***
Кисэ стоит под вспышками фотоаппарата, сзади него зеленый фон, и он чувствует, что глаза после долгого рабочего дня уже закрываются, но нужно работать. Сейчас семь часов вечера, на улице уже темно, он видит это через окно студии. — Кисэ-кун, не отвлекайся! — говорит ему фотограф, и он виновато улыбается. Одежда, в которой его фотографируют, ужасно неудобная, многочисленные цепи делают ее тяжелой, а шляпа, которую он держит в руках, все время сгибается. Он надевает ее на себя и становится в другую позу, улыбаясь объективу. — Перерыв! — кричит менеджер, и фотограф идет сканировать фотографии на компьютер, а к Кисэ сразу подбегают гримеры. Если честно, от слоя тоналки и коррекции он чувствует, что его лицо буквально течет, он жутко хочет снять с себя это, но те только поправляют макияж. Рёта идет к телефону и видит, что на экране высвечивается один пропущенный от Дайки. Он сразу перезванивает ему и садится на стул, приподнимая лицо, чтобы гримерам было удобно. Тот берет трубку спустя несколько гудков. — Дай-чи, я занят был, — говорит Рёта, морщась оттого, что ему брызнули на лицо какой-то фиксатор макияжа. — Да, я понял, я предупредить хотел, что сегодня допоздна, — отвечает Дайки, а Рёта хмурит брови. Тот жутко уставший, Кисэ сразу же слышит это по его голосу. — До скольки? — спрашивает он, а Дайки вздыхает. — До двенадцати точно, тренер оставил на вечернюю тренировку, чтобы завтра я мог отдыхать, — Кисэ сводит брови. — Это вообще законно? — Да хрен с этим, у меня заряд на телефоне кончается, так что если не сможешь дозвониться, не парься, хорошо? — Да, — говорит Кисэ погрустневшим тоном. — Без проблем. — Эй, — голос Дайки смягчается, ну или, по крайней мере, Рёте кажется так, потому что это практически незаметно. — Улыбнись, завтра отдохнем, — Кисэ хмыкает, а потом слабо улыбается, будто бы Аомине мог его видеть. — Да, конечно, — отвечает Рёта, видя, что фотограф подзывает его к себе опять. — Я сегодня, похоже, тоже задержусь, — устало говорит он. — Увидимся, Дай-чи, — дожидаясь привычного «угу» Дайки, Рёта вешает трубку и идет к зеленому фону. Он не прогадал с тем, что задержится, часы показывают одиннадцать вечера, и телефон Дайки, разумеется, выключен, потому что тот предупреждал его об этом. Кисэ переодевается в свою одежду, а потом идет к автомату, чтобы взять хоть какой-нибудь энергетик, потому что чувствует, что может свалиться без сил в любую минуту. Попрощавшись со всеми работниками, он выходит со студии. На улице темно и почти нет людей, и единственное, о чем он может думать, так это о кровати в своей квартире. Ну и об Аомине на этой кровати, правда, он не уверен, что дождется его прихода, так что увидятся они, скорее всего, только утром. Рёта ежится от холодного ветра. Сейчас на улице темно и совсем нет людей, а улицы освещает только свет от фонарей. Он не впервые идет домой так поздно, но в такое время ему кажется, что весь город вымер. Кисэ достает наушники из кармана и включает музыку на телефоне, у него тоже осталось мало зарядки. В динамиках играет песня «Night After Night», и Рёта удивляется, потому что не слушает такую тяжелую музыку, скорее всего, Дайки закачал ее на его телефон, чтобы слушать, если своего под рукой нет. Он кладет телефон в карман, но песню не переключает. Вполне подходит по настроению, особенно в такой рутинный и абсолютно непримечательный день. Кисэ наблюдает за редко проезжающими машинами и заходит в небольшой переулок, который ведет