К истокам кровавой реки

Зал ахнул, затем поднялась суматоха. Все теснились, пытаясь пробиться ближе к судейской трибуне. Аза вскрикнула и закрыла лицо руками, фотографы щелкали своими аппаратами, так что у всех в глазах рябило от вспышек, судья хлопнулся в кресло, секретарь напрасно звонил в колокольчик. Помощник судьи взял молоток и заколотил по столу, как по барабану: - Тишина! Тишина в зале! Прошу тишину! Тишины не вышло. С трудом удалось только оттеснить толпу, чтобы она не слишком напирала. Данияр из-за чужих голов кое-как разглядел человека, поднявшегося на свидетельскую трибуну. Лицо его показалось странно знакомым, то был просто одетый мужчина, высокий, смуглый, черноволосый, лет пятидесяти с виду. Человек оглядел зал и, не дожидаясь расспросов, заговорил. - Я Орбан Серато, и, как видите, жив. Родился в Будапеште, закончил Парижскую академию мудрецов, был одним из учеников лорда Тедуина, потом увлекся музыкой. Разочаровался и в ней, ушел искать смысл жизни и нашел его... Временно вернулся в Европу, уладить кое-какие дела, во время восстания окончательно переселился на восток. Как видите, меня никто не убивал. Судья собрался с мыслями: - Да, но... Чем вы докажете, что вы Серато Орбан? У вас при себе документы? - Нет, - человек обвел глазами зал. - И я не надеюсь, что меня хорошо помнят в лицо. Но здесь же, наверное, можно снять отпечатки пальцев? Мои отпечатки хранятся в государственном банке в Будапеште. Далеко ехать, но что поделать. Ячейку укажут служащие, код от нее - номера первых пяти нот Крейцеровой сонаты. Впрочем, можно взломать ее и по решению суда, но лучше шифром, это лишний раз подтвердит мои слова. Сравните отпечатки и убедитесь, их подделать невозможно. - Простите, но сколько же вам лет? - негодующе спросил прокурор. - Серато Орбану было бы не меньше семидесяти! - Семьдесят семь, - уточнил музыкант, слегка улыбнувшись. - Да, я выгляжу моложе. Это из-за моего образа жизни. Поверьте, я мог бы выглядеть еще моложе, просто тогда вы бы и вовсе отказались меня узнавать. Данияр вспомнил. Именно этот человек возглавлял группу песенных протестантов, когда он видел Грабеца. Этот человек был и в мире жестоких войн, и здесь, он поклонился Грабецу, только и вправду выглядел тогда совсем молодым! - Доказательства, доказательства, - шипел прокурор. Судья подал знак, один из помощников принес тюбик краски, стекло и чистый лист. Люди переговаривались, вставали на цыпочки, вытягивали шеи, чтобы лучше разглядеть происходящее. - Почему вы явились сюда? - спросил прокурор, когда отпечатки были сняты. Серато Орбан не спеша вытер руки салфеткой и ответил, глядя в зал, а не на судейский стол: - Когда-то мне очень не нравилось, когда девочек спихивают с высоты на потеху толпе, вот в память об этом и явился. - Чепуха какая-то, - фыркнул прокурор. - Откуда вы узнали про суд, если жили в глуши? - Откуда угодно, - это подал голос адвокат. Но прокурор не успокаивался: - И что, вы хотите сказать, что свидетели лгали нам по поводу крови? Вас не били ножом? - Не лгали, немного преувеличили, - с лёгкой усмешкой ответил Серато Орбан, и у публики по этой усмешке создалось впечатление, что преувеличили очень даже много. - Там и шрама уже не осталось. - Все равно, - упорствовал прокурор. - Нет гарантий, что вы действительно Серато, пока не прибыли отпечатки пальцев из банка, вы можете пытаться протянуть время... - Отпечатки скоро должны привезти, - заявил судья, - я отдал распоряжение... Но даже по скоростному монорельсу это не меньше двух часов. Есть ли ещё какие-то доказательства? Серато пожал плечами и обратился к публике: - Знаю только один способ. Принесите кто-нибудь скрипку! Шум усилился, скрипки, что понятно, ни у кого не было с собой. Тут подскочил