В своих ладонях он держал весну

Джевон сам не понимает, как оказывается вжатым в стену прихожей. Самуэль всегда разрешает ему сначала раздеться, а потом пристает со своими играми, но сегодня что-то идет не так… Младший находится настолько близко, что Чон нервно сглатывает и тут же улыбается, стараясь сохранить дистанцию между телами, но Ким ластится, словно кот. — Э-э, что-то случилось? — Джевон заботливо касается полотенца на шее парня и уголком вытирает капельки воды, что стекают по лицу младшего с волос. — Хён, — тёмные глаза сегодня смотрят по-особенному: как-то загадочно, всепоглащающе и… жутко опасно. — М-м? — широко улыбается старший, а сам дрожит от сильнейшего волнения и какого-то странного предвкушения. В нос Джевона ударяет сладкий аромат шампуня, перемешанный с резким нотками геля для бритья. Его геля для бритья. — Ты брился, что ли? — парень наклоняет голову и ведет своими пальцами вдоль скул тонсэна, от чего тот невольно морщится и отворачивается. — Я другое хотел… сказать, — Самуэль дышит отрывисто и не знает, куда деть свои руки, которые на самом деле очень хотят спрятаться в теплых карманах куртки старшего. — Ты поранился, — перебивает Джевон и касается подушечкой указательного пальца маленького пореза на подбородке. — У тебя ж ничего нет, к чему такие издевательства над собой? — губы растягиваются в доброй улыбке, и Ким вновь сбивается с мыслей. — Хотя ты же у нас взрослый парень и тебе решать, что делать, — лидер откровенно издевается, но младший терпит, размышляя внутри, стоит ли ему сейчас сделать то, что он планировал. — Хён, — снова требует внимания Сэми, но, кажется, что Чон нарочно переводит темы разговора на всякую ерунду. — Чем-то вкусным пахнет. Ты готовил? — Хён! — повторяет младший, но уже громче и серьезнее. Джевон замирает. Его глаза блуждают по лицу макнэ, пытаясь разгадать тему столь неожиданного разговора прямо посреди прихожей, требующей даже прижать старшего к стене. — Я слушаю тебя, — на полном серьезе, совсем тихо, выговаривает Чон и мягко опускает свои руки на плечи Панча. — Хён, вот чисто теоретически, есть ли что-то такое, из-за чего ты можешь возненавидеть меня? — темные зрачки вновь пытают, смотря прямо в душу. Вон по-прежнему пытается освободить хоть пару сантиметров между ними, но младший настойчив и силен, как никогда. — Надо подумать… — парень закрывает глаза в попытке замаскировать свое смущение под размышлениями. — Если ты сломал мою игровую приставку, лучше скажи сразу! — Я не трогал ее. Даже с закрытыми глазами Джевон ощущает, что смесь запахов становится острее, а это означало только одно — младший всё ближе. — И футболки мои не таскал? — Ну, я их надевал… но только на пять минут, чтобы посмотреть, подходит ли мне такой стиль, — дыхание Кима уже ощущается на коже старшего, и тот резко открывает глаза, встречаясь с макнэ взглядами. — А вот что будет, если я поцелую тебя? — вопрос в лоб. Сильный. Хлесткий. Не отвертеться. — Что? — едва губы Джевона раскрываются, чтобы задать вопрос, как они тут же накрываются чужими губами. Теплыми. Влажными… И такими неопытными. Самуэль просто стоит, прижавшись к губам старшего. Никаких дельнейших действий. Никакого плана в голове. Просто проба. Удачная или нет, решать, к сожалению, не ему. Чон замирает, а затем медленно умирает, пугаясь груза ответственности за всё на свете. Он никак не хотел такого. Точнее хотел, очень даже, но не так и не сейчас. И вообще, какого-хрена-тут-происходит? Старший тоже закрывает глаза, потому что чувствует неловкость, рассматривая перед собой закрытые веки Кима. Что делать дальше? Как разговаривать об этом потом? Миллионы вопросов в голове, но на деле вместо ответов лишь пустота. Черная и затягивающая. Но начинает и разрывает поцелуй сам Самуэль. Он осторожно опускается с носочков на пол и резко отворачивается. — Не смотри так на меня! — задыхается он и закидывает полотенце с плеч на голову. — Это ты виноват! Но старший даже и не думает спорить. Он слегка отлипает от стены и подходит к парню сзади, так же близко, как они стояли прежде, и осторожно приобнимает его за плечи. — Всё верно. Это я виноват, — шепчет он на ухо и ощущает, как тело макнэ начинает дрожать в его руках. — Кстати, это и была та самая страшная штука, из-за которой я должен тебя ненавидеть? — Хён… — совсем тонкий детский голос. — На самом деле я… я… «Скажи уже, что любишь меня», — предвкушает Джевон. — Я не умею целоваться, поэтому научи меня. Хотя бы в теории, — глубокий выдох: Ким сказал всё, что хотел, поэтому сейчас мог краснеть с головы до пят. — А что насчет практики? — старший мягко разворачивает парня к себе и приподнимает его залитое стыдливым румянцем лицо за подбородок. — Хён многое умеет… — Не сомневаюсь, — шепчет пересохшими губами Самуэль, но через секунду выпутывается из чужих рук и скрывается на кухне. — Кстати, с возвращением домой, хён, — кричит он оттуда. — И пока ты по-прежнему в верхней одежде и обуви, выкинь, пожалуйста, мусор… Прежний домашний ребенок Сэми опять возвращается, и на сердце Джевона немного теплеет. Но надолго ли? Младший еще только начинает жить, и многое ему просто интересно и делает он это ради забавы. Возможно, и этот «дорамный поцелуй» был лишь маленьким любовным экспериментом маленького ученого. А ведь Чона жестоко ломает уже долгое время, и с ним такие игры очень плохи. Но едва за старшим закрывается входная дверь, как макнэ сползает по стенке на пол, тяжело дыша, хватаясь за грудь и сжимая в кулаке свою чуть намокшую футболку. Он называет себя сумасшедшим, строит планы по побегу из общежития и из этой страны вообще. Но проблема в том, что хён не отпустит. Не даст скрыться от его пристального взгляда даже в ванной комнате, что будет «преследовать», «пытать» и узнавать, в чем же дело, пока не выяснит самую суть. И ведь Самуэль расколется. Сразу, без колебаний. Потому что нуждается в старшем. Потому что любит.