Бежит Койот Брэдли

Койот пришёл из придорожных кафешек, жарких ночей, нелюбви к кленовому сиропу, многочисленных фестивалей и дней рождений. Но каждый день рождения — чей-то день смерти. Люди редко об этом задумываются — обычно мысль приходит, как ужасное озарение, когда голова тяжелеет от усталости, тело отказывается двигаться, а по телевизору перечисляют очередной сборник мировых несчастий. Койот Брэдли, который водил дружбу не с одной и даже не с двумя Смертями, иногда думал об этом, глядя в расчерченное дождём стекло движущегося автомобиля. Они ехали в автобусе, наполненном уставшими телами и покрошенными судьбами, которые не скрашивали ни наличие вайфая, ни розетки у каждого кресла, ни биотуалет. Ехали так долго, что дождь успел вымыть тьму ночи в белесые потёки рассвета, а Джек — свернуться на своём месте клубком, накрыв чёрный шершавый нос рыжим с белым хвостом. — Извините, — шедшая в заднюю часть салона проводница легонько тронула Брэдли за плечо. — Но как вас пропустили с собакой? — Извиняю, — Койот сморгнул с ресниц остатки сна. — И это не собака, это лис. — Оу, — выдавила женщина и поспешила вперёд. То есть назад. Зря она пошла в проводницы. С пьяными или обдолбанными разбираться сложнее, чем с уставшим создателем Вселенной. Или со старушкой, которая пронесёт в сумке трёх котов, каталку колбасы и заряженный пистолет. Койот умел уговаривать людей так, что они не замечали того, что вообще думали иначе. Не то чтобы Джек всегда был лисом. И не то чтобы он мог причинить неудобства кому-то в салоне — в конце концов, он был очень воспитанным для своего возраста зверем. Брэдли повернулся, облокотился на спинку кресла и широко улыбнулся сидящему позади Волку: — А может, она тебя имела в виду? Волк нахмурился — хотя и до того сидел мрачнее тучи. Голова спящей Совы скользнула на его плечо. Её гладкая белая маска чуть сбилась, дыхание под ней стало прерывистым — она согнула пальцы, словно те были когтями. Сейчас она казалась даже ещё более юной, чем вчера. Или позавчера. Или в тот раз, когда была морщинистой старухой, заражённой паразитом. Интересно, что снилось ей? Погоня за кроликом? Проводы очередного умершего? — Что вообще видят Смерти во сне? Брэдли и не подумал бы, что произнёс это вслух, если б Дуйэн не ответил: — Обычно свою работу. Он кивнул на пальцы Белой Совы, которые продолжали изображать из себя когти и скребли по обивке автобусных кресел. — А что снилось тебе? Волк замер, словно превратился в каменную копию самого себя, какие высекали когда-то в горных племенах и выставляли за пределами деревни. Чтобы отгонял беду. — Ладно, забудь, что спросил, — улыбка Брэдли потухла, как перегоревшая лампочка, и он вернулся на своё место. У Дуэйна зачесались руки. И кожа — там, где во сне её касались. Он не любил, когда до него дотрагивались — как во сне, так и наяву. Зачесался и язык, за которым свернулось смертоносное, холодное, вечное… Была причина, по которой Волк раскрывал рот только по делу или выплёвывая из себя слова. Была причина, по которой ему снились кошмары. Дуэйну совсем некстати захотелось извиниться, но такой уж эффект оказывает Койот даже на небожителей. И обида, и неловкость — одинаковые катализаторы. У Волка зачесалось за ухом. Сова резко подняла голову, крутанула ей чуть ли не сто восемьдесят градусов и просипела: — Приехали что ли? Словно в ответ автобус зашипел и остановился. *** — Каждый Хэллоуин думаю вырастить себе звериную голову, обвести глаза золотой краской и поражать людей развитием аниматроники! — заявил Койот, держа в руках резиновую маску с лицом президента, от которой пахло предсказуемо резиной и ещё дешевизной. Во всех маленьких городишках, мимо которых они проезжали, уже открыли свои двери хэллоуиновские магазины, а в меню кафешек ворвались пряности, тыквы и дешёвые сладости в оранжево-чёрной гамме. — Счастливого дня смерти! — улыбка продавшицы была ослепительной. — Спасибо, — пробормотал Брэдли и забрал пакет с покупками. — Вроде, не август?