к улице, на которой он живет, хорошо, что хоть студия находится близко к его дому. Кисэ резко останавливается, когда из-за большого мусорного бака выходят три парня. Он хмурится и отступает на шаг назад, в темноте не очень хорошо видно, кто это, тем более, что один из двух фонарей не работает, но Хайзаки он узнает сразу по силуэту. — Что тебе нужно? — спрашивает Рёта, вытаскивая наушники. Он хочет отступить назад, но сзади оказывается еще один незнакомый парень. Они выглядят старше, чем он и Хайзаки, и Кисэ хмурится еще сильнее, потому что понятия не имеет, кто это такие. — Мы не виделись черт знает сколько лет, что ты сейчас хочешь? — спрашивает Кисэ. Он оглядывается по сторонам. Переулок достаточно длинный, но узкий, убежать не удастся. Парни медленно подходят к нему, и с каждым шагом ухмылка на лице Хайзаки становится все шире и шире, пока он просто не начинает скалиться. — Я наконец поймал тебя, Рёта, — говорит он и приподнимает свои брови, начиная улыбаться. — Только не говори, что собираешься избить меня за ту игру, даже для тебя это низко, тем более, после стольких лет, — говорит Рёта, а потом хмыкает. Он хочет пройти вперед, но Хайзаки толкает его в грудь, хотя выражение его лица не меняется. — Я не собираюсь тебя избивать, Рёта, — задумчиво говорит Хайзаки, а Кисэ чувствует, как по его позвоночнику пробегает холодок. — Хотя это как придется, — он хочет подойти ближе, а когда Рёта отступает, парень, что стоял сзади, хватает его за руки. — Что тебе нужно от меня?! — тон Кисэ меняется, и он вырывается из хватки, отходя к стенке большого кирпичного дома. Он встает в оборонительную позу, выставляя вперед сжатые кулаки, а парни вокруг него перекидываются смешками. — Пора платить по долгам, тем более, — он подошел ближе и хмыкнул. — Рядом нет Дайки, который спасет твою задницу, — Хайзаки резко подается вперед, и Рёта замахивается, но два парня сразу же ловят его кулаки и скручивают, склоняя его вниз. — Отпусти меня! — громко кричит Кисэ, яростно смотря на Хайзаки, который тихо смеется и оглядывает его. — Отпусти, мразь! Ты же знаешь, что тебе не сойдет это с рук! — А кто узнает, что это был я? — Хайзаки достает из кармана своих брюк небольшой нож и раскрывает его, а Рёта испуганно дергается, когда тот подносит его к щеке. На его лице опять появляется ухмылка. — Ножиком меня запугать хочешь?! Пошел ты! — Хайзаки сводит брови и наигранно грустно хмыкает. — А я думал, ты будешь плакать и просить о пощаде, — он нажимает ножом сильнее, и из подбородка Кисэ начинает капать кровь. — Подпортим тебе личико, а, модель? — Рёта отклоняет голову, но получает пощечину. Боль отрезвляет, и Кисэ опять пытается вырваться из хватки, но те еще крепче выворачивают руки. Третий парень бьет его по колену, и он падает, а Хайзаки начинает громко смеяться, а когда Рёта поднимает на него взгляд, то резко замолкает. В его глазах отражается злость и ненависть, и Рёта чувствует страх. Вся его кожа дрожит, а рассеченный подбородок болит от глубокой и короткой царапины. — Слышал, Дайки собирается вступить в национальную баскетбольную команду, — говорит он и хватает Кисэ за волосы. Он тянет его наверх, и Рёта сжимает губы, чтобы не вскрикнуть. — Вы хорошо устроились, не так ли? — он опять отталкивает его, а потом смотрит по сторонам. — Во что ты превратился, — тихо говорит Кисэ, тяжело дыша. Он сжимает зубы и разъяренно смотрит на него. — Мне жаль тебя, — Кисэ смотрит в его глаза, а Хайзаки поджимает