.
Моргун запустил руку из гоблинского металла в одного из Фир Болг, пока Тилвиф Тиг пытался зайти на него сзади. Тролль стоял между воинами Имонна и едва остающимся в сознании эльфийским принцем, не собираясь сдвигаться ни на шаг. Нуада попытался подняться, но каждый раз падал на колени так сильно, что кровь начала бурлить в ушах. Дилан… Надо найти Дилан. Надо остановить Имонна. А если она уже мертва?.. Нет. Нет, Имонн будет тянуть время. Темный эльф хотел не просто использовать ее и убить. Он собирался измучить ее, ранить так сильно, как только мог. Он не стал бы убивать ее так быстро. Нуала, подумал он, зовя сердцем, разумом и магией. Была ли она мертва? Он чувствовал лишь пустоту, лишь темное ничто. Но… Почему он тогда жив? Как он избежал такой же участи? Нет, ее просто не дозваться. Она просто далеко… Или отказывается отвечать. Нуала… Помоги мне. Человек… Я должен спасти ее. Помоги мне, сестра. Нуада? Нежная магия в голове. Он тут же почувствовал, что от нее пошло лечение, наполняющее его через их связь. Брат? Сестра, человек. Он схватился за промокшие от крови простыни и попытался подняться. Его гордость страдала от того, что Фир Болг и другие фейри увидели его таким слабым, но ярость вытеснила ее, когда он вспомнил то, что показывал ему Имонн. Нуала, Имонн забрал человека. Он хочет убить ее. Помоги мне… Нуада смог встать, несмотря на боль в голове и груди, но согнулся напополам и сплюнул кровь. Я не справлюсь один. Он отравил меня. Помоги мне, я прошу тебя. Отравил? Он почувствовал внезапный страх сестры и сразу же последовавший за ним поток исцеляющей энергии. Боль немного уменьшилась. кровь еще чувствовалась на зубах, но легкие уже не казались сжатыми огромным кулаком. Нуада, добавила принцесса, лечись и вытаскивай меч! Не могу, ответил он, поднимаясь с кровати. Спина и плечи горели, а от яда болело в груди и животе. Лишь магия, наполняющая его тело, позволила ему остаться на ногах. У меня нет оружия — я сдал его перед судом. Они знали… Ты знала, что я приду с ним. Ты хотела убедиться, что я не убью обвинителя. Тогда возьми копье со стены! Оно твое по праву старшего! Нуада посмотрел на длинное орудие, украшенное золотистыми эльфийскими рунами по всему краю острого лезвия. Копье Света. Я даже не смогу дотянуться до него, понял он, когда попытался протянуть руку, но лишь еще раз шагнул. Яд все еще силен в моей крови. Эльфийский принц почувствовал стыд и сожаление сестры, зная, что она винит себя за его состояние, но проигнорировал это. Он не хотел ранить Нуалу, но и времени успокоить ее не было. Ему нужно было оружие, которое можно взять. Что-то, способное противостоять… Моргун рыкнул от боли, и Нуада пошел вперед. Серебристый тролль упал на колени, сжимая раненую руку, и темная кровь текла меж металлических пальцев. Огромный меч сверкал в свете пламени и огня свеч, темный от крови Моргуна. Фир Болг, сжимавший его, повернулся к Нуаде и улыбнулся. Под кровью на свету блестели руны, и ярость прошлась по венам эльфа, когда он узнал Меч детей Дану, потерянный перед созданием Золотой Армии. Он должен был стать наследием принца, а теперь звездный металл, закаленный в печи Бригиты, держит в руках мерзкий сын Дела. Эта мысль чуть не задушила его. — Это принадлежит мне, — прорычал Шренгу принц. Ярость и магия напитывала его, когда он шагнул вперед. — Я его заберу. — Ты умрешь, Серебряное копье, — сказал Шренг. Радость ли звучала в голосе фейри? — Умрешь, и точка. Ничто не может противостоять Мечу твоего народа. — Кроме Копья Света! Шренг дернулся, и Нуада