один из помощников судьи, пожилой человек с седыми пышными бакенбардами: - Музыкальная академия! - вскричал он. - Музыкальная академия, тут через три улицы, позвольте, позвольте! Он резво сбежал в зал, будто разом помолодел,и ввинтился а толпу, расталкивая людей. Слышался только его голос: "Пропустите, пропустите!" - Вы могли бы через служебный ход! - крикнул вслед судья, но человек с бакенбардами уже выбежал из зала. Воспользовавшись общей неразберихой, со своего места вдруг вскочила уже подсудимая. Пока охранники соображали, что произошло, Аза добежала до свидетельской трибуны и бросилась к Серато. Времени у нее не было, она только спросила у него что-то, а великий музыкант посмотрел печально в ответ и покачал головой. Данияру со своего места видно было, как омрачилось прекрасное лицо певицы, потом свидетельскую трибуну заслонила толпа, а через минуту Азу уводили на место спохватившись охранники. Через несколько минут в коридоре послышался шум, взгляды всех устремились к двери. На пороге возник запыхавшийся помощник судьи, сжимавший в руках скрипку. Бакенбарды у него растрепались, как грива у льва. Срывающимся голосом он выкрикнул: - Всю дорогу бежал! Еле выпросил... не верили... возьмите, маэстро! Люди расступились, давая дорогу. Те, кто постарше, уже в голос повторяли: "Серато! Серато!". Те, кто в лицо музыканта не помнил и концертов его не застал, пока что верить отказывались. Серато взял протянутую ему скрипку, несколько секунд держал в руках, будто вспоминая, как с ней обращаться, затем приложил ее к плечу и взмахнул смычком. Скрипка запела. Зал стих. Молчали и верившие, и не верившие. Музыка, вначале тихая, становилась громче. Она текла, как река, замирая в небольших заводях, срываясь водопадами, сливаясь единым потоком гармонии такой чистой, такой совершенной, какую не может вынести человеческое сердце. Застыли люди в зале, затих уличный шум. Звуки музыки вытеснили все остальные, исчезли все прочие ощущения, не было ни красок, ни запахов - все это заменила скрипка. Музыка рвалась вверх, за пределы воздушного покрова, растекалась по земле, проникала в самое сердце. В ней была и светлая тоска, и неудержимая радость бытия. На глазах у слушателей стояли слезы, и всем казалось, что исчезновения музыки они не перенесут. Она заполняла собой сердце и становилась частью души. Серато играл. Лицо его оставалось суровым и спокойным, будто он один из всего зала не слышал своей игры, филигранного переплетения звуков, необыкновенного музыкального узора, почти видимого, почти осязаемого. Мелодия постепенно становилась громче, и это уже не музыка была, но грозная сила, победная волна, она шла, выжигая скверну, сметая и уничтожая все низкое и подлое, и ничто не могло бы ей противостоять! Музыка стихла. Последний раз вздохнула скрипка, Серато положил смычок и слегка поклонился. - Это была Крейцерова соната, - объявил он. - Она всегда особенно мне удавалась. Люди стояли, потрясенные, медленно приходя в себя.Кто-то начал хлопать, прочие подхватили. Старик с бакенбардами с резвостью, которую трудно было ожидать от человека его лет, вскочил на трибуну и выкрикнул пронзительно: - Это Серато! Только он мог играть так! - Серато! - грянуло в ответ. Люди сбились у трибуны. Серато слегка улыбнулся, голоса его было уже не слышно в общем шуме, видно только, как он жестами просил дать ему дорогу. Публика нехотя расступилась. Судья, что-то сообразив, взялся за молоток. Прокурор кричал, напрасно пытаясь перекрыть общий шум: - Задержать! Задержать! Судебные приставы бодро ринулись сквозь толпу на поиски Серато Орбана. Успехом это мероприятие не увенчалось. Музыкант, появившийся из ниоткуда, исчез в никуда. Приставы разводили руками, прокурор рвал и метал, судья стучал