Ворон ворону глаз не выклюет

      Крик Элли Белл уничтожил хрупкую иллюзию порядка в Дарнелле.         Никто больше не танцевал на помостах, не развлекался уличными конкурсами, не радовал себя на ярмарках. Только что люди пытались быть счастливы даже в тяжёлые времена, а теперь вцепились друг в друга, как в злейших врагов. Всё как в крепости Багортт, деревне Форменн… во дворце Хоррусов столетия назад. Сколько ещё городов и поселений Левиафаны осквернили своим безумием за те годы, что Скорбящий палач безнаказанно топчет земли Тормандалла?         — Они там чё, все бурой погибельки объелись ли чё ли? — Крыс перегнулся через парапет крыши. — Сегодня Крысу в супе попалась вилочковая кость с обломанной левой частью. Знал же, что к беде! Лучше бы в убежище сидел, как Гаруспик говорил.         — Ты в следующий раз будь осторожней с супом. Так и Дикая Кэйшес из мёртвых восстанет.         Виктор окинул взглядом панораму гибнущего Дарнелла. Интересно, что на это сказал бы Хейд? «Я всегда знал, что это город агрессивных психопатов, просто они устали притворяться», — и скорчил бы гримасу. В академии Виктора больше ничего не держало, он покинул её, не таясь — через главный вход. Можно было и дальше наблюдать из первых рядов, как Дарнелл сбрасывает праздничную шелуху, но не в его привычках оставаться зрителем. Бражники ползали по плечам, трепетали их маслянистые крылья. Рой всё ещё слишком мал. Ненадолго.         Под ногами хрустели карамельные рыбки, крошились кусочками сладкого янтаря — сегодня они были всюду, как символ прошлого Дарнелла, некогда рыбацкой деревушки. Мгла окутала улицы, сквозь дымную пелену слышались крики, смех и мольбы о помощи — то шумела компания музыкантов, собственные инструменты заменили им оружие. По их следу шла парочка айрхе, они готовили снаряды из бутылок и топлива, которое сливали с уличных фонарей. После их визитов горело уже несколько квартир. Огонь — серьёзный враг, с ним всё ещё приходилось считаться. Виктор затаился за прилавком со сладостями, наблюдая и бегло просчитывая варианты, но его отвлекли шаги позади.         — Ты чё, драться с ними надумал? Слухай, не будь, как Этан. Он мнил себя непобедимым горным медведем, пока тэ его не грохнул. Дак тэ тоже не бессмертный!         — Весь город сейчас — наш враг. Хочешь ты того или нет, но нам придётся прорубать себе путь до убежища.         — Знаешь, чё делает охотник, когда его окружает стая волков? — Крыс вцепился в локоть Виктора, чтобы тот и думать не смел дёрнуться, пока не дослушает до конца. — Пугает их. В бабках Крыса водилась Эхийя из рода Койрхов. В ней текла кровь дейхе. Она своих сыновей в жертву принесла, чтобы защитить клан от энлодов. Черти ей послушными псами были. Она рассказала, как эту шельму приструнить, — он покопался под кейпом и вытащил идол. Над ним основательно поработали: крылья были изрезаны вязью угловатых символов, а черепок обвязан красной нитью, продетой через глазницы и под выпирающими клыками. Больше похоже на намордник. — Много с ним возился. Давай глянем, чё получилось.         А ведь Виктор почти поверил, что Крыс за него беспокоился. Он приглашающе махнул головой в сторону музыкантов — пусть мальчишка развлекается, раз ему неймётся. Взгляд Крыса потяжелел, опустились уголки губ, между бровей залегла морщина — лицо не юноши, но старца. С его языка слетели незнакомые слова, и древесина вмиг почернела, а глазницы черепа засияли алым.         — Токо напугать, ясно? — Крыс щёлкнул идол по носу и выбил из него чёрта. Тварь зарычала, но стоило цыкнуть — сразу же затихла. Как она стала такой послушной? Виктор следил за каждым движением, но так и не понял, в чём секрет. В нитках и символах? В древних словах исчезнувшего народа? Крыс с важным видом ответил: — Бабуля Эхийя выпытала у чёрта, как его при жизни звали. А имя — оно большую власть даёт, если знать, как им пользоваться.         «Видимо, мне повезло», — с тоской усмехнулся Виктор. Из живых его настоящее имя никто не знает, да и какое оно — его имя? Мальчишки, запертом в собственном доме? Или женщины, которая даже после смерти не захотела выпустить дочь из своей хватки? Хорошо, что ему дали новое, и этим третьим именем можно было отгородиться от остальных двух.         