губы. — Начинай жалеть себя, — тихо говорит Шого и смотрит на парней. — Хотел бы я поговорить с тобой подольше, да только парням обещал, что они тоже успеют с тобой поиграться, — те начинают смеяться, а Рёта раскрывает глаза. — Что?.. — Да ладно тебе, Рёта, — Хайзаки проводит плоской стороной ножа по щеке Кисэ. — Ты же не думал, что отделаешься синяками, не так ли? Тем более, я слышал, что твоя задница давно оприходована Дайки, чем мы хуже? — он начинает ухмыляться и смотрит на парней. — Снимите с него штаны, — Кисэ резко дергается и все-таки вырывается вперед. Он сжимает кулак и с силой бьет Хайзаки по челюсти, но не успевает и дернуться, прежде чем его валят на асфальт и начинают избивать. Он чувствует удары в лицо, чувствует, что его бьют ногами по ребрам, и ему кажется, что все его кости ломаются под этими ударами. Больно и страшно, а из глаз брызгают слезы, когда ногой ударяют в пах. Он громко вскрикивает и чувствует, как перед глазами темнеет. — Не вырубайте его! Я хочу, чтобы он все чувствовал! — слышит он голос Хайзаки. Все тело болит. Кисэ пытается сжаться, но его поворачивают на живот, а когда чьи-то руки стягивают с него штаны, он вновь пытается вырваться, за что получает еще один удар по челюсти. — Не сопротивляйся ты уже, все равно бесполезно, — штаны и белье остаются возле колен. — О, телефон, может, набрать Дайки? Как думаешь, что он сделает? — Кисэ не отвечает. Он просто надеется на то, что это все просто очень дурной сон, боль застилает сознание, а унижение заставляет чувствовать себя ничтожеством. Здесь не место мыслям о Дайки. — Не слышу! — Хайзаки хватает его за волосы и тянет на себя. Он касается своей щекой красной от удара щеки Рёты. Кисэ фокусирует на нем взгляд и сплевывает кровь со рта. — Он убьет тебя, — отвечает Кисэ, стараясь говорить не дрожащим голосом. Выходит плохо. Парни ставят его на колени, двое из них держат за руки, Хайзаки сзади, а третий стоит перед ним. — Может, мне ему в рот присунуть? — спрашивает он у Хайзаки, а тот, сжимая руки на бедрах Кисэ, ухмыляется. — Вперед, если хочешь, чтобы тебе член откусили, — тот сглатывает и смотрит вниз на Рёту, а потом с размаху бьет его по лицу, когда тот поднимает взгляд. — Эй, я сказал не вырубать его! — Он запомнит наши лица, — отвечает парень, а Кисэ чувствует рвотный позыв оттого, что руки Хайзаки гладят его бедра. — Это уже ему не поможет, поверь, — говорит он и царапает кожу на бедрах Рёты. Он сжимает и раздвигает его ягодицы, и Кисэ дергается вперед. — Черт… — шипит Кисэ, стараясь отстраниться. — Отпусти! Отпусти, мразь! — кричит он, оборачиваясь назад, а Хайзаки, широко ухмыляясь, резко вставляет в него три пальца, срывая с губ громкий вскрик. Слезы Рёты перемешиваются с кровью на скулах. — Я бы на твоем месте был бы повежливей, Рёта, — говорит Хайзаки, разводя пальцы внутри него. — Ребят, он охренеть тугой, Рёта, у Дайки что, член размером с корнишон? — они начинают смеяться, а Рёта скалит зубы и хнычет от боли. Пальцы приносят жуткую боль, как будто его раздирают изнутри. — Больше, чем у тебя, сука, — шипит Кисэ и вскрикивает из-за того, что Хайзаки резко толкает пальцы вперед. — Закрой рот, шлюха, — говорит Хайзаки, и Рёта чувствует, как тот вынимает пальцы. Он слышит, как Хайзаки расстегивает ширинку. Рёта пытается вырвать руки и повернуться, но ничего не выходит, а Хайзаки вновь наклоняется над ним. Он раздвигает пальцами его ягодицы, впиваясь в них короткими острыми ногтями, и Рёта