***
Машина остановилась у пышущего нарядной атмосферой дома. Одного из тех, при взгляде на которых можно сказать «шикарно». Ступив на мощеную дорожку, я огляделась по сторонам: множество людей, знакомых и нет. Официанты с шампанским на подносах и женщины, берущие холеными ручками тонкие бокалы. Мужчины с чем-то покрепче. Отчего же им не пить средь бела дня, обсуждая, как хорошо удалась жизнь? То ли это было открытие чьего-то филиала где-то, то ли юбилей фирмы, то ли событие по другому, не менее важному, по мнению присутствующих, событию. Банкет проходил в огромном зале. Играла музыка, официанты разносили бокалы с алкоголем, протискиваясь сквозь толпы гостей. Я стояла в компании шапочно знакомых девушек, изображая интерес, слушая рассказы, в которые даже не пыталась вникнуть. Внутри тугим комком ворочалось плохое предчувствие. И как же быстро оказалось, что неспроста! Спустя некоторое время ко мне подошел отец, нервный, с бегающим взглядом, схватил за локоть и чуть ли не поволок за собой. Все это было сделано так, чтобы со стороны мы смотрелись неплохой семьей, отцом с дочерью, которые быстро лавируют между гостями. Но только я чувствовала эту хватку, это раздражение, непонятно почему всегда исходящее от него, и достигшее, казалось, своего апогея. Приведя в другой конец зала, он остановил меня, а сам подошел к какому-то мужчине, стоявшему к нам спиной. Услышав что-то от моего отца, тот развернулся и окинул меня то ли заинтересованным, то ли оценивающим взглядом. Хотел познакомить? Ни раз бывало так, что Чарли представлял меня мужчинам. Такое лёгкое сватовство. Доходило даже до его друзей — просто чтобы имели в виду. Но отчего-то именно перед этим стоять было до одури неловко, и я, вопреки приличиям, отвела взгляд в другую сторону, тем не менее, то и дело возвращаясь к нему украдкой, чтобы рассмотреть. Он был, наверное, чуть ли не на полторы головы выше меня. Волосы темно-коричневого цвета, на свету казавшиеся бронзовыми, привлекали внимание легким беспорядком, в котором находились. — Изабелла, — раздался голос Чарли, — это — Эдвард Каллен, — сказал он, указывая рукой на мужчину. — Очень приятно, — ответила я. — Не сомневаюсь, — прозвучал низкий голос. Я поёжилась, вновь глядя на него. Не слишком-то вежливо! Почему самые приятные голоса чаще всего говорят неприятные вещи? Тем временем Каллен слишком уж пристально скользил по мне взглядом, в котором ярче всего читалось… пренебрежение? Изучал мой внешний вид, будто бы я — товар на полке магазина, а он — покупатель, не слишком-то настроенный на покупку. Прошла, казалось, минута, прежде чем он, наконец, оторвался от меня. Разомкнул поджатые губы, делая глоток бренди. Кивнул Чарли, затем переводя скучающий взгляд на зал. Каллен не мог этого видеть, но я отчётливо заметила, как черты Чарли исказились от медленно растягивающейся триумфальной улыбки. Сказав еще что-то моему отцу, Каллен покинул нас, даже не попрощавшись. В оставшееся время не произошло больше никаких встреч, но и это не спасло меня от странного беспокойства. Я не могла отвлечься, как ни пыталась. Чарли меня настораживал. На его лице читалось какое-то странное самодовольство, и, как я предполагала, все из-за этого Каллена… весьма странно. Какие слова могли так на него подействовать? Как будто только что он выиграл крупную сумму в лотерею или заключил удачную сделку.***