молотком и одновременно изо всех сил напускал на себя важный вид. А публика понемногу начинала скандировать: - Освободить! Невиновна! Судебные приставы напрасно напирали на толпу. Охранники попробовали увести подсудимую, но толпа взвыла таким яростным воплем, что судья подал знак оставаться на местах. - Господа! - взывал он. - Господа, нужно дождаться отпечатков пальцев и решения суда! - Освободить! - кричали в ответ. - Господа, поступать нужно по закону! - Невиновна! Освободить! Оправдать! Откуда-то уже доносилась та самая песня. Судья стукнул по столу молотком, придвинул к себе какой-то документ, черкнул подпись, громко начал читать. Сквозь общий гул еле прорывались отдельные слова: - Временно изменить...освободить из-под стражи... Но люди не вникали в эти юридические нюансы. В зале радостно вскрикнули, крик подхватили в коридоре суда и снаружи на улице: - Оправдана! Данияра вытащила за собой толпа. Пробиться через людскую массу не получилось бы и у библейского Самсона, докричаться до судейского возвышения тоже было невозможно. Он с трудом смог увидеть, как Аза первым делом поднимает руку к голове, вытаскивает шпильки и встряхивает освобождённой копной волос, а потом в сопровождении адвоката выходит из зала, как толпятся вокруг репортёры и фотографы. Данияр даже не обозлился на адвоката - в конце концов, тот действительно сделал все, что в его силах. Сам он мог только стараться удержаться на ногах. В коридоре дышалось посвободнее, но у дверей людей опять набилось, как селедок в бочке, выходящие еле протискивались наружу. Данияр чуть не наступил на человека, не сумевшего устоять, ухватил упавшего за воротник, свободной рукой расталкивая людей вокруг: -Да дайте же выйти! Затоптать готовы! Очередная человеческая порция выплеснулась за порог, тут дышалось свободнее. Данияр все так же за шиворот стащил своего подопечного со ступенек и только тут смог заглянуть ему в лицо. - Грабец! Это действительно был поэт, и на ноги он не вставал потому, что уже не вязал лыка. Перегаром от него несло так, что трезвенника Данияра даже замутило. Он оглянулся - люди окружали автомобильную стоянку, туда он бы точно не протиснулся, да и Грабеца бросать было нельзя. Стоило перестать подтягивать его вверх за шкирку, и поэт немедленно обнаруживал поползновение плюхнуться наземь. Чтобы вызвать такси, Грабеца пришлось волочь на соседнюю улицу. Шофер посмотрел на полубесчувственного поэта с подозрением, но после того, как ему заплатили вперед, помог втащить пассажира на сиденье и даже придать ему относительно устойчивое положение. Грабец хлопал глазами и адрес назвал не сразу. - Ну что, едем? - спросил шофер, когда из Грабеца удалось выжать произнесенное по слогам название улицы. - Далеко, знаете ли! - Едем, - кивнул Данияр, оглянувшись на площадь. Погода не баловала, над городом нависли тучи, но толпа ликующих людей не расходилась. Только автомобильная стоянка все равно была уже пуста. Прошел не один час, пока Грабеца удалось довезти до дома и сдать на руки сестре, почтенной сухощавой пани. Добродетельная пожилая дама сердито сверкнула на Данияра глазами, приняв его за более выносливого собутыльника, потом переключилась на брата: - Арсен! Ты опять безбожно пьян! - Зосенька, не безбожно, а - божественно, - пробормотал Грабец, со счастливой улыбкой сползая по стене. - Люди, понимаешь... Главное - сердце, понимаешь? Знания это только приправа... А сердце это закваска. И оно у нас есть. Оказывается, есть... - Шли бы вы домой, молодой человек, - недружелюбно сказала пани Софья Данияру. Тот коротко попрощался и вышел. Впрочем, Грабец вряд ли это заметил. У особняка Азы толпились газетчики, журналисты и просто зеваки. Данияр попытался их перестоять, но не смог. Дозвониться из