Подвал

– Вот я тебя и поймал. Его все еще сонное лицо с начинающим проступать недоумением было приятным завершением этого полного возни дня. И еще приятнее то, что теперь он смотрит прямо на меня – с узнаванием или нет? За последние полгода я мог попадаться ему на глаза разве что несколько раз – я весьма аккуратен в слежке. Ну или, если быть честным, в откровенном сталкерстве. Вообще-то мы соседи, но этот весьма замкнутый парень выходил из дома раз в неделю в супермаркет; за это время я вполне успевал перелезть на его балкон через свой и обновить камеры. Неделя пролетала быстро в повседневных заботах, и в конце ее каждый раз ожидала маленькая награда – масса новой информации. Часто однообразной – жизнь его фееричностью не отличалась. Но было что-то, что заставляло смотреть на него дальше, изучать каждую мелочь, каждое движение. При случайных встречах было трудновато не выдавать интерес и не пытаться встать поближе, зато тут можно было использовать камеру с скрытым боковым объективом – эти фотографии казались особенно ценными. Так продолжалось до тех пор, пока я не изучил его маршрут, привычки и характер до мелочей, пока не мог предсказать его шаги в следующую секунду. Это было особенно трудно, несмотря на всю внешнюю незаметность и обычность он был не из тех, кого легко изучить. «Был. Ну так… привет, теперь ты у меня дома, в подвале. Мне пора мило улыбнуться в ответ на твой безмолвный вопрос. Да, можно уже содрать с рта клейкую ленту. Слишком рано ты в этот раз вышел на прогулку, избегая людей». – Пф, больно же! – он тут же облизнул припухшие от грубоватого отдирания губы, я едва сдержался, чтобы не поцеловать их, но, к счастью, мне удается хранить беспристрастность. Торопиться больше некуда, он накрепко прикован за руки к стене – дешево выглядящий трюк, но довольно действенный. Раньше здесь был склад нашего магазинчика, и некоторые петли для грузов все еще не выдраны из стен, теперь и они пригодились. Он так забавно дергает цепочки, обнаружив скованность, это заставляет сердце вновь таять, впрочем, как и всегда при виде него. Наконец его взгляд опять останавливается на мне. – Кажется, я тебя знаю. Ты живешь по соседству, – голос крепчает, видимо он окончательно пришел в сознание. И звучит более уверенно, хотя глаза начинают бегать, изучая окружение. Он чувствует себя спокойнее, потому что увидел что-то знакомое, но новые факты заставляют нервничать сильнее. Странно, любой другой бы уже заистерил, нет? Хотя я в первый раз такое проделываю, не мне рассуждать. – Угу, и ты в моем подвале, – я широко улыбаюсь, желая его подбодрить. Наверное, со стороны это выглядит немного издевательски, учитывая ситуацию. Но ведь я желаю тебе только хорошего. – Кгхм… – он потянул цепочки, будто опять проверяя. – И почему я в твоем подвале? – Потому что теперь ты здесь живешь, – я постарался произнести это как можно доброжелательнее. – Разве это не чудесно? Теперь мы всегда будем вместе. Хах, на этом милом лице наконец-то начинает отображаться паника. Интересно, о чем он думает? Может, испугался за свой дом, который теперь остался без присмотра? Я попытался успокоить его: – У тебя дома камеры в коридоре и каждой комнате, я прослежу, чтобы никто туда не забрался. Теперь он взглянул на меня с откровенным страхом, заелозил ногами по полу и будто попытался вдавиться в стену. – Что тебе от меня нужно? – голос задрожал, в нем начали проступать нотки истерики. – Ты что, псих? Нет… Это просто шутка, да? Шутка, ахах. – Шутка? – я почти оскорбился. Пф, я так долго старался, вылавливая его, обустраивая его новое жилище, избавляясь от потенциальных свидетелей. И вот теперь он пытается обесценить все мои усилия и даже посмеяться? Пока я возмущался, он, кажется, полностью ушел в себя, закрыв руками лицо и повторяя как мантру: «Я сплю, мне это снится, я сплю, я сейчас проснусь…» Пришлось развести его ладони. – Теперь ты полностью мой. Не беспокойся, я буду заботиться о тебе, никто тебя не тронет и не причинит вреда, здесь ты в абсолютной безопасности и больше не в одиночестве. Он замер на мгновение, а потом как-то прерывисто выдохнул – это было похоже на сдавленный всхлип, а потом вскинул ногу, метя мне в живот. Я поймал ее под коленку и отвел чуть в сторону, впервые нахмурившись. – Цыц. Иначе я отрублю тебе их, – впрочем, он и в таком виде был бы прекрасен. Хотя куда прекраснее, чем сейчас – смертельно бледный, с расширившимися от страха зрачками, тяжело дышащий, похожий на загнанного кролика. Он тут же поджал ноги под себя, стараясь