увидел двух маленьких брауни из метро и из дома Дилан, отцепивших Копье со стены. Собрав все свои силы, эльф протянул руку и поймал оружие. Нуада слышал топот приближающихся шагов, развернулся и схлестнул его с длинным лезвием Меча. Фир Болг начал напирать, и спина эльфа отозвалась болью. Грудь горела, но он не позволил себе думать об этом, только сплюнул кровь из легких и глубоко вдохнул. — Помогите Моргуну, если сможете! — крикнул Нуада и пропустил Меч. Он направил кончик Копья в живот Шренга, но Фир Болг ударом отразил оружие. Шренг пытался рубануть Нуаду по животу, но большой меч не давал ему быстро двигаться, а эльфийский принц тем временем напитывался магией и только убыстрялся. В его крови пылал адреналин, пот потек по коже, но он был спокоен, отражая атаки Меча и коля Фир Болга Копьем. Моргун поднялся на ноги, и принц увидел, какую рану нанес троллю рыжий Фир Болг. Проклятый эльф Эйрика отрезал кончик мизинца и большой палец на его ноге! Пальцы на ногах всегда были самой чувствительной частью у троллей, но кожа уже успела зарасти, и кровотечение остановилось. Нуаде становилось только лучше, и серебристый тролль резким движением свернул шею темноволосому эльфу. Возможно, принцесска его лечит. Сейчас это мало что значит. Им надо закончить с этим и найти человеческую женщину перед тем, как трус Имонн сможет воплотить в жизнь все свои извращенные фантазии. Что-то ударилось о его бедро, и Моргун обернулся, увидев упавшего фейри, держащего в руках мечелом. Весь усыпанный пудрой, он пытался оттереться, но на него каким-то образом падало лишь больше. На тролля понесся другой воин, но внезапно поскользнулся и упал, а Моргун успел заметить брауни, вытащившего из-под его ног коврик. Тролль победоносно рыкнул и убил последнего нападающего, Тилвиф Тига по имени Гвидион. Нуада тем временем продолжал сражаться с Фир Болгом. — Прости, старый друг! Спаси Дилан! И забери с собой мелких! — Ни за что! — Моргун понесся на Шренга, и вместе с тем с туалетного столика Нуады в Фир Болга полетели несколько тяжелых ваз и горшков с цветами. Ослепленный водой, землей и растениями, Шренг не заметил, как что-то острое прошлось по его груди, а следом разрезало сухожилия на руке. Он выронил Меч из онемевших пальцев и отступил, чувствуя, как Нуада с размаху ударил его сбоку в челюсть. Шренг отлетел к стене и осел на пол. — Вы не убили его, Ваше Высочество, — сказала Бригита из-за мраморной шкатулки на столе. — Почему? — Убивать ослепленного бесчестно, — ответил Нуада, восстанавливая дыхание. Спина кричала от боли, но он не обращал на это внимание, как и на ноющие плечи и пылающую тяжесть в груди. Все со временем пройдет. Нуала обещала не бросать его, пока он ищет человеческую женщину. — И сейчас уже не обязательно. Он будет без сознания, когда его найдут стражники, — принц покрутил в руках Копье, и древнее оружие сложилось само в себя. Нагнувшись, он поднял Меч, который уменьшился в размерах от одного его прикосновения. — Идем, — строгим голосом приказал он. Оба брауни прошмыгнули под ногами воинов, подпрыгнули и взобрались на огромные бугристые плечи Моргуна. — К моей госпоже! — крикнул один из брауни, с пылающе-красными, как у боггарта, глазами, подняв вверх маленький кулачок. — Спасем ее от звезданской мрази! Нуада почти улыбнулся..
