Как в дораме

      "Вот и все..." - сигнальной ракетой, мигающей табличкой, тревожной сиреной. Все кончено. Финал.       Кёнсу сидел в темной пустой комнате на холодном полу. Голова раскалывалась. Он уже устал плакать, слезы теперь просто лились из зудящих глаз. Только луна видела его страдания, но не спешила вмешаться. За окном гудел город, никому не было дела до проблем какого-то там студента, никто даже не знал, где он сейчас. Но так даже лучше.       Он не готов увидеться с ними...       С ним.       Кёнсу не мог сказать, когда это началось. Может, когда они впервые встретились или когда подружились. Да и неважно, наверное, когда. Просто началось. Просто однажды, еще в школе, Кёнсу обнаружил, что в тетради для набросков рисует портрету заданного манекена знакомые черты. Дерзкий взгляд, пухлые губы в привычной усмешке, волосы чуть на бок.       Чонин.       Кёнсу тогда смял испорченный набросок, запульнул в мусорную корзину и нарисовал то, что требовали. Только вот после занятия достал листовой комок, расправил. А неплохо же вышло. И запрятал в коробку из-под обуви под кроватью, когда вернулся домой. Спустя год коробка уже не вмещала все наброски, и на каждом - Чонин. Его приятель, его наказание. Его наваждение.       С возрастом Кёнсу все чаще ловил себя на том, что сверлит неприязненным взглядом всех, с кем разговаривал Чонин, кому он улыбнулся или просто попросил о помощи. И, когда Ким подходил наконец к Кёнсу, прятал взгляд на тетради или в учебнике. Да где угодно. В то время подросток До не понимал, почему так реагирует на друга. И только когда у Чонина появилась первая девушка, осознал всю плачевность своего состояния. И всю запущенность тоже.       Кёнсу спасался в своих рисунках. Он рисовал друга везде - на уроках, на переменах, на улице, на клубных занятиях. В тайне, конечно, зачастую по памяти. Но иногда успевал сделать несколько зарисовок, когда Чонин не видел или был чем-нибудь занят.       Кёнсу сходил с ума. Чем старше они становились, тем прекраснее был Чонин. Пластичный, веселый, великолепный. На первый взгляд - олух и тусовщик, но он никогда не давал никому обижать лучшего друга.       Как-то, когда, к ужасу и радости Кёнсу, они поступили в один университет, Чонин встал на сторону До и отогнал от него приставал, которые пытались отобрать у "замухрыша и фрика" тетрадь. С виду, обычная, в клеточку, с однотонной скучной обложкой, только Кёнсу отчаянно прижимал ее к груди, даже на портфель, скинутый к ногам, не обращал внимание. А все потому, что в несчастной тетрадке был карандашный Чонин. Везде.       Когда между Кёнсу и хулиганами появился Чонин настоящий, До испугался, что друг кинется в драку. И на минуту выпал из реальности, когда невозмутимый, но грозный Ким поставил зазнавшихся парней на место словами.       - Тоже мне, защитник. Больно надо! - обидчик сплюнул под ноги и, дав подзатыльник подельнику, ушел.       - Как ты? - спросил тогда Чонин, повернувшись к Кёнсу, и тот воззрился на него громадными глазами, как на чудо света.       А ведь До был уверен, что знает этого придурка как облупленного.       Как-то так вышло, что они попали в компанию к Чанёлю и сразу обзавелись клеймом самых негодных и проблемных студентов. Кёнсу, если честно, было все равно. Учился он прилежно, пары не пропускал, вид имел серьезный, даже строгий. Это в кругу новых друзей он мог строить из себя беспечного идиота, а пары - дело нешуточное.       Только Чонин так не умел. И за его придурковатыми подколами и ужимками скрывались серьезные проблемы. Кёнсу замечал это даже когда веселье было в самом разгаре. На Кима навалилась куча всего - мало того, что преподы то и дело норовили завалить его, так еще и дурацкая экономика ему не давалась, как бы сильно он не старался. Следом появились неудачи в спорте - Чонин серьезно повредил спину, тренер уже ставил крест на его карьере легкоатлета, хотя отзанимался парень от силы месяц. А тут еще и семейные неурядицы подкатили - одна сестра Чонина вот-вот разведется, а вторая на последнем месяце беременности.       