* И точно не ноябрь. Мы что, во временном кармане? — размышлял вслух Брэдли, а все шедшие им навстречу люди возвещали “Счастливого дня смерти!” Волку хотелось рычать. Уши улавливали неслышные трели “Паучьх снов”**, джазовой смерти, которая преследовала их по пятам. Тринадцать. Тринадцать Охотников на пути. Семнадцать новых шрамов. И пойди-разбери, счастливые ли числа или несчастливые. Первыми были несколько Пауков. Потом Бизон. Потом Белка. И все потихоньку тянулись в самый центр мироздания, туда, куда их нельзя было пускать. Пытались привлечь внимание, обезглавливая Звёзды. Чуть не загрызли Опоссума. Оторвали хвост Зелёной Девушки. Волк тоже был охотником. Осторожным и хитрым. Одним из самых лучших. И как он только не заметил, что превратился из охотника в преследуемого? Не в жертву. Смерть может вообще стать жертвой? Безымянный город на границе холода и тепла — старая мина, которой повезло всё-таки дождаться своего часа. Капкан с заржавевшими зубьями. Из таких возможно уехать на автобусе или поезде? — Что ты хочешь от города, где компания, названная в честь гончей***, не разрешает перевозить собак? Вместе с Койотом, казалось, остановился целый пласт реальности: листья, гонимые ветром, пришпилились к асфальту, заткнулась какая-то маленькая птичка за почтовых ящиком, даже прохожие начали шептать своё загадочное “Счастливого дня смерти”. — Скала пошутил! Ольга, срочно записывай в ту книжицу, которую нам подарили! Будем отмечать, как праздник! Вот уж действительно “День Смерти”. Белая Сова в самом деле полезла в складки своей накидки из перьев и выудила оттуда записную книжку. Она звякнула ей об ящик с газетами и черкнула что-то внутри. — Ты серьёзно? — Должна же хоть одна смерть оставаться в здравом уме и твёрдой памяти, — пробурчала Ольга и получше запахнула импровизированные “крылья”. Дуэйн выдохнул. Отвлечь вышло. И как теперь утащить их отсюда, особенно когда сказочник учуял запах истории? Ничто ведь не происходит просто так. Волк мог бы разобраться и сам, как разбирался прежде. Но теперь… Теперь Охотником был целый город. И люди. Не боги, не герои, а люди, которых Койот так любил обводить вокруг пальца, с которыми любил смеяться, которых любил направлять на нужный путь. Это уже не шутка. Это уже не просто Охота. Не просто красные флажки, которыми загоняют добычу. Это вызов. Волк ведь сам был отменным охотником — как при жизни, так и после смерти. Тревожный способ умереть — быть пожранным историей. И наверняка глупой, к тому же. Волк почти решился угнать ближайшую машину, затолкать всех внутрь и дать по газам. Чутьё подсказывало ему, что ничего хорошего из этого не получится: дорога, скорее всего, выкинет их обратно, и они так и будут проезжать мимо одной и той же автобусной станции, хэллоуиновского магазина, и людей, желавших счастливого дня смерти. А потом Койот рванул в сторону попавшегося на их пути сквера — так быстро, словно в нём проснулись первобытные инстинкты, и он увидел кролика. (А в былые времена Койот носился за Кроликами только для того, чтобы отплатить за тот раз, когда один очень смышлёный Кролик его сильно испугал.) — Брэдли! — только и успели на два голоса прокричать брат с сестрой. Лис, конечно, ринулся следом, всё ещё одетый в шкуру. В сквере, у памятника какому-то отважному вырезателю семей или, может, писателю (иногда одного трудно отличить от другого), стояла в своём цветастом платье и невыразимым лицом Катрина. Держала в руках свечу, которая то и дело потухала и загоралась вновь. И была не совсем собой — и не только потому, что была по ту сторону границы. — Счастливого дня смерти, — произнесла она голосом шелестящим и бесцветным, совсем не подходящим для фестивалей и песен. Слои её множественных чернели на глазах, сворачивались и опадали, как листья. Земля вокруг была чёрной от пепла. Волка и Сову окружили люди, не просто