Наконец мы вернулись домой. Я, изнывая от желания сбросить туфли и распустить тугую прическу, уже было хотела пойти в свою комнату, как отец приказал зайти к нему в кабинет. Мысленно чертыхнувшись и отметив, что, кажется, этот день бил рекорды по времени нашего взаимодействия с отцом, я последовала за Чарли. Мы сели за столом друг напротив друга, будто совершенно нельзя было обойтись без всего официоза, словно мир сойдёт со своей оси, если он поведёт себя хоть чуточку проще. — Изабелла, тебе уже девятнадцать, — весьма странное начало, — Хоть до полного совершеннолетия и остаётся два года, законы штата уже позволяют тебе выйти замуж. Молчание. Чувствуя что-то не то, я почти дёрнула уголком губ, будто бы он мог пошутить, но Чарли смерил меня тяжёлым осаждающим взглядом без единого намёка на шутку. — Что? — рассеяно переспросила я, все ещё не улавливая до смеха простую суть. — Ты выйдешь замуж за Эдварда Каллена. Минуту я прокручивала в голове его слова, пытаясь понять их. Безуспешно. Я просто уставилась на него, ощущая, что происходит какой-то абсурдный диалог. — Я не поняла… В каком смысле? — Иного от тебя я и не ждал, — поморщился он. — Однако, наконец тебе выпал шанс принести пользу. Я слушала его, но никак не могла связать буквы в слова, будто в плохом сне: прочитай заново — и получится новое предложение. — Пользу? — хрипло переспросила я. Чарли кивнул. Он откинулся на своём кожаном кресле, плеснул что-то из графина в низкий бокал. Повёл рукой, перекатывая тёмную жидкость по стенкам, вдохнул аромат, сделал глоток. Снова повёл рукой. — Есть люди, готовые платить хорошие деньги за любую информацию о Калленах. С тех пор, как Эдвард принял все дела отца, к нему не подступиться. Сукин сын, всегда вроде бы на виду, но никто о нем ничего не знает. Он сделал ещё один глоток. — Нужен кто-то очень близко, кто-то, от кого не ожидают. Серая мышь. Это был самый долгий и самый отвратительный разговор с отцом за всю мою жизнь. — К счастью, кое-какое мое предложение его заинтересовало. Отличный склад, который сократит расходы на логистику в два раза, — он выставил руку вперёд, демонстрируя пальцами, будто самому себе, букву «V». — Но вот незадача: ни за какие деньги переуступать я не намерен. Но вот порадовать любимую дочку… — он загнул средний палец, направляя указательный в меня. Я с ужасом поняла, что Чарли до одури пьян. — Да, ради желания любимой дочери я готов передать склад без каких-либо отступных! — Какого желания? — сглотнув, хрипло переспросила я. — Стать миссис Каллен на один год, конечно, — он торжествующе развёл руки в стороны, затем вновь плеснул бренди, сделал глоток, топя усмешку в бокале. — Это не мое желание, — глухо упало в тишину комнаты. Чарли на секунду замер. Отнял бокал от лица, смерив меня внимательным взглядом. — Повтори. Я уже было приоткрыла рот, но он остановил меня жестом, затем отставил бокал, медленно поднимаясь на ноги. По венам будто бы пустили подмёрзшую воду, осколками льда царапающую все на своём пути. Он обогнул стол, остановившись прямо напротив меня. Склонился ниже, заставляя отпрянуть от терпкого запаха алкоголя, вжаться в спинку стула. — Вот теперь повторяй, — обманчиво-спокойно произнёс он, заключая подлокотники моего кресла в тиски. — Я не хо… — фраза прервалась звуком хлесткого удара. Все внутри меня упало. Шокированная, я поднесла ладонь ко рту, затем увидев на пальцах кровь. — Мы что, в средневековье?! — всхлипнув, воскликнула я, на что на губу обрушился второй удар. Я закрыла рот, спрятав его в ладони, и на секунду зажмурилась, ощущая себя участницей плохого спектакля. — Подумай хорошо и повтори ещё раз. Я помотала головой, наконец встречаясь с ним взглядом, будто с разбега натыкаясь на то, чего в жизни никогда не видела: его зрачки, расширенные, казалось, поглотили собой радужки. Он наклонился ближе, подхватывая пальцами подбородок, проворачивая лицо то в одну, то в другую сторону. Большой палец скользнул по