Менять канон?

Я ждал прихода Апокрифа. В камере было невероятно скучно, но зато было предостаточно времени для должного упорядочивания воспоминаний, формирований историй четырех людей, отделение одного события от другого. Так я нашел обрывочное воспоминание одного из нас о романе «Евгений Онегин»: на перемене небольшая группа девушек обсуждала отношения Онегина и Ленского, приводя в доказательства строчки из произведения с двояким смыслом. Так же я заполнял свободное время монологами и стихами на двух языках: на русском и английском. Получалось довольно неплохо для англоговорящего и понятно для русскоязычного человека. Но разговоры с самим собой мне быстро надоедали и на помощь приходил Тим. Голем мог сильно увеличиться в размерах, сесть мне на живот, когда я лежу, или на голову и на руки, изображая кота. Пару раз он кусал меня за макушку, пожевывая волосы. Иногда доходило до ран и крови, но всё быстро заживало благодаря регенерации Ноя. Один раз Тимкампи стал слишком большим, но продолжил пожирать мою голову. Так она исчезла в теле золотого шарика по плечи. В таком состоянии меня и нашел зашедший Линк. — Мне снять голема с твоей головы? — через минуту пустого стояния предложил инспектор, но я отказался: — Думаю, для спасения слишком поздно, — мой голос звучал глухо и достаточно смешно. Я беззвучно посмеялся над своим видом и сценой в общем. Легко похлопываю Тима по боку, получая вибрацией в виски. — Отпусти, — острые зубы разжимаются, голем взлетает, уменьшается и плюхается мне на голову, разрушая так долго и кропотливо созданную прическу — хвостик на затылке из прядей с макушки и висков. — А зачем ты пришел? — Проверить на месте ли ты, — Линк даже не улыбнулся. Какой сдержанный парень. — Ну, как видишь, я не сбежал, — я присел на кровать, поставив прямые руки за спину и опираясь на них. Блондин развернулся и, не прощаясь, вышел за дверь. Он приходил ради этого? Посмотреть на месте ли я. Хотя он прав и я могу в любое свободное время уйти из этой темной комнатки. У него и Рувилье есть основания подозревать меня в побеге и предательстве уже их. Пара совершенно одинаковых по содержанию дням и долгожданное событие свершилось. Я сидел за столом и пролистывал какую-то книгу, принесенную мне Линком по моей просьбе: «Мне скучно, принеси что-нибудь почитать». События в произведении показались мне слишком нудными и затянутыми. Самый сок начинался ближе к концу и именно на эту маленькую часть приходились все события. Тим же, по своей новой привычке, ел мою голову. В коридоре послышались далекие шаги. Я отложил книгу и прислушался к звукам. Глухие и быстрые удары небольших мягких каблуков на мужской обуви. Я помню звук шагов двух инспекторов, Лави, Книжника, Комуи и еще нескольких людей. Но никому, кроме Говарда и Рувилье ко мне нельзя, а стража меняется каждые четыре часа и ходят они только вдвоем. Этот же идет один. Я не узнаю этого человека. — Тим, уменьшись, — я положил руку на стремительно уменьшающийся золотой бок. Короткая и быстрая волна дрожи пробежалась по моему телу, окрашивая кожу в серый цвет, меняя глаза и вырезая на лбу кресты — реакция на враждебную Чистую Силу. Это Апокриф. Последний шаг и секундная тишина, крик в два голоса и звук падающих на пол тел. Скрежет металла, железный замок падает на каменный пол и разносится быстрым эхом по коридорам. Дверь открывается и в небольшом проеме появляется мужчина в круглых очках, русые сильно вьющиеся короткие волосы и ряса священника. Добрая улыбка и колючие глаза. — Четырнадцатый, — губы изменили свою форму и застыли в плотоядном оскале. Мужчина начал медленно подходить ко мне. Дверь за его спиной ударилась об стену и я увидел