Дарующая судьбы - Шино-сан

По улицам города Досин зарядил мелкий, особенно противный осенний дождь. Вот только предприимчивых и привыкших к подобной непогоде в такое время людей это нисколько не смущало. Они бегали, сновали туда-сюда в сапогах, дождевиках или под зонтами, словно не замечая дождя вовсе. Дети и те прыгали по лужам, развлекались, разбрызгивая их ногами, прыгая и играя с улыбками и задорным смехом. Горожане продолжали жить привычной для них жизнью, размеренной, у каждого со своими успехами и неурядицами. Все шло своим чередом, кроме одного. Приехавшая на пару дней книжная ярмарка одного знаменитого коллекционера разнообразных книг удобно расположилась под огромным шатром, натянутым под пологом нескольких деревьев на центральной площади города. Владелец, а именно — сухощавый мужчина солидного возраста, высокий и в отглаженном парадном костюме цвета вина, сидел в центре всей конструкции, возле опорного столба, пролистывая свой ежедневник. Вокруг него покоились сотни, тысячи самых разнообразных книг, рукописей, журналов и свитков. Где-то ветхие, некоторые потрепанные, а некоторые почти новые, — все были заботливо уложены по сундукам, большим коробкам, шкафам. А самые ценные из них, за отнюдь не малые деньги, раскрытыми лежали на столе. Эти были для ценителей. Подобная редкость, как ярмарка книг на их острове, вызвала у Шино-сан странный отклик и душевный порыв, впервые за пару месяцев с момента, как она осталась одна. Все прошедшее время она даже принимать никого не хотела, почти не покидая свой дом. Чувство горечи и забытого доселе одиночества утопили ее в одинаково тянущихся днях. И вот сейчас, наконец, сумев оставить пропахшую сыростью кухню и преодолеть истертый деревянный порог дома, женщина ходила среди стопок разнообразных книг, вдыхая аромат бумаги, старого пергамента и клея, чувствуя, как начинает оттаивать сердце и биться чуть сильнее. Почему-то ее не покидало неопределенное предчувствие, словно должно нечто произойти, нечто значимое. Но вокруг было тихо и спокойно, предвестий о каких-либо событиях не происходило. Люди прохаживались, рассматривали книги, покупали или же продавали, уходя восвояси. Шино-сан дошла до самого центра шатра, оказываясь в метре от приезжего владельца ярмарки, окинула его взглядом и хотела было спросить что-то, но забыла, выхватив взглядом подле себя невзрачную коробку средних размеров, набитую доверху небольшими книжицами, тонкими и толстыми, в однотонных кожаных переплетах. Она взяла первую попавшуюся и осторожно открыла наугад. То была рукопись не старая, но и не новая, судя по бумаге. Почерк автора оказался очень своеобразным, со странным наклоном, если и вовсе не сказать — корявым. Пролистав пару страниц, ей удалось разобрать некие медицинские термины и названия трав. Очевидно, это был дневник некоего лекаря.  — Довольно странная коробка заинтересовала Вас, мадам, — послышался вдруг мягкий низкий голос. Шино-сан испуганно подняла голову. Сухощавый мужчина, владелец ярмарки с сомнением смотрел на нее.  — Извините, не хотел пугать. Меня зовут Йозеф. Йозеф Ваг. Это все — моя коллекция, как вы поняли, — он жестом указал на весь шатер.  — Очень приятно. Я Шино, просто Шино-сан. Вы не напугали, просто я увлеклась, извините.  — О, серьезно? Дарующая судьбы, так кажется? Я слышал о Вас, — он мягко улыбнулся, смакуя свою осведомленность.  — Да, так тоже называют, — разговор принимал не особо приятный поворот. — Откуда Вам об этом известно?  — О, скажу я, о Вас много где знают и слышали. Ведь я путешествую по разным местам и общаюсь с очень разными людьми. У меня в закромах куча историй, в том числе и тех, к которым причастны и вы лично.  — Это какие же? — она напряглась.  — Пустое. Поверьте, не стоит, не забивайте голову себе этим. Но вернемся к коробке. Знаете что в ней за книги?  — Нет. В них почерк неразборчивый и кое-где смазанный, а где-то нет страниц…  — Верно! — Йозеф хлопнул в ладоши так громко, что его собеседница вздрогнула. — Это дневники пиратов и их пленников с затонувших или разбившихся кораблей. Среди них разные умельцы попадаются, и почти каждый норовит записать свои знания или описания жизни. У некоторых они иногда, действительно оказываются ценными, но в основном — хлам. Отчасти потому, что трудно разобрать, в большинстве случаев, что там написано. Поэтому коробка эта называется — ценный хлам.  — Как же это? Ценный хлам?  — Хлам я объяснил почему, а ценный, потому, что каждый, возможно найдет то, что нужно именно ему, а я прошу за это только ту цену, которую готовы отдать вы сами. Как Вам идея? С нерешительностью пожевав губы, Шино-сан еще раз взглянула на коробку, раздумывая.  — Я беру все. Едва не упав со стула, Вац встал и громко похлопал в ладоши, восхищенно улыбаясь.  — Браво! Браво, мадам! Вы покорили меня! Давно меня так не удивляли, скажу честно. Сколько вы готовы пожертвовать за такое приобретение?  — Сто белли.  — О! Удивляете во второй раз! За это отдам Вам вполовину цены. Пятьдесят бели!  — Не стоило, — робкая улыбка появилась на бледном лице собеседницы.  — Пустое. Больше ни слова. Книги ваши! Мой помощник поможет отнести Вам до дома! Эй, Артильо! Помоги даме, пожалуйста! Подбежал такой же высокий смуглый мальчик с белесой кудрявой головой и в синем дождевике, с которого ручьями стекала вода.  — Но дом мой далеко и там опасно, — попытка возразить, была прервана выставленной вперед рукой Йозефа.  — Он профессионал в этом деле. Доверьтесь ему. Всего хорошего Вам, мадам! Удачи! Паренек белозубо оскалился и подхватил увесистую коробку на руки. Шино-сам сдалась. Вот так и оказались на столе в ее кухне много разложенных исписанных рукописей. Да, пришлось возиться и с почерком, и терминами, и с жаргонизмом тех авторов, что исписали все эти страницы, но продавец оказался прав — были полезные моменты. К примеру, один из дневников оказался корабельными записями врача, другой — талантливого кока. А вот одна рукопись показалась женщине с самого начала очень странной. С первых строк, мысли пишущего выглядели неимоверно сумбурными. В некоторых местах вода или что-то еще очень сильно повредили чернила, отчего смысл ускользал. Уже почти разочаровавшись и желая плюнуть, ее взгляд цепляется за единственно знакомое, чересчур узнаваемое слово - Шино. Женщина аж вся напряглась и подобралась, буквально вгрызаясь интересом в написанное. Не могло же быть это то, о чем она подумала? Не могло же?       «Без сомнения, сила Дьявольского фрукта, что течет в моих жилах, очень своеобразна и мало мне понятна. Даже спустя более тридцати лет, не смогу с точностью сказать, к какому типу отнести эти способности. Скорее всего, этот фрукт был типа парамеции. Но не могу быть уверен. В отличие от многих, знания о силе приобретенной мной я до сих пор открываю для себя. Она не познается так очевидно, как другие. О ней вообще можно не узнать, если не представится подходящий случай.       Сила, перерождающая души людей, дающая им шанс на новую жизнь. Это звучит так же громко, как и грустно для меня. Многие, когда узнавали о ней, просили дать им возможность прожить иную историю, совершенно забывая о тех людях, которых любили. Новая жизнь — она новая во всем от и до. И пока я только учился понимать все ограничения и правила, люди, подвергшиеся моей силе, постепенно умирали. Вскоре я понял, почему так происходило. Не разорванный полностью контакт с людьми из прошлого, ввергало моих, так сказать пациентов, в глубочайший моральный и психический диссонанс, вызывавший истощения мозга и организма. Психика тоже страдала. Человек умирал.       