au-collection

      У Костии в глазах ни грамма страха, лишь сквозящая боль толчками по позвоночнику. Она связана по рукам и ногам в прямом смысле, и толстая нить веревки впивается в вычурные синие узоры на тонких запястьях. Его засохшая кровь на бледных пальцах отдает чернотой мерзких мотивов, и Роан хмурится, когда встречается с ней взглядом.       Ему не хочется ее трогать — девочка Лексы с треклятым безумием на выжженой радужке пугает его до спазмов своей неудержимой силой, что выплескивается из самой души. Ему нельзя ее освобождать — метка изгоя преследует его из клана в клан, а собственные братья брезгливо фыркают и без лишних слов готовят копья.       У Костии в глазах молнии, подобные тем, что зигзагами вычерчиваются на чернильном небе, сопровождаемые оглушительным громом. Она прижата лопатками к неровной каменной поверхности, что врезается остриями бугров в хрупкие плечи, она порывисто дышит ртом через грязный кляп, которым Принц Азгеды заткнул ее речь, состоящую наполовину из ругательств и оскорблений, наполовину из угроз его смерти. Вот только Роан совсем не боится: смерть грозит вовсе не ему.       Он не жалеет о принятом решении — желание вернуться в родной край вспарывает сердце, затянутое шрамами сомнений. Он, не обращая внимания на притаившуюся девчонку, которая внимательно следила за каждым движением его тела, остановился на краю пещеры, где они прятались от бури, и обвел проницательным взглядом противоположный склон холма, выдыхая.       Грозовая молния снова осветила волнительно-черное небо, разрезая его затянутую пелену.       — Я просто хочу вернуться домой, — едва слышно бормочет Роан, словно оправдывая себя за то, что связал ни в чем неповинную девушку, тем самым делая ее разменной монетой.       Она — его путь домой.       Она — цена, которую ему придется заплатить за то, чтобы почувствовать холод родных стен.

Она — его спасение.

      Костия, кажется, расслышав, вгрызлась зубами в изодранный кляп и прошипела что-то неразборчивое, изо всех сил напрягаясь, чтобы расслабить сильные путы веревок. Ее нежная кожа, чудилось, изорвется, но землянку это совершенно не волновало судя по тому, как яростно она стирала пальцы в кровь в попытке освободиться.       Роан преодолел разделяющее их расстояние моментально, порывисто; его темная фигура задвигалась в приглушенной тьме северным ветром Азгеды, и в глазах Костии промелькнула целая жизнь вперед. Образ Лексы, до идеала отточенный в фильтрованных мыслях, проспиртовывает ей солнечное сплетение и вызывает грозный хрип, когда перед девушкой оказывается вовсе не новоявленная Командующая.       Принц, чуть усмехаясь (вскользь, привычно), тянет за край кляпа, чтобы дать ей возможность заговорить, когда отчаянная Костия клацает зубами в попытке укусить его пальцы.       — Спокойней, девочка, — воинственность Ледяной Нации в его голосе отрезвляет, усмешка фальшью отзывается на перифериях загрубевшей кожи. — Нам обоим нужно, чтобы ты оставалась жива.       — Чтобы убить меня позже? — Костия готова бросить вызов Принцу Льда. Холод в лопатках пульсирует, а выточенные айсберги в глазах больно режут его радужку. Ей плевать (она не проиграет).       — Мне не приходилось выбирать, — выплевывает он горечь не-его-решения, старательно избегая взгляда девушки, перед которой неожиданно почувствовал слабость. Его вообще не интересовала женская натура, полная заблудших секретов и пафосных игр в настоящих воинов, но в Костии этого не было на капли: она живая, огненная, настоящая.       А в ее руках фарфоровые птицы надежды, что улетят с рассветом вдаль, когда от темноты ночи останется напоминанием лишь мокрая трава под ногами и озябший ветер Азгеды, нагоняющий вечную боль разлуки. Последним, что вспомнит землянка, ступив во владения Ледяной Королевы Нии, будет до прекрасного умиротворенное лицо Лексы.       Вскоре Костия умрет. Растворится с первыми лучами восходящего солнца и грянет громом поздней ночью над горюющим Полисом; поднимется ввысь наравне с бумажными птицами и обретет свободу, которую так и не удалось получить. Она завянет, словно бутон долгой розы; уколы ее шипов вопьются в адское сердце Азгеды. Но «вскоре» — явно не сейчас.       — У Принца все еще есть выбор, — лихорадочными намёками шипит сквозь зубы Костия и выдыхает, когда Роан тянется к бархату кожи на ее ладонях и ослабляет сдавливающие плоть веревки. У нее на языке сухая благодарность, но она не посмеет ее озвучить: Ледяные такие холодные, что сгорели бы в ее пламени на раз-два-три.       Он больше не смотрит на нее, забывает о красоте режущей напополам небо грозы и ложится спать в глубине пещеры, где путники остановились на безопасный ночлег. Он не повернется, когда услышит ее рваное дыхание и восторженный, едва слышный возглас. Он не позволит себе упасть так низко, чтобы убить связанного воина на ярость Командующей. Роан отнюдь не дурак.       У Костии в глазах газированные звезды, сияющие в голубых айсбергах и вычерчивающие причудливые созвездия на полотне собственной судьбы. Она плотней запахивается в лохмотья своей одежды и сбивчиво дышит, ощущая долгожданную свободу в каштановых локонах волос. Она не прощается, но молча сопровождает свой уход взглядом в замершую спину (ей, по большому счету, снова плевать, но на душе отчаянно теплеет).       Так или иначе, Принц был прав:

у него не было выбора.