Мозаика

Этим летом мы собрались на пару недель съездить в Китай. В провинцию, славящуюся своими художественными традициями, чтобы и на ремесла посмотреть и самим порисовать первоисточники с натуры. Поездка получилась замечательная, не смотря на то, что мы были не вдвоем. Кио уже давно нам не мешает совершенно. Наоборот, хорошо разряжает атмосферу, не давая нам совсем зацикливаться друг на друге, отгораживаясь от всего мира. И потом, у нас все равно еще есть в запасе целый месяц у бабушки Сато, когда никто уже не будет отвлекать нас друг от друга. А пока мы остановились в небольшом селении в горах, и с наслаждением колесим по окрестностям. Я с фотоаппаратом, Соби и Кио с этюдниками. Фотографировать мне конечно всегда нравилось, но честно говоря один я бы не стал таскаться с фотоаппаратом днями напролет. Но в паре с двумя художниками, один из которых совершенно сдвинут на работе, я тоже увлекся и часами ловлю теперь освещение, или колдую с экспозицией или экспериментирую с обработкой в компьютере. В итоге, благодаря постоянным подначкам Кио все переросло в своеобразное соревнование. Тут я внезапно обнаружил, что очень даже азартен, и теперь целыми днями веду свою фотоохоту, чтобы вечером сесть и сравнить результаты. Ребячество конечно, но очень увлекательно. И заодно Соби мы обеспечили непрекращающийся поток поводов для веселья, он над нашим с Кио состязанием откровенно потешается, а как ловко подначивает! Ага, хитрый, сам в нашу игру не включился, ну и ладно, значит будем его веселить. Природа вокруг совершенно не похожа на родную, все какое-то большое, горы огромные, небо высокое, туманы густые. А уж какие цвета! Соби сказал, что всегда, когда раньше смотрел на горные пейзажи, на рисунки Гималаев, думал, что художники немного привирали увлекшись цветом, все у них получалось избыточно ярко. Но вот теперь он понял, что художники действительно врали. Все недостаточно ярко, совершенно недостаточно. И в палитре просто нет таких ярких и насыщенных красок, чтобы передать реальные цвета... В общем, красиво вокруг необыкновенно, и что еще приятно, очень мало людей. Хотя наверное людей не так уж и мало, просто это мы отшельничаем, поселились на отшибе и целыми днями гуляем по горам, буквально от рассвета до заката. Но сегодня днем мы спустились в поселок за продуктами. Ну и заодно решили порисовать и пофотографировать селение, тоже очень колоритное место. Единственная продуктовая лавочка находится в центре поселка, напротив небольшой рынок. Выбор продуктов невелик, но весьма экзотичен — мы к такому не привыкли. Соби уже минут десять беседует с пожилой владелицей лавочки, та увлеченно делится рецептами местных блюд, а Соби не менее увлеченно слушает, даже записывает что-то. А мы с Кио копаемся в товарах, тут есть не только продукты, но и всякие ремесленные штучки, назначение далеко не каждой нам понятно, и мы гадаем что есть что. И на вошедшую покупательницу сначала не обращаем внимания. Как и она на нас. Женщина может быть ровесница мамы, может чуть старше, невысокая, крепкая, каштановые с проседью волосы собраны в тяжелый узел, здесь все так ходят. Густой загар, цепкий взгляд ярких зеленых глаз. Лицо открытое, хорошая мягкая улыбка и в то же время я чувствую силу, не хотел бы я встать у нее на пути! С ней девочка, примерно моего возраста, похожая на нее настолько, что никаких вопросов не возникает, это мать и дочь. Хозяйка почтительно здоровается с вошедшей, не смотря на то, что та младше ее наверное вдвое. Соби конечно же готов прервать обмен опытом, и отходит к нам, пока пожилая хозяйка лавочки обслуживает новую покупательницу. Та сгружает продукты дочери, и выходя вдруг обжигает нас до невозможности пронзительным взглядом. Настолько пристальным, что я даже слегка вздрагиваю. Старая хозяйка благодарит, что мы подождали, говорит, что эту женщину очень уважают и чтят в поселке, она местный доктор. И вообще очень хороший человек. И вот наконец мы тоже покидаем лавочку. Выходим под яркое солнце, и спорим с Кио, что лучше, сначала отнести продукты и потом вернуться порисовать, или сразу сесть и порисовать, а потом уже пойти домой. Решить не можем, поэтому я окликаю Соби который застрял в дверях лавочки, опять зацепившись языком с хозяйкой. Окликаю его по имени, и тут же ловлю уже знакомый тяжелый взгляд. Давешняя покупательница, которая местный доктор, стоит недалеко от входа под навесом и не сводит с нас глаз. Точнее не с нас, с Соби. И лицо у нее такое, как будто она... не знаю, непонятное выражение, смесь боли, страха, удивления и надежды, как будто она увидела призрак дорогого ей человека. Внутри у меня