— Клятвопр… — Имонн отвесил ей пощечину, оборвав слово. Смертная так отлетела к стене, что аж закричала от сильного удара. Кровь залила ей глаза; Дилан осела на пол, но смогла выдавить: — Клятвопре… — Попытаешься еще раз сказать это — оторву тебе челюсть, — рыкнул Имонн, и Дилан закрыла рот. Он схватил ее за горло, наслаждаясь тем, как бешено стучит сердце под ее кожей. Из ее рта и щеки текла кровь; грубый камень стен поцарапал кожу на лбу и даже на запястьях и руках. Ее кровоточащие ладони начали бить его по рукам, чтобы эльф выпустил ее. Он сжал крепче, и она задохнулась. — А. Так лучше. Может, ему стоит убить ее прямо сейчас. Было бы так восхитительно наблюдать, как воздух медленно кончается в ее легких, а потом показать все это Нуаде — как она скулила перед смертью, как ее глаза вылезали из орбит, как она дергалась, как пойманное насекомое в его безжалостной хватке. Боль Нуады была бы прекрасна. Но было бы еще лучше, если бы он перед этим отвел мелкую шлюшку на кровать принца. Имонн наклонил голову и изучил взглядом смертную. Да, не уродлива, но шрамы делают ее лицо глупым. Воняет человеком, но он потерпит. А если он сможет переслать все в разум Нуады перед тем, как эльфийский воин умрет, а жалкая смертная истечет под ним кровью… — Трус, — выдохнула она. Его серебристые глаза впились в ее лицо. Вот. Вот почему он хотел лишить ее жизни. Почему она не боится его? Почему? — Что ты сказала? — Трус! — Дилан пыталась крикнуть это, но Имонн схватил ее за горло, не дав договорить. — Будь у меня больше времени, — выдохнул Имонн. Кровь стучала в ушах Дилан; ее сердце бешено билось, а легкие горели. Воздух, ей нужен воздух! Она не могла дышать, не могла… — Если бы я смог приковать его к стене и заставить смотреть на то, что я с тобой сделаю… Может, это бы мне понравилось. Я бы разбил на кусочки лицо, которое он так любит. Тогда бы ты не смотрела на меня с отвращением. Ты бы вообще не смогла видеть из-за крови. Потом бы я разбил каждую кость в твоем теле, пока шок и агония не довели бы тебя до смерти. И пока бы ты умирала, я бы сделал все, чтобы вырвать сердце из груди Нуады. Потом бы я заставил его смотреть, как жизнь покидает тебя, и слышать, как ты издаешь последний вздох. И тогда бы гордый и могучий Серебряное Копье сломался. Он улыбнулся, видя слезы в ее слишком эльфийских глазах. — Но, к сожалению, времени у меня нет, — бесстрастное серебро взгляда прошлось по чертам ее лица, и он ослабил хватку. — Как он вообще спутался с тобой? С человеком. Это предательство всего, за что он борется. А ты… Ты отвратительна. Мерзкая смертная шлюшка. Ты даже не красива. Это мерзко. — Мы не… Спали. Вместе, — прокашляла она, упав на пол. Выдохнув, она схватилась за горло. От любого движения раскалывалась голова и ныли кости, от каждого вздоха тело охватывала боль, и она даже не могла дышать. Смертная снова закашлялась, прикрыла рот ладонью и харкнула. Что-то красное заблестело на ее коже — кровь. Он проткнул мне легкое, поняла Дилан. Когда бросил на пол и сломал ребра. Я умираю. Что странно, это не испугало ее. На самом деле, она не боялась с тех пор, как Имонн затащил ее в спальню. В голове смертной царило странное спокойствие, нарушаемое лишь когда темный эльф говорил о Нуаде. Тогда горе ранило ее, как нож. Она боялась не за себя, а за него. Может, она давно была в шоке, раз мысль о смерти только чуть-чуть опечалила ее. Хотела бы я успеть больше, но… Похоже, время пришло. Доживет ли она до того, как Имонн решит пытать и насиловать ее? Может, если она заболтает его, он забудет, зачем похищал ее? — Почему… Ты его так ненавидишь? — в горле запершило. Стоит ли прокашляться и попытаться очистить легкие от крови или же пусть она утонет в ней? — Он, что, девушку у тебя увел? С твоей сестрой переспал? Отверг тебя, когда ты