Мальчик с черной душой.

Если бы Иккинг приходил домой раньше, может, он высыпался. Если бы он ложился раньше, не нужен был будильник. Если бы парень не это, не то — список можно продолжать бесконечно, но факт остаётся фактом: при нынешнем образе жизни каждое утро Иккинг вставал с больной головой, жаждой и синяками. Это утро не отличалось ни здоровьем, ни настроением. Больные ребра Иккинга мешали вдыхать утренний прохладный воздух, а желание поспать ещё пару часов не способствовало наслаждаться тишиной и пустотой улиц. Посильнее закутавшись в ветровку, парень обошёл открытый люк и пошёл вдоль улицы. Несмотря на ранние семь часов, летнее солнце светило нещадно, опаляя кожу. Будто огнем светило, выжигало все мысли и чувства, оставляя лишь усталость и жажду. Небо, будто в насмешку над землёй, было безоблачным и не прятало ни одного лучика. Драконы, пролетающие в вышине и закрывающие собой Солнце, изнывали от жары ещё сильнее, ведь уже с утра их заставляли работать. Иккингу никогда не нравилась идея драконьего такси, хотя он не мог не признать, что это ещё не самый ужасный вид эксплуатации драконов. На самом деле, принцип этого сервиса был прост, как лом: Громмели и Престиголовы были самым популярным «транспортом» из-за своей дешевизны, как вида, а также непрезентабельной внешностью. Змеевики же, подобно молнии, рассекали небо, доставляли пассажиров до пункта назначение за довольное короткое время, но и цена на них была соответствующая. Иногда в небе можно было заметить огромные тени, величаво проплывающие по небосводу. Ужасные Чудовища славились своим нравом, поэтому получали плетей и электричества больше других, но внешний вид говорил о состоятельности и уважении пассажиров. Обеспеченные граждане подчекивали свой статус этими драконами. Иккинг каждый раз с замиранием сердца следил за этими могучими существами. Вольные, могущественные животные были подчинены человеку. Плетьми и электричеством, болью и страхом люди ломали волю драконов, подчиняя их своим прихотям. Ближайшие Альфы, крупнейшие и сильнейшие драконы в гнезде, управляющие целыми колониями, были истреблены, гнезда выжжены дотла, а драконы переправлены в центры дрессировки. Человек нашёл каждому виду драконов занятие. Выступление в цирках, работа в гос. учреждениях, доставка писем. Где-то глубоко под землёй Шепоты Смерти выкапывали огромные туннели для людей, прокладывая километровые лабиринты. Гордые и независимые Кипятильники заменяли тягловую силу в море. Бесполезных же драконов человек не щадил. Были целые телепередачи про сафари на драконов, рога и головы которых разбирали охотники; во многих заведениях драконье мясо считалось деликатесом, а модницы всего мира восхищались чудесной и красивой чешуей. Конечно, драконы были сильны. Они многочисленны, невообразимо сильны и миролюбивы. Они были венцом творения — не было жажды крови, не было ярости и озлобленности. Драконы убивали, чтобы выжить. Убивали ради пропитания, убивали ради защиты, но им не было ведомо чувство убийства ради удовольствия. Драконы стояли на вершине пищевой цепочки. До тех самых пор, пока в неё не вклинилось новое звено. Человечество вырубало леса, покоряло моря, гора, океаны. Подчинял себе стихию, зверей, саму природу. Настал момент, когда люди добрались и до драконов. Для этих животных щелчок плетей, треск электричества, рёв, полный боли, пролитая кровь и железная клетка стали символом прогресса. Увлекшись своими мыслями, Иккинг окончательно похерил своё настроение и зацепил кого-то плечом. Пролепетав извинения, парень попытался скрыться в редкой толпе. Не то чтобы с ним могли что-то сделать, нет. С парня в поношенной и явно большой для него одежде поиметь нечего было, это явно. Но сорвать злость или отвести в отдел как беспризорника, на которого он походил, некоторые считали за милую душу. Иккинг остановился в тени какого-то дома. До школы оставалось немного, но жара была невыносимая, а ещё накинутая сверху ветровка создавала ощущение, что парень находится в хамаме, потому что потел он сильно. В принципе, как и все в этом