почему-то все обрывается, и хотя опасности я не чувствую, но все равно спешу к Соби. А докторша тоже решительно подходит к нам. И заговаривает по-японски, совершенно чисто. — А ну-ка скажи мне Соби, как твоя фамилия? Ни здравствуйте, ничего. И взгляд такой... Соби удивленно переспрашивает. — Что, простите? — Назови мне свое полное имя, просто назови! — Агацума Соби, а что такое? Женщина странно меняется в лице. Бормочет под нос «Не может быть...» и снова требовательно спрашивает. — Как звали твою маму? Ты знаешь ее имя? — Да, разумеется. Ее звали Тёко, а в чем дело? Я могу вам... — и осекается, потому что наша собеседница вдруг всплескивает руками и хватается за голову. — Не может быть!! Ты! Это ты... Живой. — Ну да. Почему должно быть иначе? Может быть объясните, кто вы? — но она не слышит. — Живой... Одно лицо! — она всхлипывает, и вдруг резко мрачнеет, — Убью мерзавца!! — За что? Мы даже не знакомы, — Соби отступает на шаг, на всякий случай тут же пытаясь заслонить меня. Женщина встряхивает головой, приходя в себя. — Не тебя, конечно, некоего Минами. Это не важно, ты наверняка ничего не знаешь. Главное, что ты живой! — Ну вообще-то Минами я знаю, — осторожно произносит Соби. — Откуда? — Он был моим опекуном. — Твоим... Что?! Ах, подлец! Какой же подлец! Сказал, что все трое погибли... И как же я поверила? Ох, Соби... — на лице нашей собеседницы страдание, она вдруг порывисто шагает вперед и обнимает Соби, — Прости меня, прости! Соби растерянно смотрит на прижавшуюся к его груди женщину. — За что простить? — Что поверила этому подлецу Ритсу, и даже не проверила как все на самом деле. И ты из-за меня... — она встряхивает головой, — Так, стоп. Все по порядку. Давайте мы пойдем ко мне, это твои друзья, да Соби? Приглашаю вас всех, я познакомлю тебя с семьей, для начала накормлю вас обедом, а потом мы сядем и будем спокойно разговаривать. Расскажем друг другу... Нам многое надо рассказать. — Может для начала все же представитесь? — Соби осторожно улыбается странной женщине, — Кто вы? — Я... Понимаешь, я была бой... эээ, другом твоей мамы. Близким другом, поверь. Очень близким. — Как интересно вы оговорились, — Соби мрачнеет, — Значит мама была жертвой? — Ты знаешь про Систему? — она сильно удивляется. — Ах, ну да... Мы же... — Соби вздыхает, — Я был бойцом. — Был?! — Пожалуй, нам действительно надо поговорить. Звали нашу странную новую знакомую Чжан Мика. Фамилия разумеется, мужа, в девичестве она была Ямадо. В Китае живет уже очень много лет, с тех пор как вышла замуж. И почти столько же не была в Японии, ее ничего не связывает с родиной, ни родственников, ни друзей, только воспоминания, по большей части печальные, а тут вся ее жизнь, семья, работа. Все это мы узнали по дороге в ее дом. Пока мы шли, она говорила о пустяках, немного рассказала о себе, расспросила нас, что мы тут делаем, каким ветром нас сюда занесло. Очень удивилась, когда узнала, что мы приехали на пленэр... — Уже почти пришли, сейчас накормлю вас обедом, и поговорим. — Мы пока не голодны, может быть сначала поговорим? Это кажется важнее обеда. — О да, нам есть что рассказать друг другу... Ну, тогда мы с тобой посадим обедать твоих друзей, а потом дочь покажет им окрестности, а мы пока... — Моих друзей не нужно занимать на время разговора, они могут присутствовать, так будет проще, мне не придется потом им все пересказывать. Про Систему они знают. — Ну что ж, пусть будет так. В доме была только девочка, которую мы уже видели в магазине, кстати, там они между собой разговаривали по-китайски, а тут мать обратилась к ней на японском. Велела приготовить чай и не отвлекать, потому что у нас сейчас очень серьезный разговор, а познакомит она нас всех позже, когда вернутся остальные члены семьи. Мы расселись в просторной и уютной гостиной, девочка принесла чай, вежливо поклонилась, и вышла, притворив дверь. В дверях правда обернулась и быстро взглянула на Соби. Лицо у нее было немного растерянное и очень любопытное. — Теперь будет умирать от любопытства, — улыбнулась наша хозяйка, — Моя семья разумеется знает про меня все, и Тёко в этом доме помнят... Дочка тоже видит сходство. Ты невероятно на нее похож! — Я знаю, мне об этом постоянно говорили, — вздохнул Соби. — Говорили? А сам ты не видишь? — Я ее почти не помню. — А фотографии? — У меня их нет. Чжан-сан в этот момент как раз разливала чай, руки у нее дрогнули и темная жидкость выплеснулась на стол. Но она не обратила на это никакого внимания, непонимающе глядя на Соби. — Как — нет?! Вообще? — Соби только отрицательно качнул головой, — Но как же... Куда они все подевались? Они с твоим отцом