лежащих на полу охранников. Из их глаз проросли белые перья. — Апокриф, — я кивнул и сделал крохотный шаг к дальней стене. И только осознав, что сделал, я понял, что сдал назад, неосознанно позволил себе отступить. — Ты знаешь, зачем я пришел к тебе, Ной? — лицо стало еще более хищным: к оскалу добавились сошедшиеся на переносице брови. Мужчина спрашивал, но в его голосе была полная уверенность в словах. — Не сопротивляйся, — он сделал ещё несколько шагов в мою сторону и протянул руки к моей голове, от чего я вжался в стену, пытаясь уйти от враждебных прикосновений. Инстинкт самосохранения никто не отменял и действует он на всех, даже если ты сильнее любого человека. Даже если ты Ной. Тело начало незаметно слабеть. Это из-за близости с Апокрифом? Моя Чистая Сила подчиняется этому существу? Что же было бы, не будь я Ноем? Ну, он бы и не пришел ко мне. И я бы потерял сознание на радость Апокрифа. Ну и где же моя обожаемая семейка? Меня зажали. Придется драться. И без помощи Чистой Силы. Надеюсь, с этим телом получится. Я, конечно, не надеюсь на истинную форму, так что буду довольствоваться грубой силой и Темной Материей. Хоть я и пробуждался дольше и безболезненнее остальных Ноев, мои силы оставляют желать лучшего. Они восстановятся, но мне надо дожить до этого момента. Ну, экстремальная ситуация, адреналин в крови, враг перед лицом и стремительно надвигающаяся опасность должны поспособствовать выигрышу времени до прихода Ноев. И зачем я на них полагаюсь? Да, одному труднее повалить сильного противника, но я же не настолько слаб. Надо вспомнить. Нет, найти по новой ощущения блуждающей по венам Тьмы. Да, вот она. Такая родная. Такая привычная. Такая чужеродная для этого тела. Подчиняю, направляю в правую руку — пальцы засветились тусклым фиолетово-черным светом. Стараюсь незаметно отвести согнутую в локте руку назад, выпрямляю ладонь и наношу удар в солнечное сплетение Апокрифу, сразу вытаскиваю руку, зашедшую в тело почти до основания кисти. Из раны выросли белые перья, такие же, какие были в глазах охранников. — Как жаль, — качает головой Апокриф, прикладывая левую руку к животу. Он смотрит точно мне в глаза. Кожа мужчины побелела, глаза изменились на красный белок и бесцветную радужку. Свободная рука сняла с переносицы очки и выкинула в стену. Стекла разбились и рассыпались на каменном полу острыми осколками. Дерьмо. Надо подальше отойти от Апокрифа. Если он сейчас меня ударит (а он это сделает) и достанет меня, то мне будет очень и очень плохо. Правая рука существа напротив меня поднялась и сжалась в кулак. Сейчас будет удар — прямой в голову. Едва успеваю нырнуть под локоть. Делаю шаг за спину ожившей Чистой Силе и наношу удар локтем правой руки по позвоночнику. Слышится тихи хруст позвонков, но мужчина не падает, а поворачивает в мою сторону голову со злобным выражением лица. Быстро отскакиваю на два прыжка назад, третий делаю в сторону — уклон от выпада Апокрифа. Он слишком сильный и быстрый. Слишком. На секунду я упустил его из поля зрения и мне под лопатки прилетел очень мощный удар ногой. Спина перегибается в месте удара. Я чувствую, как с треском смещаются и ломаются позвонки и диски, травмируя своими осколками легкие и сердце. Я ощутил, как рвутся мышцы, отрываются сухожилия, лопаются связки, не выдерживают сосуды и вены. Я понял, что желудок превратился в ничто от силы удара. Воздух исчез из легких. Сердце замерло, пропуская удары, и забилось с утроенной силой. Я падаю на пол животом и лицом, на каменные плиты. Кровавый сгусток поднимается из недр по пищеводу и горлу, попадает на язык, и я чувствую кислое железо во рту. Красная жидкость стекает с губ на щеки и