Rozen Maiden Vergessene Zeiten

      Когда самая заветная, самая важная мечта осуществляется, почему-то, помимо радости от наконец-то достигнутой цели, в душу начинают закрадываться и другие мысли. Иногда это размышления о том, можно ли было добиться этого результата быстрее или проще. Иногда это стремление рассказать всем о своём успехе — и разочарование от того факта, что мало кому это интересно: люди обожают смеяться над несчастьем других, но чужая радость редко порождает ответную. И наконец, чаще всего это простая в своей очевидности мысль:       «А что же дальше?»       Эта мысль поглотила Розена после того, как он сделал своё величайшее, как ему тогда казалось, творение. Да, именно она должна была стать Алисой, и получив свою часть души, заключённую в Мистической Розе, стала полноценным воплощением той мечты, к которой стремился Розен.       Но в самом деле, что же дальше?       Розен уже спустя несколько дней не чувствовал какой-то особой радости по этому поводу. Лаплас не беспокоил его с того момента, как кукла была завершена, и рутина простой жизни кукольного мастера никуда не делась.       «А чего, собственно, я ожидал?..»       У него в голове часто всплывал этой вопрос, а вместе с ним — ощущение какой-то недосказанности, недоделанности, незавершённости. Поиск Алисы уже подходил к завершению, но он ещё не разрешился финальным аккордом, всё ещё чувствовался какой-то противный, надоедливый диссонанс в той цепочке событий, что привели к появлению последней, совершенной куклы…       …В тот вечер Розен задумчиво сидел за своим рабочим столом, положив голову на руки. В такие моменты часто приходят те мысли, которые трудно заметить в суете дневных забот. Вот и сейчас…       Он вдруг распрямился и, словно внезапно что-то вспомнив, посмотрел на ящик стола. Мгновением спустя он открыл его, уже зная, что там увидит.       Тускло блестя в свете настольной лампы, своими гранями переливались заботливо сложенные в коробочку три кроваво-красных осколка.       Поиск Алисы не был закончен.       Неужели эта Алиса может существовать, не объединив в себе все эти осколки?       Розен задумчиво повертел один из них в руках, пытаясь понять, что всё это могло бы значить, как услышал знакомый стук в дверь.       Разумеется, в этот момент можно было ожидать только одного гостя.       …Атмосфера в гостиной была весьма напряжённой. Розену последнее время казалось, что Лаплас порой откровенно смеётся над ним, и потому разговор между ними редко протекал спокойно.       — Я долго ждал, когда до тебя наконец дойдёт.       — И что всё это значит?       — Ты понадеялся, что нашёл свою Алису, верно? Ха-ха! Меня всегда удивляли те мастера, что так уверенно говорили о том, что их Алиса создана. Они не прислушивались к себе, и думали лишь о формальных признаках. Они искали так, будто доказывали какую-то теорему, но ошибка в каждом таком доказательстве была в самом начале, стоило им лишь остановиться и прислушаться к себе. И только у тебя получилось это сделать.       — Что за дурацкие загадки!       — А ты стал вспыльчивым, мастер.       — Потому что ты всегда говоришь загадками.       — Жизнь всегда даёт нам загадки. А я — лишь воплощение той силы, что движет этой жизнью.       — И вот опять.       Лаплас, будто принявшись отчитывать Розена, уставился на него снисходительным взглядом, но, вглядевшись в его непонимающее лицо, тяжело вздохнул и отвернулся.       — Я должен создать ещё трёх кукол, правильно?       — Очевидно.       — И что потом? Как они соединят в себе то, что должно быть Алисой?       — Им придётся самим решить это.       — Но значит ли это то, что они должны будут как-то бороться за это звание?       Лаплас хитро улыбнулся.       — Это ты сказал, — пожав плечами, он вновь уставился на Розена. — И, поскольку ты создатель… Хотя, я бы назвал это немного по-другому. Пока что это всего лишь игра.       — Игра? — Розен беспокойно переводил взгляд со стола на окно, с окна на потолок, с потолка на входную дверь. — Игра… Игра Алисы?       — Хорошее название. Мне нравится, — улыбнулся Лаплас и, не обращая внимания на удивлённого Розена, поднялся из-за стола и вышел в коридор. Розен уже давно знал, что гнаться за Лапласом бесполезно — он будто растворяется в воздухе, только исчезнув из поля зрения, поэтому ему оставалось только откинуться на спинку кресла в бессилии.       Что за странная игра? Игра, в которой его творения должны будут бороться за звание Алисы?       Но зачем? Неужели они не могут мирно решить этот вопрос?..       Розен до утра размышлял над этим, изредка то погружаясь в неглубокий сон, то просыпаясь от внезапного шороха, напоминающего короткие, будто детские шаги — будто бы его куклы сами ходили по дому, хотя он прекрасно понимал: куклы не заведены, и такого быть не может. Отгоняя от себя эти мысли прочь, он вновь засыпал, и окончательно проснулся лишь тогда, когда солнце уже вовсю светило, поднявшись высоко по небосводу.       Шум улицы за окном был каким-то необычным, зловещим, будто раздражённое жужжание пчелиного роя, потревоженного в улье. Это было нередким явлением в эти дни, в которые над Германией — и над этим маленьким, почти провинциальным Майсеном — сгущались тучи неизвестности того будущего, куда вели страну её лидеры. Та Германия из детства Розена, безжалостно раздавленная Версальским миром, совсем не напоминала нынешнюю, поднявшуюся и, словно разозлённая кошка, ощетинившуюся на всех вокруг. Изменилось всё — город, настроения, даже сами жители. Майсен покидали знакомые и друзья Розена, уезжали кто куда. Некоторые, разочаровавшиеся в политическом курсе страны — ехали во всё так же неизменную, соблюдающую свои древние традиции Англию, или наоборот, в окружённую ореолом неизвестности страну, простиравшуюся на бескрайних просторах к востоку от Европы, где вроде как строили идиллию для рабочих — СССР. Некоторые, наоборот, стремились в Берлин или хотя бы в Мюнхен, поскорее занять хорошие места и сделать карьеру. Кто-то ехал на свою историческую родину, в Австрию — как совсем недавно Берта со своей матерью, из-за отъезда которых Розену пришлось свои кукольные дела теперь вести с семьёй Маргатройд. Хотя и они тоже покинули Германию несколько дней назад, отправившись в далёкую страну на другом краю земли, Японию.       Даже самого Розена порой посещали мысли о том, чтобы взять с собой своих кукол и уехать отсюда…       И когда он, отставив от себя чашку с давно остывшим вчерашним чаем, поднялся и пошёл в свою мастерскую, он понял, что куклы решили это за него.       Он долго таращился на опустевшие полки, с которых исчезли сундуки, на бесхозные кресла для кукол, что ровным рядком стояли у стены, да что там — даже это чёрное платье, что он год назад купил для так и не доделанной куклы, бывшей его первой неудачной попыткой, — даже оно пропало.       Логика подсказывала ему, что может быть, это всего лишь заурядные воры, которые этой ночью забрались к нему, скорее всего, даже по чьей-либо наводке — ведь его куклы, даже не такие совершенные, были широко известны и ценились дорого. Но какое-то чувство того, что причина здесь совсем не так проста, не покидала его. И когда он, выбежав из дома, растерянно озирался по сторонам, надеясь найти хоть какую-нибудь зацепку, знакомый голос с карниза крыши спросил:       — Ты не меня ищешь?..