обожали фотографироваться, у вас же была куча альбомов! — Не знаю, куда подевались, я не видел ни одной фотографии. — Ни одной? Но Соби... Как ты рос? — Соби только пожал плечами. — Может быть все же сначала вы Чжан-сан? Так будет логичнее. — Соби держался очень спокойно и уверенно. Но я-то отлично знаю, чего стоит это его спокойствие, поэтому подвинулся поближе к нему и взял за руку. Ну и что! Пусть смотрят. А он тут же ответил на мое пожатие, и накрыл мою ладонь второй рукой. Волнуется, еще бы. Кто все же такая эта женщина? — Да, конечно, ты прав, так будет правильнее. Только не надо так официально, давайте сразу договоримся, что вы зовете меня просто по имени. Не стесняйтесь! — Хорошо, Мика, мы постараемся. Давайте я представлю моих спутников. Тот который пытается слиться с креслом, мой лучший друг, Кайдо Кио, а это Рицка. Он... Он мое лучшее все. Мика с большим интересом посмотрела на меня, и улыбнулась. — Я так и поняла. Ну что ж, начнем... — она вздохнула, и сложила руки на коленях, — Ох, а это непросто, мне так много надо тебе рассказать, что я даже не знаю с чего начать. — Не волнуйтесь, я выслушаю вас до конца, поэтому не торопитесь и просто начните с начала, — вот Соби весь в этом, пытается ободрять и поддерживать! — Спасибо! Итак, начнем с начала, — она улыбнулась, и продолжила, — Мы с твоей мамой были парой, она жертва, я боец. В школу мы попали вместе и уже парой, мы познакомились в обычной школе, сидели за одной партой. Подружились сразу, что неудивительно, нас тянуло друг к другу силой, тогда еще непонятной для нас, но мы и по-человечески очень подходили друг другу, уравновешивали и поддерживали, воодушевляли и подталкивали когда надо, а когда надо тормозили и помогали остыть. Я была вспыльчивой, но быстро отходила, а Тёко наоборот, могла очень долго сохранять невозмутимость и отстранённость, но если уж увлекалась чем-то, свернуть ее с намеченного пути было невозможно. С другой стороны в людях Тёко не разбиралась совершенно, была доверчива как котенок, а я наоборот ложь, корысть и опасность чувствовала сразу. Так что мы отлично дополняли друг друга. Мы быстро стали очень близки, потом подружились семьями. Вместе и способности свои обнаружили. Причем очень рано, и до системной школы успели уже вдоволь накуролесить. Потом была школа, там окрепла наша связь, и выросла сила. Но бои нас не привлекали. Я вообще не была увлечена Системой, я с раннего детства мечтала пойти по стопам деда и стать врачом, а вот Тёко не на шутку увлекалась системной наукой. И после окончания школы мы разрывались между двумя мирами, никак не решаясь принять окончательное решение. Я и представить не могла, что именно она первая захочет уйти из Системы! Но у нас был запас времени, пока мы учились в университете. Я целиком ушла в учебу, а Тёко металась между университетом и школой, еще когда училась, она стала работать в лаборатории при академии, там познакомилась с Минами, он тогда только пришел преподавать в школу, и тут они затеяли какой-то общий проект. Меня еще тогда очень беспокоили эти отношения, пожалуй она была единственной, кто не замечал, что Ритсу влюбился в нее до потери пульса. Но она никогда таких вещей не замечала.... Не от зазнайства или чего-то подобного, нет, но она жила всегда с головой в облаках, и просто не думала ни о чем таком. Или слишком хорошо думала о людях... Мика вздыхает, и я вижу, что у нее дрожат губы. Но она быстро справляется с собой и продолжает. — Мне тогда сразу не понравилось то, что происходило между Тёко и Ритсу. Понимаешь, твоя мама всегда была очень отзывчивой к чужой боли, а у Ритсу не так давно погиб боец, там была какая-то жуткая история, я не в курсе всех подробностей, но знаю только со слов Тёко, что он считал себя виновным в этом. Ну и она разумеется подставляла плечо, утешала, как умела пыталась помочь ему справиться с горем. А он перепутал сочувствие с любовью. А она не поняла, она вообще плохо ощущала такие вещи. А потом все зашло слишком далеко. Когда он предложил ей совместный проект, я была категорически против. Но ей было интересно. Говорила мне, что они с Ритсу взрослые люди, друзья. Разумеется, он должен это понимать! А у него она спросила, что он понимает?! Ох, Тёко-Тёко... Она заботилась о нем, и как следствие привязывалась. Они много времени проводили вместе, работая неформально, он действительно оказался перспективным ученым, она увлеклась, и окончательно утратила границы, они оба утратили. И все равно, когда он сделал ей предложение, была потрясена. Как же так, они же друзья и коллеги! Тогда я могла ехидничать сколько угодно, повторяя «Ну, я же говорила!» А