предложил переспать с тобой? Что? Острый носок ботинка эльфа вонзился ей под бок, и Дилан закричала и попыталась отползти от него, сжимаясь от ужасной боли. Боль терзала ее. Мучила ее. Имонн ударил ее по больному колену, и что-то болезненно хрустнуло. Всю ее ногу свело судорогой. Дилан упала на живот и зашипела, чтобы остаться в сознании. — Во-первых, он предатель, раз связался со смертной вроде тебя, — он мучительно потоптался на ней ногой. Боль на минуту ослепила ее, и Дилан пришлось стараться изо всех сил, чтобы выдержать бурю огня и тошноты. — Но я и раньше знал, что он конченый эльф. Он просто доказал это еще раз. Его сестра бесхребетная. Он водится со смертными. Его отец — жалкий трус, предающий эльфийские народы людям каждый день! И когда стало понятно, что Балор не заслуживает больше быть королем, Нуада должен был прийти и убить его, занять трон и воссоединить благородные семьи Спрятанного народа! А вместо этого он ушел в изгнание, как испорченный ребенок, предоставив нас самим себе. С меня и моего мастера достаточно королевской семьи Бетморы и их пустых обещаний. Она не могла дышать. Каждый вздох застревал в легких и заставлял голову кричать в агонии. Каждое биение сердца приближало ее к смерти, а она могла лишь молиться о том, чтобы Нуада, Господи Боже, не погиб, чтобы все это не было напрасно, потому что миру нужны такие эльфы, как он. — Я хочу кое-что проверить, человек, — неожиданно сказал Имонн. — Отрекись от Высшего короля мира. Скажи, что ты не Его слуга. Я могу тебя отпустить, — у Дилан не хватило воздуха ответить «не верю», но это читалось в ее глазах, на ее лице. Эльф улыбнулся. — Могу. Вдруг я подобрел. Она помотала головой. Он наступил ей на стопу — обувь она где-то потеряла. Оказывается, у нее было достаточно сил, чтобы закричать, когда ее пальцы захрустели под подошвой его сапога. Она попыталась встать на колени или хотя бы приподняться на локтях — что угодно, лишь бы отползти от него. Имонн нагнулся, схватил ее рукой за шею и принялся болезненно тащить за собой. Затуманенным взглядом Дилан посмотрела на картину на противоположной стене. Портрет Нуалы. Она увидела оружие, висящее на стенах. Смертная моргнула и поняла через дымку агонии, что он принес ее в комнату Нуады. Имонн изобьет и изнасилует ее здесь, в комнате Нуады, на кровати Нуады, чтобы ранить эльфийского принца. Чтобы разбить его. Нет… — Отрекись от своего Бога, смертная, и я пощажу тебя. — Нет… Он резко схватил ее за руку, и Дилан вновь взвыла от боли, сплевывая кровь. Улыбка Имонна ранила хуже ножа. — Я знаю, что могу сделать, особенно когда время поджимает. Перед тем, как я убью тебя, я могу… — он схватил ее свободную руку и коснулся пальцами ее ладони. Коснулся ее мыслей. Погрузился в ее сознание. В ее голове играла музыка и истерично летали мольбы, мольбы о Нуаде, о тролле, о тех, кто боролся со стражниками Имонна. О себе. — О, как мило. Но мне больше нравится это. И он показал ей все, что хотел бы сделать с ней — разбить кости, как стекло, разрезать ей кожу, чтобы кровь текла, не переставая, и постоянно напоминать, что Нуада умрет с позором, горем и сожалением, с ножом Имонна в сердце — и все это охватило ее разум мерзкими ожившими кошмарами, и эльф подумал, что, если Нуада еще жив, он точно услышит, как она кричит..