старается отстраниться, но бесполезно, слишком крепко держат. Все его тело болит, будто бы не осталось ни одного целого места. Он чувствует, как к его входу прижимается головка члена, и зажмуривает глаза. Ему кажется, что горло горит от громких криков. С громким стоном Хайзаки входит полностью, и Рёта, громко вскрикнув, чувствует, что второй раз на грани сознания, но ему дают пощечину, чтобы он не отключался. — Больно!.. — еле говорит Рёта, прикусывая и так разбитые до крови губы, а Хайзаки смеется и резко толкается внутрь, разрывая его изнутри. — О, кровь пошла, — говорит Хайзаки, проводя пальцами по кольцу мышц. — Как-будто девственницу насилую, будь мужиком, Рёта, — Хайзаки ударяет его тыльной стороной ладони по лицу. — Ну как, Рёта? Нравится? — он начинает толкаться быстрее, и Рёта, не сдерживаясь, стонет от острой боли внутри себя. У него не фокусируется взгляд, он знает, что если другие парни перестанут держать его, то он просто свалится без сил. — И у кого все-таки больше? У Дайки или у меня? Давай, скажи, что у меня, — он хватает Кисэ за бедра и с силой толкается внутрь, с удовольствием вслушиваясь в громкий стон боли. — Отвечай, сука! — кричит Хайзаки, и Кисэ, вытирая грязными ладонями слезы с глаз, говорит: — Ты считаешь это членом? — Хайзаки опять бьет его, и Рёта не жалеет о своих словах, не жалеет о том, что провоцирует его, ему достаточно унижений, чтобы еще и мямлить что-то. Его голова кружится от боли, которой настолько много, что ему кажется, что он и половины не ощущает. — Еще и выебываешься в таком-то положении? — хрипло спрашивает Хайзаки, ухмыляясь. — Тварь, ненавижу тебя, ненавижу вас всех, — хрипит он. — Тебе хорошо, Рёта? Я бы накончал в тебя, да вот копы могут замести, — он шлепает его по ягодице и выходит из него. Рёта опускает бедра и продолжает тяжело дышать. Боль между ягодицами становится сильнее, он краем уха слышит тихий стон Хайзаки, а потом звон его ширинки. — Парни, ну вы чего? Ваша очередь! — говорит Хайзаки, но, когда один из парней хочет подойти сзади, неподалеку слышится громкая полицейская сирена. — Блядь, копы, валим! — громко кричит Хайзаки, глядя на парней. Они отпускают Кисэ, и он валится на асфальт. Его ведет, взгляд не может сфокусироваться, разве что, когда Хайзаки близко наклоняется к нему, он может чувствовать его, он видит его злые глаза. — Я бы сказал, что тебе повезло, что мы не успели нормально оприходовать тебя, да только не думаю, что это уместно, — Рёта раскрывает глаза и чувствует резкую острую боль в боку, Хайзаки убегает. Он опускает взгляд вниз и видит, что из его бока льется кровь. Кисэ не успевает ни о чем подумать, последнее, что он чувствует перед тем, как погрузиться в абсолютную темноту, то, как к нему подбегают люди.***
Аомине заходит домой и устало снимает с себя ботинки. Во всей квартире темно, и он хмурится, но не придает значения и просто включает свет в прихожей и гостиной. — Рёта, я дома, — кричит он, но ответа не слышит. Аомине снимает с себя кроссовки, замечая, что в прихожей нет ни куртки Рёты, ни кроссовок. Не может же быть, что он их сразу убрал? Аомине проходит к их спальне и видит, что в ней никого нет. В ванной тоже. Получается, Рёта даже не приходил домой. Дайки смотрит на часы. Час ночи. Аомине хмурится еще сильнее, а его сердце начинает тревожно стучать. Он достает свой телефон и вспоминает, что тот без зарядки, и идет к проводу. Когда телефон наконец включается, ему начинают приходить сообщения