она снова его пожалела и не смогла нормально отказать, сказала ему, что подумает, что ей нужно время. Соврала впервые в жизни... — Мика вертит в руках чашку, — Знали бы мы, к чему приведет эта ее единственная ложь! — Самое большое сожаление человечества... — бормочу я. — Что? — меня все же услышали. — Знать будущее или изменить прошлое, это самая большая мечта и самое большое сожаление человечества. То чего все хотят и что еще никому не удавалось. — И что же с этим делать? — Наверное, жить будущим. В будущем ведь есть надежда, — ой, что-то меня занесло! — А ты мудрый мальчик! Были бы мы такими! Но мы не были. Мы были очень разными, я все время влюблялась, лет с тринадцати вся моя жизнь была сплошной чередой романов. Легких, как майский ветер. А Тёко упорно ждала свою единственную большую любовь, вторую половину. И дождалась. Честно говоря, я очень боялась того момента, когда она наконец влюбится, боялась, что выбор будет невзаимным, что ее обидят и разобьют сердце. И вот на последнем курсе университета она встретила твоего отца. И влюбилась, сразу и с головой. К счастью мои опасения не оправдались, чувства были полностью взаимны и человек которому она отдала свое сердце оказался хорошим парнем. Их роман был стремительным как лавина. Она познакомила нас через две недели, тут же рассказав ему про Систему и про меня. А он не испугался и принял все как есть. Еще через неделю он познакомил ее со своей семьей. И через три месяца они поженились. За пару недель до свадьбы она, захлебываясь от восторга, сказала мне, что ждет ребенка. Они оба светились от счастья... И тогда она решила уйти из Системы. Ребенок, которого она носила даром не обладал, — и тут Мика осеклась и удивленно посмотрела на Соби, — Погоди. Ты сказал, что был бойцом... Ничего не понимаю! Истинные имена известны еще до рождения, это можно проверить, она тут же проверила, и выяснила, что сын не имел имени, а значит и дара не имел. — Это не одно и то же, — поправил Соби. — Но... — Я чистый боец, — и Мика изменилась в лице, а Соби договорил, — Так что истинного имени у меня действительно нет. — Ох, как все просто... Конечно, у тебя не было имени. И этот вариант никому из нас и в голову не пришел! Такие как ты ведь очень редко рождаются... Мы чистых ни разу не встречали, вот и не подумали. — Да уж, экзотический зверь... — Соби невесело усмехнулся, — Пожалуйста, продолжайте. Вы сказали, что мама решила уйти из системы. Почему? — Чтобы ничто не отвлекало от семьи. Чтобы ты рос спокойно. Твой отец принял Тёко такой какая она есть, вместе с даром, но этому ее решению очень обрадовался. Он не завидовал дару, не думаю, он просто очень за нее боялся. И она ушла. К тому моменту я как раз раздумывала над предложением одного очаровательного китайского интерна, я подозревала, что сумасшедшая влюблённость моей жертвы заразна и я тоже наконец готова к серьезным отношениям. Поэтому когда Тёко пришла советоваться со мной, я ее поддержала. И она порвала все отношения со школой. А я уехала сюда... Не думай, мы общались очень тесно, созванивались несколько раз в неделю, но это дорого, не наговоришься, поэтому мы ежедневно писали друг другу длиннющие письма. Виделись правда редко, и вот это первое время было трудно. Но потом появился ты, на следующий год я тоже родила сына, и разлука стала переноситься легче. Дети забирали очень много сил и давали выход эмоциям, в общем неплохо замещали отсутствующего партнера. Мы использовали любую возможность чтобы увидеться, проводили вместе все праздники и отпуска, мужья наши тоже подружились и в шутку говорили, что ощущают себя немного многоженцами, потому что нас все время двое. Это было такое замечательное время! Кстати, ты ведь был здесь, в этом доме! Не помнишь? — Мама так просто ушла и из проекта Минами? — ты отрицательно качаешь головой и возвращаешь Мику к рассказу. — Какой там просто! Со скандалом, разумеется. Ритсу рвал и метал. Тёко конечно тоже хороша... Вывалила на него все сразу, что выходит замуж, беременна и хочет уйти из Системы. Счастье ослепляет... И горе тоже. Она собиралась довести проект до конца, и уйти только потом, но Ритсу предпочел прервать все отношения сразу. Вообще тут он был прав, нечего рубить хвост по кусочкам. Но я отлично понимала, что он затаил обиду. Меня это, правда, тогда не пугало, я думала, мы больше не пересечемся. Но все вот как вышло... — Мика отпивает остывшего чаю, кривится и кричит повернув голову к двери, — Мэйли! Ее дочка прибегает так быстро, что я начинаю подозревать, что она стояла под дверью. И уши у нее горят, и хвост топорщится, так что похоже я угадал. Мика отправляет