отодвинуться, будто поверил, что я отрублю их прямо сейчас. Пф, глупый, я сделаю это, только если ты попытаешься сбежать. Глаза подозрительно заблестели, веки задрожали. Я не удержался и погладил его по щеке, отводя упавшие пряди волос. – Отпусти меня, – это прозвучало как мольба. Я и не знал, что ты можешь так мило выглядеть и говорить; этим можно любоваться вечно. – Нет. Я же люблю тебя, – я провел пальцами дальше по его волосам, заправляя за ухо. Тот вздрагивал от каждого прикосновения и в итоге тихо заплакал. Я не удержался и лизнул его щеку, пробуя слезы, и тут вовремя заметил, что он напрягся, явно готовясь что-то сделать – опять ударить? Пришлось легонько приложить его головой о стенку. – Будь послушен, – терпеливо пояснил я, выпуская его волосы. – Ты скоро смиришься, поэтому не делай пока того, о чем можешь пожалеть. Кажется, он понял, потому что замер и больше не двигался, просто буравя меня полным ненависти и страха взглядом. Ну ладно, объяснили ситуацию и хватит. Я взглянул на часы – уже вечереет. В подвале только одно окно, и то плотно закрыто и затемнено, по нему не понять, что происходит снаружи. Да и внутрь не подглянешь. – Ты будешь в моем распоряжении каждый вечер, – продолжил я. – Остальное время твое, развлекайся, однако средства связи исключены. Хм… Я ни о чем не забыл? Впрочем, он не особо отреагировал. Пожалуй, пора взбодрить его хоть как-то. Например… – Раз ты так быстро все уяснил, я сделаю тебе подарок. Три раза, – я демонстративно растопырил пальцы. – Три раза ты можешь отказаться и отдохнуть до конца дня. Он вопросительно поднял брови. Все же прислушивался. – От чего? – тихо спросил. Я хотел было ответить, но уже вспомнил о другом. – Как тебя зовут? – оперся руками по бокам от него, чуть нависнув, я уже предвкушал то, что произойдет вот-вот. Он нахмурился и пробурчал свое имя. Я с удовольствием повторил, будто пробуя его на вкус. Странно, до сих пор я не интересовался его именем, но сейчас это знание приобрело особую интимность. Будто никто не знал его имени, кроме меня. И никто больше не коснется его, кроме меня. Эта мягкая, нежная кожа, не знавшая солнца и неудобств, так приятно касаться и гладить, залезая руками под футболку, а шею целовать и прикусывать, ощущая, как он напрягается и все еще безуспешно пытается отстраниться. Не увиливай, тебе понравится, готов вслух произнести я, но слишком увлечен, будто давно был голоден и теперь перед собой увидел вкуснейшее блюдо на свете. И эта странная смесь жадности и трепета… – Стой! – он все же дернулся, ерзая, когда я надавил ногтем на вставший сосок, а другой рукой успешно проскользнул за пояс джинс, стискивая его и там. – Ты… ты об этом? Стой! Я отказываюсь на сегодня! – опять эта глупая паника в голосе. Он раскраснелся и тяжело дышал, ухитрился все же упереться коленом мне в ребра. – Отказ принят, – я деловито кивнул и, вспомнив кое-о-чем, достал из кармана канцелярский нож. Парень явственно поежился, заметив это, а когда я приблизил лезвие к его животу, то и вовсе забрыкался, пришлось опять усмирить его о стенку. – Не глупи, – я вздохнул и, подцепив край футболки, начал методично разрезать ее. Да, сглупил, надо было раздеть его до того, как приковал за руки. Не отпускать же сейчас, он в панике, может натворить нелепостей. Избавившись от тряпочек, я все так же деловито расстегиваю и стаскиваю джинсы – он пытается сопротивляться, сдвигая ноги и извиваясь, но достаточно лишь хмуро на него взглянуть, чтобы успокоился. – Я же сказал, я отказываюсь! – беспомощно пролепетал он, сгибая ноги в коленях; как это мило, после всего этого стесняться обнаженности. – Угу, – я кивнул и придвинул полку из-под стула, где валялась часть барахла. Оттуда я вытянул то, что моя младшая сестренка когда-то радостно назвала «бусиками» – это воспоминание заставило улыбнуться. – Погоди… Ты ведь не будешь использовать ЭТО, – пленник сжался, наблюдая за моими действиями. – Ты ведь обещал не трогать меня! – Как раз это я не обещал, – я обернулся и впервые почувствовал легкий укол совести. Он же боится, он еще совсем не привык и не может радоваться тому, что мы наконец вместе одни. – Ты псих! Одержимый, сталкер! – он впервые завопил, забыв про все угрозы и пытаясь пнуть меня, пришлось заткнуть его поцелуем, но и тогда он продолжал отбиваться локтями и кусаться – на это я ответил тем же, почти до крови прокусив его губы и жадно слизнув все же выступившие капельки – он глухо застонал от боли и, кажется, опять заплакал. Я отстранился и оценил плоды своих усилий – он вполне