Аттракция

В напряженной тишине раздался протяжный скрип. Маркер скользил по гладкой белой поверхности доски, оставляя за собой темно-зеленый след. Рядом на стене висела картина, изображающая полдень в Венеции, и если чуть прищурить глаза и продолжить зеленую линию за пределы доски, то эта линия упиралась в весло усатого гондольера. - Это наши затраты, - пояснил Эйнарсон, постучав маркером по доске, - как вы видите, они плавно возрастают. Теперь представим, что это – наша прибыль. Он начертил красную линию, которая шла ровно до тех пор, пока не встретилась с зеленой, после чего пошла вниз, пока не упала в минус. - Красноречиво, - ухмыльнулся Стефан, но управляющий не улыбнулся. - Это то, что ждет наше предприятие в недалеком будущем, поскольку сырье для производства дорожает. Мы все здесь понимаем, что необходимо сделать для избежания этой ситуации. - Увеличить прибыль и снизить затраты, - услужливо отозвался начальник коммерческого департамента, и Мадс едва смог скрыть зевоту, потому что с каждой вечной секундой этого совещания желание вздремнуть росло все больше и больше. Это даже совещанием назвать было сложно – скорее, показательной поркой. Видимо, показатели прироста не впечатляли учредителей предприятия, отчего Эйнарсон сдержанно злился и пытался исправить ситуацию. Из-за этого вместо спокойного рабочего утра Мадсу приходилось страдать в конференц-зале, слушать азбучные истины и завидовать гондольеру, которому все эти проблемы были до весла. - Предположим, - Эйнарсон вновь повернулся к доске, - через некоторое время мы поднимем цены на нашу продукцию. Это позволит нам, - он принялся стучать по доске, рисуя красную пунктирную линию под зеленой, - не работать себе в убыток, цена готовой продукции будет чуть-чуть перекрывать себестоимость. Что вы, господин Миккельсен, думаете по этому поводу? Господин Миккельсен, который уже успел задремать с открытыми глазами, рассеянно перевел взгляд с водной глади каналов на доску и откашлялся. - Рынок не так-то просто предугадать, - начал он расплывчато, пытаясь догадаться, что именно Эйнарсон желает от него услышать, - судя по всему, цена на сырье будет только расти. Затраты тоже будут неуклонно расти, и если мы упустим нужный момент для повышения цен нашей продукции, то прибыль останется невысока, даже если потом мы продолжим постоянно повышать цены. Проговорив так, Мадс откинулся в кресле и обвел взглядом присутствующих. Никто даже спорить не собирался о таких очевидных вещах, но Эйнарсон похвалил его так, будто Мадс сказал что-то неожиданно умное. - Все верно, совершенно верно. Мы с коммерческим департаментом продумываем стратегию повышения цен, однако я хотел бы обсудить именно вашу тему, господин Миккельсен. По поводу снижения затрат в области оплаты труда. - Кхм, - Мадс вновь откашлялся и посмотрел на управляющего, прекрасно понимая, что не стоит сейчас рисковать, но не смог промолчать, - я читал ваш план по сокращению заработной платы. Я не думаю, что он… подходит для нашей компании. Эйнарсон уставился на него хмуро и неприязненно, будто на верного пса, ослушавшегося команды, и Мадс вдруг почувствовал себя неуютно. Ему непременно захотелось подняться, чтобы смотреть управляющему в глаза, а не снизу вверх, и он сделал это, маскируя свое желание мнимой необходимостью подойти к доске. Эйнарсон, разумеется, без труда раскусил его маневр, но без особого труда сдержался и даже мудро улыбнулся: - Что же именно смущает вас в этом плане? – спросил он едва ли не с отеческой нежностью. - Желание снизить заработную плату для производственников на тридцать процентов, - выдохнул Мадс, ощутив себя на перекрестке семи ветров. - Почему же? - Потому что тридцать процентов – это очень много. Никто не поддержал его, но никто и не стал возражать. Никто не рисковал нарваться на неодобрение управляющего, а на лицах некоторых Мадс прочитал явное сочувствие и глумливое любопытство: до какой же стадии дойдет этот спор, и не возникнет ли у Эйнарсона желание уволить строптивого сотрудника. Но Эйнарсон не выказал недовольства вслух. - Все верно, это высокий процент. Однако речь не идет об опытных технологах, операторах и наладчиках, речь идет лишь о низкоквалифицированных рабочих. Все вы осведомлены о высокой степени автоматизации процессов производства, с каждым годом мы обновляем парк