ее за свежим чем и продолжает. — В общем, у нас было семь лет упоительного счастья. Я родила второго сына, я ведь не гражданка Китая и на меня ограничение не распространяется, тут знаете, нельзя иметь много детей, а я вот четверых родила.... А Тёко всю себя посвятила тебе одному. Материнство превратило ее в совершеннейшую наседку! Ты знаешь, твои родители с таким упоением тебя баловали, что я только диву давалась, что за чудный характер у ребенка, все не портится и не портится! Тут вошла Мэйли с подносом. Быстро выгрузила чашки и чайник, Мика погрозила ей пальцем, девочка снова покраснела до ушей и выбежала вон, все же не забыв напоследок мазнуть по нам любопытным взором. — Вот зато характер в тяжелом весе! — усмехнулась Мика, строго глядя на дверь, за которой явственно фыркнули, — Но я отвлеклась. Сейчас будет самое трудное, я наверное специально время тяну. — Если тяжело, то может не стоит продолжать? — голос у Соби совершенно спокойный, но за руку мою он при этом держится как утопающий за соломинку... — Нет, ты должен знать все. Уже немного осталось... — Мика вдруг подается к нам и кладет ладонь поверх наших рук, — Твой шестой день рождения был первым, который я пропустила. Тёко предложили новую работу, она как раз переходила, а я была опять на сносях, так что мы ограничились телефонным звонком, решили, что уж на новый год возьмем свое, они приедут сюда и у нас будет общая неделя. И больше я ее не слышала, никогда... Через несколько дней я уехала рожать. Ничего не предвещало, но внезапно роды начались раньше срока, и были очень тяжелыми, я едва не умерла. И потом никак не могла прийти в себя, лежала и пыталась анализировать, что со мной происходит. Я ведь врач... Как я успела забыть за эти спокойные годы, что я еще и боец? Я просто не поняла, что именно со мной творилось, не догадалась, что это обрыв связи. А потом пришел муж, я его таким никогда не видела, он обычно очень спокойный и невозмутимый, а тут он был просто в панике. Ли пряча глаза сказал, что пока я рожала, мне звонили из Японии. Когда он это сказал... Наверное я сердцем почуяла беду. Он не успел продолжить, мне снова стало плохо, и кто звонил и о чем был звонок я узнала еще через два дня. Оказалось, что в мой дом позвонил тот, чьего звонка я никак не могла ожидать, мне позвонил Минами. Наверное, обрадовался, что попал на мужа, негодяй! В общем он сообщил, что Тёко погибла, ее муж и сын умерли вместе с ней. Назвал дату похорон и адрес, выразил соболезнования, просил передать мне. Все. Ли говорил, что он был безупречно вежлив... Мика опустила голову и надолго замолчала. — Мика, довольно, — тихо проговорил Соби, но она продолжила, как будто не услышав. — Никогда себе не прощу, что не проверила... Но что Тёко мертва я не сомневалась. Я пролежала в больнице еще почти два месяца, и если бы не дети... Понимаешь, природа связи такова, что бойцы при разрыве куда более уязвимы, и если гибнет жертва нередко умирают следом. Вообще-то чаще всего. — Я знаю, что такое обрыв связи, — тихо отвечаешь ты, — Хорошо, что у вас были дети... — Знаешь? — Мика смотрит на тебя широко открытыми глазами, и в них плещется ужас. — У меня это было дважды. Не так как у вас, и связь у меня была совсем другая, но... принцип я уловил, — и ты криво усмехаешься. — Дважды?! Но как же ты... Как ты выжил? — Меня спас Рицка. Оба раза, — и вот тут ты улыбаешься уже совсем по-другому, — Кажется теперь мой черед рассказывать. Только извините, мой рассказ будет намного короче. Мика только кивает, не отпуская наших рук. Соби на секунду прикрывает глаза, и потом начинает, очень ровным голосом. — Я начну с того, на чем остановились вы, все равно до смерти родителей я практически ничего не помню. Ритсу-сенсей... — Соби называет его с привычным ему обращением и осекается, поймав недоуменный взгляд Мики, — Он был моим учителем, поэтому я привык называть его так. Он забрал меня к себе сразу после того как родителей не стало. На похоронах были только мы двое. — Только вы?! — Мика поражена, — Но как же так? Ладно, я валялась в беспамятстве, но у Тёко было множество друзей! И у твоего отца тоже! И коллег по работе. Наконец их семьи, у твоей мамы семья была небольшая, только бабушка, она ее и воспитала, а вот у отца были оба родителя, дед, две бабушки, родные сестра и брат, и куча двоюродных и троюродных, у него была большая, даже огромная, и очень дружная семья. Где же они все были? — Я не знаю. Но родителей хоронил Ритсу-сенсей. Один. Я так понял, что о нас некому больше было позаботиться. — Или он просто никому не сообщил. Или сделал так, чтобы никого не было. Конечно! Иначе тут же стало