За нее

Больше всего на свете Кэтрин ненавидит дождь, Клауса и усмешку его младшего брата. Когда она вновь говорит: «Прощай, Майклсон, » — и уходит, тихо прикрыв за собой дверь его квартиры, Кол лениво тянется на кровати, играя мускулами, и улыбается по-мальчишески самодовольно. — До скорой встречи, детка. До скорой встречи. Кэтрин не любит его глаза, холодные и колючие, будто отражение её собственных, вкус его губ — обязательно скотча и молочного шоколада, его смех, до омерзения и скрежета в зубах задорный. Ей не нравится, когда он целует её при следующей встрече под проливным дождём, потому что Кэтрин — давно не романтик, а цинник. И все это кажется слишком глупым, особенно ее бешенно колотящееся под рёбрами сердце и нежность у Майклсона во взгляде. Она отвечает на поцелуй грубо и, наверное, даже пошло, дико злясь. А Кол лишь смеётся, так беспощадно звонко, и откидывает голову назад, подставляя лицо каплям дождя. Кэтрин говорила, как она ненавидит его улыбку-усмешку? До дрожи и побелевших костяшек пальцев, сжатых в кулаки. Но Кол это не замечает, не хочет замечать, он обнимает девушку за талию и касается влажными губами виска, сцеловывает капельки дождя с ресниц. — Я никогда не полюблю тебя, Кол Майклсон, — отворачиваясь от него, почему-то очень хрипло шепчет Кэтрин, а потом смотрит в глаза, в которых скачут искорки… счастья? — Конечно, моя глупая девочка, конечно, — тянет Кол и утыкается носом в копну её мокрых волос, упавших тяжёлым каскадом на плечи. Кэтрин знает, что она глупа. Так беспощадно глупа, что позволила себе влюбиться в брата врага, пропустив напрочь момент, когда все можно было оборвать на корню. И сердце, сжавшееся в комок, подтверждает это болезненное признание. Кэтрин Пирс ненавидит Клауса Майклсона, дождь и улыбку Кола, но она готова пересмотреть своё отношение к последним двум, потому что первородный вновь целует её род дождём и шепчет в губы короткое «люблю…»