о пропущенных звонках. Первый от Рёты еще вечером, десять звонков от Момои, несколько от сестры Рёты и один от его же родителей. — Блядь, — выругивается он, раскрывая глаза. Родители Рёты вообще никогда ему не звонят. — Блядь, блядь, блядь, — тихо говорит он и перезванивает им. Они не берут трубку после долгих гудков, и Аомине старается усмирить в себе тревогу. Он набирает Момои, та берет трубку сразу. — Дай-чан! — он слышит слезы в ее голосе и приоткрывает рот. — Они не могли к тебе дозвониться, я сейчас с родителями Ки-чана, и… — Сатсуки, где Рёта? Дайки не помнит того, как едет в больницу. Он не помнит, как телефон выпадает из его рук, не помнит, как ловит первую попутку, не помнит, сколько дает денег водителю, не помнит ничего. Он входит в больницу и щурится от неприятного света. Медсестра старается что-то у него спросить и идет за ним, когда он игнорирует ее, говорит, что вызовет охрану, но Аомине не реагирует. Момои сказала ему этаж по телефону, и он, не дожидаясь лифта, бежит по лестнице. — Сатсуки! — громко говорит он, и девушка поворачивается к нему. В ее глазах до сих пор стоят слезы, рядом с ней родители Рёты. Те тоже поворачиваются к нему, его мать подтирает слезы платком, а отец обнимает ее за плечи. — Что случилось? — спрашивает Дайки, сводя брови. Его сердце часто бьется, и он впервые чувствует такой жуткий, пробирающийся под кожу страх, — Где Рёта? Где, блядь, Рёта?! — он начинает злиться и переводит взгляд с Момои на родителей Рёты. — Он в реанимации, — говорит Сатсуки, и из ее глаз начинают литься слезы. Аомине оборачивается, когда слышит шаги, и видит врача, рядом с ним старшая сестра Рёты. Ее глаза опухшие от слез, а взгляд пустой. — Кем вы приходитесь Кисэ Рёте? — сразу спрашивает пожилой мужчина, а Дайки сжимает зубы. — Какая разница, кем я ему прихожусь? Что с ним?! — врач смотрит на родителей Рёты и после их кивка переводит взгляд на Дайки. — Ваш друг в реанимации, судя по всему, это было изнасилование. У него сломаны два ребра и ножевое ранение, не считая других гематом и порезов, — Дайки раскрывает глаза и приоткрывает рот. Ему кажется, что из легких выбили весь воздух. Он сводит брови и оглядывается на Сатсуки, уткнувшуюся в свои руки. — Он будет жить? — тихо спрашивает Дайки, начиная тяжело дышать. — Он будет жить?! — Аомине подходит к мужчине на расстояние вытянутой руки. — Мы делаем все, что можем, — Аомине сжимает губы и прикрывает лоб рукой, отворачиваясь. Он чувствует, как слезы подкатывают к глазам, но пытается сдержаться. Ему срочно надо увидеть его. Срочно надо посмотреть на Рёту. — Мне надо увидеть его, — говорит Аомине врачу, но тот отрицательно качает головой. — Ваш друг в нестабильном состоянии, у него большая потеря крови и серьезные ранения, если положение изменится, вы сразу же сможете навестить его, — отвечает врач, а Аомине тяжело вздыхает. — Что значит «если»? — врач ничего не отвечает и сочувствующе смотрит на них. Аомине сжимает зубы и прикрывает глаза. — Ваш друг… — начинает врач, но Дайки перебивает его. — Возьмите у меня кровь для него, я готов сдать, — говорит он, а врач кивает и поднимает историю болезни. — Вам есть восемнадцать? — Да, третья группа крови, — отвечает Дайки, но врач отрицательно качает головой. — Нет, у вашего друга вторая, — Дайки чертыхается, а Момои, стоящая позади, выходит вперед и смотрит на врача. — У меня тоже вторая, я тоже хочу сдать кровь, — ее голос дрожит, а врач кивает. Его сестра тоже встает