бы известно, что ты жив! — глаза Мики загораются недобрым огнем, — И о несчастном случае он узнал первым, хотя я сомневаюсь, что он был в списке ближайших контактов Тёко. Я начинаю думать не приложил ли он руку... — Мне не хочется в это верить, но я допускаю такую возможность, — осторожно произносит Соби, — Ритсу-сенсей способен на убийство. Но все же мне кажется, что он просто следил за мамой. Поэтому и узнал первым — Ну ничего, я этого так не оставлю! — восклицает Мика, — Я узнаю правду! И найду способы устроить ему ад на земле! — Он уже. Давайте я сначала расскажу... — Ох, да, прости, не буду больше тебя перебивать. — Он лжец в любом случае. Вы говорите, он делал маме предложение, а по его версии они были только коллегами. Я спрашивал его любил ли он маму, он всегда отрицал. Говорил, что она была ужасной женщиной. Вот отца он искренне ненавидел, когда речь заходила о нем, всегда терял самообладание. А я сначала верил его словам. Потом, правда, перестал. Были причины. Но понимать больше все равно не стал. Я жил с мыслью, что кругом обязан ему, и пытался как мог вернуть долг. У нас не складывались отношения, мы с первого взгляда не понравились друг другу. Точнее меня он просто напугал до ужаса, а я... Теперь, после вашего рассказа, я лучше понимаю, что он испытывал глядя на меня. В общем нам было трудно друг с другом. — Нам? Соби тебе было шесть лет! — Соби только пожимает плечами, и продолжает. — Так получилось. Он забрал меня и воспитывал... довольно строго. Я был его экспериментом, он растил меня как идеального бойца. — Как-как? — снова перебивает Мика, — Идеальный боец? Это же была его часть проекта, который они с твоей мамой так и не закончили. Очень неоднозначная часть, они постоянно спорили из-за этого, даже ругались. — Ну, он закончил теорию один, и потом проверил на практике. — На сыне той, которая была против... Боже, в каком аду ты жил!! — Мика... — Соби явно собрался отрицать. — Не надо! Я знаю немного деталей, Тёко рассказывала. Но даже их достаточно, чтобы понять, что за жизнь он тебе устроил. — Мика, все уже в прошлом. И у него ведь почти получилось. Я действительно вырос именно таким, как он и хотел, сильным и послушным, готовым абсолютно на все ради своей жертвы. Правда, я думал, что именно Ритсу-сенсей напишет на мне имя. Эта мечта была единственной слабостью, которую я себе позволял. — Ты любил его? — О, мне этот вопрос задавали не раз. Нет не любил, хотя тогда думал, что люблю. Но он был единственным близким мне человеком, единственным, с кем я общался. Так что у меня просто не оставалось выбора. А потом меня отдали жертве. Это был Аояги Сеймей, сильнейшая жертва в школе, очень талантливый мальчик, к тому времени уже член школьного совета. Он был... Идеальным потребителем для того продукта, который создал Ритсу-сенсей. Я прослужил ему три года, потом у него случился тяжелый конфликт со школой, настолько тяжелый, что его приговорили к смерти. Но он опередил школу, инсценировал свою смерть и скрылся. А меня оставил своему младшему брату. — Соби, я не понимаю. Ты говоришь какие-то жуткие вещи. «Меня отдали» «Меня оставили» ты что, табуретка, чтобы тебя вот так переставлять туда-сюда? — Нет, но... Почти. Ритсу-сенсей воспитывал идеального бойца, полное послушание часть идеала. Тогда я не мог взбунтоваться просто потому что не понимал, что что-то вообще не так. Да и связь... — Соби замолкает, подбирая слова, — Природа моей связи с Сеймеем была такова, что я просто физически не мог что-то ему противопоставить. Хотя если бы и мог, мне бы все равно ничего подобного и в голову бы не пришло... — Но ты все же согласился принять его имя. Почему ему потребовался чистый боец? Что случилось с его природным? — Мика не успевает за собственными мыслями, вопросов у нее много и явно становится все больше и больше. Соби косится на меня, и начинает объяснять с конца. Вот наверняка, вопрос именем попытается замять. — С его природным бойцом ничего, неверное и ныне здравствует. На тот момент он просто еще не был найден. — Почему? — Я не знаю, могу только предполагать. Как вы понимаете, мне ничего не объясняли. — Но нельзя же так! Даже Ритсу должен понимать! Чистый боец — это ведь уникальное явление, — в запале начинает было Мика и осекается, поймав взгляд Соби. — Знаете, я неимоверно устал быть явлением! — Прости, прости... — она стискивает наши руки, — Соби... Я понимаю. Значит они и связь выстроили силком? А имя? Если связь насильственная... — Я не сопротивлялся. — И имя проступило?! — Нет конечно, его написали. — Соби... — Вы знаете, мы уже долго беседуем, предложение про обед еще в силе? — Соби