Такая вот история - 2

У меня были порывы навещать его каждый день, но он всегда говорил, что вот-вот появится мама. И я перестал настаивать. Наш хрупкий мир рушился. Наш выстраданный рай погибал. От него остались одни обломки, по которым теперь мы были вынуждены ходить босиком. И за нами тянулись красные следы. От того, что мы старались произвести на свет, уже и так, в принципе, мало что осталось. Все трудности, с которыми мы могли справиться, были забыты, а те, которые победили нас – вместе или по отдельности – взяли на себя смелость завершить начатое. Уходили в прошлое «колючие» разговоры, немногословные выяснения отношений, злость, примирения. Слава яйцам, мы не сподобились давать друг другу каких-либо обещаний. Вместо «мы» вовсю пировали недоговорки, домыслы и вымыслы. Мы не дотянули до нашей годовщины всего-то несколько месяцев. И хорошо, что не дотянули. Нечего было дотягивать. Не для чего было стараться. Моя квартира вновь заполнилась сумками и коробками, непостижимым образом вмещающими почти все Серегино барахло. Если он откуда-то уходил, будь то место работы, поляна, на которой мы жарили шашлыки, или собственная квартира, то он забирал с собой все свои вещи: от фотографий до пакетов с мусором. - Понимаешь, - объяснил он мне как-то, - а вдруг людям будет неприятно просто чувствовать, что рядом с ними осталось что-то мое? Зачем же я их мучить буду? Действительно. Серега помалкивал. Вместо того, чтобы лезть в душу, он забивал холодильник едой, занимался моими животными, которых, кстати, стало на одного меньше, потому что Валентина Степановна внезапно забрала Джека домой. На мои слова о том, что мне не трудно им заниматься в отсутствие ее сына, она отреагировала спокойно и однозначно: - Пора бы всем уже возвращаться домой, Марк. Джек вышел из квартиры, даже не оглянувшись. Он никогда не оглядывался, не упирался и не спорил. Ведут куда-то? Да бога ради, он готов. - Сволочь, - резюмировал Серега, когда за мамой Макса закрылась дверь. Те три минуты, которые она провела у меня дома, он тихо просидел на кухне. – Самая настоящая сволочь. Я давно заметил, что он не жрет то, что я им с Кашкой готовлю. Он назвал мою собаку Каштанкой, как только увидел, а через пару дней сократил ее имя вдвое. - Серег, назвать крупную дворнягу Кашкой – это, знаешь… Стыдно будет по имени назвать на улице. - Попробуй назвать полным именем. Будет пример абсолютного остроумия, -фыркнул Серега. - Но есть же другие имена! - Ну, подбери тогда сам, - усмехнулся он. Я не смог подобрать. А имя «Кашка» скоро стало настолько привычным для слуха, что никто, как я надеялся, и не вспоминал о том, что если животное носит подобное имя, то у его хозяина не все в порядке с головой. Я стал отсылать Максиму сообщения. Реже – звонил. Разговаривать не получалось. - Как ты? - Нормально. - Что говорят врачи? - Что «родился в рубашке». - А когда домой? - Еще не сказали. Дежурные фразы, которые и Макс, и я произносили, как по графику, утомляли обоих, и однажды я не выдержал: - Мне больше не звонить? - Ну, почему… звони. После этого я перестал набирать его номер. Тревоги за него я не чувствовал – все же не имплантацию сердца сделали, отторжения не предвидится. К тому же, там мама. А я… ну, что такое теперь я? Хотел ли я его видеть? Конечно, я скучал. И спрашивал себя, а хочу ли я к нему? Не просто увидеть, а к нему? Так сильно скучают дети, которых родители оставили в детском саду. «Хочу к маме». И все равно, где и как. Только бы с мамой. И все-все делать будешь: и спать ложиться вовремя, и молочную лапшу, от