На парня было жалко смотреть. Осунувшийся, бледный, он все еще пытался улыбаться, поддерживать марку безалаберного затейника. Только вот никого он не обманул. Кёнсу очень удивился, когда однажды Чанёль со всей дури стукнул по столу. Тогда подскочили все: Чондэ, - сосед Пака, в чьей комнате сейчас собрались друзья, - Минсок, Чонин, Кёнсу и, кажется, даже студенты в соседних комнатах. Чанёль же серьезно посмотрел в глаза Чонину и строго сказал:       - Выкладывай.       Ким пытался отшутиться. Безуспешно.       В тот вечер они изрядно набрались. Парни наперебой давали Чонину советы, как лучше теперь разговаривать с сестрами, каких тем стоит избегать, как заполучить расположение лысого препода по экономике и в какие виды спорта теперь еще можно податься. Чонин слушал, смеялся, плакал, серьезно кивал.       А Кёнсу незаметно чиркал в тетради давно выученный профиль, набрасывал позы, вырисовывал сияющие от алкоголя глаза.       Утром первое, что увидел До, когда разлепил веки, была до противного хитрая заспанная рожа Пака. Остальные еще спали, и Кёнсу решительно не понимал, что потребовалось дорку в такую - пять утра! - рань. Пока не увидел раскрытую тетрадь в его ручищах.       - Верни! - просипел Кёнсу, резко поднявшись. Закашлялся из-за пересохшего горла, голова безумно загудела, ноги подкосились.       Он упал на колени, но все равно тянул руку к заветной тетради. Парни сонно заворочались, Чонин свесил руку с кровати, а хитрючий Чанёль протянул До стакан воды.       Сердце колотилось в ушах, перед глазами плыло. Все пропало. Пак расскажет, он все ему расскажет!       Но Чанёль не рассказал. В то утро он выпытал у Кёнсу все и только потрепал его, поникшего и сгорающего от стыда, по плечу. Предложил подписывать рисунки "КимКай" и ставить мультяшную сову яркими чернилами - этакая подпись.       - Почему Кай? - недоумевал Кёнсу.       - Просто, - хохотнул Чанёль, и До понял, что никогда не сможет познать всех логических цепочек друга.       Наверное, в тот день Кёнсу, наконец, окончательно признал - он влюбился в Чонина. Давно, окончательно и бесповоротно.       По совету того же дорка До предложил Чонину помощь по экономике. Объяснить доступным языком, подтянуть. О если бы кто-нибудь знал, как колотилось его сердце в тот момент! Когда ты любишь, но не знаешь об этом - это одно. И совсем другое, когда ты все понял, и просто как_теперь_смотреть_ему_в_глаза_боже_спасите!!!       А когда Чонин с благодарной улыбкой согласился, Кёнсу стоило неимоверных усилий сохранить лицо и не завизжать от счастья.       Буквально в ближайший выходной Кёнсу выпроводил своего соседа, Исина, самолично купив два билета в кино - вместе с ним отправился Чунмён, староста потока. Он ответственный, с ним не страшно отпускать Чжана - одного его отправлять опасно, потеряется. До запрятал все листы, которые были развешаны на стенах, на холодильнике, лежали между учебниками или просто валялись неразобранной кучей на рабочей папке, и, нервно перебирая пальцами, ждал Чонина.       Ким пришел вовремя. Постучался, дождался разрешения и только после вошел. Кроссовки аккуратно поставил у двери, поздоровался с невидимым кем-то, с поклоном вошел в комнату и уселся напротив Кёнсу. Тот едва сдерживал смешки - он и забыл, какой Чонин, на самом деле, культурный.       Наедине Ким снова стал прежним собой - спокойным, рассудительным, с теплой улыбкой, хорошим, а не дебильным, чувством юмора. Кёнсу пытался не пялиться на друга слишком откровенно. И едва сдерживался, чтобы в потоке разъяснительной экономической информации не выпалить о своих чувствах. Мало того, что сердце рвалось из груди, он не мог, как ему казалось, разговаривать нормально (а как это вообще - нормально? Как он раньше общался с Чонином???), а руки зудели взять блокнот и сделать пару зарисовок, так еще и Чонин наклонялся слишком близко, когда Кёнсу озвучивал очередную формулу, пару раз поднимался и заглядывал через плечо, а иногда смотрел не в записи, а на До.       