мягко улыбается, — Рицку точно пора кормить. Ну замечательно! Соби, кто ж так стрелки переводит? — Ага, я уже голодный! — так и быть, поддержу, но правду она все равно пусть узнает, — А имя брат ему вырезал ножом. Вот здесь. Я кладу ладонь себе на горло, и не собираюсь чувствовать себя виноватым. А вообще этот разговор пора заканчивать, что-то он Соби дается тяжелее, чем я думал. — Я не знаю точно, что натворил мой брат в школе, но видимо это было достаточно серьезным, чтобы его решили казнить. Но он сбежал. Отдав Соби напоследок приказ прийти ко мне и стать моим бойцом. Служить, защищать, полюбить, и все такое. И он пришел. Мне было двенадцать. Мы несколько раз сражались вместе, пришлось, мы оказались на линии огня, как раз между школой и братом. Потом мы поехали в школу, в то же время объявился мой брат. Мы с Соби наверное были единственными, кто считал Сеймея мертвым... — так странно рассказывать это все, как будто и не про нас, — В общем в школе мы с ним столкнулись и узнали правду. Он нас очень... обидел. А еще брат покалечил Минами. Он ему... его... Запинаюсь и никак не могу произнести вслух то, что сделал Сеймей. Да уж, это труднее чем я думал. Соби притягивает меня поближе к себе, я благодарно приваливаюсь к его плечу и зажмуриваюсь. Что ж так глаза щиплет... Вот только разреветься не хватало, забавно будет, такой лось вымахал и на тебе! — Я же говорил вам, Мика, Ритсу-сенсея уже наказали. Сеймей ослепил его. И потом на какое-то время он отстал и от нас, снова исчезнув, — Соби не стесняясь обнимает меня и перехватывает инициативу, продолжая рассказ — Потом заболела мама Рицки, и он перебрался ко мне. А потом Сеймей напал на нас. — И он попытался забрать Соби назад! А когда не смог забрать, то попытался убить! Он его... У него... почти получилось... — да что ж такое, и голос срывается. Соби снова притягивает меня к себе. — Эй, у него не получилось. Ты что, Рицка? Все в порядке. В порядке? В порядке?! Ничего не в порядке! Он же на свободе! А я... Я слишком хорошо помню, как это было, когда я сидел среди надгробий весь в твоей крови и смотрел как ты задыхаешься. А потом в школьной больнице, они все ходили с постными лицами: извини, ничего нельзя сделать! Они вроде и сочувствовали, но говорили жуткое, ты умирал, а они говорили, что ничего страшного, у меня еще природный боец найдется! А мне никто не нужен кроме тебя! А Сеймей и сейчас на свободе! И что в порядке, а Соби? — Все, Рицка, все в порядке, — продолжаешь ты, как будто слышишь мои панические мысли, — Нас никто больше не тронет. Ни Сеймей, ни школа, никто. И между прочим, благодаря тебе. Мне уже стыдно за вспышку, просто деваться некуда. Да еще Мика с Кио смотрят на нас с таким одинаковым сочувствием на лицах! Наверное, если бы мы с Соби разговаривали о том, что случилось на кладбище, сейчас было бы чуть легче. Но мы все время обходили эту тему, боясь причинить боль друг другу... — Соби, я боюсь за тебя... — Я за тебя тоже. Но мы оба напрасно нервничаем. Нас больше не тронут, я знаю. — Ты не можешь знать! — Могу. Это обыкновенная логика. Теперь мы не интересны ни школе ни Сеймею. — С тех пор, как я лишил нас сил... — С тех пор как ты освободил нас. — Соби... — И меня спас тоже ты. — Соби! — Что, Рицка? — не смотри на меня так!! Люди же кругом. Ладно, надо рассказ закончить. — Мика, Кио простите! — я виновато кланяюсь, и заканчиваю рассказ, — Я все время, что мы сражались с Соби был совершенно никчемной жертвой, стоял как мебель и пугался, надеясь, что в этот раз все обойдется. — Рицка, это неправда, — тут же перебивает Соби, — У тебя получалось быть очень хорошей жертвой, самой лучшей. — Ты необъективен! — Но у тебя получалось! — Ладно, пусть. Но получалось неосознанно. Единственный раз, когда я действовал относительно осознанно, это тогда, в больнице. Я тогда увидел нити связи. Свою, Соби и Сеймея. И я их все порвал. Не знаю, как, наверное от испуга, у меня тогда имя проступило, это ужасное имя... Соби было совсем плохо, а тут это имя, которое еще больше нас разделит. Ну я и... Потом мы то ли сознание потеряли, то ли уснули. А когда проснулись, то не было уже не только связей и имен, но и сил. И Соби прав, с тех пор от нас действительно отстали, уже два года никто не трогал. — Мы просто живем... — Мы очень хорошо живем! Мне еще никогда не было так хорошо! — Мне тоже... — Мы свободны и счастливы, вот! — Ну, со свободой у меня, положим, до сих пор еще трудности, по крайней мере со свободой воли, — совершенно спокойно подводит итог Соби, и усмехается, — Только учусь не быть табуреткой. Но Рицка превосходный учитель! Мы посидели немного в тишине. Я