Чёрт стёк на землю клубами дыма, его эфемерная плоть слилась с лужами и грязью. Алый отблеск мелькнул у трупа мужчины — очередная жертва поджигателей, которую подловили на пороге дома. Вокруг головы расплылся ореол из крови, и никто из Левиафанов не заметил, как она стала чернее угля. Рядом с покойником топтался музыкант в пёстром сюртуке, он драл горло криками: «Смотри на меня! Смотри на меня! Говори со мной! Спой мне!» — скорее бред сумасшедшего, чем осознанная речь. Крики сменились воплем, когда его схватили за лодыжку. Мёртвое тело двигалось рывками, оно цеплялось за штанины, повалило своим весом орущего музыканта на землю. Грязные пальцы нащупали голову жертвы, раздвинули челюсти и залезли ей в рот, гогот смешался с глумливым: «Пой-кричи! Пой-кричи! Громче! Громче!», музыкант выл от боли.         Виктор отвёл взгляд, но ему хватило и жуткого хруста, чтобы представить, как мертвец порвал музыканту рот. Крыс наблюдал за чёртом до последней секунды, широко распахнув глаза. Эксперимент вышел за рамки его ожиданий, зато на Левиафанов подействовал безотказно — они с криками бросились врассыпную, один из айрхе догадался кинуть в оживший труп бутылку с огнём.         Удивительное существо этот чёрт — дикое, жестокое, растерявшее всю человечность. А ещё жадное — вместо того, чтобы вернуться к хозяину, оно поползло дальше по улицам, вынюхивая новые оболочки. Крыс поднял с земли камень и треснул им по идолу пару раз: чёрт мигом вернулся в клетку, воя побитой псиной.         — Когда чёрт ещё человеком был, то его убили, треснув булыжником по башке. Кто-то близкий убил. Обидно ему было, больно, до сих пор больно. Крыс напоминает ему это мгновение до смерти. Чёрт боится и прячется. Всё просто! — сказал горец, но на взгляд Виктора всё было далеко не «просто». Однако он слушал и мотал на ус — вдруг пригодится.         Крыс мог бы и дальше с умным видом делиться мудростью предков, но он насторожился, принюхался. Резкий выпад рукой — и он схватил что-то в воздухе.         — Колется. Чё-то Курьерское — воняет, как от тэно, — Крыс протянул Виктору руку. — Смотри. Крыс не видит, но чует. А тэ видишь.         Виктор сосредоточился и правда увидел: в ловушке из пальцев замер бражник, он был огромным, во много раз больше тех, что уже доводилось встречать. Форма крыльев причудливо-волнистая, с мраморным рисунком всех оттенков алого и чёрно-золотыми «глазками» на краях. Использовать бражника как шпиона — хитро, хитро, но кто из Курьеров до такого додумался?         Шепнув: «Я кое-что попробую», Виктор сжал в ладонях кулак Крыса. Посланники Двуглавого могут нести такую боль, что разум меркнет — он никогда не забудет свои первые дни в плену. Почему бы не передать эту муку другому, а бражник мог бы стать наводкой на его хозяина. По сигналу Крыс раскрыл ладонь, позволив мотыльку улететь, и рой Виктора рванул следом, он пронёсся через всю площадь, над битым стеклом, растоптанными рыбками и украшениями, скрылся за статуей Поющей девы. Осталось сжать вольт и представить, как крылья бражников обратились в острые лезвия. Раздался вскрик. Неужели сработало? Переглянувшись, Виктор вместе с Крысом рванули в сторону звука.         Таинственным шпионом оказалась женщина, она привалилась плечом к постаменту Девы и сгорбилась, как от удара в живот. Её лицо скрывала широкополая шляпка, украшенная пёстрыми крыльями дятла — такие изыски носят лишь в столице. Остриё палаша коснулось её подбородка, вынуждая поднять голову. Из-под полы шляпы показались глубокие синие глаза, как цветы горечавки, а на смуглом лице, в котором угадывались диковатые черты айрхе, они сверкали ещё ярче. Карамия. Только её тут не хватало.         — Хах, подловил, — усмехнулась полукровка без капли страха. — Неплохо для новичка, но в следующий раз отыщи хотя бы волосок своей цели, если правда хочешь ей навредить.         — Что вы здесь забыли? — Виктор вжал лезвие в её горло, ещё чуть-чуть — и порежет. Кровь живописно смотрелась бы на кофейной коже. Словно услышав его мысли, Карамия ухмыльнулась и задрала голову чуть выше, открыв в вороте белоснежной блузки точёную шею. Её двойственная натура виднелась даже в мелочах: хоть и разоделась, как столичная модница, а волосы заплела в две обычные косы и украсила их лентами, как это заведено у степных народов.         — Следила за тобой, очевидно же. Я надеялась, что ты воспользуешься шансом встретиться со своей подружкой Ирмой, но ты просто выполнил заказ. Какая скука.         — С чего вы взяли, что я захочу её видеть?         — Некоторые из нас уверены, что вы с Ирмой убили Сиршу. Я тоже так думала, пока не начала за тобой следить. Нет, ты бы безыскусно её прирезал, — Карамия опустила голову, признавая свою ошибку. Крылья на шляпе хищно встопорщились.         — А что Гаруспик? Он знает о ваших подозрениях?         — Ему хватает забот. Мы любим Гаруспика, но он слишком стар и зациклен на прошлом, чтобы здраво смотреть на некоторые вещи. Раньше Ирма была полезна, как свой человек в тылу Хранителей, но она заигралась. Предала всех, кого могла, а раз от неё больше нет пользы — то мусор надо убирать.         — «Любовь», пфех! Неуважение, вот чё это. Если считаешь вожака слабым — убей и займи его место. Или уйди в другую стаю, но не позорь своим непослушанием, — Крыс упёр руки в бока, из-за спадающего с плеч кейпа он казался нахохлившимся тетеревом. — Вали отсюда, пока Крыс не решил выдать Гаруспику тэнад дурь!         — Какой сердитый, — с умилением сказала Карамия. — Нет уж, не могу я уйти — боюсь. Радуга хочет поглотить меня. Неужели вы не видите? — она обвела взглядом озадаченных Виктора и Крыса, прежде чем вздохнуть. — И как два слепца смогли меня поймать?..         — Безумная баба, — прямо заявил Крыс, а сам глянул мельком на затянутое тучами небо.         — Не безумнее тебя, козлёнок. Я многое вижу, и твой прицеп в том числе. Даже не знаю, как ты выглядишь — весь цветными лентами окутан, как чучело Весёлой Бабы. Так и хочется поджечь.         — Неужели вы в полном отчаянии, раз просите о помощи у «синемундирной швали»? — холодно спросил Виктор.         — Так ты синюю шкуру сбросил, чего мне на тебя злиться? — Карамия скользнула кончиками пальцев по клинку, от острия к рукояти. — Ты теперь свой. Наш. А со своими — и разговор другой. Не веришь? Я ведь всегда искренна — и в ненависти, и в любви.         — Так и я скажу со всей искренностью, — Виктор склонился к ней, чувствуя аромат духов, лёгкий и будоражащий — не время об этом думать! — и отчеканил: — Сами разбирайтесь со своей радугой.         Несколько долгих секунд Карамия всматривалась в его лицо и вдруг потянулась к сумочке. Это она зря. Виктор с силой боднул её плечом и вжал в постамент Девы. Шляпка сбилась набок, но Карамия не спешила её поправлять, только рассмеялась.         — Тише, тише. Не наврежу. Хочу показать тебе, каким я вижу мир.         — По-вашему, я совсем идиот?         — Поделюсь ещё одним секретом: у меня есть твои волосы и кровь, — Карамия медленно вынула из сумки воскового человечка. — Так я тебя и нашла. Как видишь, если бы я хотела, то давно могла навредить. Если доберусь до убежища живой, то расскажу остальным, что ты не виноват в смерти Сирши. Но, боюсь, в одиночку у меня не получится вернуться. То, что сейчас творится вокруг, мне в худших кошмарах не снилось — и я не о беспорядках.         Виктор вырвал куклу из её пальцев и отошёл на пару шагов. Прислушался к куску воска — и ощутил слабый отклик, словно эхо. На вопрос, не могло ли в карманах Карамии лежать ещё с десяток таких штук, та призывно развела руками в стороны: «Можешь меня ощупать, если тебе станет легче». Интересное предложение, Виктор мог бы и воспользоваться им, но не при Крысе.         — Несколько ночей я засыпала с твоими волосами под языком, но пламя обжигало меня и не давало смотреть сны. Прямо сейчас в твоих зрачках отражается горящий особняк. Вот что откроет тебе взор — огонь. Хотя бы попробуй. Можешь прямо на вольте.         Щёлкнула зажигалка, Карамия с ухмылкой предложила огоньку. По восковому телу потекли капли, вскоре пламя обнажило стержень — скрученную в жгут тряпочку. Виктор поднял горящую куклу к небу и оцепенел. Огонёк стал замочной скважиной, через которую он увидел всё, о чём говорила полукровка: тучи испестрили разноцветные полосы, они тянулись к земле, вились вокруг вывесок и фонарных столбов, пролезали в окна домов — словно с небес спускался гигантский спрут. Глаза Виктора расширились. В них отпечаталось безумное око, обвитое щупальцами — символ, захвативший все стены в Дарнелле, символ, который он впервые увидел ещё в доме родителей.         Голос Крыса звучал где-то в отдалении: «Ну? Чё застыл? Баба не такая уж безумная ли чё ли?» От вольта остался воск на пальцах, но Виктор так и стоял, задрав голову, даже когда небо потеряло все краски. Хотелось обвинить Карамию, что та его одурманила — но нет, она тут была ни при чём. Он содрал с руки восковую корочку, втоптал в грязь пепел, пока ничего не осталось.         — Теперь ты готов меня слушать? — Карамия невинно склонила голову набок. — Помоги мне. Пожалуйста. В одиночку нас всех легко изловят.         Уговор есть уговор. Какой смысл в мелких дрязгах, когда над ними нависла столь грозная сила? Тут уж правда — лишь бы живым до убежища добраться, да спрятаться на самом дне. Виктор закрыл ладонью лицо, во тьме силуэт злобного ока стал отчётливее.         «Спрятаться? Я? Неужели это мои мысли? Пусть тварь сама забьётся в страхе туда, откуда она вылезла», — и он вышвырнул наваждение из головы.         Так Карамия присоединилась к их маленькой компании: пока она вместе с Крысом выискивала безопасный путь, Виктор мечом прикрывал тыл. Долго избегать неприятностей всё равно не вышло. Мост между Ахероном и Паясой напоминал поле битвы: всюду стояли заслоны из лавок, омнибусов и прочего хлама, вповалку лежали трупы полицейских и гражданских. Кто из погибших был культистом, а кто жертвой — уже не разобрать, но в том, что именно Левиафаны праздновали на мосту свою победу, сомневаться не приходилось.         Как кошка с полуживой мышью, толпа играла с пленной женщиной: хватала её за волосы и руки, тащила к фонарю, что стоял на самом видном месте — на вершине арочного моста. Адепт Духовного судии запрыгнул на перила, его фигура, облачённая в зелёное одеяние, теперь возвышалась над жертвой и шумной сворой. Тот, кто должен был вести людей по пути Законов, сейчас кричал в исступлении: «Корона на голове Аргеллов — петля на горле Тормандалла! Смерть тени императрицы, смерть её оружию, выкованному в крови невинных людей! Истребим же врагов народа, братья и сёстры!», и на шею женщины накинули петлю.         Виктор обнажил меч и перепрыгнул через заслон из скамеек. Его заметили издалека, адепт указал на него пальцем: «Вот он, убийца, чудовище, губитель мировых законов! Враг не только народа — а всего человечества!» — и Левиафаны рванули с места, как спущенные с цепи гончие. Бородатый докер, размалёванный клоун, краснощёкий торгаш, разодетая девица — очень скоро вереница лиц смазалась в однородное пятно. Крики и стоны заглушил гул бражников — им всё мало, мало, они шипели: будь быстрее, Виктор, ещё быстрее, сломи их, растопчи их.         Вскоре чёрных пятен не осталось, Виктор забрал их в свой рой, как и хотел. Мало. Всё равно мало. Рядом мелькнуло новое пятно, сине-красное — то был расшитый вязью символов кейп. Тряпка притягивала к себе внимание, но поспеть за ней взглядом оказалось непросто. Хозяина кейпа венчал козлиный череп с дугообразными рогами, столь огромными, что они могли бы пронзить глаз радужной твари, следящей за ними с небес. Достойный соперник и щедрая жертва.         Звякнуло лезвие меча о топор. Козёл — невероятно быстрый и свирепый зверь, но с каждым ударом Виктор всё лучше понимал, каким будет его следующее движение. Выпад — и на кейпе остался длинный порез. Козёл обманчиво поддался, позволил подойти ближе для смертельного удара, а сам метнул шип. В точке между ключицей и плечом обожгло огнём, и сразу же его сменил холод, нещадный, как на верхушках гор Синего Хребта. Виктор застыл, будто его заковало льдом, козлу осталось только напрыгнуть на него и разбить вдребезги своими чудовищными рогами.         Кровавая пелена рассеялась. Вместо неё перед глазами распростёрлось скучное бесцветное небо. Не пошевелиться. Облака заслонило усталое лицо Крыса, он плюхнулся Виктору на живот и приставил к горлу лезвие топора. Где только им разжился? Отобрал у кого-то из Левиафанов?         — Полегчало?         — Да, — сипло отозвался Виктор, он не чувствовал своего языка. — Спасибо.         — Ещё раз кинешься на Крыса — горло перегрызу, — предупредил Крыс, прежде чем вынул из Виктора шип и слез с него. Лёд треснул. Наконец можно было вдохнуть полной грудью.         Женщине, над которой едва не устроили самосуд, повезло пережить и бойню — она спряталась за фонарным столбом. Виктор вспомнил о ней, когда Карамия склонилась над несчастной и спросила, могла ли та ходить. Крепко ей досталось: от отёка левый глаз полностью заплыл, светлые волосы напоминали паклю, а большой палец на руке опух, как при вывихе. Рукав платья оборвался и сбился у локтя, обнажив крепкие мышцы — такие не натренировать одними домашними хлопотами. Виктор набросил на плечи женщины своё пальто, чем заслужил вымученную улыбку: «Какой галантный юноша, напоминаете моего супруга в молодости».         — Вы одна? Где-нибудь рядом есть ваши друзья? — спросила Карамия.         — Я уже не знаю, кто мне друг, а кто враг, — незнакомка слегка шепелявила из-за выбитых зубов. Она обвела мутным взглядом трупы вокруг себя, Виктор тоже огляделся, но ничего не испытал от вида изрезанных тел — они всё ещё казались ему безликими пятнами. — Сволочи, какие же сволочи… Мы пытались защитить мирных, но они ударили нам в спину… Всех убили, а надо мной захотели поглумиться.         — Только потому, что вы одна из «теней императрицы»? — Виктор решил, что с подобными вопросами стоит разобраться сразу. — Я слышал крики адепта.         — Лучше зовите меня Филин, — гвардеец сплюнула кровь. — И не переживайте из-за моего статуса. Сегодня я с большей охотой доверюсь беззаконнику, чем квадрианцу, который хочет меня повесить.         — А я рад протянуть руку любому, кто ещё не на стороне Левиафанов, — и Виктор действительно подал ладонь, помогая Филин встать.         На берегу Паясы стояло здание почтамта — там не было ничего, кроме писем, вряд ли Левиафаны им заинтересуются. В зале с застеклённой крышей дышалось гораздо легче, а глаза не щипала дымная пелена. Карамия помогла Филин дойти до стоек операционистов, выставленных кругом в центре зала: настоящая дубовая цитадель, и свой «донжон» имелся — столб с часами. Лицо Хейда преследовало Виктора и здесь: его портрет висел на доске объявлений вместе с ещё парочкой особо разыскиваемых преступников.         — Знаю, что… — Филин зажмурилась, когда Карамия неосторожно сдавила распухший палец, пока перевязывала ей руку позабытым кем-то шарфом, — что я уже обязана вам жизнью, и всё же прошу о помощи. Как от гвардейца, от меня теперь никакого толку, но как мать я должна спасти своего сына. Наслышана, что беззаконники умеют искать людей лучше собаки, это правда?         — Думаю, я смогу поймать след, но мне нужны ваши волосы и кровь. Связь матери и ребёнка — особая, по своему опыту знаю, — Карамия коснулась ладонью живота, затянутого в корсет.         Филин сжала брошку на груди — рубиновый ромб в золотой оправе, но кивнула со всей решимостью. С её головы тут же слетела прядь, Карамия отрезала ножом и лоскут с рукава, пропитавшийся кровью.         Звенящая тишина давила на нервы. Обычно в таком месте всегда звучали голоса, приходили и уходили курьеры, почтальоны, шипели трубы пневмопочты. В пепельницах остались окурки, на стойке лежали марочные листы, на подоконнике кто-то забыл помаду. Словно все эти люди были здесь мгновение назад, но их стёрли, как пыль с фотокарточки. Виктор склонился над раковиной питьевого фонтана — хотел горло промочить и заодно привести мысли в порядок, а сам застыл перед зеркалом. Провёл влажной ладонью по щеке и стёр багровые разводы. Как только Филин согласилась на помощь такого человека?         Рядом лежал спичечный коробок. Виктор чиркнул головкой о шершавый бок и поднял спичку на уровень глаз. Черенок успел истлеть, пока он боролся с сомнениями: а точно ли хочет увидеть то, что скрыто за огнём? Тут же чиркнула вторая спичка. И Виктор увидел, буквально на мгновение — из зеркала смотрела златовласая женщина, уже в годах, её благородную красоту исказили трещины на мертвенно-бледной коже, как на разбитом стекле. Вместо её глаз — провалы, Виктор словно потерял кусочек души, когда заглянул в них. Голоса из прошлой жизни навалились оглушающим гвалтом. Спичка упала на дно фонтана. Наваждение исчезло. Голоса тоже.         Виктор закрыл глаза, лишь бы не видеть своё поганое отражение, и умылся. Вот так, значит, выглядит голод мертвеца? Недуг, с которым ему никто не поможет. Замкнутый круг: ему нужны силы, если хочет выжить в той буре, которую поднял Скорбящий палач, но каждый раз, как он проливает кровь, происходит… затмение. Вот на что походили эти приступы, когда он становится зверем, а всё живое — дичью. Скорее бы найти убийцу Софии. Не отпускало чувство, что у Виктора осталось не так много времени, прежде чем жуткое лицо из отражения заменит его собственное. Но это потом, а сейчас он должен загладить вину перед Крысом.         