Подвал

23.59 00.00 Я взглянул на часы, а потом обратно на экран. Новые сутки официально настали и обещание можно считать выполненным – за эти часы я даже не приближался к подвалу. Надо было закончить рецензию, времени как раз хватало. На соседнем экране по левую руку высвечивались обзоры камер наблюдения из соседнего дома. Благодаря отсутствию хозяина я смог настроить прямую трансляцию и поместить камеры поудобнее. На экране справа от меня – вид из подвала. Тот-кто-принадлежит-мне уже давно не шевелится, только его руки иногда сильнее сжимаются на цепочках – я будто вижу это перед собой, даже если не смотрю на экран. Мне достаточно звука его дыхания из динамиков, а еще запаха. Да, запах, который сохранился на обрывках его футболки – я забрал их с собой, и сейчас иногда сжимаю в ладони, вдыхая. Почему-то это умиротворяет, я даже на несколько минут забыл о работе, представляя нашу будущую совместную жизнь. Он привыкнет и будет счастлив видеть меня, он полюбит меня так же сильно, как я его. Он скажет, когда его день рождения, и я подарю ему котенка, он ведь любит котят – кошка была у него дома, но сбежала неделю назад. А если день рождения уже прошел, то я сделаю этот подарок на католическое Рождество – это будет атмосферно и мило. Смеясь, я стискиваю обрывки футболки и делаю пару кругов на вертящемся стуле. Да, это было бы чудесно, гулять с ним, держать за руку, он бы улыбался, а вокруг много людей, но он улыбается только мне… стоп. Я замер, остановившись спиной к мониторам. Нет. Там много людей. На него будут смотреть, пялиться, он же такой милый… Пф. Нет, пожалуй, не стоит его выпускать. Разве что закрывать ему лицо марлевой повязкой. Для эксперимента я закрыл пол-лица обрывком футболки. Хм, неплохо, но глаза открыты. Очки? И все в целом будет выглядеть подозрительно. Ладно, я пока не буду думать об этом. Поворачиваюсь обратно к монитору и продолжаю набирать текст, в конце ставлю подпись и отправляю по мейлу. Надо подождать подтверждения и я свободен на сегодня. В наше время журналистика позволяет вполне безбедно существовать даже таким хикки, как мой пленник (кстати, «пленник» звучит забавно, пожалуй, я буду так его называть), главное – талант и должный трудоголизм. Я давно живу самостоятельно, и обеспечиваю младшую сестренку с тех пор, как родители пропали без вести в очередном отпуске. Год назад она уехала учиться очень далеко, а я остался один и, признаться, скучал. Но одиночество долго не продлилось – я влюбился. Это сладостное ощущение, когда чувствуешь себя счастливым просто от близости к кому-то, от улыбки, оно наполняет новой жизнью и даже ставит свихнувшиеся от скуки мозги на место. Я счастлив! А теперь счастлив еще больше, потому что он мой, мой полностью! Осталось сделать так, чтобы и он любил меня. Правда, сейчас я немного сомневаюсь в успешности. Почти все это время он плакал, иногда затихая, а потом опять всхлипывая, тихо, устало. Я слушал, прижимая наушники, и мне казалось, что если я пойму, почему он плачет, то мне будет легче заставить его полюбить. Глупая трата времени, как оказалось, поэтому я быстро вернулся к работе. 00.34 Я еще раз проверил состояние пленника (какое все же звучное и нелепое здесь слово), он не шевелится. Однако я ничего не отключал, режим был выбран с промежутками, чтобы давать передышку. Кажется, сейчас начнется новый… да, парень дернулся и опять вжался в стену, в наушнике гулко отдался бессильный стон. «Ненавижу», – слышу я. Это заставляет улыбнуться, у него красивый мягкий голос, хоть и звучащий порой резковато. Он вообще мало разговаривает, только иногда сам с собой. За все это время, что я следил за ним, было всего несколько гостей, и от тех он быстро избавлялся. Кажется, не очень-то любит общество людей тот, кого я выбрал. Но почему мне упорно кажется, что он одинок? Наверное, пора развеять его одиночество. Я выключаю средний монитор и прикрываю дверь; опускаюсь этажом ниже и ненадолго замираю у лестницы в подвал – прислушиваюсь. Ни единого шороха за плотной тяжелой дверью. Я даже не запирал ее, пока в этом нет надобности. Открываю и ловлю на себе настороженный взгляд парня, полный