Wiatr we wlosach

Пришли холода, и я решил, что пора бы затеять генеральную уборку в маленьком домике у моря, где мы с Польшей частенько проводили выходные. Уже выпал снег, уже замерзают лужи, да и работы становится всё больше… В общем, было ясно, что, по крайней мере, в этом году мы туда на отдых не поедем. Фелек, когда я сообщил ему всё это по телефону, убирать в уютной резиденции наотрез отказался, сказав, что у него есть какие-то чрезвычайно важные срочные бумаги. «Я бы с удовольствием, moja miłość, но времени тотально не хватает. Ты не мог бы, типа, сам справиться?», — тараторил он. Ладно, выбора у меня не оставалось, а Райвис даже согласился помочь, если я не буду против. Вот так вдвоём мы и отправились в путь. Домик привычно встретил меня скрипом дверей и половиц, тишиной, уютом и пылью, покрывшей абсолютно всё. Латвия, увидевший всё это впервые, удивлённо переходил из одной комнатки в другую, иногда брал в руки какой-то предмет, улыбался и возвращал на место. Наконец мне удалось частично разыскать, а частично выгрузить из багажника всё, что могло понадобиться в процессе уборки, и мы принялись за дело. И я, и Райвис работали с пылом, желая поскорее покончить со всей грязью и беспорядком, перекусить и вернуться домой. Пока названый брат мыл окна с улицы, я собирал все вещи, которые следовало забрать домой, чтобы с ними здесь за зиму ничего не случилось. Или чтобы просто постирать. Постепенно мы добрались до небольшой уютной спаленки. Я попросил Латвию аккуратно сложить постельное бельё и занавески, уже снятые с карниза, а сам открыл старый дубовый шкаф и видавший гораздо лучшие времена комод. В шкафу оставалось ещё немного одежды, и я забрал всю, с трудом различая, где моя, а где Фелекова. В ящичках комода был настоящий первозданный Хаос, среди которого красовался потрёпанный блокнотик с милыми гуцульскими пони на обложке. Его я тоже решил захватить — уж больно интересно стало, что там может быть. Уже дома, завернувшись в одеяло и поджав под себя ноги, я, решил узнать, что же привёз с собой. С некоторым замиранием сердца раскрыв блокнот, я мгновенно узнал угловатый почерк Польши, которым было исписано много страниц. Что ж, похоже, у меня в руках ничто иное, как его дневник. И, наверное, будет немного нетактично с моей стороны его читать, так что… — Алло, Феликс? — Лит, я, типа, немного занят. Говори быстро. — Я твой дневник нашёл. Можно… — Да читай столько, сколько тотально сможешь. Там всё равно ничего важного! Теперь я с чистой совестью, вспоминая польский язык, принялся за чтение. «Здравствуй, дорогой дневник. Тьфу, так тотально тупо начинать этой заезженной фразочкой, ну! В общем, теперь я буду писать тут обо всём, что со мной происходит. Вот прям щас, например, я сижу в обнимку с подушкой, а Лит распаковывает вещи. Он такой тотально милый, когда делает что-то, в чём я мог бы помочь, сам! Ну это, кажется, не особо важно. Ах да, сегодня мы снова приехали в этот прикольный дом. Интересно, зачем тут море? Всё равно чот холодно, купаться нельзя. Лучше бы в горах где-нибудь, эх…» Хм, я и не знал, что ему не по нраву эта местность. Кажется, я даже не помню, спрашивал ли я у него, где ему больше нравится. «Хах, вот и я. Сегодня случайно встретил Пруссию. Он всё такой же кретин, снова выбешивал меня и рассказывал свои идиотские шуточки. Тоже мне, Петросянище! Надо бы с Иваном посоветоваться, вдвоём мы выбьем из него эту дурь. Будет знать, как выпендриваться и заявлять о себе!» Это что, шутка какая-то? Неужели в моём светлом и добром Феликсе есть что-то эдакое? Быть может, мне просто показалось, и следующая запись убедит меня в поспешности сделанных выводов? «Ем краковскую колбасу, пока Лит не видит. Он сказал, что сегодня у нас овощной день. Господи, ну разве можно такую бредятину устраивать именно тогда, когда я привёз на отдых целый ящик этого добра? Фу, как жестоко с его стороны. А ещё говорит, что любит… Блин, это не его шаги? ..» Ну что ему, так уж трудно было сказать мне, что он недоволен моим решением и не согласен со мной? Хотя, зная Польшу, он, скорее всего, превратил всё это в игру. Что ж, пусть так, если это ему больше нравится. «Сегодня решил разнообразить отдых и почитать какую-нибудь возвышенную литературу. М-да, типа, жутко, что я не догадался взять с собой какие-нибудь книги… Ладно, что у нас тут на полке? О, надо же, русские поэты! Интересно, кому из нас Ваня в своё время всучил эту книженцию? Ну ничо, прорвёмся. Где тут содержание? Маяковский? Хм, кажется, я о нём уже слышал. Ну-с, приступим…» На этом запись окончилась, зато под ней я, с некоторым трудом «перестроившись» с польского на русский, смог прочесть стихотворение «Послушайте». Да, я уже видел его раньше, и даже не раз. Да, чем-то оно меня зацепило в своё время. Но… Интересно, чем именно оно запало в душу Польши? Уж я-то знаю, просто так он не стал бы переписывать в свой дневник что-то. Ещё и на языке автора. Хм… Кажется, следующая запись содержит размышления и впечатления, да? «Знаешь, дорогой дневник (и уже плевать, что мне не нравится так тебя называть), я нашёл в этих строках себя. Я столько раз умирал, столько раз возрождался, падал духом, боялся, взлетал и падал… Я живу так долго и, пожалуй, ещё буду жить. Так это кому-нибудь нужно, да? Просто так ничего бы этого не было. Просто так я бы никогда не возродился, хотя… Если бы никому не надо было всего этого, меня бы ни разу и не делили. Кто-то хочет, чтобы был я? Чтобы был Лит? Тот же самый Ваня и этот надоедливый Пруссия? И сколько раз кто-то говорил мне те самые слова «Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?«… Даже как-то странно, ей-Богу. Вот уж не ожидал, что так тотально отреагирую» Это было то, о чём я и впрямь не знал. Я понятия не имел, что он так задумывается над чем-то подобным. Так подробно. И до сих пор. Я-то думал, он уже давно перестал размышлять об ошибках юности просто ради самих размышлений. Кажется, он сказал мне, что в этом дневнике нет ничего важного, да? Так вот, за эти несколько минут я узнал о Феликсе едва ли не больше, чем за несколько веков сосуществования. Наверное, при встрече следует сказать ему об этом, хотя… Перелистнув страницу, я взял ручку и торопливо написал: «Всё и впрямь кому-нибудь и зачем-нибудь нужно, мой дорогой Польша. И, пока всё действительно нужно, всё будет хорошо». Не знаю, зачем я это сделал, но надо бы незаметно положить блокнот на место, когда весной мы снова будем готовить домик к частым посиделкам у камина.