себя человеком. После всего мы даже удивились как это меня после больницы хватило на такой забег. Но я, по-видимому, и вправду вложил в это все силы, потому что сразу же после процесса, почувствовав себя живым и отмщенным, я вырубился. А Никита вроде пошел в душ. Проснулся я в своих обычаях рано. Никита одевался – ему нужно было на работу. Он протянул мне телефон: - Маме позвони. Или кому-нибудь. Не предупредил ведь никого. Я отмахнулся. - Позвони. В ментовку заявят, если еще не заявили. Лишние проблемы. Нехотя я взял телефон у него из рук и набрал мамин номер. Трубку тут же подняли, отвечая плачущим и надломленным голосом. До меня дошло, какая я же все-таки скотина. - Мам, все нормально у меня. Не переживай. - Ты где? – обессиленно спросила она. - На днях зайду. Все хорошо, я у друга. - У Марка? Блять. - Нет. Но все нормально мам, - повторил я в который раз. – Не беспокойся, пожалуйста. Прости. Клавиша отбоя и довольная рожа Никиты. - Вчера еще хотел тебе напомнить. Но не успел, ты был слишком… напорист. Ах да, что вчера было-то. Противоречивый момент. Чувство боли внутри заменило четкое ощущение пустоты. И хрен пойми, что из этого хуже. Что хуже – ненавидеть Марка или с презрительностью относиться к себе? - Извини, – его заключительную фразу я не понял. – Больше не повторится? Он засмеялся и шутливо замахнулся на меня рукой. - Я те дам, не повторится! Спасибо, Макс. Я рад, что ты перебрался ко мне. Он ушел, а я начал сомневаться, рад ли этому я. Ну, много времени для раздумий не оставалось. Нужно было собираться на экзамен. Хотя, чего там собираться – оделся, взял себя в слабые пока что руки и пошел. Ничего сложного, если разобраться. На кухне нашлись остатки вчерашнего чаепития. Мне безумно захотелось закинуть кому-нибудь дикому в пасть кусочек колбасы. Но никого, как я помнил, не было. Тогда я закинул ее в себя и вышел из дома. Добираться до университета по времени придется прилично, так что надо начинать пораньше. Добрался. И, тварь, опоздал. Люди из моей группы, наверное, уже зашли в аудиторию. На университетском крыльце стоял всего один человек. И, клянусь, я готов был забить на экзамены, оставить всех преподов давиться моим дипломом и поехать обратно новым маршрутом. Так бы и сделал, если бы эта сволочь меня не заметила и не поторопилась в мою сторону. Наверное, мысли прочитал. Но я остановился и лишних движений делать не стал. Сил просто, опять не нашлось. А он подошел совсем близко. - Ты где был? Я сплюнул на землю. Захотелось его ударить, но этого бы я не стал делать ни при каких обстоятельствах. - Там, где ты хотел. Подальше от тебя. - Ты бледно и нездорово выглядишь, Макс. Тебе надо… - Да какая тебе нахуй разница?! – сорвался я. – Тебя, блять, не волновало, что со мной было, пока я был в больнице?! С какого хуя, сейчас, Марк?! Ты че забыл возле моего универа?! - Я должен был убедиться, что ты в порядке, - настойчиво повторил он. - Серега твой, сука, пусть будет в порядке, большее тебя беспокоить не должно! - Я же говорю, ему просто негде было… Такой реакции я от себя не ожидал. Это было самой невероятной вещью, которую я мог вытворить в своей жизни. По крайней мере, мне так казалось. Я влепил ему пощечину. Со всего размаха, самую что ни на есть настоящую, «мужскую» пощечину. Надо бы кулаком по морде, а я, представляете… И он тоже, кажется, был в шоке. От моей силы его головушку, конечно, мотнуло, но хвататься за больное место он не стал. Просто стоял, опустив глаза. А я нагнулся к нему ближе и со всей злостью, с которой только мог, выплюнул ему в лицо, все что я о нем думаю: - Ты урод конченый, и я ненавижу тебя, понял? Похуй мне и на тебя, и на байкера твоего перекачанного. Хватит уже надо мной издеваться, сволочь ты бессердечная. Держись подальше. Ты, знаешь, кто? Ты пиздабол. И все твои слова – гнилое вранье, тварь. Потому что, ты, сука, меня не любишь. Это я, блять, тебя люблю, паскуда, а ты - нет. И не появляйся больше в моей жизни. Иди нахуй. В процессе моей тирады лицо Марка несколько раз менялось до неузнаваемости. Я медленно, вперед спиной двинулся в сторону своего учебного заведения. Его взгляд оставлял желать лучшего. Я развернулся и побежал. Потому что нужно было успеть на экзамен. Потому что хотелось побыстрее спрятаться от этого взгляда. Захотелось прибежать к себе настоящему и понять, чего же он хочет на самом деле. Найду ли я его здесь? Скорее бы месяц с экзаменами закончился, а потом, я уеду домой. В свой город – там не будет этих фальшивых лиц. Не будет ни мамы, ни отца, ни Сереги… Ни Марка. Да, Марка там точно не будет. И именно по последней причине я останусь там навсегда. Смою краску с волос, вытащу пирсинг. Обрежу челку, надену деловой костюм и пойду работать в какой-нибудь офис так же, как и все вы. Так и сделаю. А главное, там не будет Марка.