разбитой губе, перемешивая кровь с помадой, размазывая по щеке. — Пора отплатить за мою доброту. Хоть за сотую долю того, что я для тебя сделал. Я дёрнулась, но он лишь усилил хватку. Ногтем задел рану, вызывая появление ещё большего количества крови. — Ты появилась здесь как паразит, как бесполезная обуза. Ни на что не способная, без единого таланта, — он разговаривал будто не со мной. — И все же я не избавился от тебя, надеясь, что однажды ты окупишься. — Я — твоя дочь, — прошептала я, не в силах поместить в голове все, что он говорил. — Как ты можешь… — Паразит, — разделив по слогам, он улыбнулся, и, прежде чем отпрянуть, вытер испачканную кровью ладонь о натянутое на мои колени платье. Никогда прежде он не вёл себя так жутко. В одночасье мне стала понятна причина расширенных зрачков. — Повезло, что ты хотя бы вышла лицом, — тем временем продолжил он монолог. Развернулся ко мне спиной, закрывая обзор на что-то блеснувшее в руках. Склонился, коротко вдохнул. Откинул голову вверх. — Держу пари, Каллен не согласился бы так скоро, окажись ты косой толстухой. Мерзкие слова, будто брошенная тина, облепляли мое лицо. — Это незаконно, — выдавила я. — Я не соглашусь, а без этого… От стен отскочил густой злой смех. — Ты согласишься, — резко прервавшись, сказал Чарли. — О, ты согласишься, маленькая дрянь, я не оставлю тебе выбора, — он вновь наступал, угрожающе понизив голос. Мне оставалось лишь затравленного наблюдать за его действиями, то и дело обращая короткие взгляды к двери. Не убежать. Убежишь — будет хуже. Рука скользнула в волосы у основания шеи, заставляя приподняться. Он дёрнул меня, точно ненавистную дворовую собаку. — Если ты посмеешь сказать «нет» — будь уверена, мерзавка, ты крупно, очень крупно пожалеешь, — яростно выплёвывал он в лицо. — Те люди будут расстроены, но, поверь, я приложу все усилия, чтобы придумать, что им предложить в качестве моральной компенсации. — Ты сошёл с ума! — оторопев от недвусмысленного намёка, воскликнула я, и тут же пожалела. Кресло с диким грохотом было опрокинуто. Я полетела следом. Рёбра, живот — два удара носком ботинка. Спустя пару минут все затихло. Я плакала, жалко скорчившись на полу. Отблеск лакированных ботинок возле лица - подошва прижала к полу выпавшие из причёски пряди. Он стоял, смотрев на меня с высоты своего роста, а затем присел. Движение ботинка отдалось болью у корней волос. Чарли сделал ещё глоток, скучающе взглянул на содержимое стакана, и, вздохнув, выверено наклонил его над моим лицом. Бренди жёг глаза и губы. Я зажмурилась, глотая слёзы невозможного унижения. — Полагаю, вопрос решён, — дождавшись, пока скатится последняя капля, он откинул бокал. Граненые стенки с глухим стуком приземлились в ворс ковра. Я пролежала так еще час, может два… Всхлипы, один за другим, вырывались из моей груди, ребра ныли, а руки тряслись, поглаживая плечи. Я просто лежала, борясь с истерикой и разглядывая лепнину на потолке. Это все не походило на реальность… Скорее, сюжет какой-то плохой мелодрамы. Я зажмурилась, стирая со щек слезы. Произошедшее сегодня — словно крайняя точка. Если и раньше все было плохо, то теперь хуже будет только если дать планам Чарли свершиться… Я не имела никакого понятия, как мне быть, но в голове шумела одна мысль: «Это не может произойти». Не помня себя, я на ватных ногах дошла до своей спальни, и, лишь умывшись, не раздеваясь, свалилась на кровать. Я больше походила на бездушную куклу, когда легла на спину и воспаленными от слез глазами уставилась в потолок. Держать их открытыми становилось все труднее, ощущение песка на зрачках становилось все сильнее. Я сама не заметила, как провалилась в сон.