пол. Я закашлялся, сплевывая розовую слюну. Поврежденные части тела защипало и начало покалывать — первый признак регенерации. Да, около минуты и я на ногах. И я целый. Но этого времени у меня нет. На правую ногу несколько раз с силой опускается нога Апокрифа: отрытые переломы от ступни до бедра, кости в порошок. И стремительно растущая теплая лужа алого цвета подо мной. Одна штанина разодрана, другая пропитывается влагой, как и некогда белая рубашка. Я кричал и мой голос должны были услышать люди. Но их нет. Они и не нужны. Апокриф понял, что человеком мне уже не быть и решил убить меня, забрав Чистую Силу из руки. Нужно атаковать, ударять в ответ, сопротивляться, пытаться сделать хоть что-то. Что-то, что поможет мне прожить до прихода Ноев. Сильная рука хватает за ткань рубашки на спине, дергает на себя и переворачивает на спину. Теперь я оказался лицом к лицу с Апокрифом. Белая рука хватают мою голову, вторая опускается на мою левую, с Чистой Силой. — Аааааааа! — я вновь кричу. Кричу от невыносимой, раздирающей все внутренности боли. Она везде. Она всюду. И она не останавливается. Она растет и становится сильнее. И, что самое плохое, она не дает мне забыться. Упасть так, как это сделали мои охранники. Весь мир на несколько секунд становится ярко-белым и начинает быстро темнеть. Я обращаюсь в слух, обоняние и осязание. Я уже не кричу. Левую руку у плеча сжимают колючие пальцы Апокрифа. Решил сейчас забрать? Дерзай, она мне не понадобиться. Пальцы сжимаются сильнее и тянут, пытаясь оторвать, вырвать. Это не как Нои, которые разрушают, отрезают, делают это безболезненно. Рука плохо поддается. Мужчина это понимает и решает сделать кое-что верное — сломать мне кость в месте изменения обычных клеток организма на клетки Чистой Силы. Именно в том месте моя кожа становится черной. Треск и кость рвет светлую кожу. Берешь чуть выше? Боли слишком много, а исцеление не успевает. Я уже привык к этим ощущениям. Острые пальцы, явно с теми странными перьями, что проросли из моих глаз, разрывают мышцы. Пока-пока, моя рука! Пока-пока, Чистая Сила! Тихий шорох, бульканье, стуки и руки на моей голове. В этот раз две. А вот сейчас мне точно не выжить. Надо что-то сделать. Бить наугад? Тихий, едва слышный треск справа. Стена? Знакомый хлопающий звук от крыльев бабочек. Крупных бабочек. Нет, создания Графа в облике черных бабочек. Тизы. Руки с моей головы пропали. Легкий порыв ветра, шаг-прыжок и Апокриф врезается в левую стену. — Нои, — угрожающий голос ожившей Чистой Силы и повторный звук удара. — Малыш? — далекий голос Тика и узкие ладони в моих волосах никак не вяжутся. — Неа, — тихий шепот над ухом и поглаживание. Значит, Роад. Усмехаюсь. — Шерил! — крик Микка был внезапным, я вздрогнул и по привычке повернул голову к источнику голоса. Темнота. На мою макушку, рядом с ладошкой Мечты, опустилось что-то небольшое и знакомое. Тимкампи! Звуки ударов, ломающихся стен, пола и потолка. Я начал привыкать к шуму, но он резко закончился. И оставшаяся звенящая тишина была пугающей. Чьи-то руки подняли меня, удерживая под лопатками и коленками. Меня куда-то понесли. Мы шли не долго. Буквально пару шагов. — Неа, — дрожащий голос Графа. Его ладонь опустилась на мой лоб, сознание наконец-то начало замутняться. — Тебе надо отдохнуть. *** …я сижу на коленях. Болит все тело, а голова нестерпимо ноет. Моя правая рука сжимает и разжимает рукоять широкого и смутно знакомого меча. «Что это?» — проносится в голове едва узнаваемый голос. Правая рука щупает то место, где должна быть левая, но ее нет — там пусто, лишь рукав болтается от любых движений. Легкая паника накрывает сознание, что-то щелкает в голове, и я