нашего оборудования, и остается все меньше и меньше рабочих мест, не замененных промышленными роботами - Но почему сразу на тридцать? Вместо ответа Эйнарсон постучал по точке безубыточности на стыке двух линий. - Потому что мы должны работать с опережением. Сказанное тобой относительно повышения цен справедливо и тут. Нам следует вовремя снизить затраты на производство, чтобы разница между прибылью и издержками была достаточно велика, удовлетворяла наших учредителей, обеспечивала высокий прирост. Прирост – это инвестиции, это новые производственные площадки, новые амбициозные цели и стремления. Я должен это объяснять? Кому-кому, а Мадсу точно не требовалось более подробных объяснений. Было ясно как день, что «амбициозные цели и стремления» компании Мадс мог считать своими. Неужели он не задумывался о желании стать заместителем управляющего? О сверхприбыли? Воображение мгновенно нарисовало новый дом, не такой скромный двухэтажный, как сейчас. Мадс теперь стоял к картине спиной, но Венеция вдруг возникла перед мысленным взором. Солнечные блики на воде, ласковое море… интересно, сложно ли водить яхту и сколько денег придется на нее потратить? - Но рабочие… - проговорил он вовсе не так уверенно, как поначалу, - они будут недовольны. Они будут недовольны. - Разумеется. Твоей задачей будет разобраться с этим недовольством, ведь теперь это твой отдел и твои проблемы, - Эйнарсон ухмыльнулся, точно так же как его сын: расчетливо и самодовольно. – Могу лишь напомнить, что мы не единственное предприятие, которое придерживается подобной политики. Мест мало, низкоквалифицированных рабочих много. Мы вправе диктовать свои условия. - Но по-человечески… - Бизнес есть бизнес, - жестко оборвал его Эйнарсон, - мы не благотворительная организация. Мы делаем отчисления в различные некоммерческие фонды для поддержки репутации и помощи людям, но на этом все. Мадс хотел было возразить, но потом решил, что это бессмысленно и промолчал. Эйнарсон посмотрел на него, как на ребенка, и тот не смог выдержать взгляд, посмотрел в сторону, потому что Эйнарсон был совершенно прав. Пожалев рабочих сейчас, все равно придется снизить зарплату, и лучше рано, чем поздно. Бизнес и в самом деле был бизнесом. - Я вас понял, - проговорил Мадс, прежде чем Эйнарсон осведомился, усвоил ли он урок, - я все понимаю. - Это не может не радовать, - улыбнулся тот, - надеюсь, теперь ты знаешь, как аргументированно ответить на этот вопрос, если тебе его зададут? - Да, - отозвался Мадс, - знаю. *** Только сегодня Мадс понял, что выступление по телевидению – это не только возможность покрасоваться перед камерой, но и необходимость отстоять свою точку зрения при помощи слов и аргументов. Не хотелось бы попасть в такое же идиотское положение как на совещании, замереть перед всеми как бестолковый школьник. От воспоминаний зубы свело оскоминой. К дебатам же требовалось подготовиться как следует. Добравшись до дома, Мадс открыл дверь своими ключами, все еще окутанный мыслями о прошедшем и предстоящем. Пожалуй, для начала следовало сделать несколько распечаток на тему рабочих, выделить самое главное, а затем прочитать или даже выучить местами наизусть. Он крайне редко делал распечатки и еще реже что-либо учил наизусть, но сейчас случай был особый. Принтер, практически бесполезный, но готовый к работе, стоял в кабинете. Кабинетом Мадс тоже пользовался редко, предпочитая работать, лежа на кровати. Когда-то он всерьез рассчитывал, что будет работать дома, за солидным столом из темного дерева, на деле же все оказалось иначе. На деле в его кабинете обосновался Хью: всюду были разложены распечатки с текстами и таблицами, а сам он совершенно несерьезно и несолидно сидел на столе. Услышав звук открываемой двери, Хью вскинулся, уронив на пол несколько листов, а потом поднялся на ноги. - Прости, что не встретил, - проговорил Хью, пригладив волосы пятерней. Заметив улыбку на лице Мадса, он тепло улыбнулся в ответ и тут же подошел ближе, потер ладонью кончик носа, - не слышал, как ты вернулся. Я увлекся... - Чем же? - поинтересовался Мадс и, не дожидаясь ответа, обнял его крепко, вдыхая привычный, ставший родным запах. - Скачал статистику школьной аттестации за последние несколько лет и провел анализ, -ответил Хью на вопрос, не отвлекаясь на ласку, - в результате я нашел подтверждение