городе. Этим летом жара выдалась аномальной, но ночи, наоборот, были достаточно прохладными, и перепад температур в пятнадцать-двадцать градусов каждый день вызывал у людей и драконов жуткое раздражение и желание кого-то убить. Закинув ветровку в заметно потяжелевший рюкзак, Иккинг добрел до школы и окинул её взглядом, как делал всегда. Не ясно, зачем он так делает — ищет какие-либо изменения или надеется, что школа — всего лишь мираж и исчезнет, стоит приглядеться, но факт остаётся фактом — это его каждодневный ритуал. Школа представляла из себя здание, которое заставляло молодых людей обходить его за квартал, а молодых мам с детьми не приближаться к нему. Сумрачный гений архитектора вдохновлялся мрачными пейзажами Р’льеха, потому что без содрогания нельзя взглянуть на это здание. Пятиэтажное здание нависало над проходящими мимо людьми, будто монстр, готовый кинуться на своих жертв. Мрачные провалы застекленных окон казались порталами в другие, тёмные и неживые миры. Серый цвет, в который была выкрашена школа, прививал ненавязчивые депрессивные и меланхоличные мысли. Драконы, пролетающие над школой, напоминали суровых сторожей, готовых растерзать тех, кто попытается сбежать. Иккинг помотал головой. На жаре бредовые мысли лезут в голову. Поднимаясь по ступенькам ко входу, парень изредка кивал и улыбался редким знакомым, медленно плетущимся где-то впереди Иккинга. Хоть Хэддок и не был сильно замкнутым и нелюдимым человеком, но общество совершенно не горело желанием принимать парня. Многие ребята просто игнорировали его, держась на расстоянии «деловых отношений»: ты мне, я тебе. Кто-то из особо задиристых всё время пытался его уязвить или обидно подшутить, но, к их чести, до рукоприкладства ни разу не доходило. Иккинга это полностью устраивало. Худой мир лучше доброй драки. Ведь так? Коридоры в самой школе представляли собой зрелище удручающее. По крайней мере для Иккинга. Несколько чучел драконов стояли молчаливыми стражами, вдоль стен были расположены стенды с фото-, видео- и прочей хроникой, повествующей о тяжёлом приручении драконов. Иккинг, когда проходил мимо этих постаментов, никогда долго не задерживался. Он даже не рассматривал их. Не тот мир нужен людям и драконам — Иккинг уверен, что метод только кнута когда-нибудь даст сбой. И тогда отольются кошке мышкины слёзы. Он был уверен, но надеялся до последнего, что люди одумаются. В кабинете было пусто. До начала урока оставалось около десяти минут, так что в классе находилось всего три отчаянно зевающих ученика, старающихся не заснуть. Место Иккинга было в ряду около окна, предпоследняя парта, чему сам Иккинг был несказанно счастлив. Воможность смотреть в окно и наблюдать за облаками и драконами или просто щуриться от лучиков Солнца, проникающих в класс, и греться в них заставляла парня вставать и приходить в школу. Но в такую жару Хэддок действительно жалел, что сидит не около двери, где ненамного, но прохладнее. Солнце проникало даже сквозь зажмуренные веки. От жары хотелось облиться водой, нырнуть в море или, на крайний случай, просто раздеться. Иккинг, как и добрая половина класса, стоически терпел нападки погоды и пытался вслушиваться в монотонную речь учителя. — Логарифм показывает степень, в которую возводится число. Число, стоящее в основании логарифма и обозначенное буквой а, является числом, возводимым в степень. Число, которому равен сам логарифм, является показателем степени, в которую надо возвести число а, чтобы получить число с… Иккинг неплохо разбирался в математике. Нет, он довольно хорошо разбирался в математике, но жара была сильнее. С каждым словом учителя было всё сложнее и сложнее пробираться через его витиеватые речевые конструкции, чтобы вычленить нужную для усвоения информацию. Мозги натурально плавились, рука вяло записывала математические формулы, а учителю, старику лет шестидесяти, убежденному педагогу, готовому вколачивать знания в головы учеников крепким учебником и бранным словом, было всё ни по чём. Небольшая жара была помехой для учеников, но явно не для учителя. — Дичайше