захожусь безумным смехом от…осознания чего-то. Но чего? Сзади кто-то походит, окрикивает незнакомым именем, нет, кличкой или чем-то подобным, и дергается, стоит ему взглянуть в мое лицо. Человек быстрым отточенным движением кладет руку на рукоять, вытаскивает катану правой рукой, приставляет к моей шее, а левая тем временем толкает в плече и я заваливаюсь на пол, ощутимо приложившись спиной об обломки камней и какого-то другого мусора. Улыбка так и не сошла с моих губ. — Четырнадцатый? — рычит в лицо мечник и начинает давить лезвием на мою шею, вызывая тонкую струйку крови, а его длинные волосы едва задевают мою щеку. Это щекотно и весело. Я закрываю глаза… *** Старое воспоминание? Нет, это событие было совсем недавно. Тогда, когда я, будучи Алом и Алленом, отправился на задание с Вором-Фантомом Джи. Как-то странно, что старые воспоминания тридцатипятилетней давности свежи, а недельные только возвращаются. Это из-за того, что Неа и Ал резко поменялись местами? Возможно. Надеюсь, что в моей голове нет серьезных провалов. Осознаю, что достаточно долго смотрю в знакомый потолок. Это же моя комната. Но она лишь копия, проекция из Белого Ковчега. Я лежу на кровати, стоящей у стены, напротив пустой шкаф для одежды, письменный стол и стул с белой рубашкой. Между мной и гардеробом окно, выходящее на темную улицу. Тонкий тюль развивается от искусственного ветра Ковчега. Фальшиво. Эта комната пуста, она слишком мертвая. Не жилая. Я в ней в первый раз за тридцать пять лет, и она мне не знакома. При моей первой жизни здесь был постоянный хаос, так называемый творческий беспорядок: раскрытые и сложенные стопками книги, металлическая флейта, исписанные и пустые бумаги, письменные принадлежности, мятая одежда, обувь без своей пары, скрипка с затерявшимся смычком, небольшие горы мусора и старый маленький кактус с обрывками неудавшихся работ на иголках. И здесь, в этом Ковчеге, в этой комнате, было то, что отличало его от Белого — стена рядом с кроватью пустовала. Старое фортепиано с трещинами и царапинами ушло в небытие. Оно не сохранилось ни в Белом, ни в Черном. Как жаль. Это был мой первый инструмент, на котором я сыграл свою колыбельную. Подношу правую руку к глазам. Она серая. Кладу ладонь на лоб, нащупывая кресты. Я в облике Ноя? Это после нападения Апокрифа? Или из-за потери Чистой Силы гены Ноя решили заполонить собой всё в моём организме и править балом? Нет, скорее всего моему телу так лучше восстанавливаться. Незначительные механические повреждения от царапин до укуса Тимкампи не провоцируют активацию, но вот раны, нанесенные Ною Чистой Силой, требуют обратного. Откидываю одеяло и оценивающе осматриваю свое тело: другая одежда, верх голый, могу двигать сломанной ногой, органы восстановились и из глаз не торчат белые перья. Думаю, что сейчас Граф и Майтра измываются над Апокрифом. И им в помощь должен прийти Фиддлер, а Трайд будет просто наблюдать и, в случае опасности для членов Семьи, остановит ожившую Чистую Силу. А ещё лучше, если они все обратятся к Вайзли, ведь этот мужик слишком крепок в физическом плане и он ни за что не скажет о месте нахождения Сердца. Да, Мудрости придется потерпеть приступы мигрени, но Апокриф не человек, он — Чистая Сила. И я не думаю, что он может как-то ещё навредить Вайзли, кроме приступов головной боли. Самый действенный вариант. Но Тысячелетний уже должен был догадаться об этом и начать действовать. Встаю с кровати, и до меня окончательно доходит, что моя левая рука вместе с большей частью плечевого сустава отсутствует. Теперь в моей жизни не будет этой надоедливой Чистой Силы и мне не придется так много есть. Вернется старый рацион питания: