Night after Night

Эпилог. Спустя три года.       Кисэ заходит в большой зал с другими моделями и устало валится на первое попавшееся кресло. Он немного откидывает голову и прикрывает глаза, стараясь абстрагироваться от шума.       Репетиции перед показом в Нью-Йорке длятся уже неделю, но менеджеры никак не успокоятся, добиваясь, чтобы все было идеально, а моделей, собственно, и не спрашивают, это их работа.       — Кисэ-кун, живой? — рядом садится знакомая, такая же уставшая, как и он сам. Ей явно неудобно в обтягивающем платье и на высоких каблуках. Благо, на них хоть косметики сейчас нет, только крайне неудобная одежда известных дизайнеров. — Ох, нам сегодня ночью уже надо вылетать, хорошо хоть прилетаем тоже ночью, никуда не заставят ехать. Повезло с разницей во времени, после того раза, когда нас сразу с аэропорта отправили в агентство, я вообще не доверяю менеджерам, — уныло говорит она, потирая переносицу, а он лишь пожимает плечами.       — Да ладно, все равно не впервой, — отвечает он, отвлекаясь на включившуюся плазму в другом конце зала. Там собрались парни, которые, не стесняясь девушек, уже снимают с себя одежду. Хотя за все время, пока сам Рёта работает моделью, он и сам научился не особо париться по этому поводу. Им часто приходится раздеваться друг перед другом во время дефиле.       Правда, однажды, когда Дайки, заходя за ним в агентство, увидел, как тот при всех раздевается, сначала удивился, потом разорался, а потом успокоился. Все происходило достаточно быстро, а менеджеры и вовсе не реагировали, уже привыкли к небольшому сумасшествию Аомине.       Улыбнувшись своим мыслям, он немного расслабляет туго завязанный галстук.       Он не видел Дайки уже две недели, так как тот вместе с командой отправился на матч в Нью-Йорк, но уже завтра они пересекутся. Довольно-таки редко выпадает, что и показ, и матч проходят в одном городе, и бывает так, что они по месяцам друг друга не видят, но никто из них никогда не жалуется, в конце концов, они пережили разлуку намного бóльшую, чем какой-то месяц.       Аомине все-таки вступил в национальную Японии, а Кагами не захотел перевода в НБА, хоть возможность была, и Кисэ почти уверен, что на его решение повлиял Куроко, но он никогда об этом не спрашивает, просто смысла не видит. Сейчас Аомине и Кагами видятся даже больше, чем он сам с Аомине, но лучше так. По крайней мере, пока они вместе, Рёта может не переживать из-за того, что Дайки может что-то натворить.       — Эй, а это не твой? — удивленно спрашивает девушка, указывая пальцем на экран телевизора. Кисэ переводит на нее недоуменный взгляд, а потом смотрит на телевизор. Присмотревшись, он понимает, что на экране действительно Дайки. — Это же повтор интервью после вчерашней игры! Слышал? Наши вчера сделали американцев!       — Не думал, что ты увлекаешься баскетболом, — отвечает Рёта, не сводя взгляда с экрана телевизора.       — И правильно, муж любит, ни одной игры не пропускает, хотя, когда узнал, что его любимчик встречается с моим коллегой, в себя прийти неделю не мог, — она пихает его плечом, начиная громко смеяться, а Рёта просто улыбается ей.       Впрочем, его давно не смущает реакция людей на их с Дайки отношения, по сути, ему уже давно плевать. Дайки сразу сказал, что ничего ни от кого не собирается скрывать, а Рёта, в любом случае, согласился бы на любое его решение.       Первое время их постоянно фотографировали, газеты пестрили разными легендами и статьями, в которых чего только не было, и, если это поначалу бесило, чуть позже начало вызывать лишь смех. Позже, когда Аомине подписал контракт с национальной, о них опять начали писать, но с каждым месяцем новостей становилось все меньше и меньше, разница была лишь в отношении. В каких-то странах их откровенно поддерживали, а в каких-то наоборот осуждали. Лично для них разницы и вовсе нет, после всего произошедшего больше всего они хотели плевать на общественное мнение, хоть их работы и связаны с этим напрямую.       — Сделай громче, — просит девушка, и парень, у которого в руке пульт, прибавляет звука. Кисэ смотрит на довольное лицо Аомине в экране. Тот разговаривает с симпатичной репортершей, которая явно заигрывает с ним, и иногда оборачивается назад, выискивая, скорее всего, Кагами. На его плечах полотенце, а форма немного липнет к телу из-за пота.       — Ваш сегодняшний бросок через все поле покорил всех! — говорит девушка, восторженно смотря на него, а Аомине спокойно пожимает плечами.       — Его все равно не засчитали.       — Да, но он был действительно великолепен, вы так не считаете? — девушка говорит очень быстро, и Рёта видит по его выражению лица, что ему до сих пор сложно воспринимать английскую речь. Ему вообще сложно дался английский, но когда Аомине останавливался перед сложностями?       — Все мои броски великолепны, — отвечает Дайки в своей манере, ухмыляясь, глядя в объектив камеры. Рёта не может сдержать своей улыбки. Девушка громко вздыхает, восхищенно глядя на него.       — А какой свой бросок вы считаете самым успешным? — спрашивает она. — Я слежу почти за всеми играми, вы с Кагами Тайгой просто невероятны!       — Лучший бросок?.. — повторяет он, а потом приподнимает бровь и начинает ухмыляться. — Мой лучший бросок был в средней школе, правда, мяч прилетел по башке Кисэ Рёте, — девушка сначала удивленно на него смотрит, а потом начинает улыбаться еще шире.       — Слышал? Слышал?! — девушка начинает трясти его плечо, а Рёта утыкается лбом в свою руку. — Офигеть! Вот же он крутой! — парни, которые смотрят телек, тоже поворачиваются к нему, а Рёта поднимается с дивана.       — Я переодеваться, — смущенно говорит он, не в силах сдержать улыбки. Дайки, разумеется, не первый раз говорит что-то подобное в интервью, не первый раз после таких его заявлений их достают папарацци, но тому, видимо, доставляет какое-то особое удовольствие показывать, что Рёта принадлежит ему.       Ну, а сам Рёта не против.       Менеджеры быстро отпускают их после того, как вновь напоминают о графике и о рейсе на самолет. Рёта направляется к себе домой. Его чемодан уже собран, да и он не особо много вещей берет туда, в конце концов, летит всего на четыре дня.       Аомине как-то упоминал, когда они созванивались, что ему придется остаться еще на неделю, но зато хотя бы эти четыре дня они будут вместе.       Он заходит внутрь квартиры и снимает с себя кеды. По квартире сразу можно понять, что Дайки дома нет. В прихожей не раскиданы его кроссовки, и на полу не валяется спортивная сумка, в гостиной не включен телевизор (а включен он даже если Дайки и не смотрит его), на кухне нет грязной посуды, из-за которой они постоянно спорят, чья очередь мыть, а кровать точно застелена.       Другими словами, в квартире пусто, и, наверное, это странно, скучать по тому, что Аомине мусорит на каждом шагу, но их жизнь, в принципе, сложно назвать не странной.       Его чемодан уже стоит в гостиной, и Рёта думает немного отдохнуть перед полетом, но сразу после того, как он сходил в душ, собираясь немного поспать после долгой репетиции, в дверь звонят.       Кисэ громко вздыхает и идет к шкафу, чтобы достать какую-нибудь домашнюю одежду, первой попавшейся оказывается довольно-таки старая синяя безрукавка Дайки и его собственные шорты. Шкаф выглядит очень пустым без большей части одежды Аомине.       На мокрое тело, еще и без белья, надевать одежду не самое приятное дело в мире, но в дверь звонят уже, кажется, сотый раз.       — Да иду я! — кричит Рёта, выходя из спальни. Он открывает входную дверь и видит, что на пороге стоит Момои, довольно улыбаясь ему. На ней до сих пор ее рабочая форма, а ее длинные волосы заплетены в высокий хвост. Рёта улыбается ей, а потом приглашает внутрь. Сатсуки целует его в щеку.       — Привет, Ки-чан, я принесла вещи, которые Дай-чан попросил, — она поднимает большой бумажный пакет, а Рёта заглядывает внутрь. Там лежит одна пара новых кроссовок, несколько быстрорастворимых раменов и мелкие аксессуары, типа напульсников и запасных шнурков. Еще он видит внутри несколько томиков манги и один журнал с Май-чан. — Зачем ему рамен? В Америке что, нет лапши? — спрашивает Рёта, приподнимая бровь. Он давно уже не реагирует на журналы с Май-чан. Раньше его это довольно-таки сильно бесило, но после того, как он случайно увидел в спортивной сумке Дайки, которую тот взял с собой в другую страну, журнал с собой на обложке, понял, что злиться причин нет. Момои пожимает плечами и передает ему пакет.       — Не знаю, но он меня заставил пойти и взять ему, я не смогла отказать, — Рёта улыбается и идет к чемодану.       — Да, ты никогда не умела этого делать.       — Будто бы ты, Ки-чан, не такой же, — говорит она, скрещивая руки на груди. — Между прочим, я волнуюсь за него, — Кисэ слушает ее, открывая чемодан и кладя туда пакет. На самом деле, на такие сборы Момои, как правило, ездит вместе с командой, но в этот раз она осталась в Японии с новичками. Говорит, начальство так потребовало. — Я заходила к Аомине-сан, и она…       — Говорила, какой я плохой, а ее муж кидал дротики в мои фотографии? — Рёта усмехается, а Сатсуки вздыхает и проводит ладонью по его руке.       — Ки-чан…       — Забей, — просто говорит он и опять закрывает чемодан.       С родителями они и, правда, до сих пор не нашли общего языка, ни Дайки с его, ни он сам с родителями Дайки. Те в открытую осуждали их образ жизни, но ни он, ни Дайки давно не реагируют.       Они ругаются по многим причинам, но родители никогда не бывают одной из них, и хоть ссоры иногда перерастают в громкие скандалы, иногда сопровождающиеся дракой, хоть и редко, но даже самая мелкая мысль о том, чтобы не быть вместе, – никогда не закрадывается им в голову.       Рёта не видит себя ни с кем другим, будь то девушка или другой парень. Он слишком любит Дайки, они слишком много пережили вместе, и ему кажется, что с каждым днем любовь все сильнее и сильнее, хоть чаще всего и бывает наоборот.       Первое время Рёта никак не мог привыкнуть ни к сленгу Дайки, ни к его поведению и некоторым привычкам, а того в свою очередь сильно бесила его привычка курить, но, в самом деле, обоим было так хорошо просто оттого, что они рядом друг с другом, что спорить или ссориться из-за этого было бы глупо.       Впрочем, несмотря на это, Дайки медленно, но верно забывал о привычках тюремной жизни, хотя, конечно же, не до конца, а Рёта бросил курить.       Кисэ часто спрашивал про тюрьму, чем очень сильно раздражал Аомине, но тот честно рассказал обо всем, что там было, рассказал о том, с кем там дружил, о том, кто ему оставил шрам на плече, о происхождении татуировки тоже рассказал, чем поверг в шок Рёту. Хотя Рёта после каждого такого рассказа становился очень загруженным, ведь Дайки все пережил на своей шкуре.       И Рёта знает, что больше всего Дайки винит себя за то, что его не было все это время рядом с ним, что он пошел на поводу у своих эмоций, вместо того, чтобы быть рядом. Рёта же всегда отвечал ему на это тем, что тот сделал для него намного больше, чем кто-либо из тех, кто был рядом.       Дайки говорил, что не хочет, чтобы Рёта считал его монстром, а Рёта говорил, что ему было бы все равно, даже если бы он и был им.       — Плохо, что вы так и не смогли поладить с родителями, — говорит Момои, присаживаясь на подлокотник дивана. Рёта разводит руками.       — Ты же знаешь, Дай-чи не любит моих родителей, а они не любят его, с его родителями та же ситуация. Да и, если честно, уже плевать, — Момои просто кивает ему, а Рёта не продолжает тему. — Хочешь мороженого?       — А то, — отвечает она, улыбаясь.       Момои уходит только через час, говорит, что должна встретиться с Асами. С ней и Дайки, и Сатсуки поддерживают теплую дружескую связь, а Рёта всегда будет благодарен ей за то, что та сделала для них всех.       Он выезжает в аэропорт за два часа до вылета. Там уже ждут другие модели и два их менеджера, те суетятся, забирают их паспорта, и, если присмотреться, можно заметить, как некоторые люди снимают их на свои телефоны.       Рёта чувствует легкую сонливость, он надеется, что проспит хотя бы половину полета, хотя им говорят, что лететь они будут около тринадцати часов. Хорошо хоть, что первым классом, агентство не поскупилось.       Он сидит возле окна, слушает симпатичную стюардессу и наблюдает за тем, как город становится все дальше и дальше. Из-за ночного неба весь Токио горит яркими огнями, сверху это смотрится еще красивее.       