люди, толпы их — словно он не появились прямо из воздуха, а всегда были там, неестественно весёлые, повторяющие, как мантру “Счастливого дня смерти”. Катрина плавилась и тускнела. Джек потерялся в толпе, среди леса ног, и выбрался у автобусной остановки на другом конце города, у одного из ржавеющих зубьев капкана. Дуэйн скрипел зубами — людей было слишком много, и каждый задевал его шрамы, и пытающуюся помочь Ольгу унесло толпой в сторону, осталась только её перьевая накидка, в которую он вцепился, как в землю у той реки, где когда-то проглотил смерть. Город поглощал их. Джек скинул рыжую шкуру и сидел под навесом у банкомата, пытаясь вспомнить своё имя. С губ срывалось только “Счастливого дня смерти” — и прохожие кидали ему монеты и ответные поздравления. Ольга сгорбилась у кафешки со стёршейся вывеской — ей вдруг отчаянно захотелось сесть в лодку и куда-нибудь уплыть. Но вокруг было только море людей, а в таком уплыть можно только не куда-то, а от кого-то. Дуэйн всё ещё помнил. У него давно уже не было ничего, кроме своего имени, и смерти в глотке. Нужно найти Лиса. Нужно найти Сову. И Койота тоже, потому что всё тянется именно… Лай Койота ни с чем не спутаешь. Даже в окружении секты, внутри людского капкана, с плавящимся на глазах временем. Вселенная притормозила. Совсем слегка: перебросила пару песчинок, скрипнула механизмами и покатила дальше. Койот не засмеялся. Он запел. Что-то повторяющееся, снова и снова, на языке, который Волк почти уже позабыл. Одно и то же по кругу. Счастливого дня смерти. “Это ведь о тебе”, — подумал Волк. — “Тебе её желают, за тобой охотятся, с тех самых пор, как карты Барона рассказали тебе о чём-то важном, а, может, ещё раньше. И эта смерть — не я, со мной было бы проще, я, по крайней мере, играю честно.” И Койот… он ведь знает. Наверняка знает. И об Охотниках, которых находит Волк. И о том, почему дорога ведёт на север. И о дне своей смерти, который, как и любой другой день, будет счастливым. (Просто не сегодняшним). Ведь день смерти — это и день чьего-то рождения. *** Город не превратился в туман и не пропал, как можно было ожидать. Он не захлопнулся, как прочитанная книга. Не стёк в ближайшую реку, как акварель в неумелых руках. Он остался почти прежним, только совсем пустым. Безымянным и безлюдным. — Провозглашаю этот город Койот-тауном! Они сидели впятером на длинной лавке у Грейхаунда, ожидая заблудившегося автобуса, чей маршрут почему-то пролегал через никому не нужный город. Волк не выдержал, фыркнул. Только Брэдли мог назвать неразорвавшуюся мину в свою честь. Хотя, почему бы и нет? Катрина мяла почерневшее платье так сильно, что был слышен треск её костяшек. Она, конечно, стала сердцем капкана, сама того не заметив. Как оказалась здесь? Почему? Может, увлеклась, зажигая свечи по всему континенту, и не заметила, как оплели её “Паучьи сны”? — Катрина, будешь мэром! Самый лучший фестивальный Дио дэ муэртос***** по эту сторону границ! Самые лучшие калаверы! И вафли! Без всякого кленового сиропа! А Джек..! Койот не заткнулся даже тогда, когда они остановили трейлер с Хи-мэном на двери, и когда загрузились туда, поделив место с детьми дамы-водителя. Дети были от их компании в восторге. Все были. Кроме бывшего владельца Койот-тауна, помешавшегося на джазе и на конце света. Но он остался далеко позади. ____________________________________________ *напоминаю, что во времена империи ацтеков праздник, похожий на День мертвых, отмечался в девятый месяц ацтекского календаря, который приходится на современный август. **https://music.yandex.ru/album/2504881 - Паучьи сны ***https://en.wikipedia.org/wiki/Greyhound_Lines ****https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B0%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%BD%D0%B0_(%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%B2%D1%8E%D1%80%D0%B0) - Катрина калавера и тут - ипостась Санта Муэрте (Миктлансиуатль) тоже.