своим концепциям. Мадс обхватил его лицо ладонями: - Концепциям? - Я много думал о твоем предстоящем выступлении, - сказал Хью с забавной серьезностью, - мне кажется, тебе стоит упомянуть в своей речи о роли образования в формировании личности, ведь от становления зависит очень многое… Он не умолкал, увлекшись своими мыслями, порой облизывал губы и едва заметно заикался, проговаривая то, что казалось ему особенно важным. Мадс все ждал, когда Хью, наконец, выскажется и закроет рот, но справочники статистики возбуждающе подействовали на его красноречие. - Я подготовил несколько выборок для тебя, - Хью в очередной раз облизнулся, переводя дыхание, - чтобы тебе не пришлось работать с информацией самому. В моей практике я не раз составлял план публичного выступления… - Ты хотел мне помочь? – перебил Мадс, догадавшись, наконец, к чему он клонит. - Д-да. Я много думал о твоем выступлении. - Не переживай, я справлюсь, - Мадс погладил его по щеке, касаясь уха кончиками пальцев, и Хью невольно прикрыл глаза, разомлев от ласки, - ты скучал по мне? - Очень. - И я тоже. Хью едва слышно усмехнулся от легкой щекотки, потянулся вперед, готовый, наконец, поговорить о чем-то более приятном и интересном, но все же произнес: - Я уже набросал примерный план и обозначил главные тезисы… - Забудь об этом, - тихо, размеренно велел Мадс, не прекращая поглаживать его, вплетая пальцы в послушные прядки волос, - зачем тебе забивать голову? - Но мне не трудно… Я хотел поучаствовать… - Это нервная, сложная тема. Я помню, что ты волнуешься, когда говоришь о социальных проблемах. Тебе не стоит заниматься этим. - Мадс, - Хью замер и поглядел на него пристально, - но я хочу. Брайан научил меня лучше справляться с эмоциями, я думаю, что я изменился, и теперь могу… - Вот именно! – вновь перебил Мадс, прижав палец к его губам, - ты должен уделять внимание терапии, это и есть твое основное занятие, а не ковыряние в статистике. Зачем тебе лишний раз расстраиваться? - Ты считаешь, что я неспособен разобраться в этом? Хью замер, недоверчиво нахмурив брови, и Мадсу пришлось прижать его к себе вплотную и долго-долго успокаивающе целовать его в ухо, чтобы убрать сердитое выражение с его лица. - Я знаю, что ты умный. Я точно знаю, что ты куда более начитанный, чем я, - прошептал Мадс, и Хью вновь оттаял, прижавшись к нему в ответ, - но все эти речи, все эти публичные выступления не должны тебя волновать. Я подготовлюсь сам. У меня все под контролем. *** Аппаратура негромко, но назойливо гудела, политики, совместно с которыми Мадс должен был выступать в защиту политики своего предприятия, поссорились буквально на ровном месте, а новый костюм оказался настолько неудобным, будто был сшит из полиэтиленовых мешков и малярного скотча. - У меня все под контролем, - пробормотал Мадс, отгоняя гримера, пытавшегося промокнуть пот и не стереть при этом тон. В студии оказалось невероятно жарко, пот каплями собирался на шее и буквально тек по затылку… но Мадс даже и не думал, насколько жарко ему может быть, пока не увидел Хью среди команды оппонентов. В первую секунду он не поверил своим глазам. Хью, который легко проглотил обиду и даже не заводил речь о дебатах, должен был сидеть дома у телевизора, ожидая прямого эфира. Хью должен был переживать за него и пить какой-нибудь чай, напряженно глядя в экран… его домашний, хрупкий, нестабильный Хью рискнул в одиночку выбраться в люди? Времени обдумывать все это не было, прямой эфир начался, а Мадс совершенно не слышал ни ведущего, ни его обращений к публике, ничего не слышал и не видел, кроме Хью, который сидел напротив в своем светлом строгом костюме. Хью, который, черт его дери, сцепил руки в замок и почти не ерзал на стуле. Тот самый Хью, который обычно так доверчиво жался к его плечу, если они сидели в ресторане? Глаз он не поднимал. Даже когда ведущий озвучил его имя, намеренно подчеркнув его прошлую фамилию: Хью Миккельсен, более известный как Хью Данси, эксперт в области социологии. Даже в этот момент эксперт по социологии смотрел куда-то вдаль и сквозь, светлые глаза его едва заметно мерцали. Мадс же смотрел на него в упор. Внутри словно смерзся угловатый кусок льда, влажно и неуклюже ворочался, унижение текло по венам, каждую секунду омывая сердце ядом. «Более известный как Данси». Других мыслей не было. Мадс