злости и страха. Вижу, он старается не шевелиться, замер, словно мраморное изваяние, только тяжелое дыхание и движения глаз выдают его. Я сажусь рядом и отмечаю, что он тут же слегка отодвинулся, но продолжает с подозрением следить. Замечаю, что запястья сильно потерты цепочками, наверняка саднят. Если он будет дальше так натягивать их, то пойдет кровь; пожалуй, потом обработаю антисептиком и поищу другой вариант привязывания. – Сутки уже кончились, – говорю, стукнув пальцем по часам. Признаю, есть у меня этот жест-привычка, я перенял его еще в детстве от вечно куда-то спешащей матери. Ноль реакции. Он отвернулся и уткнулся в стену. Хах, он мог бы прирасти к ней, если бы это было возможно. Я легонько потянул за провод – просто чтобы смутить его, но опять молчание и бездвижимость. Он решил игнорировать меня? Поворачиваю его лицом к себе, сжав скулы – он хмурится и с вызовом щурит светло-карие глаза. Выглядят почти желтыми в этом освещении, как же мило! Замечаю, что он уже не плачет, но веки припухшие, сеть капилляров на белках отчетливо видна. Кстати, помню, что он постоянно сидел за ноутбуком, интересно, какое у него зрение? Очков я вроде бы не видел. – Мог бы и поздороваться. Его игнорирующее молчание начинает меня злить. Разворачиваю его к себе, он прикрывается согнутыми и плотно сведенными коленями. Что ж, не беда. Поднимаю ноги под колени и прижимаю к животу, от этого он опрокидывается назад, все же издав короткий возмущенный выдох. Смотрю вниз, с усмешкой отмечаю, что провод подергивается. Тут пленник заговаривает. – Извращенец. Моральный урод, отброс, – произнесено с некоторой злостью, я даже удивляюсь. Вспоминаю, что в кармане все еще лежит обрывок футболки, хмыкаю и заталкиваю ему в рот, завязываю другим обрывком подлиннее, возвращаю его в то же забавное положение и, ухватив провод почти у отверстия, вытягиваю игрушку. Ноги парня дергаются, пальцы на них поджимаются, а сквозь забитую в рот ткань я слышу стон. А ведь первый вышел только на треть, растягивая кольцо мыщц. Странно, откуда такая реакция… ах, да, я так и не выключил ее. Пожалуй, и не буду выключать, так гораздо веселее, в анусе довольно много чувствительных рецепторов, особенно у самого выхода, вибрация лишней не будет. С хлюпаньем первый вылезает, изнутри уже растягивает второй, я тяну уже медленнее. Опираюсь рукой о ноги пленника и наблюдаю за его лицом в эти моменты. Шикарное зрелище, он все же потерял невозмутимость. Я четко ощущаю, как он вздрагивает и болезненно жмурится, когда растяжение наиболее велико, и как вздыхает с кратким облегчением в промежутке. Но он все еще молчит и избегает смотреть на меня. Я прекращаю тянуть, и только что выскользнувший третий шарик упирается обратно под моими пальцами, я заталкиваю его обратно, а тот-кто-принадлежит-мне широко раскрывает глаза, выдыхая от неожиданности. Неужели ты думал, что я просто так все закончу? Заталкиваю и второй – он проходит вполне мягко и податливо, зато пленник дергается, опять ощущая, что наполняется, еще и вибрация усилилась и наверняка чувствительно отдается в самом нутре. Ощущаю стук их друг о друга, это забавляет. Выдергиваю разом два и продолжаю вытягивать поодиночке. Он ощутимо ерзает подо мной, придавленный, лишенный возможности свободно двигаться, возмущенный и злой, но уже уставший сопротивляться, это невероятно возбуждает – я уже чувствую тесноту в джинсах. Только ноги едва дергаются и плотнее прижимаются к телу. Я замираю так на минуту, наблюдая за тем, как он старается выровнять дыхание. Хмурится, закрыв глаза, тряпка во рту уже мокровата, по подбородку тянется ниточка слюны. Наклоняюсь и слизываю, задевая языком и губы, он вздрагивает будто бы с омерзением. Или это потому, что я успел скользнуть в него тремя пальцами – внутри очень скользко и мягко, а кольцо мыщц пульсирует, сжимая. Думаю, теперь наш первый раз будет вполне безболезненен для него. Переворачиваю его спиной к себе, заставляя встать на колени и прогнуться, почти касаясь грудью пола. Цепи при этом натягиваются и перекрещиваются, фиксируя запястья, руки же болезненно вытянуты. Если прижать его сейчас плечами