которой блевать тянет, будешь литрами и большой ложкой в себя вталкивать, и убирать за собой игрушки, но знать, что мама рядом. Только руку протяни. Никто не отнимет, и никогда. Приближался отпуск, который мы хотели провести с Максом вместе. Странная штука, но теперь его рядом не было, и его место в каком-то отношении снова занял Серега. Я не параллелил ситуации. Я констатировал факты. Серега снова был со мной. Однажды меня накрыло так сильно, что я с трудом справился с тем, чтобы не пойти в больницу и не устроить Максу разнос. Раз и навсегда. Наверняка уже ходит, значит, не придется стаскивать с больничной койки. Вышли бы с ним в коридор на пару слов, и все. Это было бы мое последнее появление перед ним, а потом можно было бы вычеркнуть из памяти все, что у нас было. Если вдуматься, то ничего знаменательного и не было – все, как у людей. Поэтому и хотелось хоть на какое-то время остаться человеком, а не получалось. Серега чувствовал, как меня раздирает. Сначала изнутри, а потом снаружи. Видел, но не спрашивал. Делал выводы, но не пичкал советами. Хотел, наверное, погладить по головке, но видел, что я в таком состоянии и руку могу откусить. Терпел. В этот раз он приехал ко мне с раскладушкой, и мы не мучили друг друга ночными выталкиваниями друг друга с поверхности кровати на жесткий пол. И никаких постельных отношений между нами уже не было – не могло быть по факту, потому что у меня был Максим. Мой человек, абсолютно мой везде и во всем, тот самый, к которому я уже почти прирос кожей, привык к его утренним сонным недовольным рожам, к его бледно-зеленой чашке, с которой он не собирался расставаться нигде и ни за что. К его потрепанным кедам, о которые я спотыкался. К его запаху, наконец. Но Серега решил, видимо, что наше прошлое может мне помочь. Он пришел ко мне как-то ночью – сполз со своей раскладушки и подгреб на коленях к кровати. - Марк, - позвал он. – Совсем плохо, да? Я не спал, он не спал - понятное дело, что он догадывался, почему я такой. - Да, - ответил я. – Лучше бы сдохнуть. - Ну… хочешь сделаю так, как любишь? Мне стало смешно. До слез смешно, сука. - Ну, сделай. Он провел пальцем мне по щеке. Ему самому было несладко. Мы оба теряли близких нам людей. Мне оставалось только отодвинуть одеяло в сторону. Сильные руки протиснулись под мою поясницу, приподняли меня, и я, привстав, обнял его за шею. В темноте мы плохо видели лица друг друга, но ощущения было ничем не перебить. Я пытался отдаваться ему по правилам, я даже придумал, что я обязан это сделать, но Серега вдруг остановился и навис надо мной: - Не можешь, зай, да? Не получается? Когда-то мне казалось, что я его люблю. И я не мог предположить, что все теперь настолько изменится. Что он будет делать попытки спасать меня от тяги к другому человеку самым удивительным способом – собой. А не пошло бы все нахуй?.. Я поцеловал его с такой жадностью, что он, не выдержав моего напора, замычал и продолжил с таким жаром, что через минуту я и думать забыл о Максе – настолько хорошо мне было, настолько сильно выбивали его из меня, оставляя внутри все меньше и меньше, подводя к черте, за которой не будет уже ничего значительного. - Завтра его выписывают, - сообщил Серега. – Я в справочную звонил. И мне надо уезжать. Я только что пришел с работы и, плавясь от жары, сразу принял в душ. Его известие застигло меня врасплох. Как был в полотенце на бедрах, так и сел в кресло. - Не надо никуда уезжать, - попросил я, - зачем? - Потому что ты и сам прекрасно знаешь, что так будет лучше. Я смотрел, как он, стоя спиной ко мне