покорно сидел, больше не делая глупых попыток вырываться, только периодически облизывался. Видимо, губы саднило, им крепко досталось и за скотч, и за укус. Грудь вздымалась часто и неритмично – дыхание сбилось. Я развел его колени, на этот раз не встретив сопротивления, здесь не было ни капли возбуждения, неудивительно – он слишком напуган. Но это не проблема, так как цель моя сейчас другая. Устроился у него между ног и из тонкой бутылочки пролил смазку на его промежность, подхватил немного пальцами и надавил на узкое отверстие ануса. Тот сжался, попытавшись сдвинуть колени, закрыл руками лицо, насколько это было возможно, и издал какой-то тонкий короткий звук. Наклонившись, я поцеловал его чуть ниже ребер, он сразу втянул живот и прогнулся, в этот момент я все же скользнул двумя пальцами внутрь и слегка развел, двигая ими и таким образом неторопливо растягивая. Языком пересчитал ребра, добрался до розоватого соска и крепко прикусил его – парень чуть не заехал мне локтем в висок, дернувшись, поэтому пришлось повозиться и задрать цепочки выше – теперь он не мог прикрывать лицо и просто крепко зажмурился. Теперь я видел, как выражение его лица менялось при каждом толчке пальцев и каждом движении языка по груди и животу. Это, конечно, увлекало, и можно было продолжить еще, но я боялся нарушить обещание. Да, как ни странно, обещания я держал верно. Я ведь когда-то уже пообещал ему, что заберу его себе. Думаю, он уже вполне готов. На этот раз обливаю скользкой субстанцией провод с часто нанизанными шариками. Здесь надо быть аккуратным и тщательно подготавливаться. Я ведь не хочу, чтобы тому, кто принадлежит мне, было больно. Он еще не растянут достаточно, но вполне расслаблен – может, просто смирился. Однако слегка дергается, когда в него проталкивается первый шарик, это скользко и потому легко, но растяжение непривычное. Длина зазоров провода между шарами как раз настолько укорочена, чтобы не давать расслабляться в процессе, и он это чувствует. Как только полностью пропадает первый, в отверстие тут же упирается второй, ощутимо надавливая. Проталкивая следующий, замечаю, что парень рефлекторно сжимается, но как-то неуверенно, это сопротивление легко преодолеть. С легким хлюпаньем исчезает и второй, тот-кто-принадлежит-мне густо краснеет и утыкается носом в предплечье, его спина вытягивается в струнку, а пальцы на ногах поджимаются. Наверное, ему сейчас неприятно или стыдно… да, скорее всего стыдно. Людям всегда стыдно, когда они находятся в уязвимом положении. Он сейчас слишком уязвим и потому слишком притягателен. Я поворачиваю его лицом к себе, поглаживая пальцем по губам, продолжая тем временем наполнять его кишку. Он на мгновение все же открывает глаза, когда ощущает в себе пятый шарик и рвано вздыхает, сталкивается со мной взглядом и больше не отрывается, только жмурится от очередного растяжения и изредка не сдерживает тихого дрожащего стона. Я глажу его по щеке, под подбородком, как котенка, но прекращаю, когда чувствую, что цепочка закончилась. Остался только голый провод, ведущий к пульту. – Ты ведь знаешь, для чего это? – я отсел на полметра, повертел в руках темный прямоугольник. – Хотя, конечно, знаешь, – вспомнил про то, что он знал и о предназначении «бус». – Так и будешь молчать? – нажимаю на регулятор, раздается едва слышное жужжание и того-кто-принадлежит-мне будто передергивает, он громко вздыхает и сжимается, сводя и поднимая колени, упирается пятками в пол и соскальзывает – смазка пролилась и туда. Сквозь стон мне слышится что-то, и я перевожу регулятор на ноль. – Ты что-то сказал? – Ненавижу… ненавижу тебя, – он слабо всхлипнул и опять дернулся, извившись, от возобновившейся вибрации шариков, плотно свел ноги и опять попытался упереться в пол, ерзая и скользя. Интересно, если я лизну ниже живота, как он отреагирует? Застонет громче или испуганно сожмется? Хотя без разницы. Я встал и, вытерев руки о платок, направился к выходу. – Ты так и оставишь… – он опять задохнулся долгим чувствительным стоном, от которого я почувствовал мурашки по коже. – Меня… так? Надо постараться ответить логично и беспристрастно. – Я бы с удовольствием трахнул тебя сейчас же, но я обещал больше не прикасаться к тебе до конца суток, – я развел руками и демонстративно постучал по часам. Надеюсь, он понял. Вспыхнул и прижался боком к стене, закусывая многострадальные губы, его руки напряглись – от цепочек потом могут остаться глубокие следы, но сейчас это не мое дело. – Доброй ночи. В ответ лишь неразборчивый тонкий звук.