к полу, то он вполне может их вывихнуть. Глупая, садистичная мысль, я быстро отмахиваюсь от нее, хотя сам факт, что можно это сделать, заставляет биться сердце быстрее. Его лопатки сведены, не могу удержаться и целую между них, потом оставляю пару засосов на бледной коже шеи и плеча. Чувствую языком солоноватый вкус пота и, пожалуй, пыли. Он слишком много ерзал о стену, тут сбоку даже остались царапины – я тщательно зализываю их и чувствую дрожь этого тела. Знаете, мне даже в голову не приходило, что это все может быть неправильно… ну, вы понимаете? Что я могу полюбить и так сильно захотеть кого-то моего пола. Я привык, что мне нравятся девушки, а им нравлюсь я. Но сейчас я чувствую что-то особенное, это уже не любовь для размножения, а что-то вроде чистого удовольствия, незамутненного, незагрязненного. Хотя тут понятие скользкое, учитывая сам гомосексуальный контакт. Скользкое, пф, просто каламбур какой-то. Он попытался выпрямить спину, но я предупреждающе ткнул его ногтем между лопаток, возле свежего засоса. Вытащил из него пальцы, автоматически облизнул их – забавно, и зачем делать смазки с каким-то вкусом, типа персикового? Хотя извращенцев везде хватает. Расстегиваю давно ставшие неудобными джинсы, высвобождая эрекцию; думаю, можно не смазывать – этого добра здесь достаточно. Парень, будто что-то подозревая, сводит ноги и пытается опустить бедра, но достаточно слегка стиснуть его между ног, чтобы он опять прогнулся, что-то возмущенно промычав. Упираюсь головкой члена в скользкое отверстие – он рефлекторно пытается сжаться, но все предыдущее происходило не зря, и сейчас он просто не может надежно защититься таким образом, разве я не гениально все продумал? Легкий толчок и оказываюсь внутри, стенки сфинктера и кишечника приятно сжимают и обволакивают, я даже не сдерживаю полувздоха-полустона от удовольствия, наклоняюсь и прижимаюсь грудью к напряженно прогнувшейся спине и обнимаю за талию, прохожусь языком по открывшейся щеке, опять толкаясь и протискиваясь полностью до основания. Он всхлипывает и замирает на секунду, потом дергается, не обращая внимания на угрозу для плеч; двигает бедрами и вдруг затихает. Я вижу, как его брови сдвигаются вверх, будто от боли, а тряпка намокла сильнее, слышу шумное прерывистое дыхание. Неужели неприятно? Я ведь тщательно подготавливал его, хотя, признаться, растянут сейчас он сильнее – шарики поменьше, чем мой... Думаю, он уже привык. Сильными, но осторожными толчками начинаю двигаться в нем, это скользкое и тесное ощущение отличается от того, что чувствуется в обычном сексе. Даже приятнее, а эти глухие вскрики сквозь ткань заводят сильнее, чем любые томные женские стоны. Не замечаю, как увлекаюсь и деловито, быстро трахаю его, почти кожей ощущая хлюпанье от смазки внутри, а его приглушенные стоны и крики завершают спектр ощущений, делая его совершенным. Позволяю парню приподнять торс и прижимаю грудью к стене, ловлю его пальцы и сплетаю со своими, стискивая – уже не беспокоюсь о том, что он покарябает ладони о стенку. Замечаю, как от учащающихся толчков он то прогибается в пояснице, то пытается свести бедра, и тогда по полу елозят и колени, он безуспешно упирается пальцами ног, но от следующего же толчка поджимает их. Это можно было бы продолжать бесконечно, я уже делал паузы пару раз, когда чувствовал, что вот-вот кончу, тогда пленник будто расслаблялся – радовался что ли? На этот раз я лишь урезчил толчки при опять накатившем остром удовольствии и, замерев на секунду, плотно прижал парня к стене и кончил в него, жарко выдохнув на плечо и потом укусив – прямо возле недавнего следа поцелуя. Он свел лопатки и уткнулся лицом в руки, согнувшись как-то мучительно, его ноги дрожали. Я с неохотой оторвался от него, поцеловав напоследок чуть выше поясницы, и привел себя в порядок, да и его тоже. Помыл руки в раковине под затемненным окном, потом обернулся к пленнику – тот растянулся на полу совершенно без сил, а на внутренней стороне бедер белели разводы. Мне показалось, или там было что-то розоватое? Но тут он перевернулся набок и сжался всем телом, отвернувшись от меня. Кстати, с его запястий