au-collection

      Вздохнуть с облегчением в Сторибруке — на вес золота. Свободные минутки душевного уединения вырезаны из жизней сказочных персонажей, словно неведомые силы запрещают им чувствовать себя обычными людьми.       — Маленькая моя, — шепчет молодая мама, нежно поглаживая дочь по мягкой щеке, и улыбается, явственно ощущая снова, как вся многолетняя злоба испаряется в воздухе, стоит только грудному ребёнку потянуть крохотные ручки к Западной Ведьме.       Арктический холод в её сердце уступает место волнующему теплу, что растекается по телу каждый раз, когда Зелена смотрит на свою девочку; у крохотной Робин пухлые щёчки и удивительные изумрудные глаза: её мама абсолютно счастлива.       Но.       По-прежнему засыпает на левой половине большой кровати, ожидая, что на утро окажется в объятиях сильных мужских рук. По-прежнему варит кофе на двоих и чертыхается, вспоминая, что его некому выпить. По-прежнему ждет и жаждет, что на пороге её дома окажется мужчина, которого ненавидит её сестра.       Время тянется медленно, сиротливо касается самых темных воспоминаний и гложет изнутри, замирая на периферии души тлеющим облаком истрепавшейся надежды. Зелена думает, что так куда проще; Зелена думает, что упустила свой последний шанс на избитое клише всех влюбленных «долго и счастливо».       Она видит его мельком — у лавки Голда, у корабля несносного пирата, у дома Спасительницы (везде, но не у неё). Он её взгляда избегает, не реагирует на молчаливое, притаившееся в груди «Аид» и держится особняком. Его в городе не любят, презирают, побаиваются. Зелена знает, что от подобного отношения он её оберегает, игнорируя.       Жгучее тепло сменяется убийственным льдом, кипящая любовь превращается в агрессивную ненависть, а Зелене кажется, что эти ощущения как близнецы похожи.