Рядом с ним сидит один из коллег, слушает музыку и, вероятнее всего, уже спит. Впрочем, Рёта тоже вскоре засыпает.       Полет достаточно долгий и изнурительный, из-за этого, когда он просыпается, он хочет только кофе и наконец выйти из чертового самолета поскорее. Пилот объявляет посадку, а Рёта смотрит на время. В Нью-Йорке около двенадцати ночи.       Паспортный контроль проходит достаточно быстро, хотя от долгого полета изрядно разболелась голова. Его коллеги такие же уставшие, как и он сам. Через пятнадцать минут он забирает свой чемодан и прощается с менеджерами, те опять напоминают про время, а он просто кивает.       В тот момент, когда он собирается пойти на выход, его останавливает знакомый низкий голос:       — Нужна помощь? — Рёта резко поворачивается и видит Дайки. Тот довольно на него смотрит. Сейчас на нем обычные широкие джинсы с крупными карманами, белая рубашка с короткими рукавами поверх черной кофты. В его синих глазах довольный блеск, а тонкие губы растянуты в ухмылку.       — Дай-чи! — удивленно говорит Рёта и направляется к нему. Он смотрит в его глаза. — Я думал, ты будешь ждать в отеле, — Аомине тянет его к себе одной рукой за шею и крепко целует в губы, а Кисэ сразу же отстраняется и начинает смотреть по сторонам. — С ума сошел?       — Я соскучился, — легко говорит Аомине, пожимая плечами, а Кисэ прикусывает свою губу и тоже улыбается.       — Я тоже. Очень-очень сильно, — Рёта кладет руку на его щеку, а, услышав тихий звук телефонной вспышки, нервно вздыхает. — Пошли отсюда?       — Да хрен с ними, нас миллион раз щелкали сосущимися, в США это даже модно сейчас, педиками быть, ко мне каждый второй мужик клеится, — Рёта слушает его, чуть приподняв бровь, а сам Дайки встает возле его плеча. Конечно, он давно привык к грубой речи Дайки, тот никогда не был особенно интеллигентным, но все-таки совсем не реагировать не мог, — Погнали, такси ждет.       Дайки идет чуть спереди, слушая то, как Рёта жалуется на репетиции, менеджеров, дизайнеров и всех вокруг, и со стороны может показаться, что тот не слушает, но Рёта уверен, тот запоминает все, что он говорит. Убеждался уже в этом не один раз.       Они кладут чемодан в багажник такси и садятся на задние сидения, Аомине говорит адрес отеля и, в принципе, не дождавшись ответа таксиста, притягивает Рёту к себе и целует.       — Дай… — его имя утихает в поцелуе, и Кисэ все-таки отвечает. Нельзя словами выразить, как его бесит эта привычка Дайки целовать и лапать его везде, где ему захочется. Да, он тоже очень сильно соскучился, но такое поведение позволить себе может только если напьется в стельку.       Руки Аомине забираются под его рубашку, а Кисэ дергает за короткие темные волосы, заставляя отстраниться.       — Может, сбавишь обороты? Я не собираюсь трахаться в этом такси.       — Мы бы и не успели, — ухмыляется Дайки, но все-таки отстраняется. Он самодовольно смотрит на взбешенного таксиста, показушно облизывая свои тонкие губы. И Рёта бы, конечно, спросил, почему Дайки решил побесить этого мужчину, но не уверен, что хочет знать.       В номере Дайки довольно-таки чисто, но Рёта уверен, что это только из-за того, что в них убираются три раза в день, впрочем, ему плевать на чистоту в номере, особенно когда Дайки начинает снимать с него одежду.       — Не оставляй засосов, у меня показ через два дня, — предупреждает Рёта, а Дайки недовольно на него смотрит. Кисэ начинает улыбаться. Он кладет руки на его щеки, прижимается всем телом и целует в губы, прикрывая свои глаза.       От этих поцелуев подгибаются колени, а в груди только безмерное чувство радости. Кисэ обнимает его за спину и утыкается носом в шею, прикрывая свои глаза. Аомине чувствует, как его длинные ресницы щекочут шею.       — Я так скучал, Дай-чи, — тихо говорит Кисэ, чуть сжимая его рубашку в кулаках. Он чувствует, как Аомине зарывается пальцами в его волосы и несильно тянет. Рёта заглядывает в его глаза, а Дайки смотрит на его губы.       — Сколько раз дрочил, думая обо мне? Признавайся, — Рёта краснеет, а потом начинает смеяться. Он мягко отталкивает его и качает головой.       — Умеешь ты весь романтичный настрой убить, — отвечает он, а Аомине ловит его за запястье и тянет к себе. Он обнимает его со спины и прикусывает раковину уха, где виднеется еще одна сережка.       — Я раз восемь, — тихо говорит Дайки, целуя за ухом. Рёта чувствует, как по коже пробегаются мурашки. — Каждый раз, когда по телеку тебя вижу, стоит, аж яйца болят, — он разворачивает его к себе и смотрит в глаза. — И да, я знаю, что ты устал, так что трахаться завтра будем, — он отстраняется от него и снимает свою рубашку с кофтой, а потом начинает расстегивать джинсы. — Предлагаю по очереди в душ и спать, — Аомине раздевается и раскидывает свои вещи, и Кисэ не может оторвать взгляда от него.       Не из-за того, что тот до трясучки сексуальный, и Рёта с радостью бы всю ночь его из кровати не выпускал, а просто из-за того, что даже сейчас, в отеле, в совершенно другой стране, в другом городе, Дайки выглядит и ведет себя настолько по-домашнему, что от этого сердце бьется так быстро, как это вообще возможно.       Дайки остается в одних боксерках и хочет зайти в ванную и закрыть за собой дверь, когда Рёта окликает его:       — Дайки, — зовет он, а Аомине поворачивается всем корпусом.       — А?       — Я тебя люблю, — просто говорит Рёта, улыбаясь. Он прикусывает верхнюю губу и опускает взгляд, пока Дайки пристально смотрит на него. — Я давно тебе этого не говорил, — продолжает Рёта, а когда поднимает взгляд, видит, что Дайки широко улыбается, опираясь на косяк двери плечом.       — Идем со мной, — говорит он, кивая на душевую кабинку, а Рёта улыбается и быстро кивает, подходя к нему.       Моются быстро, Дайки нарочно выливает на него все тюбики, которые только находит, переключает воду на холодную, пока он не видит, и Рёта просто качает головой, потому что этому парню, этому мужчине в этом году исполнится двадцать семь, а ведет себя как подросток.       Они достаточно долго стоят под струями воды и — между мытьем и страданиями фигней — долго-долго целуются.       Рёта чувствует, что как только ляжет на кровать, сразу вырубится, впрочем, он оказывается почти прав. Он ложится первым, Дайки присоединяется после того, как выключает свет.       Он притягивает Рёту к себе, закидывает на него ногу и что-то очень тихо говорит, и Рёта, даже не слыша, знает, что именно тот сказал.       Утром Рёта не будит Дайки. Он долго смотрит на него, сидя на кровати рядом. Смотрит на повзрослевшее лицо, на короткие темные волосы, на шрам на брови, на совсем едва заметные морщинки в уголках глаз, оттого, что тот много улыбается. Время поджимает, но почему-то на сердце очень легко.       Рука Аомине лежит на его талии, и Кисэ осторожно убирает ее, в очередной раз отмечая, что эта татуировка хоть и абсолютно бессмысленная, смотрится довольно-таки круто. Хотя, может, он просто слишком сильно привык к ней.       Он старается одеваться тихо и, хоть он и не долго спал, все равно чувствует себя выспавшимся. Перед тем, как выйти из номера, он накрывает полностью скинувшего одеяло Дайки по плечи, а тот на секунду приоткрывает глаза, но потом опять закрывает их. Рёта уверен, что тот не проснулся.       В агентстве все, как всегда, нервные и уставшие, но Кисэ слишком привык к своей работе, которую, на самом деле, любит, чтобы на что-то жаловаться. Он вообще считает, что они с Дайки достаточно хорошо устроились в жизни, даже несмотря на все то откровенное дерьмо, что с ними произошло.       В конце концов, сейчас он не может не быть счастливым, пусть и прошлое никогда не оставит их обоих. Да ему и не нужно забывать то, что произошло. Он научился с этим жить, они оба научились. Все-таки все, что произошло, сделало их теми, кем они сейчас являются.       Конечно же, то, что Дайки сидел в тюрьме, не стало секретом, и многие фанаты откровенно удивлялись, как же на это закрыли глаза, вплоть до того, как видели его игру. Некоторые дотошные узнавали причину его судимости, но это редко влияло на что-то действительно важное для них обоих.       