Горец спрятался под стойкой и засел там, как в будке. Он обложился листами с марками, отклеивал одну за другой, облизывал их и лепил куда придётся. Парочка Губернаторских дворцов украсила рукоять топора, Астральная башня центральной библиотеки кое-как приклеилась к носку сапога, теперь Крыс пытался выложить узор на кейпе, но на ткани марки держались плохо.         — Ты в порядке? — Виктор опустился рядом на пол.         Крыс покачал головой.         — Предки всё ещё недовольны. Земля всё ещё не лечит. Больно, — пробубнил он и развёл в стороны полы кейпа: палаш порезал и вязаный жилет, и самого Крыса. Насколько серьёзно его задело разглядеть не вышло, он тут же закутался обратно. — Дедуля Многорукий хорошо повеселился. Но лучше вам больше не встречаться.         На плечо Крыса ушло столько времени и лекарств, глупо было надеяться, что с раной на груди случится чудо ведовское, и она исчезнет сама по себе. В лечебницу сейчас соваться — гиблое дело, а вот аптеку найти стоило. Виктор улыбнулся: «Потерпи немного, и я залечу тебя так, что здоровее прежнего станешь», Крыс рассеянно кивнул и зарылся носом в шарф. Сердце разрывалось видеть его таким притихшим, особенно зная, что сам во всём виноват.         Из убежища Крыса было удобно следить за их новой знакомой. Со стороны и не скажешь, что Филин из Чёрной гвардии: обычная миловидная женщина средних лет, такую ожидаешь увидеть скорее в приёмной бюро добрых услуг, чем в мундире. Что она забыла в Дарнелле? Была здесь по заданию? Или по стечению обстоятельств? Знал ли её Якоб? А Филин его?         — Вы давно видели сына? Может, он сейчас с отцом? — спросила Карамия, пока её руки боролись с неподатливым воском.         — Мой супруг… — Филин замялась и поправила волосы. — Он на работе. Всегда на работе, даже на праздниках. С Артемием... тоже всё непросто. Я и сегодня-то не отдыхала, а его искала, но вместо сына нашла толпу безумцев. Похоже, слухи не врали, и дух Дикой Кэйшес правда возродился из пепла… Простите мой лепет. До сих пор не могу прийти в себя.         Идея с восковой фигуркой нравилась Виктору всё меньше, но он понял, что его не послушают, когда лицо Филин озарила улыбка — Карамия почувствовала связь. Мальчик жив. Из почтамта им пришлось выбираться через чёрный ход — у моста вновь стало неспокойно. Карамия шла по улочкам уверенно, без колебаний, словно её вели за руку, но куда?         — Не знал, что у вас есть ребёнок. Как его зовут? — спросил Виктор, будто бы между делом. Карамия обернулась и одарила его лукавой улыбкой:         — Мы ещё не так близки, чтобы делиться сокровенным. Но ты можешь это исправить.         Нарочно ведь подначивает, уводит от ответа. Точно что-то задумала. Но скорее Филин поверит своей единственной надежде отыскать сына, чем жуткому громиле.        Карамия замерла на перекрёстке. Ветер играл с перьями на её шляпке, пока она ощупывала взглядом ближайшие дома. Хибары вокруг походили друг на друга: старые, обветшалые, с торчащими из крыш печными трубами — в подобном месте можно было найти только неприятности.         — Ваш сын где-то рядом.         — Что тут мог забыть мальчишка? — Виктор стиснул рукоять палаша.         — Может, Артемий убежал сюда, когда начались беспорядки. Здесь безопасней, чем рядом с главными улицами, — Филин тревожно озиралась, она едва сдерживалась от того, чтобы звать сына криками.         — К сожалению, сейчас опасен весь город, — Карамия коснулась руки Виктора и понизила голос: — Рядом много щупалец — ты знаешь, о чём я. Осмотритесь с козлёнком. Гости нам не нужны. Если мне не будут мешать, то я быстро со всем закончу.         Это были не пустые слова: вдали над крышами домов взвился столп дыма, и никак не угадаешь, какие улицы загорятся следующими. Рой бражников затрепетал, чувствуя близость Левиафанов, их нетерпение передалось и Виктору. Крыс тоже поигрывал топором в руках, готовый огреть им червивых ублюдков.         — Токо не лезь в драку. По глазам вижу, что опять сорвёшься, — сказал Крыс, пока они шли в сторону всё новых и новых дымовых столпов. Несмотря на грубый тон, выглядел он встревоженным.         — И что такого в моих глазах?         — Когда кровь льётся, у тэно зрачок сужается, как у больного. Сразу лютым становишься чё да. Держи своих чертей в узде, — горец постучал пальцем по виску. — Крыс не всегда будет рядом, чтобы мозги вправить.         Виктору нечего было сказать в своё оправдание, но не прятаться же ему за спиной парня, да ещё раненого? Мигом завязался спор, кому из них доверить «зачистку», но вдруг послышался выстрел. Не успело затихнуть его эхо, как прогремел ещё один.         