стекала кровь из царапин, что навело меня на новую мысль. – Эй, ты не спишь? – я сел рядом с ним и ткнул в бок. Он дрогнул, но и попытки отползти не сделал. Тогда я, повозившись, отцепил руки от цепочек, они бессильно упали рядом с головой. Спустя пару секунд он накрыл руками голову, вцепившись в волосы. Сейчас я уже не боялся, что он сбежит – да он даже не встанет. Да и мое общество сейчас ему было неприятно. Что ж, ладно. Отряхнул колени джинс, выхожу из подвала и на этот раз запираю его. Все еще пребываю в легкой эйфории, чуть не спотыкаюсь на лестнице. Добираюсь до комнаты и плюхаюсь на постель, потом импульсивно стискиваю подушку и катаюсь по кровати, не сдерживая счастливого смеха. Как же я люблю его! …Епт, свалился, это больновато. Потирая макушку, смотрю на мониторы в углу. Он все так же не двигается. Не могу сдержаться и целую экран там, где отображается он. Буйство эмоций сменяется ровным обожанием, провожу пальцами по стеклу, а потом возвращаюсь на постель и вырубаюсь. Остаток ночи прошел без снов. 11.40. Кажется, я проспал немало. Даже будильник не разбудил меня – может, просто не сработал? Проверил и обнаружил, что выключил его еще в 8 утра. И как ухитряюсь сквозь сон… Но на сегодня планов у меня нет, так что ничего страшного. Начинаю день как обычно, заваливаюсь в ванную и в процессе чистки зубов ненадолго затормозил, вглядываясь в отражение. И вспомнил про то, что я теперь не один. Так, еще одна небольшая уборная оборудована в подвале, но я ведь не показал ее. Да и надо предметы гигиены туда оттащить. Так и знал ведь, что что-то забуду. Наскоро ополаскиваюсь холодной водой, накрываю волосы полотенцем. Хм… если верить зеркалу, скоро опять пора красить. Вообще я блондин, но недостаточно, поэтому последнее время выбеливаю волосы начисто. Это выглядит круто, да и девицам весьма нравится. Они вообще падки на длинные прически у парней, это я просек еще в школе. Пришлось побороться с родителями сначала за отращивание, потом за прочие мелочи. Эх, воспоминания так веселы. Держа у бока коробку с разной нужной мелочью, открываю дверь в подвал. Делаю это осторожно, будто ожидая, что пленник гневно накинется на меня из-за раскрытой двери. Но нет, тишина, а он спокойно вполне сопит на подготовленном матрасе (надо купить еще одну кровать и поставить сюда) и как-то так мило стискивает скомканное одеяло… Я сажусь на корточки сбоку и любуюсь им, совершенно расслабленным, не гневным и не хмурым. Он чуть приоткрывает губы – я вижу запекшуюся кровь в уголке. Безумно хочется… Наклоняюсь, волосы падают на его щеку, он морщится и открывает глаза, уставившись на меня. – ИЗЫДИ, – и когда у него прорезался такой голос? Он отшатывается и очаровательно загораживается одеялом. Красный до ушей, но все еще заспанный. – Доброе утро, – я доброжелательно улыбаюсь и, подобрав коробку, ухожу в уборную. Там протираю зеркало, чищу раковину. Вполне расслабляющая возня, все ради удобства того-кто-принадлежит-мне. Проверяю работоспособность водопровода, все работает прекрасно. Возвращаясь в комнату, обнаруживаю его возле двери. – Пытался открыть? – да, я тот еще кэп. С дна коробки вытаскиваю последнюю вещь – крепление для ноги – многослойная широкая ткань, совершенно не растягивающаяся, с металлическим основанием внутри. Очередное удачное приобретение. Ловлю юношу за шкирку и сквозь слабое сопротивление (его ноги ощутимо дрожали) оттаскиваю к матрасу, где произвожу процедуру привязывания и закрепления новой более прочной цепи к крюку на стене. Это даст ему достаточно широкое перемещение, в том числе к уборной, но до двери он не дойдет. Странно, но он почти не сопротивляется. – Зачем я тебе? – тихо спросил пленник. Нарочито безразличный тон, но я замечаю, как он прищуривается. – Потому что я люблю тебя. – Ты мог просто подойти и сказать. Или передать через балкон записку. Ну, или еще что-нибудь, – он затихает и умолкает, видимо, соображая, какую глупость говорит. – Это было невозможно, – пожимаю плечами. Он молчит еще некоторое время, пока я вожусь с цепочкой. – Ты мерзок, – наконец выдавливает он. Я вздергиваю брови. – Наверное. – Это правда, что ты