//

      Спустя двадцать четыре дня на пороге её дома появляется мужчина, которому в обозлённом сердце не место, но которого беспокойно ждут каждый тихий вечер, когда ветки рябины нещадно бьют в окно, напоминая об одиночестве.       Так не должно быть: мягкой поступью приближается замерзшее (наполовину вытравленное едким дыханием Реджины) чувство любви и отголосками прошлого врывается в сознание. Так не должно быть: артерии сплетаются в кровавые бутоны роз под самой кожей, а гематомы на запястьях выделяются при свете горячей люминесценции. Так не должно быть: его имя — имя изгнанного Бога — на её устах сладко тянется через всю Вселенную. Он становится для неё больше, чем просто прохожий.       (Он никогда не был п р о с т о, девочка, правда?).       — Впустишь? — Его мягкий тембр разливается по комнате перезвоном колокольчиков, а светлая кожа (вся зелень выцвела с рождением малышки) покрывается мурашками. Зелена злится; Зелена поджимает губы; Зелена сдерживается из последних сил, чтобы не сорваться.       То ли хочется его убить, то ли поцеловать. Она ещё не решила.       — Проваливай, Аид, нам говорить не о чем, — отчеканила ведьма, смутно напоминая себе собственную резвую на грубость сестру. И тут же закусила губу в бессилии перед ним.       — Ты знаешь, что это не так, — проговаривает каждое слово, улыбаясь. — Я знаю, что это не так. Реджина знает, что это не так, — ловит удивлённый взгляд старшей Миллс и на безмолвное «что с Реджиной?» отвечает поспешно. — Никто не может убить во мне любовь к тебе, Зелена. Это не под силу даже самым могущественным колдунам, поверь. Я не могу жить в мире, где ты не со мной.       — Раньше ты неплохо справлялся, — хмыкает ведьма, ругая себя за прозвучавшую в голосе обиду и едва заметный ревностный укол. Выдыхает, закрывается, исправляется. — Убирайся из моего дома, ладно? Ты не прав, и тебе нужно немного времени, чтобы понять это.       Миллс не удаётся выпроводить гостя. Он настроен решительно и уходить не намерен. И доказывает это наглядно, успев просунуть ногу между дверным проёмом и самой дверью, что вызывает в душе Зелены смешанные ощущения: негодование, что горьким послевкусием переплетается с растерянностью и застывает на кончике языка кислинкой ожидания. Она может его прогнать единым взмахом руки, но не гонит: ждёт.       — Ты думаешь, что я совершил ошибку, — вдруг говорит он и, не давая ей опомниться, неожиданно оказывается в светлой прихожей, где пахнет молоком и черёмухой. — И ты, наверное, права. Попытаться убить бойфренда твоей сестры – не лучший способ познакомиться с семьёй.       — Отлично, что ты это понимаешь, — кусает нижнюю губу Зелена, но глаз не поднимает. Боится утонуть в их глубине. Боится простить за то, что чуть не погубило всех. Боится, что не сможет выстоять в неравном поединке.       — Я исправлюсь, — обещает Аид и делает шаг навстречу женщине, которая (не) готова его принять. Он тянет к ней руки и знает, что она не откажет, потому что чувствует его насквозь. Чувствует, что ему можно доверять сейчас, что собственные ошибки он осознал и собирается доказать ей это. — Дай мне последний шанс, Зелена. Я не подведу тебя.       «Не верь», — голос Реджины эхом проносится в голове, а смысл её слов пытается достучаться до помутнённого разума. «Ты не такая, как он», — лёгкий шёпот слетает в губ сестры и замирает в воздухе, давит на нервные окончания и тлеет на сердце поломанными мечтами. «Я хочу тебе только счастья», — младшая не врёт: в её колдовских королевских омутах столько нежности и любви, что Зелене хочется плакать. Под ребрами, где спрятались невысказанные отчаянные тирады, нещадно болит. (До хруста.)       Но что, если её счастье — маленькая розовощёкая малышка и мужчина, который (как и она) совершал ошибки и осознал их? Не каждой достаются Прекрасные принцы на блюдечке с голубой каёмочкой, да и Робины Гуды на дороге не валяются. У Зелены свой путь, своя история, своя Судьба — Аид небесами предназначен ей, и от этого не отмахнёшься, не убежишь. (Сестра была хорошим тому примером.)       Но.       — Ты воспользовался мной! — Тишина, что возникла между возлюбленными, растворилась в надломленном голосе Миллс, и весь её образ неприступной Злой Ведьмы моментально разрушился под давлением. — Ты прикрывался мной и моей дочерью, чтобы только твой план осуществился. Ты предал нас, и это…       — Я бы не причинил вреда вам обеим! — настаивал на своём бывший правитель Подземного царства. По его телу пробежала дрожь, когда он увидел в её зрачках отражение своей боли, своей горечи, своего эгоизма. Он разрушил их отношения собственными руками. Он был готов воссоздать их заново. — Моему поступку нет оправдания, знаю. Больше всего на свете я жалею о том, что поступил так ужасно с тобой и твоим ребёнком. Зато теперь я знаю, что отныне и навсегда я буду избегать подобных ошибок. Я буду тем, кем хочу быть рядом с тобой. Любящим и любимым.       Как редко Зелене говорили слова, которые заставляли её забывать о прежних обидах, о расколотых надеждах, о болезненных потерях. О том, что она некогда нуждалась в семье, но была отвергнута собственной матерью. О том, что никому не было дела до одинокой девушки с разбитым сердцем. О том, что ей даже терять было нечего.       Месть. Это всё, ради чего она существовала.       Но прошедшие годы, определённо, сыграли свою роль, развеяли прахом все сомнения и подарили женщине дочь. У неё получилось измениться, получилось стать лучше благодаря малышке без имени, улыбка которой спасала в самые сложные моменты жизни. У неё была мотивация — почему бы не дать то же самое Аиду?       — Я хочу увидеть тебя, — шепчет Бастинда; в мгновение хлынувшие слёзы застывают на нежных щеках едва заметными дорожками. Она видит его глаза, что были полны любви и боли, она задерживает дыхание и чуть шагает вперёд, отдавая любимому частичку своей (не) потерянной надежды. — Увидеть настоящего тебя, Аид.       — Я не разочарую тебя.       Его пробирает до самых костей от её порывистого дыхания на его шершавой щеке. Он знает: ей сложно решиться на этот шаг (позади заранее негодующая Реджина и готовый применить свои идеальные навыки стрельбы из лука Робин). Она знает: ему ни капельки не проще в городе, где все жители открыто его ненавидят. Они знают: только в м е с т е они выстоят против тяжёлых взглядов (отнюдь не) героев.       Только вместе.