и уперев руки в бока руки, рассматривает свои пожитки, снова сваленные вдоль стены. Наверняка ему некуда идти. Точно, некуда, я бы знал. Куда же он собрался? - Зачем ты звонил в справочную, Сереж? - Можно вот эти две коробки постоят у тебя? – вдруг спросил он. – Не в моих правилах оставлять что-то, ты же знаешь, но там книги. Тяжело таскать, а в гараже оставлять страшно – могут попортиться, а там совсем старые экземпляры. - Сереж. Сделав пару шагов вперед, я ткнулся лбом в его спину. - Не уходи. - Надо, зай. Так надо. Я знал, что больше он не вернется. Сделает все для того, чтобы мы были с Максом вместе. Попробует помирить, а надо нам это или нет – это уже вопрос другой, не такой для него важный. Серега чувствовал. Серега действовал. Серега исходил желанием творить, и вовсю цокал копытами. - Кароч, - начал он, и я приготовился услышать короткий спич о том, что смысла в жизни давно уже нет, потому что эта самая жизнь уже пропила его, а все человеки – тупые создания, поэтому продолжают искать этот самый смысл в жизни. К тому времени мы уже сидели на кухне. Я ел приготовленный им картофельный суп, а он с жалостью смотрел на то, как я топлю суп в майонезе. - Весь вкус убил, - тихо сказал он. – Я туда шафран добавил. Я туда кинзы порубил. Там у меня шалфей оттенял привкус обжаренного до хуй знает какого золотого оттенка репчатого лучка. Там, бляха-муха, была сублимация моего к тебе отношения. - Я так и понял, Серег. - Ты погубил все, что было святого в этой кастрюле. - Мне жаль, правда. А это что такое? – в моей ложке плавало что-то белое и мягкое. - Опарыш. - Блять. - Яйцо это. - В картофельном супе? – удивился я. - Нет, в борще, - раздраженно ответил он. – Конечно, в картофельном супе. - Ты это сам придумал? - А ты еще скажи, что не вкусно. Не вкусно? Нет. Да. Я не мог бы подчеркнуть нужное, потому что суп был классным. Когда тарелка была отставлена в сторону, Серега, наконец, посвятил меня в свои планы. - Мать его с тобой не разговаривает, верно? Верно. Она не отвечала на мои звонки, а если и снимала трубку, то ответы ее были скупыми, а тон довольно прохладным. Видимо, она винила меня в том, что произошло с ее единственным сыном. Она хотела знать, что было между ее сыном и мной. Или не горела желанием быть в курсе: мало ли, что там друзья не поделили? Главное – итог, а он более чем плачевен. Может, думает, что я его бросил одного – конечно, ведь со мной ничего не случилось, а Максиму досталось. - Не разговаривает. - Значит, надо ее опередить, зай. - В смысле? - Приехать раньше и забрать Макса к себе. - Похитить, что ли? - Зачем? – откинулся Серега к стене спиной. – Просто привезти его сюда, задать пару вопросов. Определиться. Если будет понятно, что ничего хорошего уже не выйдет, то отправить его к маме на такси. Заодно и вещи его оставшиеся вернуть. Слушай, Марк, я не учу тебя, как жить. Это я насчет вещей. - А насчет похитить, значит, не шутишь? - Нет, ну тут вопрос такой. Просто он же, скорее всего, откажется к тебе заехать. А тебе это необходимо. Необходимо ведь, я не ошибаюсь? - А я не знаю, Сереж. Не могу насиловать человека. Серега хлопнул ладошкой по столу. - Насиловать в данном случае – это трахать его мозг, а не… - Не продолжай. - … или брать в рот у собственного самолюбия. - Он может не захотеть выяснять отношения. Серега мягко улыбнулся: - И на этот момент у меня есть запасной план. Пришли ему цветы. Пусть знает, что он нужен и важен. Размочи его черствую душу своим искренним желанием трахать его на официальной основе, но без печати в паспорте. Я так