рядом с ней, и, пока врач заполняет историю болезни, Аомине садится на скамью, закрывая лицо руками. Кисэ лежит и умирает, а он ничего не может сделать. Он умирает, а его даже не было рядом с ним, когда тот нуждался в этом. В его груди опять появляется злость, и он встает, чтобы подойти к родителям Рёты. — Кто это сделал? — спрашивает он, а отец только качает головой. — Они не оставили следов, полиция будет проводить расследование, — отвечает он. Аомине кивает и опять идет к скамейке. Он смотрит вперед себя и не может думать ни о чем. Аомине не знает, сколько они сидят в больнице, для него время смешивается, ему, в принципе, плевать, он чувствует, что сейчас просто за то, чтобы еще раз взглянуть в глаза Рёты, сам готов умереть. К шести утра врач говорит, что состояние Рёты стабильно, но к нему до сих пор нельзя, и просит, чтобы они все ушли домой поспать. Дайки игнорирует его, сдерживаясь, чтобы не послать всем знакомым матом. Неужели он думает, что он сможет спать, пока Рёта здесь лежит? Родители Рёты и его сестра уходят, Сатсуки забирают ее родители, а Дайки остается в коридоре, дожидаясь, пока ему дадут разрешение войти в палату Рёты. Врач ему нарочно не говорит номер палаты, видимо, поняв, что Аомине не будет спрашивать, если узнает. Дайки видит, как рядом с ним садится мужчина, начиная смотреть на него. Аомине хмурится, но не поворачивает к нему голову. — Я не уйду, пока не дадите зайти к нему, — просто говорит Дайки, смотря вперед себя. Врач только кивает, а потом встает и кладет ему руку на плечо. Дайки поднимает на него взгляд. — Пойдем, — говорит он, и Аомине сначала удивленно смотрит на него, а потом поднимается. Мужчина ведет его на следующий этаж к одной из дальних палат. Они останавливаются около одной, и Дайки видит Рёту через небольшое окно в палату. Он прикасается к нему лбом и тяжело вздыхает. Все туловище Кисэ перебинтовано, в местах, где нет бинтов, виднеются гематомы. На его подбородке постоперационный белый пластырь, губы разбиты, на скулах синяки и подбит один глаз. На ногах и руках гематомы. — Когда он проснется? — тихо спрашивает Дайки будто бы неживым голосом. Врач только вздыхает. — Мальчик в коме, мало того, что он пережил физическую травму, так еще и психологическую, — мужчина смотрит на Дайки, и его взгляд смягчается. — Ты хороший друг, — говорит мужчина, а Аомине качает головой. — Я не его друг, — отвечает Аомине, переводя на него взгляд. — Я его партнер, — мужчина удивляется на долю секунды, а потом пожимает плечами. — Я могу зайти к нему? — врач отрицательно качает головой, а Дайки просто кивает и идет к скамейкам. Он сидит так до самого утра, смотря на дверь палаты Рёты. Время замедлилось, а цвета потеряли свою яркость, но Дайки все равно, он не отводит взгляда от одной точки в стене. Иногда к Кисэ заходят медсестры, иногда врач. Здесь проходит много людей, и все странно посматривают на него, он даже не понимает, сколько именно времени сидит на одном месте, но знает, что не заснул ни на секунду, просто в один момент к нему подходит лечащий врач Рёты и указывает ему на палату, а сам отходит позвонить родным Рёты. Аомине медленно заходит внутрь и закрывает за собой дверь. Аппарат жизнеобеспечения неприятно пикает, и все эти трубки, торчащие из Кисэ, заставляют чувствовать острую боль в груди. Дайки садится на край койки и вглядывается в лицо Рёты. В горле появляется горький ком, который он с трудом сглатывает. Он осторожно прикасается пальцами