извиняюсь, можно войти? — в дверях появилось яркое пятно, в дальнейшем распознанное Иккингом как его соседка Астрид Хофферсон. Эта девушка вызывала смешанные чувства не только у Иккинга, но и у многих других. Вечно яркая, улыбчивая, не обделенная красотой, заставляла парней провожать её взглядом, а девушек завидовать. На самом деле, в городе среди вечно хмурых и замкнутых людей Астрид вызывала у полицейских стойкое желание проверить её на наркотики. Постоянная улыбка смущала окружающих и одаривала теплом. Людям сложно было спорить с девушкой, поэтому она этим пользовалась без зазрения совести. — Да, только в следующий раз не опаздывайте, — преподаватель окинул взглядом вошедшую и продолжил зачитывать лекцию. Его читка сопровождалась дружным стоном класса. Проходя мимо Хэддока, Астрид провела рукой по его волосам, заставив того зажмуриться от удовольствия. — Ну что, боец, готов совершать подвиги во имя науки? — Хофферсон приземлилась на стул рядом с Иккингом. Парень окинул взглядом девушку, одетую в ярко-светлые джинсы и белую футболку. Сидя с солнечной стороны, Астрид напоминала Иккингу светящегося ангела. И если в существование ангелов поверить было сложно, то существование Хофферсон не вызывало никаких вопросов. Особенно после тычка локтем под ребра и реплики «Земля вызывает Хэддока. Приемы с Марса принимаешь или что покрепче?» все сомнения отпали. — Астрид, если ты пролжишь меня тыкать, то я превращусь в котлету. — Я буду раскаиваться до конца своих дней и стану вегетарианкой. Поверь, мне будет о-о-очень стыдно, — Хофферсон не замолкала ни на минуту, продолжая увлеченно рыться в своей сумке. Победно прошептав, что хоть сегодня она не забыла тетрадь, Астрид торжественно водрузила её на парту. Убрав сумку, взяв в одну руку ручку, а другой подперев щеку, девушка уставилась на доску и вздохнула. Всё продолжая не двигаться, Астрид вздохнула ещё раз. При этом она абсолютно ничего не говорила. Для Иккинга молчащая Астрид была поводом для волненья. Астрид, которая замерла в одной позе и мечтательно смотрела на нерешенный логарифм, вызывала опасения, а ещё и вздыхающая Астрид вводила его не в шуточную панику. После очередного вздоха Иккинг не выдержал. — Что такое? — Он такой классный… — девушка мечтательно вздохнула ещё раз и продолжила смотреть в одном направлении. Для Иккинга этот ответ не привнес конкретики, а только вверг в шок. — Ты сейчас про уравнение или про мистера Уайлса? Предупреждаю, мистер Уайлс женат, а уравнение не ответит взаимностью… — Хэддок! — резкий окрик заставил парня замолчать и посмотреть на учителя. Рядом хихикала Астрид. — Я! — Головка от… Кхм, не разговаривайте на уроке, — по классу прошелся сдерживаемый смех. Гениальный математик и отвратительный педагог привык к брани, но старался сдерживаться. Дети же. Когда Уайлс отвернулся, Иккинг вновь спросил Астрид, кого она нашла классным. — Солист, — если честно, Иккингу это ничего не говорило. Парень начал догадываться, что Астрид в том состоянии, когда из неё слова надо клещами вытягивать. — Так, давай по порядку. Что за солист и о чём ты вообще? — с мученическим вздохом девушка положила голову на тетрадь. Показав руками что-то вроде «в столовой» Астрид попыталась уснуть, а Иккинг закатил глаза. Неисправимая девчонка. Уже в столовой парень узнал о причинах такого одухотворенного состояния блондинки. Оказывается, вчера в соседнем городе проходил коцерт, транслирующийся по телеканалам. Астрид, как истинная фанатка этой группы, никуда не поехала, но прикипела к экрану телевизора намертво. Перед самым началом концерта солист, он же и лидер группы, объявил, что деньги, вырученные с продаж билетов и сувениров с атрибутикой группы, пойдут в фонд, спонсирующий клиники для драконов. Иккинг был немного скептически настроен, но Астрид рассказывала с таким блеском в глазах, что парень решил ничего не говорить. — Кстати, солнце, какой у нас следующий урок? — Иккинг, я же тебя просила меня так не называть, — девушка надула губы в притворной обиде. Хоть она и говорит, чтобы парень прекратил так её