делал, поверь, это сработает. Ненадолго, правда. Я, прикинь, не только жене букет присылал, я еще и тещу не забывал. В твоем случае вместо моей тещи фигурирует мать Максима. Еще раз говорю – эффект совсем недолгий, но ты выигрываешь время. Тебя хотя бы слушают, а не палят в упор тупыми доводами. Я взглянул на него. Он был на своей волне: увлеченный, запыхавшийся, деятельный. И что бы он сейчас ни предлагал – мы все еще спали с ним. Господи, я трахался с ним, пока Максим был в больнице. - Останется он тут или нет, вместе вы будете или нет – я свалю в любом случае, Марк. Я, как якорь, держу тебя на месте. К тебе подойти боятся потому, что я рядом. Я мешаю тебе. Я вам мешаю. - Перестань, - я не хотел с ним рвать. – Ты мне нужен. - Был нужен, пока ты был маленьким, - улыбнулся он. – А теперь ты вырос, и я выпускаю тебя из гнезда. Уму непостижимо было, но через пять минут я уже тащил его в сторону кровати, попутно стаскивая с него джинсы. Мое полотенце к тому моменту уже было уволено в районе кухни. Серега попытался отодрать мои руки, но после увидел нас в настенном зеркале – отражение было прямо-таки красочным: я уже стоял перед ним на коленях. - Ебать, ты прекрасен, зай. Не знаю, насколько я был прав тогда, но иного способа попрощаться с ним я не видел. А, может быть, и видел. А, может быть, я не хотел прощаться. Может быть, я хотел бы обнять их обоих. Одновременно. Где-то в глубине души. Возможно, Серега мог бы быть тем самым, но он им не стал. Переживал ли он, когда понял, что у меня с кем-то складывается, а у него в очередной раз затык с внешним миром? Он об этом никогда не говорил. Я знал его, казалось бы, куда лучше его жены, но он продолжал удивлять, и меня тащил за собой, и это было иногда просто необходимо. Мне. Уже оказавшись в постели, я закрыл глаза и, отдаваясь его рукам, губам и тихому голосу, попытался представить, что там, за пределами реальности, я с ними двумя. Вот здесь сейчас Серегина ладонь, потому что в данный момент нужна сила. А вот – губы Максима, его пальцы, которые, слегка прикасаясь, исследуют, словно боясь что-то повредить. И чье уже там дыхание так тяжело бьется у меня над ухом, и чей там голос вернет меня на землю – уже не так важно. Меня хватило совсем на чуть-чуть. Серега отодвинулся и наблюдал. И улыбка его была совсем недоброй. - А ну заканчивай, - скомандовал он. – Или быстро верну обратно. - Да ты уже, - пропыхтел я. - Ошибаешься. Он развернул меня спиной к себе, и сказки кончились. Никакой нежности – теперь я получал от него все то, что посмел у него отобрать: его силу, его настойчивость и грубость. Я платил за его понимание, заботу и ночные вылазки. Все это в свое время было нужно мне, а не ему. Просто человек такой: если надо, значит, он делает. С больной башкой, пряча свои «не хочу», отмахиваясь от мыслей о том, что его используют. Ему хотелось быть нужным хоть как. Так же, как и мне. Закончилось тем, что я орал в подушку, с трудом удерживаясь в нужном положении, потому что колени разъезжались в разные стороны, хотя вряд ли бы это произошло – Серега словно зажал меня в тиски. А если и разъехались бы, то я бы точно не пострадал – балетное, твою мать, прошлое. Растяжка, как размах крыльев у орла. И орал я не от боли – он бы не смог причинить ее специально, а я не стал бы терпеть. Захотелось, вот и подал голос. Впервые, кстати, за все время нашего с Серегой интимного времяпровождения. Раньше он никогда не слышал, чтобы я себе позволял такое. Он вообще многого от меня не ожидал. Я проснулся раньше него, поставил чайник. Быстро расправился