Нуада замер, услышав полный боли крик, эхом раздавшийся по лестнице. Милость Дану… Затем его разум заполонили образы, такие отвратительные и жестокие, мучившие его: Дилан, всегда Дилан, раненая, избитая и кровоточащая, кричащая, хныкающая, пытающаяся сбежать от Имонна. Кровь течет с ее губ, капает на одежду. Принц узнал свою комнату во дворце отца, узнал алый шелковый пояс, которым темноволосый эльф связал руки Дилан. Что-то в ее груди было не правильно: когда смертная дышала, поднималась лишь одна сторона. Ее больное колено раздулось вдвое, а голая нога была скоплением лиловых и белых синяков. Пока Нуада пытался освободиться от жутких образов, Имонн ударил Дилан по лицу, и кровь потекла из ее разбитой губы. Имонн ударил ее снова, и ее шея неестественно хрустнула. Темный эльф дошел до оружий на дальней стене и вытащил эбонитовый ханбо. Подкинув его, эльф вернулся к Дилан и улыбнулся, пройдясь по ее избитому лицу концом оружия. — Руки или ноги, милая? Ужас в синих глазах пеплом отдался во рту Нуады. Дилан разбито прошептала: — Нет… Прошу… Прошу, не показывай ему. — Руки или ноги? Выбирай, или лишишься всего. Смертная опустила подбородок на грудь и пораженно прошептала: — Ноги. — А. Сделаем из тебя русалочку, — радостно сказал Имонн. — Прямо как в сказке. Темноволосый эльф Звезды поднял эбонитовый ханбо и ударил ее по голени. Смертная вновь закричала. Закричала и заплакала. Ханбо снова опустился на ее ногу. Стой! Имонн! Оставь ее! Нуада вырвался из хватки Имонна и понесся по каменным ступеням. Благодаря сестре его раны почти зажили, но яд все еще замедлял его, мешаясь в бою. Эльф знал, что должен вылечиться от него до того, как сможет пойти против Имонна — темный эльф сражался не хуже него. Но он не мог ждать! Приди и забери ее, Серебряное копье. Может, ты успеешь до того, как я закончу. Чудовище. Он убьет Имонна. В пекло честь. В пекло рыцарские принципы и справедливость. Он зарежет его, как чумного пса, даже если будет безоружен и слаб. Эльф из Звезды должен умереть этой ночью. Крик резко прекратился..
Может, он был с ней слишком жесток. Смертная пустыми синими глазами смотрела на потолок; из обеих ее ноздрей и уха текла кровь, а губы она прокусила до плоти. Ее дыхание было слабым и рваным. Но, даже видя это, эльф вспомнил, что все зло в мире исходило лишь от людей, значит, ему надо покончить с ней. Нуада прибежит с минуты на минуту и бросится ее лечить, и на этот случай Имонн приготовил для них обоих маленький сюрприз… — Интересно, кто же больше пострадал, — прошептал эльф, легко гладя лицо смертной. Она даже не дернулась, когда его пальцы коснулись кровоточащей раны в щеке. — Ты или он? После всего, что произошло с его матерью-королевой… Могу лишь вообразить, как его ранит то, что с тобой произошло тоже самое. Если он еще не любит тебя, то близок к этому, поэтому твоя смерть сделает меня очень счастливым. Он познает ужас и вину за вашу с ней смерть, после чего я и его убью. Неожиданно человек сглотнула и моргнула, резко выдохнула и на миг ее взгляд стал осмысленным. — Ты… Идиот. Что? Как она может до сих пор находиться в сознании? Вслух он спросил: — О чем ты? — Не… Любовь… Гонит его… За тобой, — она попыталась вздохнуть и выкашлять кровь из легких. Смертная харкнула, и кровь потекла по ее рту и подбородку. Она выдохнула: — Ты… Предатель. Не будь… Меня, он бы все равно… Стал гнаться за тобой. Ярость горела в его груди, когда он вновь схватил ее руку и прикоснулся к ее ладони. Его пальцы сжались на усеянной черными синяками коже, что под кожей чувствовалась кость. — Следи за языком, шлюшка. Я не предатель. Это он предал всех, полюбив тебя. Полюбив человеческую шлюху. Я не предатель. — Нет, — выкашляла смертная, плюнув кровью на щеку Имонну. Почему-то гнев в его глазах не пугал ее. — Ты предатель… И трус… Он