После данного открытия, я с большой осторожностью относился к своим способностям и просьбам обращавшихся ко мне людей. Помогал не всем, а с теми, кому решился, проводил долгую уточняющую и разъясняющую беседу, не забывая про родственников. В итоге все свелось к тому, что моя помощь стала необходима лишь неизлечимо больным людям или при смерти. Не имея медицинского образования и со скудным запасом знаний, я стал своеобразным врачевателем судеб. Даже успел подумать, что понял, каким образом работают мои способности и расслабился. Ровно до того момента, когда встретился с ним.       Его привели ко мне насильно несколько человек. Был страшно холодный зимний вечер, первый день после долгого пребывания в море на очередном пиратском корабле. Сводя свои записи на чистовики, я испугался, когда в дверь вломились четверо. Они крепко держали за руки молодого паренька, приказывая ему заткнуться. А он кричал, рычал, выкручивался, как придавленный камнем уж, пытаясь освободиться, и старался перекусить грязный кляп, зажимавший его рот. Темные волосы всклокоченные, патлами метались по голове, пока он крутился. Столько злости, ненависти, отчаяния и безумия я никогда не видел ни прежде, ни потом.       Они попросили применить на нем мои способности потому, что он сумасшедший с детства и его семья изнывает от беспредельных выходок и поведения мальчишки. Говорили, что он всем угрожает смертью и жестокой расправой. Связываться с ними мне совершенно не хотелось, но и угрюмый вид пришедших мужчин вызывал во мне не меньше страха. Тогда я объяснил им, что все это работает, только при условии добровольного желания новой жизни. Но если его нет, как минимум — отсутствие сопротивления. Иначе ничего не выйдет. Я не ожидал никак того, что они просто вырубят мальчишку, и он недвижимым телом упадет к моим ногам. В тот момент я прекрасно осознавал, насколько неправильные вещи творю, хоть и не знаю истинности всей истории. Однако противное чувство страха стиснуло мне ребра, а я совершил то, о чем меня просили.       Сказав о необходимости наблюдения в первую ночь за состоянием мальчика, было решено оставить его у меня. Долгий час мне пришлось объяснять им, расписывать в красках, чего опасаться, чего не стоит делать и как обезопасить его от старой жизни. В ответ они лишь угрюмо кивали и посматривали на лицо спящего. Что-то мне подсказывало, что ему уготована куда более страшная судьба. И это я окончательно понял лишь спустя долгих тридцать шесть лет, когда вновь услышал его имя, так заботливо вышитое на отвороте рубашки       Возраст штука такая, что когда тебе под восемьдесят, ты многое забываешь и путаешь, многое кажется уже каким-то нереальным и призрачным, а многое, кажется, сделал бы наоборот, если позволили бы. Но когда в одно весеннее утро в мою дверь постучали, и ко мне в дом вошел неимоверно высокий человек в пиратской одежде со странной улыбкой, и горящими глазами, я как на духу вспомнил его.       Сутки мы беседовали с ним и пили ром, который он принес с собой. Хоть мой возраст уже не позволял напиваться, как раньше, я не смел отказать ему, поэтому вливал в себя стакан за стаканом и слушал его историю. Всего не передать и не рассказать, да и руки начинают трястись уже от того, как долго я сжимаю перо. Самую последнюю и важную, возможно, суть моей способности, которую даровал мне Дьявольский фрукт, я понял только сейчас.       Лишь особенной силы человек сможет превзойти грань перерождения и соединить свои две жизни, старую и новую, лишь поняв и пожелав этого. Лишь человек с великой Волей и инициалом Д способен не потерять рассудок, а получить истинное Второе рождение. Для великих дел. Таким был он — Гол Д Роджер. Так он представился».       Женщина откинулась на спинку стула и вспомнила, как нужно дышать. Пламя камина почти погасло, а в комнате стало зябко, но она этого не заметила. В ее груди рождалось мягкое, ощутимое тепло, разносящееся в кровь. Вымученная улыбка перестала таковой быть и, наконец, приобрела радостный мотив. По щеке, пересеченной несколькими морщинками сбежала соленая слеза и упала на замятую страницу дневника неизвестного. Она не ошиблась, она сделала все правильно. «Береги себя, Эйс».