телефона-автомата на почте тоже не вышло, трубку просто не брали. В общем-то, этого следовало ожидать. До своего дома он добрался только поздним вечером. В подъезде горел свет, за столом сидела консьержка и смотрела подозрительно, совсем как пани Софья. - Меня не спрашивала никакая дама? - с надеждой спросил Данияр, надеясь, что к нему могли послать Софи. Консьержка поджала губы, будто ей предлагали принять участие в оргии: - Дама? Нет, никоим образом! Данияр устало кивнул и начал подниматься по лестнице на свой второй этаж. Адвокат ляпнул что-то, а он уже размечтался. Ладно, главное - она свободна. Дальше все как-нибудь устроится... Растворилась во мраке лестница, только перила еще угадывались под рукой. На месте пролета второго этажа стоял на постаменте Бронзовый, стоял в распахнутой шинели, прижав к груди согнутую левую руку. Глаза злобно сверкали из-под сдвинутых бровей. Казалось, металлические губы готовы разомкнуться и выплюнуть какое-то ругательство. В небе над головой памятника поднялся разноцветный фонтан из сотен звезд. Салют загорался и угасал огненными цветами - раз, другой, третий. А следующая вспышка осветила пустой постамент. Бронзового больше не было. Видение истаяло, на площадке у окна стоял незнакомый парень, молодой, худой, узкоплечий, в большой нелепой шапке, с поднятым воротником. - Вы к кому? - спросил на всякий случай Данияр. Нет, конечно, это не за ним. Нет, нет. Лучше и не глупить, и не надеяться. Парень повернулся к нему, опустил воротник, стащил с головы шапку. Золотистые локоны упали на плечи. Это была Аза. - Только так вышла из дома, - сказала она немного виноватым тоном. - Народ потихоньку расходится, зато эти, с фотоаппаратами, кажется, жить собрались под окнами. К каждой выходящей из дома служанке кидались со всех ног. Пришлось опять примерить на себя роль Керубино. Он улыбнулся и кивнул, представив оставшихся с носом газетчиков. Петля, сжимавшая горло с момента ареста Азы, ослабела и исчезла. И только слова, сказанные ею на последнем свидании, все равно оставались между ними. - Тебе не будет ничего за самовольный уход? - Я свободна. Отпечатки привезли по скоростной дороге, сравнили, вынесли оправдательный приговор и привезли мне его домой. - Больше ничего не сказали? - Сказали многозначительно: вы же понимаете... - Что - понимаете? - Ничего, больше ничего не сказали. А, еще, что я могла бы подать в суд на Таляра за клевету, но он скончался. - А был ли такой человек вообще? - Не знаю. Думаю, был. За мной, скорее всего, следили еще со времен бунта Грабеца. Я ведь ему вроде как... помогала. Это я теперь понимаю, что никакая это была не помощь. - И про космическую машину они... знают? - голос у него все-таки дрогнул. - Может быть. Хотя мне про нее ничего не говорили, даже не намекали. Наверное, они думали так - влюбленная дурочка готова лететь на Луну за своим кавалером, так пусть она там шею себе сломает. Они боятся не машины и не чудаков-одиночек... Она сделала паузу и чуть тише произнесла: - Но машина больше и не нужна. Матарета больше нет. Марк погиб. Это сказал Серато. Так что... ты свободен. Машина не нужна. - Я понял. - И можешь уезжать, - теперь у нее совершенно точно дрожал голос, будто она готова была расплакаться. - Да... Конечно, она готова расплакаться, репортера-то ее совершенно точно нет... Хотя откуда бы этому Серато наверняка знать? Но спрашивать он не стал, чтобы не растравлять ее рану еще сильней. Просто сказал, чтобы не молчать: - Теперь снова будешь петь? Смешно было задавать такой вопрос прославленной певице, но ее это не развеселило и не оскорбило, она прошептала в ответ: - Не знаю. Не знаю, что теперь петь. А ты уедешь домой? "А что мне тут делать, смотреть, как ты убиваешься по покойнику?", - мелькнуло