к месту, где нет ран. — Рёта… — тихо зовет он, будто бы тот мог его услышать. Он опускает взгляд и сводит брови. — Я отомщу, — говорит он и наклоняется к нему, оставляя на сухих израненных губах совсем слабый поцелуй. — Обещаю, Рёта. Аомине пересаживается на стул возле койки и опускает голову возле бока Кисэ, положив свою руку на его. Он не замечает, как засыпает. Просыпается Аомине, когда в палату входят другие люди. У него очень сильно болит голова, но он не обращает на это внимания и смотрит на часы. Четыре часа дня. Возле койки с другой стороны стоят родители Рёты и переговаривают о чем-то с врачом, а сам Дайки опять вглядывается в лицо парня. Он видит, что бинты новые, значит, ему их меняли, пока сам Дайки спал. — Есть изменения? — спрашивает Аомине. Врач отрицательно качает головой, и Дайки хмурится, когда замечает взгляд родителей Рёты. Они указывают ему на дверь и сами выходят. Аомине выходит за ними. — Что? — Так это правда? — спрашивает отец, а Дайки приподнимает бровь. — По поводу? — То, что вы… — он брезгливо смотрит на Дайки, а потом на Рёту через палату и качает головой, а сам Дайки приподнимает брови, а потом горько усмехается, чувствуя, как злость накатывает на него крупными массивными волнами. Он делает шаг вперед и скалит зубы. — Вашего сына изнасиловали и пырнули гребаным ножом! — громко говорит он, указывая пальцем в сторону палаты. — У него, блядь, все тело в гребаных ранах, а вас волнует, что мы встречаемся? — Так это правда?.. — спрашивает мать, прикрывая рот рукой, а Аомине разводит руками. — Еще какая, Кисэ-сан. Уже как три года правда, спасибо за такого замечательного сына, жаль, что только вам плевать на него, — он хочет развернуться и пойти в палату, но его останавливает ее голос. — Аомине-кун… — он оборачивается и видит, что отец становится перед ней и зло смотрит на него. — Убирайся отсюда, — зло говорит он, а Аомине поджимает губы и сам идет навстречу к нему. — Заставьте меня, — так же разъяренно отвечает Дайки, а потом разворачивается и входит в палату. Врач недоуменно на него смотрит, а вслед за Дайки в палату входит отец Рёты. — Я не хочу, чтобы этот человек здесь находился! — он указывает рукой на Аомине. Тот садится напротив Рёты и опять берет его руку в свою, игнорируя других людей в палате. — Позовите охрану! — Аомине не смотрит на то, как врач уводит мужчину из палаты. Он может чувствовать только то, что рука Кисэ холодная как лёд. Аомине не ночует дома неделю, заходил туда только для того, чтобы переодеться, тренировки он тоже пропускал, но тренер вошел в положение, хотя Дайки знает, что даже если бы не вошел, он бы все равно послал все к черту. Кисэ никогда не открывал глаза и не шевелился, но Дайки видел, как его раны медленно заживают, и это давало надежду. Всю эту неделю он был словно в каком-то немом кино. Он не помнил, кто с ним говорил, зачем и когда, не помнил, как ел и как спал, не помнил громкой ругани с отцом Рёты. Ничего не помнил, кроме холодной руки Рёты. Ему казалось, что он и чувствовать ничего не мог, словно в груди был один большой осколок льда. Сейчас ночь, и Аомине опять спит в палате Кисэ. Некоторые медсестры просто игнорировали правила о посещениях, понимая, что это бесполезно, а некоторые иногда накрывали его пледом. Аомине кажется, что он привык спать в такой вот позе, но в свою кровать отказывается возвращаться, пока в ней не будет Рёты. Краем сознания он чувствует, как кто-то очень слабо перебирает его