Beata Viatrix

       Пространство без конца и без начала, Вокруг кромешная лишь темнота, Ворота посреди таинственно мерцают, Безмолвные два Стража там стоят. Таинственно так манит арка, К ней каменистая дорога приведёт, Фигуры украшают мрамор, Их изумрудом отливает глаз. Могущественный тянет руку Дьявол, Весь белый, точно снег он чист; Ему её сжимает мягко Ангел, Что опоясан крыльями шести. Но то не Стражи — половины арки, А Стражи — Человека два: Худой и хрупкий, в форме пажа, Напротив — девушка-слуга. Их ногу украшали знаки — Орёл златой, что без крыла; Подобно статуям они молчали, Держав закрытыми глаза. Вот вспышка. В блеске бабочки собрались, Из них — как солнца свет прядь влас; За ней и мягкий, бурый бархат, Что украшал его хозяйки стан. И кудри ала роза укрепляла, В руке ея — курильная труба. Легко и властно плечи расправляла, Небесной бирюзы раскрыв глаза. За ней, поклон тому отвесив, Из ничего возник усатый муж. Монокль в оке, лёгкая насмешка Его никак не покидала уст. «Пожалуйте, хозяйка, проходите, — Он к деве в злате обратил свой сказ, — Игру вы вновь скорее же начните, А то ваш Гость не любит долго ждать». Та тяжело вздохнула, дым пустила, — «Пора, я знаю, всё давно начать… А кто, Ронове, там в гостиной?» «Известная Бернкастель-сан». «Бернкастель?» — дева удивилась, И вверх её поднялась бровь. «Не та ль, которой всё свершить есть Сила, Пока не равен шанс стал ноль?» «О да, — кивнул дворецкий снова, — Великая Богиня Игроков. Остроязычная, бездушная особа, От скуки ищет всё спасение своё». «Однако стало сразу интересно!» — Расплылись у нея в веселии уста. «Чай пить приятней всё же с Ведьмой: Она добавит в Дело перцу и огня!» «Она для вас есть враг страшнейший, Ей магия — иллюзия одна! Конечно, сталось вам и много Мощи, Да слуг достойнейших кипа… Но не забудьте Вы свою природу, И эфемерность бытия!» «Ты прав, Ронове, я забыла, Как мимолётна суть моя…» Она со грустию клубу пустила, Блеснула на щеке вода. «Но я ли не хозяйка Роккенджимы, Вот так в углу стоять и трепетать?! Вперёд! Мой будет оппонент разбитым, Успеха вечность пусть придётся ждать!» Так говоря, она ступила, Свой шаг направив ко вратам. «Вас обуздать мне непосильно…» — С улыбкой двинулся слуга. «Готово ль всё, мои фигуры, Держать готовы снова бой?» — Она взгляд кинула двум людям. «Всё есть», — ответ был в унисон. И дева та порог переступила, Исчезла, обратясь в ничто, За ней исчезли вслед и остальные, И не осталось больше никого…

***

Другого места дам картину: Прекрасный, чудный круглый зал; Как светом витражи играли дивно, Плясали тут и там цвета! Кристаллы чистые и белые парили И источали словно жизнь; Они подобно сердцу бились, В них отражался целый мир. А потолок вообще казался бесконечным, Куда-то в неизвестность уходя; Вокруг — диваны разные, сиденья, Да столики, что тут и там при них стоят. И вот себе одно избрала личность, С сапфировым оттенком влас; Они почти по самый рост струились, Владелицу тем самым украшав. Её рука фарфоровую чашку с чаем Ко рту спокойно поднесла; Дитём она казалася бы малым, Не будь столь остр этот взгляд. Из глаз ея, сиреневых, глубоких, Лились потоком тьма и свет; Черты лица спокойны, ровны, Как будто воск лежит поверх. И чёрно платье с белым низом, А на груди — атласный синий бант. Да хвост, что смоль, такой пушистый, К нему похожий был аксессуар. «Я долго слишком жду в гостиной, И точит душу Скуки яд». Её глас молвил безразличный, Пока глаза вонзались в чай. «Я извинить прошу меня любезно, — Возник напротив девичий образ, — Как я могу не встретить Ведьму, А так же не уважить статус ваш?» Сапфировая лишь глаза прикрыла. Глоток. Последовал ответ: «Я здесь по личным лишь причинам — Себя от смертной скуки уберечь. Меня, скажу, никак не беспокоит, Ряд ваших внутренних причин. Сыграйте интересно и достойно, Иначе я могу уйти». «Вот это Ведьма! Ай, Бернкастель! Уж толк вы знайте в Играх сих!» И собеседница довольно рассмеялась, Пространство хохотом заполонив. «Для Ведьм честнейших яд есть скука, Один и может нас убить,» — Бернкастель отвечала сухо, Не забывая чай свой пить. «И потому прошу: меня не убивайте, Веселья и блаженства дайте мне испить». «Блаженства я, увы, не обещаю, Но точно уж не дам вам загрустить!» Кивнула дева в синих власах: «Тогда начнём. Не стоит и томить». Дым из себя пустила с силою Беата, Всё сразу начало рябить, крутить… «Быть может, очень не напрасно, Её к себе на чай я призвала. Поднимет то мои хоть шансы, Чуть-чуть, хотя бы пусть с нуля».