у Данияра в голове, вслух он тоже пробормотал: - Да, видимо... - и обернулся на дверь собственной квартиры. Предложить ли ей зайти, хотя бы чаю предложить, или она возмутится? Аза подчеркнуто холодно сказала: - Что же, мне пора. Провожать не надо, в этом костюме я пройду спокойно. Он посмотрел вслед спускающейся по лестнице фигурке и неожиданно выкрикнул: - Постой! Аза резко остановилась и обернулась, будто ждала этих слов. - Да? - Мне твой защитник сказал, - запинаясь, пробормотал Данияр. - Что тебя там запугивали... что ты из-за меня согласилась признать вину, хотя была невиновна... Чтобы меня не трогали. Это правда? Она улыбнулась робко, как, наверное, улыбалась в детстве: - Не то, чтобы пугали... Но да, сказали, что у вас же на свободе остались небезразличные вам люди... Что мы с тобой часто виделись, и что я не хотела бы, чтобы с тобой что-то случилось. - И ты? - Я сказала, что абсолютно все мужчины мне безразличны. Но вину согласилась признать. Мне обещали, что срок дадут минимальный. В общем-то, когда я решилась петь эту песню, я была готова ко всему. Но надеялась, что в тюрьму посадить меня все же не рискнут... домашний арест, какие-то ограничения, ссылка... Иначе я не удержалась бы и захотела полететь на Луну. К Марку. К человеку, которому я не нужна. Но ты меня почти убедил, что я нужна тебе. - А тогда, на свидании, когда ты говорила, чтобы я уезжал... - Я хотела, чтобы ты уехал. На родине мог бы свободнее заниматься этой своей наукой. И еще я хотела, чтобы тебя не было на суде. Они вон какой балаган устроили... - голос у нее сорвался и она отвернулась. - Я не хотела, чтобы ты это слушал. - Ты же могла слушать, - Данияр обнял ее за плечи, и она не отстранилась. - Значит, и я мог. Вот что, уже темно. Либо сейчас я отвезу тебя домой на такси, либо... - Там эти газетчики. Вот они обрадуются. - Значит, пойдем ко мне домой. Хочешь, я устрою тебя там, а сам переночую в гостинице? - Не глупи... Он взял ее за руку, переплетая ее пальцы со своими. Прикосновения, которые нельзя перевести во что-то большее, недоговорив, потому что это серьезней, чем все, что было в жизни у него, - и у нее. - Знаешь, был один человек. Он много твердил мне о любви. Но когда он был мне нужен, когда я совершила огромную ошибку, когда мне надо было, чтобы хоть кто-то меня поддержал, он отвернулся и ушел. Просто ушел... - Я не уйду. - И Марк улетел. Ему это было нужно - полет и небо. А не я. А ты... ты же мечтал вернуться домой. - Я не улечу. И если уеду, то только вместе с тобой. - Даже если корабль достроишь? - Даже если Земля взорвется. Я понимаю, что с Марком Северином сравнения я не выдерживаю... - Ты неисправим... Будешь ревновать меня к нему вечно? - Если скажу, что не буду, ты не поверишь. Но я постараюсь. - И к Серато будешь? Я ведь действительно ударила его ножом, он выжил только чудом... Не боишься? - Хорошо, что предупредила, я буду начеку. Захочешь ударить ножом меня, перехвачу тебя за руку. - Господи, если бы я не знала, какой ты зануда, я бы решила, что ты шутишь! - А я не шучу. _____________________________________________________________________________ Со звезды далекой, что сверкает над пустынями, явились люди во время оно. На море Спокойствия люди поставили флаг, несколько вымпелов и установили там свои мудреные машины. До сих пор остался там след от вездехода и от ног путешественников. Много лет прошло, но люди не возвращаются на Луну. Они погрязли в своих войнах и сварах, они все меньше смотрят в небеса. Но когда исполнятся сроки, ниспошлется со светлой Земли еще один корабль, а потом еще и еще. И возьмут они курс на иные миры, и настанет новая, звездная эра. Верьте, братья. Так - будет. КОНЕЦ. 2015-2020. Земля - Луна. Перелет беспосадочный.