с чашкой чая, бутербродом и сигаретой. Так же быстро оделся, подхватил на поводок Кашку, а через полчаса привел ее обратно. Насыпал корм в миску, заглянул в комнату. Серега еще спал. Уже с улицы я позвонил в отдел кадров на работе. Трубку сняла замша начальника – девушка молодая и очень симпатичная. Амбициозная стерва, но иногда человек. - Надь, - попросил я ее. – Задержусь. - Ты долго думал? Рабочий день уже начался, - вежливо ответила она. - Друга надо из больницы забрать, я к обеду буду. - А мама его забрать не может? - Понятия не имею, не спрашивал. Сейчас вся надежда на меня. - А что твой шеф, в курсе? - Он же в отпуске, поэтому я напрямую вам звоню. - Не знай я тебя, Замятин, как человека дисциплинированного, то всыпала бы тебе за твой форс-мажор, - буркнула в трубку Надя. – Сегодня пятница, короткий день. За свой счет пойдешь? Напишу за тебя заявление, все равно делать нечего. - А давай, - обрадовался я. – В понедельник подпишу. - Ладно, привет другу. - Спасибо, Надюш. - Да не за что. Я не стал возвращаться домой, а зарулил к метро в цветочный магазинчик. Я не знал, какие цветы мог бы любить Макс, может, он их вообще не переваривает, но вот лилии… Вряд ли от такой красоты кто-то откажется. Я не отказался, я их полюбил сразу, как увидел. И именно за их запах, от которого у многих болит голова. Ну и за плавность линий, конечно. За этакий цветочный экстерьер. Таким и появился под окнами палаты, находящейся на втором этаже. Напряженным под двести двадцать и решительным, как бойцы с Майдана. Бросил в стекло пару камешков, а потом еще парочку. А потом бросил камешек, а он возьми и чуть не влети Максу в лицо. Бледный, прижимая руку к животу, он как раз открыл окно, чтобы посмотреть, какая зараза тут хулиганит. - Спускайся, - попросил я. - Зачем? Этот вопрос за все время он задавал мне раз триста. Не помню, чтобы я хоть раз не ответил. - Дело есть. - Марк, я занят. Я не собирался ему верить. - Хорошо, я подожду. - Зачем? - Затем. Он нехотя отошел вглубь палаты. Я вручил ему цветы сразу, как увидел на пороге корпуса. И, если честно, я ждал хотя бы какой-то намек на улыбку, но его не последовало. Он просто не стал брать букет. - Чего ты? – весело спросил я. – Да брось, это всего лишь цветы. - Зачем? - Тебя сегодня выписывают ведь? - Мама сказала? Он закурил, и вид у него был довольно-таки равнодушный. - Справочная сказала. Макс, я просто рад тому, что ты покинешь это заведение. На своих двоих. - Покину, ага… Он сплюнул под ноги. Что-то было не то. - Тебя оставляют тут еще на какое-то время? Макс посмотрел мне в глаза и нехорошо улыбнулся. - А тебе-то что? Не надо, родной. Пожалуйста, не надо так. У меня в руках букет, который я покупал для тебя, а не для твоей мамы, я стою на пару ступенек ниже – зрелище жалкое, согласен. Но что происходит, я не понимаю? Я вдруг увидел, каким он стал. За полтора месяца в больнице человека словно вывернули наизнанку, потом опять вернули в прежнее состояние, но навести порядок в нем явно забыли. Максим был холоден, как лед. Прохожие на улице выглядят и то теплее. И вдруг меня проперло со страшной силой – а я не хочу вот так. Я взрослый мудак, которому еще нет и тридцатника. Имеющий квартиру, собаку и двух котов. Не слишком любимую работу, но прекрасный вид из окна своего кабинета, а это совсем не минус, кстати. А еще у меня есть тот, которого я, кажется, не хочу отпускать. Я сделал шаг вперед и сунул цветы в урну. Макс проследил за моими действиями с таким видом, словно наблюдал такое каждый день. У меня осталось то, что