Сладость

Глаза слипались. Влажные от пота волосы неприятно липли ко лбу. Отголоски ударов взбесившихся мясников и собирателей вызывали мерзкую дрожь во всём теле. Артемий бесконечно устал, осунулся, запаршивел, но сегодня это не помешало обрезу не дрогнуть в его руках. С Болота он ушёл с чувством выполненного долга, стараясь не думать о степнячке, оставшейся лежать на раскалённой от напряжения земле. Потому что Город, в отличие от Степи, пылал. Потому что изголодавшаяся Песчанка уже вовсю резвилась на узких улочках и в скромненьких домах, обгладывая людей, словно куриные кости. Отдавая ещё тёплое сердце Бакалавру (чуть скривившемуся от отвращения), он считал минуты до побега из «Омута». Без сомнения, он со своими степными повадками был явно лишним в этом царстве эгоцентризма и декаданса. Раздражало здесь всё: яркий свет ламп, окутавшая всё и вся пастель, сладкий запах и сладкая Ева. Настолько сладкая, настолько приторная, что сводило зубы. С другой стороны, Ева хорошо разряжает атмосферу ненависти вокруг твердолобого Данковского. Сердце пришлось Бакалавру по душе, благо, в подробности его получения учёный вдумываться не стал (или сделал вид, что не стал). Раскланялись они быстро, желая поскорее разбежаться по своим норам. По лестнице Бурах спускался медленно, еле сгибая ноги в коленях, и надеялся, что не рухнет прямо посреди гостиной госпожи Ян. Главное - добраться до Узлов, а уж там как пойдёт… Гостиная «Омута» встретила его непривычным полумраком. «Отлично, Ева решила позабавиться. Опять». - Это ты, Потрошитель? – донёсся хмельной голос откуда-то слева. – Подойди ко мне, пожалуйста. Сама, боюсь, не смогу. - Кто же этак тебя неволит? – усмехнулся Бурах, разглядывая сидящую на лежанке Еву. Она болтала ногами и покачивалась в такт мелодии, звучащей в её голове. На этот раз она его не боялась. - Твирин, - пожала плечами девушка, чуть откидываясь назад и глядя Артемию в глаза, - он шепчет мне, но я не слышу его полностью. А я хочу почувствовать его…воспарить облаком дурмана над Степью и окутать дыханием Город… - Насколько я помню, тебе противопоказано парить. Насколько я помню, сегодня утром Стаматин с Грифом в четыре руки снимали тебя с крыши Собора. - Вот-вот, - Ева закивала быстро-быстро, словно надеясь, что это поможет дурной голове скорее оторваться. – Андрей сказал, что моя жертва не сотворит того чуда, которое требуется Собору… Артемий, превозмогая не самые приятные ощущения, присел на корточки, не сводя взгляда с разрумянившегося девичьего лица. - От меня-то тебе чего надо? – он осторожно провёл ладонью по гладкой тёплой коленке. - Знаешь, то, о чём я хочу тебя попросить, возможно, насторожит тебя, - она придвинулась ближе, и Гаруспик увидел, насколько расширены её зрачки, - ты – ойнон, ты – менху, ты – тот, кто мне очень-очень нужен… - она сглотнула, - я хочу, чтобы ты раскрыл меня для червей. Бурах вздрогнул, но руку не убрал. - Что ты придумала на этот раз, Ева? – он тоже придвинулся к ней, так, чтобы их носы почти соприкасались. – Столько людей носится вокруг тебя, горы готовы кинуть к твоим босым ногам…зачем ты так жестока к ним? - Ты не понимаешь! – зашептала Ян, чуть брызнув слюной ему лицо, - я хочу облегчить их страдания, стать их отдушиной, их покоем, приносить им успокоение… - Вот чего-чего, а успокоения ты не приносишь, - Артемий усмехнулся и уткнулся носом в её шею. О боги, какой тошнотворный запах! Сладость на сладости и сладостью погоняет… На какое-то мгновение они замерли. Убийца и самоубийца. Потрошитель и истязательница чужих душ. В их молчании не было того откровения, которое возникает у влюблённых или наречённых. Они поглощали друг друга, упивались друг другом, зная, что всё равно разлетятся в разные стороны под действием каких-то сил. (Всё же Гаруспик боялся диатеза (в шутку ли?); а Ева, с какой стороны ни посмотри, везде сахарная, ни одного пресного местечка не найдёшь). - Знаешь, милая Ева, - он выдохнул ей в шею, - я редко кому это говорю. Признаться, никому не говорил до сегодняшнего дня. Ты должна жить. Она сжала его плечи. Отодвинула. Вгляделась мужчине в лицо. - Зачем? – недоумённо спросила она, - какова моя цель? Что я могу сделать для людей с помощью своей жизни? - Тебе кажется, что если в твоей жизни нет смысла, то в смерти-то он точно будет? – Артемий уже начал раздражаться. – Ева, послушай меня. Не голоса в своей голове, не твириновый дурман, а меня. Я сейчас буду говорить тебе, как убийца. Как человек, который любит резать людей и забирать их внутренности, - он чеканил слова, надеясь, что Ян запомнит каждое из них, - мне наплевать, что думают о тебе другие, мне наплевать, что ты сама о себе думаешь. Ты. Должна. Жить. Ты украшаешь этот мир, Ева, одним своим присутствием. Ты заставляешь даже самых отвратительных людей совершать поступки. Ты способна поднять на уши весь город, потому что тебя любят все без исключения. А ещё, - уголки губ чуть приподнялись, - ты самая большая заноза в заднице, которую я когда-либо встречал. Ева, не усложняй ничего. Кругом и так полно трупов, и порой неважно, бьются их сердца или нет. Не заставляй других страдать, Ева, ибо страдания эти будут бессмысленны, ведь голова твоя всегда пуста…люди трепещут перед твоей глупостью, не заставляй их рыдать над твоей решимостью... Гаруспик не любил пламенные пафосные речи, но эта, кажется, даже возымела какой-то эффект. Ева Ян будто бы протрезвела. На её лице отразилось достаточно много эмоций: удивление, настороженность, неверие, прозрение…а потом и вовсе ничего не отразилось, потому что девушка прикрыла свой лик ладонями. - Думаешь, мне стоит попросить прощения? – тихонько спросила она. - Думаю, не стоит совершать глупостей, - в последний раз проведя шершавой ладонью по нежной щеке, Артемий встал и поплёлся к выходу. - Капелла не ошиблась в тебе, Артемий Бурах, - это уже было сказано в спину, но Гаруспик остановился. – Ваша дружба…продуктивна. - А вот это уже немного не твоё дело, - проговорил он с каменным лицом, замечая стоящего на лестнице Бакалавра. Глаза последнего расширились, что говорило о высшей степени изумления. «Ну уж, нет. Разбирайтесь без меня, ребятки. Задрали». Уже толкая дверь, Бурах подумал, что у него открылось второе дыхание. До "Сгустка" дотянет, а сейчас это самое главное.