Beata Viatrix

       На Роккенджиме было лето, И всё в соку! И всё в цвету! Качался ровно океан безбрежный, Небесную внимая синеву. В особняке так мирно и спокойно, Приехала Старшая пусть с семьёй, И лился разговор уж долго, О том о сём, о том о сём. Гостиная с диванами и столом, На оном же покоится сервиз, Дышала комната та ленью и комфортом, А как прелестно чай здесь пить! Тележку привезла служанка, Чтоб обновить напитки и еду, Французской горничной наряд свой Всем выставляя на виду. Как кружевно, как неприлично — И ничего не спрятать, не отнять. Фигура у нея весьма красива… Каков показ, каков показ! Её лицо мягко и добро, Приятных бурых пряди влас, Уложены, подстрижены коротко, Невысока, слегка пухла. Её движенья были неуклюжи, Как разливала чай рука; Трепали нервы слишком Душу, И вот, немного мимо пролила. «Что за ничтожная слуга ты, Коль так ты льёшь свой чай?!» — Ей в разъяреньи жёнка первого сказала, Вся в злобе, возмущении дрожа. «Потуги ваши столь ничтожны, Некровная моя сестра», — Ей презлорадно Ева улыбнулась, Спокойно веером махав. Змеиной грации фигурой Змееязыкую создатель одарил, А также вредной, мстительной натурой — Её в злословье не убить! Высокий пук из рыже-русых прядей, Сиреневые грустные глаза, В пурпуре с златом вольном платье, Орёл на продолжении плеча. «Я потому не удивляюсь, — Лил гадий яд ея язык, — Что по ветру идут старанья, И под ударом честь семьи». «Да ты! Да что ты в этом понимаешь!» «Жена моя, садись и помолчи», — Вмешался в склоку мигом Клаусс, Предвидя скорый чувства взрыв. Та ошалела, кулаки пожала, села, Очами ярый источая жар, Вонзилась взглядом в сестру Еву, Проклятье тихо ей шепча. «Прекрасный чай, скажу, миледи», — Нарушил атмосферу Джордж. Служанка в удивлении глаза поднять посмела, — «Ваш Эрл Грей не так уж плох». «А ты как в этом понимаешь?» — Нахмурилась заметно мать. «Друг моего отца собаку съел на чае… Забыла ли? Наставник был он у меня». «А вот что правда, это правда! Чудесный получился Грей!» Отец его добротно рассмеялся, Подвинув чашку близь к себе. «Тогда… позвольте, господа, я вас оставлю», — Взмолилась тихо девушка, что было сил. Хозяйка взглядом показала ей презренье… А вдруг кивнула: мол, иди. И дёру! Сразу дала дёру, Приличья сохранив пусть вид, Смотрел за ней вслед Джордж уж очень долго, Себе решая что-то изнутри. Он не заметил, как косилась Ева, Ея как сузились глаза, Как тихо хрустнул в пальцах веер, И как скривилися уста…

***

«Шанон, скажи, хорош же братец Джордж наш? Такой он статный, взрослый джентльмен!» — Смеялась Джессика задорно, Смотря на сада дивный цвет. «Позвольте: я служанка просто. Куда же мне до вас, господ!» Шанон ей отвечала робко, Уставив взгляд совсем на пол. Беседка им приютом стала, Вокруг же — море разных роз; Две девушки сидели, обсуждали Своё младое бытиё. Блондинистая макушка, крепкий хвостик. Жакет и юбка до колен, И звонкий голос, точно колокольчик, И хамоватая, мужская речь*. Девчонка-сорванец, пацанка, Ирония, пожалуй, в том судьбы: У Евы молодой, достойный сын-наследник, А Клауссу — проказа-дочь! Глаза у ней что бурых два опала, Характер — буря, ураган, Сидела на перилах, ножками болтала, При том не уставая хохотать. «Ну не стесняйся, я же вижу: Тебе вполне по вкусу он!» «Меня смущаете опять, хозяйка…» «Да не боись, Шанон, всё хорошо!» И воздух там дышал цветами, Да шелестели под ладонью ветра лепестки… Девчата и не видели, как крался парень, Зайти стараясь со спины. Очки и галстук, пиджачочек, В салатовый, приятный тон, И волосы коротки, строги, чёрны, Да хитрецой покрытое лицо. «Что обсуждаете вы, дамы?» — Нашёл момент он, чтобы встрять. Те испугались, даже завизжали… «Ну всё, кузен, тебе хана!» Джесс спрыгнула, его для виду потрепала, Ей в шутку он сопротивленье оказал, И вот стоят, пыхтят тут, оба красных, Шанон тут удержать улыбки не смогла. А он, смущённый, взгляд ей дарит… Прильнула кровь к ея щекам. «Какой был смысл так вот красться?» «Такой вот юмор у меня». И пусть здесь трое, но лишь двое В момент сей полностью вовлечены. Джордж смотрит, тайно воздыхает томно, Шанон — что нож холодный грудь пронзил. Ей стало вдруг и холодно, и жарко, И неуютно, и донельзя хорошо. Будил тот в ней вулкан просторный Любовной страсти и затей. А впрочем, лился дальше разговор спокойно, И не было стеснения, различия меж них. Лишь тихо веер где-то хлопнул, Да из зубов раздался тихий скрип…