осталось. Последнее, потому что больше я пытаться не стану. Если он и на это не отреагирует, я просто выброшу его из головы. - Я к тебе пришел не для того, чтобы ты меня на больничном крыльце молча и свысока хуями обкладывал. Презирай, если тебе надо. Насри в душу. Впрочем, ты уже начал. Тебя выписывают, и я хотел, чтобы ты вернулся по известному тебе адресу. К нам, Макс. Потому что я ни черта не понимаю. Почему со мной не общается твоя мама, почему она увезла Джека… Похуй, блять. Мне нужен ты. Прямо сейчас. Или потом - как скажешь. Я все равно приеду и заберу тебя. Но если ты все уже решил, и твоя вежливость не дает тебе разрешения послать меня, то давай. Вперед. Но только немедленно. Пока мы тут стоим. Чтобы я уже строил планы без тебя в другой жизни. Максим выслушал эту речь молча, даже не затянувшись сигаретой. Она так и тлела у него в руке. - Ответь мне, - сказал я. – Не будь хуйлом. - Что тебе ответить? – разлепил он, наконец, губы. – Зачем тебе все это? Кивок в сторону урны, в которой погиб не нужный ему букет цветов. - Потому что я люблю тебя, кажется, - выдавил я из себя. Макс нахмурился и посмотрел себе под ноги. Так сильно меня еще не било. А если и случалось, то я забыл, как это бывает. Тогда грош цена моим страданиям – я бы запомнил. Но я не помнил такого. Значит, так сильно меня еще не било. Выскочившая на лице улыбка напугала не только меня самого. Макс не успел опомниться, как я сгреб в кулак футболку у него на груди и, забыв о том, что он не совсем здоров, грубым рывком подтянул его к себе. - А теперь запомни, сука, - сказал я настолько тихо, насколько мог. – Запомни, как это бывает. И чтобы ноги твоей больше рядом со мной не было, ясно? Я отшвырнул его от себя, и он чуть не упал, запнувшись пяткой о шершавый бетонный пол, но успел зацепиться пальцами за облезлую колонну, служившую подпоркой для подъездного козырька. За стеклом отделения сразу показался охранник, которому я тут же улыбнулся. Нет, не будет драки, ну, что вы. Тут и без этого два трупа. Живых, конечно. Но вы же этого не видите. И слава богу, что так. Сереги дома уже не было. И ни одной своей вещи он не оставил. Сообщение тоже не прислал. Естественно, не позвонил. А ключи от квартиры, скорее всего, в почтовом ящике, как и договаривались. И ушел он, видимо, недавно, потому что чайник оставался еще хорошо теплым. Он не хотел мне мешать. Вернее, нам, только вот нас уже не было. И что уж я там испортил, я вспоминать не хотел. Смысла не было нигде. У меня не укладывалось в голове, как же можно так быстро все потерять. Буквально за одно утро. Наверное, все это началось уже давно, все к тому и шло, что с Серегой, что с Максимом, но надежда, надежда-то оставалась. И вот, почти что на пустом месте… Кофе. Растворимый, перемолотый в пудру. Тот самый, на которого я подсадил несколько человек из своих знакомых. Ну, что вы, какой дурной тон? «Я пью только молотый!». Ебать, да неужели? «Не могу пить растворимый, фу!». Ох, бля, как же я так низко пал? Я подсунул этим людям свой кофе, а потом наблюдал за их реакцией. Сколько же спеси с них слетело, когда они узнали, что пьют то, к чему не подошли бы за километр. Даже оправдания себе не нашли, когда поняли, что их обвели вокруг пальца. Я сел за стол, обнял ладонями чашку. Кашка, встретившая меня, снова ушла в комнату – сытая и довольная жизнью. Коты грели животы, лежа в полосе солнечного света, отпечатавшейся на полу. На работу не надо – вот это было очень кстати. Потому что никакой вид из окна не спасет сейчас. И вообще, мужики не плачут. С чего им плакать? Что, умер