Петербург — Чикаго

Тем, что в народе называют топографическим кретинизмом, Женя, как ему самому думалось, никогда не страдал, а скорее даже наоборот — он с поразительной легкостью ориентировался на незнакомой местности и уж тем более в незнакомом здании. Сегодня, однако, с этим никак не клеилось: то ли свой отпечаток наложила так некстати одолевшая простуда, то ли волнение перед первой тренировкой в новом клубе напрочь вышибло из затуманенной головы все навыки, кроме непосредственно профессиональных, — и в результате Женя, всхлипывая и время от времени закашливаясь, уже полчаса плутал по коридорам Ледового дворца. И, разумеется, не предполагал, что за ним прямо сейчас пытается угнаться один из его новоиспеченных одноклубников. Артемий, в свою очередь, имел весьма отдалённое представление о человеке, на поиски которого был отправлен в дебри Ледового своими дорогими коллегами. Ну, во-первых, его зовут Евгений Дадонов. Во-вторых, он уже успел поиграть в НХЛ, после провел пару сезонов в «Донбассе» и, наконец, приехал в Петербург. В-третьих, они уже пересекались и даже играли за одну школу, но это было так давно, что вряд ли один дружески поприветствовал бы другого, встреться они лицом к лицу где-нибудь на улице. А жаль. Сурового челябинского хоккеиста Евгения Тёме описали как серьезного, крепкого, сравнительно невысокого, но (видимо, это было важно) симпатичного парня. Что делать с этой информацией, впрочем, Артемий не понял — но никуда не денешься, надо искать. Искать, пристально вглядываясь в лицо каждого прохожего, чтобы случайно не пропустить того-самого-Женю-Дадонова. Женю, который, конечно, не пришёл бы на первую тренировку, укутавшись посреди июля в тёплый шарф, и не разглядывал бы каждую надпись так не по-челябински жалобно, периодически обращая взгляд потерявшегося котёнка на проходящих мимо людей в тихой мольбе о помощи. — Апчхи! Утерев нос дурацким розовым платочком, загадочный человек-кокон обернулся и взглянул на маленького кудрявого мальчика в майке с символикой СКА. Про себя усмехнулся: м-да, на коллегу не похож, конечно, — но подумал, что у этого пацана с очень умным в своей детской наивности личиком можно попробовать спросить дорогу до раздевалок. Обратиться не успел — тот раскрыл рот первым: — Извините, а вы тут хоккеиста не видели? Повисла неловкая пауза. Женя вгляделся в лицо мальчишки. — А я тебя знаю, — и расплылся в очаровательной улыбке, глядя Панарину, явно слегка подвисшему от разрыва шаблонов, прямо в глаза. Тёма на почему-то ватных ногах добрёл до своей долгожданной находки, кое-как отыскал у неё руку, схватился и, всячески стараясь игнорировать странное, незнакомое, пронизывающее внутренности волнение, зашагал по знакомым ходам лабиринта в сторону раздевалок. — И тебе доброе утро, Тём, — буркнул Женя, выглядывая исподлобья на спасителя. — Но спасибо, что нашёл. Артемий вздрогнул. — Как-как ты меня назвал? — Тёма. Тёмыч, — Женя тихонько хихикнул. — Не нравится? — Тебе, Дадон, — на губах Тёмы скользнула ухмылка, когда спутник демонстративно сдвинул брови и надулся, — можно. Не жарко, а? — Знаешь, не было, — Женя надвинул шарф на нос и упёрся взглядом в пол, но даже так заметить довольную улыбочку было легко, — пока кто-то не заявился. Дальше шли молча.