Дышать удавалось с трудом, не то, что объяснять и пытаться не сбиться с мысли.       Потом в их компанию внезапно влился Бён Бекхён. Честно - Кёнсу всегда думал, что он придурок и тот еще истерик. Но приятно удивился, когда узнал Бека лучше. Только Чонин теперь чаще кидал на новенького странные взгляды. Когда Бек возмущался на Чанёля, когда к нему лезли Минсок с Чондэ, когда он жевал очередной фастфуд - всегда. И если бы действительно существовала такая болезнь, при которой безответно влюбленные кашляют цветами, Кёнсу бы уже умер.       От сердца отлегло после первой же совместной попойки - Чонин снова лез только к Кёнсу. Странно, вроде бы он столько лет кучу раз был с Кимом наедине, разговаривал, сносил пошлые шуточки, а все-таки теперь ощущения совершенно другие. И Чонин, даже пьяный, затыкался всякий раз, когда после подкола Кёнсу возмущенно краснел или только криво усмехался.       Когда Чанёль поделился, что отказал красотке Даре, Кёнсу стрельнул взглядом на поперхнувшегося Чонина. Со всей своей беготней с влюбленностью и новыми закидонами он упустил из виду самое главное - Киму нравятся девушки. И фразой про "одну из самых клевых девчонок потока" Чон убил его без ружья.       Но лицо закоренелого баболюба необходимо было держать. Дара Кёнсу нравилась, да, задница крутая. И... гребаный Чанёль! Вот надо было ему заикнуться о Кае? Чего стоило тогда игнорировать любопытство Чонина, потому что его_лицо_слишком_близко_божечки_отодвинься!!!       Кёнсу потерялся в реальности. Каждый день ему казалось, что он разговаривает с Чонином как-то не так, что Ким давно обо всем прознал и теперь попросту издевается. Как любовь затуманивает мозги, господи! Забыть бы обо всем, никогда не влюбляться в лучшего друга, никогда не рисовать его, никогда не встречать. Да только поздно. Кёнсу плотно погряз в этом и сходил с ума. Не мог насмотреться на прекрасного Чонина и мгновенно прятал взгляд, когда тот оборачивался. Стены и парты внезапно становились такими интересными, вы только посмотрите на эти художественные трещины!       Потом Чанёль едва не оставил их. Не нужно быть гением, чтобы понять - у них с Беком все взаимно, только вот старший тупит безумно, аж врезать хочется. Останавливало только осознание, что и он, Кёнсу, ведет себя не лучше. Заставляет бедного Чонина переживать и постоянно интересоваться, за что До на него обижен, почему злится или попросту вдруг перестает разговаривать...       Парни изрядно удивились, когда вроде бы уехавший Пак пришел на следующий день на пары, сияя похлеще начищенной лысины препода, который сейчас рассказывал о каких-то там экономических терминах.       Чондэ пожал плечами на взгляды друзей, мол, сам в шоке.       Но никто ничего не спросил. Даже когда на перерыве Чан не выпускал из объятий краснющего Бека, бессовестно прилепившись к его спине. Бён ткнул его в бок, и Ёль болезненно зашипел. Странно, тычок то, вроде, слабый.       Кёнсу внимательно наблюдал за реакцией Чонина. Тот был в ужасе, но открытой неприязни не выказал, а через час уже привычно подшучивал вместе с Чаном над девчонками с нижнего ряда. Даже Чондэ и Минсок спокойно приняли их с Беком отношения.       В груди засвербела надежда.       Все вернулось на круги своя: их снова шестеро, все за одним столом, вновь общие темы для разговоров и шуток. Только взгляд то и дело цеплялся за сцепленные руки Бека и Чана. Кёнсу тоже хочет вот так - мило, нежно. Взаимно. Только его напасть сидит рядом и спокойно пожевывает картошку, лениво оглядывая столовую и провожая похабной улыбкой проходящих мимо девушек.       Кёнсу бы разорвать грудную клетку - свою, но можно и Чонина, - чтобы успокоиться, чтобы не сжимать так сильно кулаки и не стискивать зубы. Чтобы не болело.       