сжал ее руку так крепко, что кость хрустнула под пальцами, а потом запустил в ее голову все гадкие, мерзкие и отвратительные вещи, которые он хотел сделать с ней. Имонн избил ее сознание, как ее тело. Он сжимал руку все крепче, разламывая хрупкие кости, и ее синие глаза широко распахнулись и вновь остекленели. Она раскрыла рот в беззвучном крике. Под ее кожей черными розами раскрывались синяки. Она умирала. Исчезала в вечности. Принялась выкашливать кровь из легких. И все равно этого не было достаточно! Ничего из этого не было бы достаточно, чтобы гордый принц стал бы червем ползать на животе, умоляя о пощаде! Имонн заполнил разум смертной всеми ужасными и жестокими мыслями, убедился, что она почувствовала кровь, почувствовала боль от ударов, обрекающих ее на ад при жизни, почувствовала, как что-то рвется внутри нее, когда темный эльф накинулся на нее со всей силой. Чтобы поняла отчаяние жестокой и кровавой смерти. Чтобы поняла, что Нуада ее никогда не спасет. Затем он изменил иллюзию, добавив в нее образ Нуады, кровоточащего и умирающего, прикованного железом к стене, наблюдающего за всем, что делал Имонн. Он показал ей, как Нуада плачет, как он дергается от железных оков, сжигающих его плоть, как пытается выбраться, а фоморы, Фир Болг и другие фейри избивают его; как он борется с ними, чтобы добраться до хрупкой смертной, которую Имонн буквально раздирает на части на глазах у возлюбленного. Он слышал, как смертная отчаянно просит о помощи в глубинах мозга, и в реальности по ее разбитому лицу потекли тихие слезы. Тогда и только тогда он обхватил ее горло свободной рукой и в последний раз сжал. Его пальцы крепко вонзились в ее кожу, и он чувствовал, как тонкая гортань начинает сдаваться под давлением его удушающего захвата. По ту сторону двери спальни зарычал тролль. Тут же дерево слетело с петель и пролетело над плечом разъяренного серебристого тролля. Темный эльф сразу же выпустил почти умершую смертную и схватился за меч. Он уклонился от удара тролля и столкнулся лицом к лицу с Нуадой, в чьих руках Имонн узнал Меч победы, недавно бывший у Шренга. — Да, — прорычал Нуада. — И теперь он мой, как и должен быть, — эльфийский принц ринулся на другого эльфа, но Имонн уклонился, нагибаясь и подпрыгивая, как заяц. Он знал, что его меч не сравнится с оружием детей Дану, а, значит, оставалось лишь бежать. Высокомерного принца он убьет как-нибудь в другой раз. — Я бы не стал играть со мной в догонялки, Серебряное копье, — крикнул Имонн, уворачиваясь от удара Нуады. — Пока мы говорим, твоя шлюшка умирает, — в мыслях темный эльф издевательски спросил: «Почему ты не сказал, что ее губы на вкус как клубника и мед? Как рай? Я не могу дождаться нашей с ней следующей встречи». — Лжец! Она выживет! — ринулся на него разъяренный Нуада. Кончик меча разрезал кожаную штанину Имонна, и из раны потекло темное серебро. — Я пролью кровь из твоего сердца еще до рассвета. Я поставлю твою голову на пику за то, что ты сделал с ней. Моргун посмотрел на принца и смертную. Несмотря на все синяки и кровь, она выглядела живой. Не было заметно, что Имонн выполнил свое обещание. И все же… Бледный цвет ее кожи, пустой взгляд… Моргун подошел к ней и осмотрел с головы до ног. Дыхание слабое, и поднимается только одна сторона груди. Человек стала задыхаться. Тролль быстро перевернул ее на бок, чтобы кровь вытекла из ее рта на кровать. Дилан слабо кашлянула. — Нуада! Нет времени! Оставь его! — прорычал Моргун. — Она умирает! Принц импульсивно развернулся к смертной, и в этот момент Имонн