смотрел в упор на своего омегу, который осмелился выступить против своего альфы. Это был полный провал. Заготовленные слова выступления, фразы, которыми начальник пичкал его, мгновенно испарились в этой жаре. Мадс ничего не мог сказать сейчас ни о проблеме социальных лифтов для малообеспеченных граждан, ни об образовании, ни о ценности образования для работы на его предприятии. Сдерживая себя из последних сил, он мог разве что сидеть, стискивая кулаки. Три вещи, которые следовало сделать: подняться на ноги, схватить Хью за шиворот, разобраться с ним. Вся его сущность альфы стремилась к этому, инстинкты пели эту песню, кровь глухо и ритмично била в такт. Данное самому себе обещание: никогда не причинять боль своему омеге, казалось сейчас глупым и смешным, стыдным даже. Потому что вот к чему это привело. К тому, что вся страна в прямом эфире видела, что происходит. К тому, что его авторитет альфы, его гордость, его натура – все тупо, глухо болело, как после взрыва. Ведущий явно сторонился Мадса, чувствовал, что не стоит задавать вопросов, держался подальше. Все это чувствовали, диалог неизменно изменил свое русло, проблемы взаимодействия полов оказались куда интереснее защиты труда, и программа превратилась в фарс. - Скажите, Хью, вы не в последнюю очередь известны вашими работами по проблемам реализации омег в современном обществе. Хью кивнул, рассеянно глядя в пространство, светлая капелька микрофона казалась назойливым насекомым. Это насекомое хотелось стряхнуть с его лица… а потом как следует встряхнуть и самого Хью. Стиснуть его нервно пульсирующее горло, услышать тихий, приглушенный хрип… просьбу о прощении… о том, что был неправ… услышать, а потом сдавить еще сильнее. - Однако ранее ваша позиция была совершенно ясна, вы исключали возможность профессиональной жизни для замужнего омеги. Я помню, в одной из работ вы яростно отвергали идеологию подчинения партнеру, считая, что альфы эгоистично пользуются мягкостью и любвеобильностью омег, что все это не сочетается с успешной карьерой для омеги, подчиненного и зависимого от этих отношений. - Д-да, - пробормотал Хью, вновь заерзал на стуле и на мгновение столкнулся взглядом с Мадсом, отчего вздрогнул, будто прочитал его мысли. - И как же ваши суждения сочетаются с тем, что вы сегодня в студии совместно с вашим мужем… по разные стороны баррикад? – не удержался ведущий, мельком взглянув в стороны охраны, напряженно следившей за происходящим на сцене. Хью же выдохнул, облизнул губы – так, как он делал это раньше только дома и только с Мадсом, - и проговорил: - На самом деле, очень многое зависит от альфы, - Хью вновь взглянул ему в глаза, на этот раз настойчиво и просящее, словно хотел, чтобы его выслушали, - только от него зависит, готов ли он увидеть в своем партнере действительно партнера, а не только сексуальный объект и собственность. - Я так понимаю, - осторожно начал ведущий, - что вы, Мадс, являетесь сторонником современных либеральных взглядов? Мадс не ответил, молча взглянув на него, он чувствовал, что лицо словно превратилось в ничего не выражающую маску. Казалось, что ведущий спросил у него: вы позволяете своему омеге унижать вас публично? Вам это нравится? Вы согласны делиться вашим омегой с кем попало, если он так решит? Готовы подставить вторую щеку? Вы точно альфа? - Мы прерываемся на рекламный блок, - быстро объявил ведущий, а потом вновь обернулся к Хью, - и все же, разве можно так резко изменить взгляды на жизнь? - На данный момент, - начал тот, не спуская взгляда с Мадса, - совместно с еще одним компетентным человеком я работаю над книгой, где хочу четко выразить свою позицию. Эпоха толерантности, в которой мы с вами существуем, заставляет альф задуматься, изменить себя… Мадс не выдержал, поднялся на ноги, но вместо того, чтобы прикоснуться к Хью, он просто покинул студию. Это было меньшее, что он мог сделать. Эпоха толерантности, в которую он существовал, несомненно, осудила бы его за попытку придушить собственного строптивого омегу, однако ни одна сила в мире не могла заставить его и дальше сдерживать себя. В конце концов, он чувствовал, что все еще остается альфой даже после этого публичного позора, просто потому что не мог иначе. Потому что если у альфы отобрать все, что составляет его сущность – он просто перестанет существовать, вот и все.