Прошел месяц после событий с Паком, а Кёнсу все больше терял голову. Теперь он едва контролировал себя - разум затуманивался от сладких мечтаний на паре (если бы кто-нибудь знал, как До хочет обнять Чонина, поцеловать и получить поцелуй в ответ!), сердце замирало, стоило Киму даже случайно коснуться Кёнсу. И самое страшное - До все чаще стал грубить другу. Потом корил себя за это, плакал, гася всхлипы подушкой, пока Исин спокойно посапывал на соседней кровати. Но не мог сдержаться.       Кажется, Бекхён начал что-то подозревать, а Чондэ и вовсе давно кидал насмешливые взгляды и с намеком кивал на ничего не замечающего Чонина. О чувствах Кёнсу знали все. Кроме самого объекта страданий.       А сегодня Кёнсу не выдержал. Подкупить соседа Чонина - дылду Ифаня, - дело пары билетов на соревнования единоборств. В этой комнате До был всего раз - в самом начале, когда отмечал с Кимом успешное поступление и новоселье. И теперь ступал осторожно, осматривался, замечал каждую мелочь - вот его тетрадки, а вот ручка, которой он пишет с начала семестра. И крепко держал увесистую коробку со стопкой бумаг и пачку кнопок сверху. Решительно окинув взглядом фронт работы, Кёнсу взялся за дело.       Спустя полтора часа стопка исчезла, коробка из-под обуви - та самая, - опустела. А по комнате были развешаны самые лучшие рисунки Кёнсу. Везде, где только можно и куда парень смог дотянуться. Вставать на стул он не решился - поджилки дрожали и ноги от страха то и дело подкашивались.       Вот и все.       Не понять такой открытый намек невозможно - на каждом листе один человек, а в углу - одна и та же узнаваемая подпись, которую Кёнсу теперь ставил даже в тетрадях. Чонин поймет. И возненавидит.       До погасил свет, закрыл дверь, сдал улыбчивой вахтерше ключ и с тяжелым сердцем пошел прочь. Ждать Кима и увидеть гримасу неприязни и отвращения на прекрасном лице выше его сил.       Он не видел, куда идет. В голове шумело, сердце больно колотилось о ребра. Прохожие на него даже не оборачивались, только одна совсем маленькая девочка проводила его наивным взглядом. Наверное, усмотрела улыбку и слезы на щеках.       Кёнсу пришел в студию, которую снимал для работы над рисунками. Всего лишь абсолютно пустая большая комната с двумя дверями, больше похожая на танцевальный зал, и по коридору находились еще четыре точно таких же помещения. Здесь всегда было спокойно - никто больше не появлялся, хозяин и тот удивлялся, что Кёнсу исправно платит аренду, даже предлагал переехать сюда. И До отказывался. Потому что в общежитии всегда был Чонин. А теперь... Теперь, наверное, есть смысл принять предложение. В конце концов, в своей комнате он больше не покажется. Потому что это конец.       Кёнсу сидел в темноте в центре студии прямо на полу, обхватив поджатые к груди колени. Слезы все еще текли по щекам, рядом лежал выключенный телефон.       Вот и все.       Сегодня Чонин все узнает, а завтра... Что будет завтра, страшило Кёнсу больше всего. Страшно увидеть, как Чонин его игнорирует, боязно столкнуться со взглядом отвращения, еще невыносимей никогда больше не услышать и слова в свою сторону.       Но сделанного не воротишь, слишком поздно. Чонин уже час назад должен был вернуться в комнату.       Прошло еще около получаса, а Кёнсу так и сидел, бледный, вымотанный слезами, смотрел в темноту перед собой. Сердце ныло, но больше не бухало, как сумасшедшее. Смирилось, наверное.       А потом послышались торопливые шаги и грохот.       Хозяин. Увидел, что дверь открыта, переволновался, теперь проверяет.       Когда открылась дверь в его студию, Кёнсу даже не шевельнулся, не посмотрел, лишь поднял руку, выказывая себя. Пусть хозяин поругает его за внезапный визит, за темноту, да хоть за что-нибудь. До сейчас так плохо, что любая ругань только на пользу.       Какая-то долгая тишина, однако.       Кёнсу устало поднял голову. И сердце ухнуло вниз. Чонин удивленно замер в проеме, будто не верил, кто перед ним, а потом с грозным видом двинулся на Кёнсу.       - Ах ты...       Кёнсу понимал - сейчас будет больно. И телу, и сердцу. От страха он не соображал, что делает, только вдруг обнаружил, что подкашивающиеся ноги со всей прыти несут его по коридору к другой комнате.       Он с размаха врезался в дверь и, борясь с дрожью в руках, то и дело судорожно оглядывался на несущегося на него Чонина. Быстрее, ну быстрее же!       Наконец, ручка поддалась, Кёнсу проскользнул внутрь, захлопнул дверь и отчаянно прижался к ней спиной. Только бы выстоять натиск. Защелкнуть замок он сейчас не в состоянии.       От первого удара показалось, что хлипкая дверь слетит с петель. Однако Чонин не стал ломиться, лишь колотил, не жалея силы, и громко звал. Но Кёнсу не слышал. Глаза застлала привычная уже слезная пелена. Ноги больше не держали - он соскользнул на пол, глухо стукнулся затылком о дверь, пытался заглушить прижатыми ко рту ладонями всхлипы.       Он думал, что подготовился к отказу - столько раз представлял гневную тираду, в которой разразится Чонин, как только все узнает, - но оказалось, что к такому невозможно подготовиться. Страшно. До безумия, до желания переехать в другой город.       - Кёнсу, твою мать! - орал Чонин и от всей души пнул несчастную дверь.       До покачнулся и не сдержал громкий надрывный вздох, зажмурился. Теперь он в его глазах еще и размазня.       С той стороны стихло. Послышался шорох, а потом и голос почти возле уха:       - Ну открой...       Кёнсу едва не отшатнулся, с трудом поборол желание забиться в самый дальний угол огромной студии. Нельзя. Тогда Ким войдет, и ему больше не сбежать.       - Телефон, - сказал Чонин. Кёнсу услышал стук возле плеча - это Ким уперся лбом в дверь. - Включи.       До даже не помнил, как схватил с пола телефон, когда убегал. Вот только он действительно обнаружился в кармане.       Руки дрожали, пальцы не слушались. Из-за колотящегося сердца спирало дыхание, живот скрутило от страха и такой желанной, но, в то же время, кошмарной близости Чонина. Однако экран прогрузки уже погас, дисплей вспыхнул заставкой, значками приложений. А потом зазвенели оповещения о пропущенных звонках, сообщениях, Кёнсу едва не выронил телефон.       - Читай, - сказал Чонин за дверью.       И Кёнсу прочитал.       Сначала в сообщениях были непонимающие вопросы, глупые предположения, отшучивания. Потом просьбы ответить. Затем более серьезные, по типу:       "Кёнсу, пожалуйста, возьми трубку, нам надо поговорить".       От этого в горле встал ком - такие фразы никогда не сулили ничего хорошего. Еще были попытки узнать, где он, угрозы подключить к поискам Чондэ, Мина и Чана с Беком.       Пришло еще одно сообщение, Кёнсу подпрыгнул. Посомневавшись секунду, прочитал.       "Открой дверь".       - Нет.       - Пожалуйста.       - Нет.       - Кёнсу!       - Нет! - До закрыл голову руками, сжал кулаки. Пусть Чонин не заставляет его, пусть просто скажет уже, что ненавидит, и уйдет!       За дверью воцарилась тишина. Кёнсу прислушался, но удаляющихся шагов не услышал. Чего Ким выжидает?       - Я тебе нравлюсь, - вдруг сказал Чонин, и к глазам вновь подступили слезы стыда и страха, - я правильно понял?       Нервы сдали окончательно.       - Да. Да, да, да! - Кёнсу перешел на крик, отчаянно стиснув голову. Крупные капли падали на джинсы, скользили по щекам и шее.       Вот и все. Конец. Теперь уже окончательно.       - Кёнсу... - тихо сказал Чонин. С удивлением. Тоскливо даже. - Я хочу увидеть тебя, открой.       Еще чего!       - Я люблю тебя. Слышишь? Люблю, Кёнсу. Пожалуйста, впусти меня.       Кёнсу забыл, как дышать. Нет. Нет, нет, ему наверняка послышалось. Ну конечно послышалось, просто крыша окончательно поехала. Ведь не мог настоящий Чонин сказать, что...       - Давно люблю. С выпуска.       Все это напоминало какой-то фильм. Или Кёнсу все это снилось. А если снилось, значит можно и открыть, правда?       