волосы, и замирает. Ему кажется, что замерло даже биение его сердца. — Дайки… — он слышит хриплый голос Рёты и сразу же садится. Глаза Кисэ открыты, он тяжело дышит, и аппарат начинает быстро пикать. — Сестра! — кричит Дайки, и в палату через миг сразу же вбегают сестры, а через некоторое время входит и врач. Они проверяют показатели Кисэ, меняют ему капельницы, а когда заканчивают, Аомине опять входит в палату. Кисэ до сих пор в сознании, но под обезболивающим, и в его глазах появляются слезы, когда он видит Аомине. — Эй, не плачь, — тихо говорит Аомине и садится на край койки. Все синяки на лице Рёты почти прошли, только на подбородке остался крошечный шрам. — Ну, пожалуйста, не плачь, — он наклоняется к нему и касается его лба своим лбом. Из глаз Рёты текут горькие слезы, и Дайки чувствует, что не может сдержать своих. — Все хорошо, я с тобой, — Рёта кивает, а потом вздыхает. — Я боялся… — он тяжело вздыхает и продолжает: — Боялся, что больше никогда не увижу тебя, — он говорит очень медленно и тихо, и Дайки знает, что причина в обезболивающих, что, возможно, Рёта и не вспомнит позже этого разговора. — Я боялся, что ты больше никогда не обнимешь меня, — Аомине кладет свои ладони на его щеки. Осторожно, едва касаясь. — Кто это сделал? Скажи мне, — тихо просит Аомине, в его глазах сталь. Он касается волос Рёты рукой, убирая челку назад. — Хайзаки, — тихо отвечает Кисэ, и его глаза закрываются. Аомине осторожно опускает его на кровать и осторожно целует в губы, а сам идет на выход из палаты. (Кому: Сатсуки 02:09) «Мне нужен адрес Хайзаки прямо сейчас» Момои сразу кидает ему адрес, но когда спрашивает, зачем, Аомине не отвечает, а потом вовсе выключает телефон. Он сразу едет по адресу. В мыслях пустота, в душе тоже. Таксист оставляет его возле дома, и Дайки идет к подъезду. Ему везет, он видит, как тот только возвращается домой, обнимая за плечо проститутку, которая явно старше него. Хайзаки дергается, когда видит Аомине. — Ты… — Дайки ничего не говорит. Его взгляд ничего не выражает, а поза такая, словно он готовится к нападению. — Значит, Рёта таки выжил, ему же хуже, и… — говорит Хайзаки, но не успевает продолжить, как падает на землю от сильного удара Аомине. Женщина громко вскрикивает и убегает, спотыкаясь на высоких каблуках, а Дайки бьет ногой парня в пах. Тот громко вскрикивает от боли, но Дайки не останавливается ни на секунду, он тянет его за грудки, бьет по лицу сжатыми кулаками. Его лицо не выражает ничего, кроме ярости, пока он избивает Хайзаки, разбивая костяшки своих пальцев в кровь, которая смешивается с кровью Хайзаки. Дайки бьет его ногами, когда тот вновь падает на асфальт. Он не целится, бьет туда, куда только попадает. Хайзаки громко кричит от боли, зовет на помощь, и Аомине знает, что от его криков, наверное, проснулся весь дом, но ему плевать. Аомине продолжает удар за ударом атаковать Хайзаки. Он чувствует удовлетворение на душе каждый раз, когда слышит хруст ломающихся костей, когда видит выступающую кровь, когда слышит его громкие крики. Он поднимает еле стоящего Хайзаки на ноги и со всей силы бьет ногой в челюсть. Хайзаки падает на асфальт и ударяется головой об угол крыльца, а к дому подъезжает полиция. Аомине не сопротивляется, когда его руки, которые были практически по кисть в крови, заковывают в наручники, не сопротивляется, когда его ведут в полицейскую машину. Разве что ждет, пока офицер объявит время смерти Хайзаки Шого, прежде чем сесть внутрь.