называть, но на самом деле Астрид это очень нравится. Если честно, она просто в восторге от этого иногда. — История. Иккинг не любил историю. Она не была тяжёлой, и преподователь не относился как-то предвзято, просто от лекций клонило в сон. Учитель, коршуном ходивший по классу, не позволял никому спать или отвлекаться. Телефоны изымались, блокноты рвались, а посторонние предметы конфисковались без права возврата. Ученики, которые спали, получали по голове увесистой методичкой, с которой мистер Морган и зачитывал свои лекции. В свои шестьдесят лет он был энергичным, бойким и ужасно вредным. Совокупность этих факторов абсолютно не вызывала никакого желания находиться на уроке, но Иккинг не мог не пойти. Отсутствие прогулов, идеальная успеваемость, замечательная характеристика — за это любому ученику начисляли ежемесячное пособие. Для обычных учеников она не стоила того, чтобы рвать жилы, но Иккингу она была необходима. Убрав за собой посуду, парень пошёл в класс. Мистер Морган опаздывал. И если для кого-то это было нормой, то мистер Морган приходил в класс с точностью часов. Минута в минуту. Не было ни одного раза, чтобы он опоздал на свой урок или отменил занятие. Поэтому опоздание на десять минут воспринималось как нонсенс. Что-то из ряда вон выходящее. Морган заходит в класс резким шагом. Рваные движения, играющие желваки. Учитель был раздражен. Нет. Он был в ярости. Шаги отдавались в притихшем классе гулким эхом. Фраза «дорогой класс» звучала как признание в ненависти. — Я не хотел этого, но наша доблестная женщина, сидящая в кресле министра образования, искренне уверена, что вам это будет необходимо. Так что слушайте. Можете не записывать, — слова набатом стучали в головах учеников. Яростные глаза и совершенно спокойный голос вызывали иррациональный страх, заставляя школьников отвлечься от всех их дел и слушать, что говорит учитель. — Пятнадцать лет назад произошла трагедия, не сравнимая ни с чем, — Иккингу показалось, что мистер Морган постарел лет на десять. Плечи ссутулились, а глаза будто заволокло туманной дымкой. — Люди так сроднились с драконами за годы существования, что даже не представляли, какую они несут угрозу. Мы забыли о том, что дракон — это дикое, хищное животное. Яростное и, в первую очередь, неконтролируемое. Люди, пренебрегая элементарным правилам, держали драконов в домах, веселились, играли, оставляли на них детей. Помните, дракон — не собака, и эта ящерица когда-нибудь сорвется. Пятнадцать лет назад в одном небольшом городке драконы взбесились. Эти проклятые твари, — Морган выплюнул эти слова, оглядывая класс налившимися кровью глазами, — рвали людей. Что ребёнок, что женщина, что муж — все были закусками для них. Улицы города превратились в реки крови, люди захлебывались в крике. Город был старинным, своеобразным центром культуры и, соответственно, деревянным по большей части. Никто не мог подумать, что драконы нападут на своих хозяев, не было прецедентов. Местная военная часть, расположенная вдали от города, стала прибежищем для беженцев. Они входили в часть окровавленные, порванные, еле живые. Автоматы, пулеметы, гранатометы. В ход пускалось всё оружие, которое имелось на базе. Зарево пожара было видно за много километров. Люди гибли не только от когтей и клыков. Огонь, удушающий смог — народ задыхался в огне. Сегодня пятнадцать лет прошло со дня той трагедии. С окончанием речи учителя прозвенел звонок. Класс не торопился. Все сидели, боясь шелохнуться, будто сами переживая тот день. Астрид, пораженно замерев, смотрела, как Иккинга колотит дрожь. Она успокаивающе положила ладонь на его руку. В ответ увидела глаза, полные боли и слёз. Услышала лишь фразу «Моя мама была там». В тот день уроки были сокращены. Старшие классы, услышав историю мистера Моргана, были тихими. В вестибюле не слышно ни звонкого детского смеха, ни топа десятка ног. Не было разговоров. Был слышен лишь тихий звук работающего кондиционера. Многим в этом гудении слышался рык драконов, треск пламени. Иккинг с тяжёлым сердцем шёл прочь от школы. Его ждала работа.