расставил камеры у меня дома? Я киваю. – Ты мерзок, – повторяет он с той же интонацией. – Зато я многое знаю о тебе. – Омерзительно. Что ты знаешь? – Я знаю, что ты сутки можешь не сдвигаться с места, что ты любишь свою кошку, что у тебя в туалете лежат марвельские комиксы, что ты не пьешь горячий чай, а оставляешь его, пока совсем не остынет, что ты игровой задрот и у тебя есть плавки с… – он затыкает мне рот. – ОМЕРЗИТЕЛЬНО! Я улыбаюсь и киваю, ловлю его ладонь и целую пальцы. – Я… мы… вчера был не сон? – произносит он, отдергивая руку. – Если ты о том, что мы пересп… – я получаю подушкой в лицо. – Эй, ты невежливо себя ведешь! – Я!? Ты сталкер, еще и гребаный гей, ты силой удерживаешь меня здесь и не чураешься насилия. МЕРЗКО! – в гневе он, кстати, просто очарователен. Не знаю, чего я ожидаю сейчас, может, он попытается меня ударить? Но он с брезгливым выражением лица забивается в угол, натягивая одеяло до носа. Потом бурчит: – Мне нужна одежда. Так вот про что я еще забыл! Хотя… – Ты будешь жить здесь, одежда тебе не понадобится. – Нет. Мне нужна одежда, мерзкий маньяк! И… и… я хочу в туалет. – Он там, – указываю в уборную. Он подбирает одеяло и скрывается там, правда, дверь не может захлопнуться из-за цепи. Я тактично отворачиваюсь и задумываюсь. Как-то все гладко… Он вопит, но даже не пытался сбежать, когда я приковывал его. Хотя сбегать тут бессмысленно. Он будто бы и не боится. Да и вообще при свете дня все вчерашнее выглядит так… туманно. Как жаркий и непристойный сон, за который наутро стыдно. Нет, мне совершенно не стыдно, и я не прочь повторить. – Как я вообще мог испугаться тебя? – раздается из уборной, он выходит, придерживая одеяло на плечах. – Ты просто неудачник-маньяк, я не боюсь тебя. Думаю, сбежать отсюда не так уж и сложно. Он так быстро пришел в себя и даже начал храбриться – я опять чувствую внутри это тепло обожания. – Нет, – я просто развел руками. – Дверь не взломать. – Я буду кричать и стучать в окно. – Здесь прекрасная звукоизоляция, а окно вырезано из вертолетного стекла. Мои родители стали теми еще параноиками, получив наследство. Здесь, – я раскинул руки, будто охватывая весь подвал. – Здесь планировался бункер на случай нападения. Правда, половину техники потом растащили по мелочам, но я восстановил, что мог. – Брешешь как дышишь, – он сделал вид, что не поверил? – Одежду… Я указал на шкафчик в углу комнаты. Здесь, как я помнил, была запасная спортивная форма еще со школы, ему как раз под размер. Никаких скрытых мыслей, мне просто было лень подниматься. – Отвернись, я переоденусь. Нелогичен, как девушка. Они тоже постоянно просят отвернуться в такие моменты, даже если прямо перед этим с животными визгами кувыркались в моей постели. Женщины, что с них взять. Я закрыл глаза, что-то напевая. Вспомнил про шкаф еще один любопытный факт и вовремя увернулся, когда почувствовал шевеление воздуха возле макушки. Парень пошатнулся, удерживая равновесие, и я дернул за цепь, опрокидывая его на пол и крепко прикладывая головой. Отобрал биту и пнул ее к двери, потом подберу. Тот-кто-принадлежит-мне-хотя-и-сам-этого-еще-не-понимает мучительно застонал, не делая попыток встать. Кажется, я чуток перестарался с этими ударами, у него же может начаться мигрень. Ловлю его руку и отгибаю один палец в обратную сторону, парень вскрикивает от боли и наконец-то проявившегося страха. – В следующий раз я сломаю тебе два пальца. За этот раз и следующий. Надеюсь, он все же состоится, – выпускаю руку. – Я же люблю тебя, – кажется, получается слишком нежный голос, пф, такой бывает иногда. Нелепо. Он опять застывает – что за реакция такая? И кажется о чем-то задумывается. Но у меня уже нет времени решать эту задачку, я решил, чем займусь сегодня. Поеду выбирать постель для него и, пожалуй, одежду. Небольшой подарок на новоселье. Замечтавшись, подбираю биту и запираю дверь. Вернусь только вечером, надо еще заехать к одному знакомому и договориться по поводу нового стекла в окно, чтобы не возиться с электричеством. Столько планов, столько хлопот! Я уже предчувствовал множество интересных событий в нашей новой совместной жизни.