Твоя. Душой и телом

Пролог Bella POV       Утро. Очередной день в клетке под названием «моя жизнь». Одни и те же лица, безукоризненно выверенная схема: завтрак, учеба, обед, штудирование материала на две, а то и больше лекций вперед, ужин, постель. Так изо дня в день. Порой к нам приезжают гости, но это еще хуже: приходится быть вежливой и улыбчивой с первоклассными циниками, в чьих руках находятся власть и деньги. Безусловно, эти две вещи портят людей.       Пора бы и представиться, не так ли?       Я — Белла.       Дочь Чарльза Свона, владельца одного из рекламных агентств в Нью-Йорке. Казалось бы, мне грех жаловаться на жизнь: та самая сияющая картинка, что крутится на цифровых билбордах папы, продавая вам злаковый йогурт и крем для лица. Как минимум два повода в месяц одеться в соответсвии с дресс-кодом white-tie. Четыре — black-tie. Топиарии под окном еженедельно подвергаются экзекуции садовника номер один, пока его напарник стрижет идеальный, почти по-британски сочный газон.       За манящими всполохами картинки, точно как на папиных билбордах, кроется давно проржавевшая конструкция.       Свою маму я никогда не видела — знаю только то, что ее звали Рене. Она была то ли из Испании, то ли из Италии: мне она передала тёмные глаза и волосы, а меня — папе, вероятно на этом исчерпав ресурс материнского инстинкта. С отцом все намного интереснее: когда мне было лет пять, он еще как-то старался выкроить для меня час своего драгоценного времени. Но, со временем этот час он постоянно урезал, и, в конце концов, с десяти лет я вижу его исключительно за ужином и во время приема гостей.       Как мне кажется, он все девятнадцать лет содержит меня исключительно из-за своих коммерческих целей. Или потому, что одинокий отец в глазах каждой новой дамы выглядит особенно героически. С тех пор как мне исполнилось четырнадцать, отец заставлял меня присутствовать на каждом светском событии, как бы рекламируя себя. В эти моменты он находился рядом и играл на публику, изображая из себя любящего папочку. От этого становилось мерзко до тошноты. И обидно… Первое время мне не хотелось с этим мириться, поэтому я иногда откровенно пакостила. Один раз огромный графин с пуншем вылился прямо на дорогущий костюм. Совершенно без моего участия, конечно! Тогда, вернувшись домой, я хорошенько получила за свои дела: разбитая губа и сильный ушиб плеча, и, кажется, в этот момент он открыл для себя новый способ взаимодействия с дочерью. После нескольких таких проделок и наказаний, следовавших за ними, мой гонор несколько поубавился.       Мало того, что у меня не было нормального общения с родителями, так меня лишили и общения со сверстниками: большая часть школьных лет прошла на домашнем обучении, не считая последних классов. Конечно, у меня были… подружки? Знакомые? Чарли их делил на «наш уровень» и «не наш уровень». Последние были девочками из нормальных, по мнению общества, и бедствующих, по мнению Чарли, семей. Просто дочки дантистов и бухгалтеров, учителей и врачей. Они приходили ко мне в гости, и Чарли всем своим поведением давал им знать, что одобряет подруг только «нашего уровня». Тех, что побогаче. Тех, кого родители возят на пикник не в лес, а, в худшем случае, на съёмную яхту.       В свободное от уроков время единственным моим развлечением было чтение книг. Листая белоснежные страницы, пахнущие чернилами, я погружалась в другой мир. В мир, где все так здорово и красочно, где так много счастья и любви. Я очень любила классику: Остин, Теннисон, Бронте… Поглощенная чтением прозы, я бы проводила сутки, будь на то моя воля. Но, увы, мое время мне вовсе не принадлежало. Мне удалось выпросить разрешение поступить туда, куда я хотела. Факультет литературы. И на этом все.       Я уже смирилась с этим.       Переодевшись в домашнюю одежду и расчесав волосы, я спустилась в столовую. Пора начинать новый день.