кто-то? Ну, в общем-то, да. Я лег на кровать, посмотрел на соседнюю подушку. Если бы Макс увидел, что их у меня тут две, он бы все сразу понял. А я и убрать-то забыл. Но сейчас это не имеет никакого значения. Я не помнил, сколько времени прошло. Лежал, уткнувшись лицом в стену, и рисовал пальцем по простыне, даже не пытаясь унять скачущие галопом мысли. Звонок в дверь заставил меня недовольно посмотреть через плечо. Какого хуя, блять. Поднимаясь, я подумал, что Серега что-то забыл. Это не мог быть кто-то другой. По пути в коридор я искал взглядом то, что он мог тут оставить: кошелек, права, ключи. Может, что-то еще. Но ничего на глаза не попадалось. Это действительно был Серега, но не в своем расслабленном состоянии, когда появлялся у меня на пороге. Причина перемен, которые в нем произошли, стояла рядом. - А вы чего вдвоем-то? – выдал я. Он пропустил вперед Валентину Степановну, которая, сделав шаг вперед, сразу остановилась. - Извини, Марк, - произнесла она. – Извини, я помешала. Твой друг впустил меня в подъезд. - Да, - бодро заявил Серега, исчезая в комнате. – Столкнулись около дома, оказалось, что в одну квартиру идем. - В чью? - не понял я. - В твою, - спокойно ответил Серега. - Я разуваться не стану… я тут все-таки книги заберу. - Максим, - сказала Валентина Степановна совершенно сдавленным голосом. – Максим ушел из больницы. - Чего? – не понял я. - Сегодня выписывать должны были. Я приехала, а мне сказали, что его не могут найти. К нему кто-то вроде бы пришел, и после этого его не видели. Я на секунду прикрыл глаза. Ах, придурок ты, придурок… Куда ж тебя понесло-то, такого идиота, Макс? Ну, какого хрена ты сейчас где-то бродишь? - Он не заходил? – в ее голосе послышалась надежда. А еще слезы. - Нет, Валентина Степановна. - Не звонил? - Нет, не звонил. - Что произошло? – слабо спросила она. – Скажи мне, что случилось? Может, вы впутались во что-то? Как так вышло, что его ранили, а тебя не было рядом? Что это такое, Марк? Где он сейчас? Кто к нему мог приходить? Появившийся в дверном проеме Серега решительно направился в ее сторону. - Разберемся, - сказал он. – Воды? Сигарету? Рюмку коньяка? Спасибо, Серег… Валентина Степановна достала из сумки мобильный телефон и протянула мне. - Посмотри, может, я там чего-то не увидела, - попросила она. – Может, там он что-то написал, а я не открыла сообщение. Я искала, но я могу пропустить. Я взял мобильник в руки, провел пальцем по экрану. Ничего. Ни слова матери от пропавшего сына. Ни единой весточки, сука, не оставил даже ей. - Валентина Семеновна, - строгим тоном произнес Серега, - вы бы присели. - Степановна, - машинально поправил я. – Надо ехать в больницу, там наверняка кто-то что-то видел. Как это так – пропадают люди? А в милицию? - Погоди ты в милицию... - погудел Серега. - Успеем. - Понимаешь, он еще очень слабый. Ему даже чашку полную в руки брать нельзя, - Валентина Степановна смотрела на меня, словно вымаливая какое-то чудо. Я посмотрел на Серегу. Он ответил мне тем же, а потом вернулся к маме Максима. - Езжайте домой. А мы пока поищем вашего сына. - Домой… конечно, домой, - она взялась за ручку двери. Серега вышел к лифту вместе с ней, но перед этим успел сказать мне несколько слов. Так тихо, чтобы Валентина Степановна не услышала, но довольно внятно, чтобы я смог понять, что к чему: - Шлем твой я на балкон пока бросил. Бери, и поехали. Если его от ветра качает, значит, надо поторопиться. Не думаю, что он далеко ушел. По пути постарайся вспомнить, куда его могло понести – туда и поедем. Там и будем искать.