вытащил кинжал и вонзил его по рукоять Нуаде под ребра. Пока эльфийский воин не мог пошевелиться, темный эльф вытащил оружие и убежал. Нуада упал на колени. — Нуада! — одновременно крикнули Моргун и Нуала. Принц поднял голову и увидел, как его сестра вбегает в комнату с толпой эльфийских лекарей. Он поднялся на ноги и дошел до Дилан, лежащей на кровати. Нуала встала рядом с ним. — Имонн, он… — Нет времени, — прервал принцессу тролль. — Ее нужно вылечить, как и принца. — Я… В порядке, Моргун, — пробормотал Нуада, прикладывая руку к боку. Нуала уже направила в него лечебные чары, и он будет в порядке. Но Дилан… Он смотрел на человека на кровати; на своей кровати. Имонн мог изнасиловать ее на его кровати. Тошнота и боль поднялась к его горлу. Разум Нуады заполнили мерзкие и жестокие образы смерти его матери и того, что проецировал ему Имонн. Успел ли он? Спас ли ее от судьбы? Пока она жива, его честь требует защищать ее. Пока она жива… Но как Имонн узнал, каковы на вкус ее губы? Что-то холодное крепко сжало сердце принца при мысли, что тот эльф касался ее рта. Чувствовал кровь на ее губах. Украл ее поцелуй. За это я убью его еще медленнее. — Я… Такая… Дура, — выдохнула Дилан, и Нуада удивленно дернулся. Она медленно приходила в сознание и пыталась дышать глубже. — Просто… Большая… Дура. Все же… Бессмысленно, — смертная сплюнула кровь. — Простите… Ваше Высочество. — Ты трижды пыталась спасти жизнь моего брата за эту ночь, — мягко сказала принцесса, когда лекари начали колдовать над человеком. Нуала посмотрела на брата, яростно взиравшего на женщину. — Тебе не за что извиняться. — Он лгал… Дурак… Имонн… Стоило знать… — Замолчи, — неожиданно рявкнул Нуада. Комната закружилась. Весь его бок горел огнем; он до сих пор чувствовал меч, вонзившийся в него. — Побереги силы. Имонн… Правда бежит впереди него. Отдыхай. Обсудим твою глупость, когда поправишься. Дура. Еще раз попытаешь так сделать, я тебя сам убью. — Угу… Ай. Ребра сломаны… Проткнули… Легкое… Контузия… — Я велел тебе молчать. Мне тебе рот заткнуть? Дилан попыталась улыбнуться ему разбитыми в кровь губами. Губами, которые Имонн назвал отдающими медом и клубникой. Когда он раздраженно рыкнул на нее — ничего смешного! — она слабо рассмеялась, хотя из-за этого скривилась от боли и отхаркнула кровь. — Рада, что… Вы в порядке. Ай. На какой-то миг странная волна тепла захлестнула его холодную ярость. Она все еще беспокоится за него, несмотря на всю боль. — Дилан… Та рука, что не была черна от синяков и чужой жестокости, слегка коснулась запястья принца, рядом с полузажившим ожогом от железа. Из уголков ее глаз потекли слезы, падая на окровавленные простыни. Это прикосновение обожгло его сильнее железа. Ее слабая улыбка ударила его, как кнутом. — Все хорошо… Нуада отошел от кровати, не в силах видеть облегчение в ее глазах. Не мог стоять рядом, когда она пыталась успокоить его, несмотря на то, что сама лежала избитая и кровоточащая. И, может, если его не будет рядом, она перестанет болтать, как сорока. Может, слова Имонна не будут отзываться эхом в его голове. Принц сделал два шага и запнулся; ноги неожиданно стали до странного тяжелыми. Он попытался идти, но не смог и упал на колени. — Брат! Рана в боку горела по-страшному, как будто кто-то запихнул под кожу раскаленные иглы. Яд, подумал он, когда мир начал расплываться. Он слышал, как сестра окликает его по имени, а Моргун подзывает лекаря. И, когда эльф потерял сознание, он помолился, впервые за долгое время, о том, чтобы Дилан выжила. Его честь требовала этого.