Чонин поднялся на ноги, когда ручка повернулась. Дверь медленно приоткрылась, и в проеме показался Кёнсу. Он твердо смотрел Киму в глаза, только колени предательски дрожали, а побелевшие пальцы вцепились в несчастную ручку. Чонин осторожно, не сводя взгляда с паренька, прошел внутрь, положил руку поверх ладони на двери - ледяная! - и настойчиво отцепил.       Кёнсу все это время боялся шевельнуться. И дошло, что это вовсе не сон, только когда Ким коснулся его. Бежать! Сейчас же!       - Кёнсу, - Чонин снисходительно улыбнулся, когда До попытался рвануть прочь, и быстро обнял со спины, не давая сдвинуться. Под ладонью колотилось сердце испуганного котенка. Ким, не отпуская, развернул парня к себе лицом, попытался заглянуть в глаза и улыбнулся шире, когда Кёнсу опустил голову.       - Боишься меня?       Судорожный кивок.       Чонин погладил До по затылку, и парень крупно вздрогнул, вжал голову в плечи. Ну котенок ведь!       - И чего ты такой пугливый?       Кёнсу промолчал. Только ощутимо расслабился, вслушиваясь в ласковый голос.       - Ну?       - Что ты хочешь услышать? - он наконец смог ответить.       - Что ты любишь и жить без меня не можешь, но для начала хватит и извинений. - Кёнсу вскинул удивленный взгляд. - Ну а что? Ты хоть представляешь, что я надумал, пока пытался дозвониться до тебя? Парни обзванивали больницы, поставили всех на уши. Хороший у тебя сосед, кстати. И память отличная.       Вот кто выдал его! Хотя... Надо будет угостить Чжана чем-нибудь.       - Откуда у тебя столько меня?       Рисунки. Кай. Кёнсу снова опустил голову. Слишком страшно смотреть в эти сверкающие в темноте глаза. Непривычно близко.       - Еще со школы.       Чонин помолчал, потом спросил, обнимая крепче:       - Значит, Чанёль знал?       Вспомнил, видимо, тот разговор про отказ Даре. Кёнсу кивнул:       - Все знали.       - Один я у тебя олух, - посмеялся Чонин, а у До сердце замерло. Как сладко звучит.       Ким отодвинулся, склонился, все-таки вылавливая взгляд парня.       - Прости, что не замечал.       И осторожно, едва касаясь, поцеловал в висок. Кёнсу не шелохнулся, только вцепился в руки на талии.       - Ну скажи что-нибудь, - Чонин улыбнулся, стукнулся лбом о лоб До. - Хорошо, давай я. Ты будешь со мной встречаться? - Кёнсу поднял осоловелый взгляд. Он это серьезно? - Если скажешь "нет", спрошу завтра. Сдавайся. Все равно ведь теперь не отстану.       И Кёнсу сдался.

***

      - Получается, парни, вы тут у нас единственные нормальные, - хохотнул Чанёль, притягивая Бекхёна ближе.       Они сидели в парке и битый час пытали залитого румянцем Кёнсу. Нет, серьезно, неужели он думал, что отделается простыми поздравлениями после вчерашней суматохи? Чонина, который обнимал сидящего на его коленях парня и пытался встать на его защиту, только затыкали шиканиями. С ним будет отдельный разговор - ну как, КАК можно было так долго ничего не понимать?       Чондэ и Минсок, к которым обратился Чанёль, переглянулись и прыснули в кулаки, даже слезы проступили. Ребята, оставив-таки До и Кима в покое, с истинным непониманием смотрели на них.       - Да мы, вообще-то, давно... - усмехнулся Чондэ и взял Минсока за руку. Тот засмеялся в голос и, вытирая слезы, сказал:       - Лица попроще, ребят.       - Когда?! - не выдержал Бекхён. Как же так, он ведь не видел ответных чувств от Мина!       - Еще в школе. Нет, вы серьезно не замечали?       Веселая компашка еще долго не расходилась. Чонин показал пару рисунков, стянутых из своей комнаты, и удерживал Кёнсу, который отчаянно брыкался, краснел и пытался заполучить свои работы обратно. И сжечь ко всем чертям. Или запрятать куда подальше. Стыдно же, ну. Только Чонин уже во всю вещал, какую картину увидел, когда вернулся в пустую комнату. И целовал Кёнсу в шею, отчего тот мгновенно замирал.       Пусть поздно, пусть не так, как представлял, но Кёнсу донес свои чувства. И попал в цель. А что будет потом - через год или десять лет, - абсолютно не важно. Сейчас он счастлив. И это самое главное.