жду, пока уши перестанут гореть. Зачем Соби так меня смущает? А потом Мика вдруг улыбнулась. — Пожалуй, действительно пора обедать, — она хитро прищурилась, — А ты Соби тот еще конспиратор! Умолчал о целом десятилетии. — Мика, я... — Спокойно! Я ни о чем не спрашиваю, и не спрошу. Захочешь, расскажешь потом. Когда ни будь. Про прошлое, я думаю, мы на сегодня уже наговорились. Теперь череда настоящего и будущего! И тут хлопнула входная дверь и раздались мужские голоса. Оказывается, это пришли с работы муж Мики и ее сыновья. А мы значит проговорили не до обеда, а до самого ужина... Потом Мика знакомила нас со своей семьей. Увидев Соби ее муж так поменялся в лице, что мне немедленно захотелось попросить у Мики фотоальбом. Уж у нее-то наверняка есть фотографии мамы Соби. Просить не пришлось, после ужина мы устроились на веранде рассматривать старые фотографии. И я убедился, что Соби действительно невероятно похож на мать. — Смотрите, а это мы все вместе, вот на этой веранде! — воскликнула Мика, — Между прочим Соби, это ты Гюрену в хвост вцепился! И мы рассматриваем комичную фотографию, на которой все люди находятся в движении. Молоденькая Мика хохочет, придерживая на бедре заливающегося плачем совсем маленького мальчика, это судя по словам Мики ее старший сын Гюрен. Ее муж машет перед ревущим малышом какой-то игрушкой, наверное в надежде успокоить, а твои мама и папа пытаются отцепить от хвоста бедного ребенка собственного совершенно счастливого малыша. Смотрю на эту сценку и не могу сдержать улыбки — тут все такие живые, такие счастливые! А тебя с такой шкодной физиономией и представить невозможно! — Гюрену тут год, тебе почти два Ты с года до двух при виде любых хвостов терял волю. Что интересно, не дергал, но хватался и все, не отдерешь. Звери, люди, все едино. Ухватишься и аж зажмуриваешься от удовольствия! Гюрен года три еще к тебе спиной предпочитал не поворачиваться. Это было так забавно! А потом вы подружились, разница ведь совсем небольшая. — Соби, охотник за хвостами! — давится от смеха Кио, — Уши его тоже интересовали? — Нет, исключительно хвосты — Мике тоже смешно, — О, смотрите, а тут Соби пять! Прирождённый лидер, всех организовал! Это тоже тут, на заднем дворе, мы этот кусок стены не перекрашивали, я покажу! Эта фотография еще более уморительная. Компания перемазанных с ног до головы детей, на фоне сюрреалистической росписи фундамента. Вообще и дом и земля вокруг и дети выглядят так, будто в ведро с краской попала бомба... Гюрена я уже узнаю, даже не смотря на краску, и он тут выглядит совсем виноватым. Впрочем, как и остальные дети. Юну, среднему сыну Мики года три, у него вообще уже глаза на мокром месте. Девочка чуть постарше нервно теребит подол платья. И только ты... Ты тут просто прекрасен! Весь в краске, с зажатой под мышкой малярной кисти краска капает точно на штаны Гюрену, второй рукой придерживаешь маленького Юна. Уши вертолетом, хвост трубой, лицо правда пытаешься сделать серьезным, но глаза тебя выдают с головой, у виноватых детей не бывает таких счастливых глаз! — Художничек! Это мы собирались перекрашивать фасад. Обещали, что вы нам будете помогать. Ну, ты все понял по-своему и взял инициативу в свои руки! Мы только до поселка сходили и обратно, а тут уже вот это! — Талант! — улыбается Кио. — А по-моему даже ничего получилось! — говорю я, любуясь на вконец смущенного тебя. — Кажется я даже что-то такое помню... Девочка соседская, да? Имя у нее подходящее для этой сцены! — Точно Соби! — Мика от радости обнимает тебя, и ты окончательно теряешься, а она объясняет нам, — Ее зовут Дандан, это значит киноварь, красный цвет. Мы еще долго рассматривали фотографии из твоего детства. Потом Мика отдала нам чуть ли не половину своих сокровищ. Ты еще и сопротивлялся! Сказал, что фотографии родителей будет вполне достаточно. Не будет! Тут уж я вмешался и не собирался скромничать: мне, мне маленького Соби, и побольше! А уже перед самым нашим уходом Мика вдруг всплеснув руками бросилась куда-то вглубь дома и вернулась с запиской. — Вот, это токийский адрес родителей твоего отца. Соби, у тебя ведь в Токио семья, бабушка, дедушка, дяди, тети и куча двоюродных и троюродных сестёр, и братьев. Они будут счастливы снова тебя обрести! Соби странно посмотрел на Мику, кажется для него это уже было немного слишком. Так что записку взял я. Это будет первое, что мы сделаем, вернувшись! Ну или не первое... Тебе наверное надо дать время осознать все это. Но мы непременно сходим по этому адресу. И в этот дом я не сомневаюсь, будем теперь часто приезжать. Наша семья стала больше. Это же здорово, Соби!