стандартные трех-четырехразовые приемы пищи обычными порциями. — Тим, — позвал я и спустя секунду мне на голову приземлился голем. Подхожу к столу за рубашкой. Да, с одной рукой непривычно, но вполне комфортно. Застегиваю мелкие пуговицы, отдергиваю полы, поправляю манжет и выхожу из комнаты. Где же может находиться Граф? Я, конечно, не пойду искать камеру пыток — мне там делать нечего — но мне нужен хоть какой-то Ной или, на очень крайней случай, акума уровня Второго-Третьего. Интересно, сколько же я пролежал в обморочном состоянии? Пару минут? Несколько часов? Или счет идет на дни? Знакомые коридоры. Если я сверну влево и пройду до конца, то миную комнаты Тысячелетнего: смежный со спальней кабинет. Можно попытать судьбу, ведь дальше находятся помещения, где в Ковчеге обитают Нои, если хотят побыть одни. Дверь в комнату Графа, условно названную кабинетом, оказалась приоткрытой и из-за нее доносилась приятная тихая мелодия, заглушающая речь находившихся внутри. Скорее всего, Первый и его гость. Заглядываю в щель: темные стены, зашторенные тяжелыми портьерами, большой дубовый стол с аккуратными стопками документов, обитое бархатом резное кресло, дорогой ковер под ногами Ноев, овальный низкий столик с двумя дымящимися чашками и полной сахарницей, два дивана по обе стороны от него и сами находившиеся в помещение — Адам и Майтра сидели друг напротив друга. Тысячелетний находился в своей более человечной форме, но с серой кожей и стигматами на лбу. Он подался вперед за чашкой, засыпая чай сахаром и перемешивая его. Тринадцатый не притронулся к своему напитку. Рот Первого открывался в беззвучных, благодаря музыке, словах. Из-за маски Одаренности было не заметно, говорит ли он, но его плечи и грудь поднимались для большего объема воздуха, чем при обычном вдохе. Эти двое что-то обсуждают. Но что именно? Я не мастер в чтение по губам, поэтому, если я так горю желанием услышать хоть слово, то я должен подождать пока музыка закончится. И это свершилось: иголка съехала с грампластинки, преставая воспроизводить мелодию. — Оставим, — со странным смешком в голосе предложил Тринадцатый. Граф кивнул в знак согласия и отпил из чашки. — Четырнадцатый — Ной без имени. Союз Ноя и человека дал неожиданные плоды. Этот ребенок — самый слабый из нас, самый сильный из нас. Он самый человечный из Семьи, его будет сложно подчинить, с ним будет трудно управиться. Неа своенравен и безрассуден. — Он всего лишь мальчишка, — Первый поставил чашку на блюдце слишком резко и громко, выплеснув капли чая на столешницу. Майтра сложил свои руки в странном, но привычном для него жесте: ладони сцеплены пальцами на уровне груди, а указательные упираются в подбородок. Его интерпретация позы мыслителя. Над словами ли Графа он думает? Или его интересует вся ситуация в целом? Тем временем Тысячелетний продолжал: — Сыграть на эмоциях и подтолкнуть в нужный момент в нужное место. — Боюсь, всё не так легко, — Одаренность слегка пожал плечами. — Неа не станет плясать под твою дудку. Он научен опытом своей прошлой жизни и не станет слепо следовать за тобой. — Он — Ной. Ему никуда не деться от этого. От самого себя. Тем более конец близок, — на губах Графа появилась улыбка безумца, хищника, что был близок к убийству своей жертвы. Близок к уничтожению мира. Я начал злиться. Злость на этого Ноя поднималась во мне и травила мою душу. Нет, я не должен позволять себе проявление этого чувства. Стоит мне только сказать слово под его воздействием и тут же моему плану придет конец. Мне не стоит находиться здесь. Лучше вернусь в свою комнату и дождусь прихода кого-нибудь. Скорее всего, Роад в числе первых заглянет ко мне и устроит допрос.