Переглянувшись, Виктор с Крысом рванули обратно к перекрёстку, где они разошлись с Карамией и Филин. Обострённый слух уловил в одном из домов шум, Виктор перемахнул через забор и залез в оконный проём. В гостиной с простеньким камином было темно, тихо, куда бежать, кого спасать? За стенкой послышались сдавленные хрипы. Виктор ворвался в тесную кухню. Грязные половицы были похожи на море, по которому плавал косяк янтарных рыб — они рассыпались из миски, упавшей вместе со столом. Среди леденцов корчилась Филин: её собственные пальцы вцепились в горло, душили с такой силой, что побелели костяшки. Она сама была как рыба, выброшенная на берег, пока беспомощно хватала воздух ртом.         Даже со всей своей силой Виктор не смог оторвать руки Филин от её горла. Крыс плюнул на обе ладони, потёр их и вцепился в нечто невидимое над задыхающейся женщиной.         — Путы на крови. Не разорвать. Останови степную суку!         Рой мигом разлетелся по комнатам. Вскоре Виктора потянуло на второй этаж, едва он взбежал по ступенькам, как мимо пролетела дверь — её вырвали из петель и швырнули, будто картонную. По ушам резанул жалобный вскрик: «Не обижай меня!» Виктор ввалился в спальню ровно в тот момент, когда Карамия подхватила кровать за низ и откинула её в сторону. В полукровке не осталось и тени от кокетливой модницы, теперь она была хищницей, готовой растерзать свою добычу.         — В этот раз ты меня не одурачишь, маленькая лгунья, — Карамия на шаг приблизилась к девочке, свернувшейся на полу клубком. Та пыталась спрятаться от страшной женщины за игрушкой, уродливой и знакомой — у Лийсы была такая же. Да это же она и была! Только девочка отощала с их последней встречи, а её платье выглядело слишком лёгким для глубокой осени.         — Стой! — Карамия замерла, но посмотрела на Виктора так, будто делала большое одолжение. — Какого чёрта ты тут устроила!         — Выполняю свой долг — избавляюсь от наших врагов.         Внизу, прямо сейчас умирала Филин. Карамия дёрнуться не успела, как Виктор оказался рядом, схватил её за предплечье и швырнул к стене, подальше от ребёнка. Сжал в руке её запястье, чтобы она бросила вольт Филин. Послышался тихий хруст, но Карамия и бровью не повела. Разве что чуть-чуть, игриво.         — Выброси!         — А ты попроси ласково.         — Пожалуйста, — уходили драгоценные секунды, сейчас было не время для упрямства. Карамия улыбнулась, и вольт упал на пол. — А теперь ты уберёшься отсюда, пока я не проломил твоей головой стену.         — Умоляю, не глупи, ты же только начал мне нравиться. Сам подумай: нельзя оставлять гвардейца в живых — едва смута в Дарнелле утихнет, и наши лица развесят на каждом столбе. А за этим чудовищем, — Карамия кивнула в сторону девочки, — я охочусь уже давно. Оно угрожает всем Курьерам, а я сделаю всё, чтобы защитить свою семью. Как видишь, я могу убить двух птиц одним камнем.         Виктор невольно скосил взгляд на Лийсу. Та вжалась в угол и дрожала, как овечий хвост, маленькая и совершенно беззащитная. Девочка была необычной, но чудовищем?         —Так и знала, что у тебя духу не хватит от неё избавиться, но ты можешь оставить всё на меня, — Карамия коснулась плеча Виктора и повела вниз, к предплечью, словно гладила. — Или мне снова зажечь огонь, чтобы показать то, о чём я говорю?         Виктор посмотрел в невероятно красивые глаза хищницы, обманчиво присмиревшей под его руками, и понял, что без жертвы она из дома не уйдёт. Злость обожгла вены. В голове звучала одна мысль: избавиться от врага, и Виктор избавился — схватил за грудки и вышвырнул в окно.         Хрустнуло стекло. В лицо дунул холод. Криков не было, лишь глухой стук тела о землю. Шум крови утих, и до Виктора дошло, что он натворил. Карамия лежала на пожухлой траве, раскинув руки, россыпь осколков слабо блестела в дневном свете. Шляпа слетела с её волос, длинные косы венком обвились вокруг головы. Действует ли ещё проклятье «Не трогай Курьера, иначе помрёшь от боли»? Все внутренности скрутило, наверняка Виктора вот-вот накроет волна нестерпимых мук, но вместо этого раздался смех.         — А ты неплох! — глаза Карамии открылись. Она медленно села, двигалась рвано, дёргано, как одержимый чёртом труп. Схватившись за плечо, она с громким хрустом вправила сустав. — И красив в гневе. Сегодня твоя взяла, но в следующий раз придётся впечатлить меня сильнее, чтобы я послушалась. Смотри только, как бы твоя жалость не погубила кого-нибудь из наших. Иначе узнаешь, почему даже Айтан боялся меня злить.         Подхватив с земли шляпу, она изящно нацепила её на голову и подмигнула на прощание. Скрипнула калитка. И правда, ушла. Виктор обернулся к Лийсе — может, ей нужна была помощь и защита — но девочки и след простыл. Скорее всего, для неё он выглядел таким же страшным зверем, как и Карамия, от которого надо бежать со всех ног.         Виктор подхватил вольт и вернулся на кухню — к счастью, Филин больше не задыхалась, но лежала без сил и жадно глотала воздух. Крыс сидел рядом, опершись спиной о тумбу, мокрый весь, хоть выжимай.         — Мне жаль, что так вышло, — Виктор опустился на колено и протянул Филин фигурку.         — Сама виновата. Страх за сына ослепил меня. Жаль, что я вновь не знаю, жив он или нет, — прохрипела та, когда отдышалась. И это всё, что её беспокоило после того, как она чуть не умерла. Повезло Артемию с семьёй. В воспоминаниях Виктора его мать вечно отводила взгляд, не в силах смотреть на лицо сына — вместо него она видела совсем другое. То самое, из зеркала.         Филин упёрлась руками о пол и с тихим стоном присела. Удивительное упорство. Крыс побуравил её взглядом, и буркнул:         — Сыновье есть чё? Не здесь, так дома ли где ли.         — Зуб. Молочный.         — Пойдёт. Вставь зуб в болванку, — Крыс кивнул на воскового человечка. — И своей кровью полей. Думай о сыне сильно-сильно. Может, чё и почуешь, дух у тэно горячий. Токо барьеры в голове сломать надо.         Не перебор ли — предлагать гвардейцу самому стать беззаконником? За такое и правда можно оказаться на гончих листах. Однако Филин кивнула, почти не раздумывая.         — Я запомню. Спасибо. А теперь уходите. Я передохну и вернусь домой, за зубом.         — Вы не доберётесь до дома живой, — озвучил Виктор очевидное.         Филин положила на колени револьвер.         — Не стоит недооценивать теней императрицы, — она широко улыбнулась, несмотря на боль и щели на месте выбитых зубов. Стянув с плеч пальто, она вернула его Виктору. — Идите. В городе хватает невинных душ, которые вы можете спасти. Я достойна этого меньше всего.         Виктор кивнул, принимая её выбор.         Если идти на север, то рано или поздно покажется маяк «Аиста», а от него и до кондитерской фабрики недалеко. Крыс хоть и шагал вровень с Виктором, но его плечи опускались всё ниже, он больше не пытался «вынюхать» Левиафанов. Спасение Филин оставило его без сил. Едва увидев ярко-голубую вывеску аптеки, Виктор потащил к ней раненого парня.         Дверь поприветствовала клиентов табличкой «закрыто», но Виктору не впервой использовать вместо отмычек грубую силу. Стоило переступить порог, как его окутала дикая смесь запахов трав и масел, от которых свербило в носу. Полки рябили разноцветными коробочками и склянками — было где разгуляться. После уговоров Крыс сбросил порванный кейп, стянул жилет и окровавленную рубаху, да ещё зыркнул с вызовом: дай мне, мол, только повод, и я тут же свалю. Злился, что вновь именно ему нужна помощь, а не «неженке-низменнику», что вновь он вынужден стиснуть зубы и терпеть, пока Виктор стягивает нитью края раны — длинного пореза, который тянулся от левой ключицы к пупку. Такой молодой, а уже столько шрамов. Нелёгкий путь у мудрецов-охотников из заснеженных гор.         Едва Виктор начал перевязку, как аптеку осветила лазурная вспышка. Крыс рванул к разбитому окну, за ним шлейфом полетел бинт.         — Воняет! — крикнул он, вглядываясь в небо. — Даже здесь воняет! Прямо как тогда, когда одну из ваших испепелили.         Крыс наскоро натянул одежду и схватился за топор — он был готов хоть сейчас искать «перьевого вонючку», которого однажды упустил. Пол под ногами дрогнул. Земля издала утробный гул, словно пыталась докричаться до небес. Впервые Виктор почувствовал себя крошечным, вошью на теле исполина, чей оглушающий рокот эхом отозвался в костях и опустевшей от мыслей голове. Он инстинктивно схватил завалившегося набок Крыса и прижал к себе, не дав упасть, но сам не удержался на ногах. Сердце бешено стучало, побуждая к действиям, но Виктор смог лишь сползти по стене на пол, и он уставился в полумрак аптеки остекленевшим взглядом.