Кисэ отпускают ближе к пяти вечера, но он не чувствует себя уставшим. Аомине звонит только несколько раз, и сейчас Кисэ направляется к небольшой кофейне, где тот уже ждет его.       Он сразу видит его за большой стойкой на улице. Тот в темной кепке и спортивной одежде, рядом с его ногой баскетбольный мяч. Когда он замечает Рёту, начинает улыбаться.       Кисэ идет к нему и берет его картонный стаканчик, опираясь на стойку локтями.       — Мог бы и мне взять, — говорит он, тоже улыбаясь, а Аомине указывает на баристу через прозрачные стены. — И зачем тебе мяч? — на самом деле, Рёта и вспомнить не может, когда последний раз играл в баскетбол, у обоих почти всегда времени нет, а если и есть, то тратят его не на баскетбол уж точно. Тем более Аомине его в жизни и так хватает.       — Она меня узнала, — говорит он, пихая Рёту в плечо. Он начинает ухмыляться, а Рёта приподнимает бровь.       — Флиртовала с тобой? — спрашивает он, отпивая немного кофе. В его голосе нет ревности, хотя они, в принципе, нечасто друг друга ревнуют. Разве что в целях профилактики и если уж совсем скучно. Дайки ревнует лишь к определенным людям, и то, слишком уверен в том, что любая ревность беспочвенна.       Хотя собственнические замашки Аомине все равно довольно-таки часто бывают причинами их ссор.       Он отстраняется от стойки и притягивает к себе ногой мяч, подкидывает и ловит его. Аомине наблюдает за ним, а потом пожимает плечами.       — Нет, сказала, чтобы мы с тобой поженились прям здесь, раз в Японии этого сделать нельзя, — Кисэ поперхнулся кофе, а Аомине не смог сдержать смеха. На щеках Рёты расцветает румянец. — Что? Хочешь, кольцами обменяемся?       — Ты что, предложение мне делаешь? — спрашивает Рёта, приподнимая бровь. — Причем таким идиотским способом?       — Да ладно, Рёта, я бы давно тебе кольцо на палец надел, ты же знаешь, — серьезно отвечает Дайки, и Рёта не может понять, шутит ли тот или нет, почему-то ему кажется, что парень просто издевается над ним, но взгляд синих глаз как никогда серьезен.       — Какой смысл? Мы живем в Токио, а не в Нью-Йорке, — Дайки смеется и тянет его на себя. — Так зачем ты мяч взял?       — Мы давно один на один не играли, — отвечает Дайки, обнимая его за плечо. — Тем более у нас обоих сегодня выходной. Неподалеку площадку для стрита видел.       — Хорошо, — отвечает Рёта. В принципе, он одет удобно, в свободные джинсы, такую же свободную красную футболку и кеды. Кисэ смотрит в его глаза, а Аомине ухмыляется ему, и он знает, что тот думает совсем не о баскетболе.       — Какое кольцо хочешь?       — Дай-чи! — Кисэ отворачивается, а Аомине останавливается перед ним и приподнимает его голову за подбородок. Сейчас ему все равно, что вокруг люди, хотя его это никогда не волновало особенно.       — Мне тридцатник скоро, почему бы я не должен хотеть этого? — Рёта хмурится и отводит взгляд, а потом кивает.       — Ладно, хорошо, — он приподнимает баскетбольный мяч на уровень их груди, а Дайки недоуменно смотрит на него.       — Что?       — Если выиграю тебя, то я за, — Аомине громко фыркает.       — Ты, хитрожопый засранец, ни разу меня не выиграл один на один, — Рёта ухмыляется ему и отворачивается, начиная чеканить мяч об асфальт.       — Ну, может, сегодня все будет по-другому? — он слышит, как Дайки кидает тихий смешок и встает рядом с ним.       Он, в общем, на автомате становится к нему еще ближе. Аомине треплет его волосы и тихо выругивается, потому что они забыли стаканчик с кофе, а вспоминает он об этом уже тогда, когда они подходят к площадке.       Впрочем, он быстро об этом забывает и начинает нарочно говорить про то, как засунет его в кружевное свадебное платье с фатой, и почему-то Кисэ даже не удивляется, когда впервые выигрывает у Аомине, а все его споры на то, что поддаваться нечестно, затыкаются либо поцелуями, либо еще более громким спором, что никто вообще не думал жульничать.       В любом случае, сейчас Рёте все равно эта идея не кажется такой безумной, главное, чтобы без платья, в конце концов, Дайки всегда был непредсказуемым, впрочем, Рёта и так знает, что проведет с ним всю жизнь, он не против дать клятву.