.
Я могу убить его прямо сейчас. Он даже не заметит, думал Имонн, и его серебряные глаза горели огнем неприязни. В доме отродье человеческой шлюхи изучало кусок бумаги. Письмо, несомненно. Я оставлю труп у нее на пороге, а когда она найдет его, я настигну ее, снова ворвусь в ее разум, и Нуада… — Успокойся, Имонн, — приказал холодный голос. Среброглазый эльф уничижительно глянул на темноглазого воина. Не будь у другого эльфа серебряной цепи на горле, темный эльф уже давно бы убил своего спутника. Даже плевать, что он был его вассалом. Однако, убивать любимого лейтенанта лорда фейри, называемого Темным Охотником, было бы неразумно. Имонн ненавидел Йоло, главного псаря Кун Аннуна, примерно в той же степени, что и лицемерного Серебряное Копье (хотя и по совершенно другими причинам). — Мы здесь не ради твоих извращенных фантазий, — продолжил Йоло. — Мы хотим узнать, вернется ли домой сегодня смертная. Если нет — сообщим об этом нашим уважаемым господам. Ничего более. — Я не желаю, чтобы какой-то низкородный уэльсец мне приказывал, — рыкнул Имонн. — Мой король достаточно глуп, чтобы поверить твоему господину, но я не так слеп. Не думай, что я забыл, как он предал своего короля этим союзом, и ты вместе с ним. — Чего ты так зациклен на этой смертной, Имонн? — спросил Йоло, изогнув бровь. — Такое чувство, что ты влюбился в нее и сходишь с ума от ревности. — Я думаю только о Серебряном Копье, — прошипел темный эльф, произнося титул Нуады, как ругательство. — О нем и лучшем способе его сломать. Поверь, я продумал каждую возможность поставить эту безродную дрянь на колени. Смертная — ключ. Рань принцессу, и он умрет вместе с ней. Это будет слишком быстро. Его отец? Серебряное Копье поскорбит, а потом начнет мстить втрое сильнее. Но смертная… Потерять ее… Потерять любимую — все равно что вырвать сердце, Йоло. Как только я покончу с ней, сердце Серебряного Копья разобьется. Вот тогда я уже повеселюсь со старым пердуном и его прошмандовкой. Еще больше боли. В конце Серебряное Копье будет умолять меня прервать его жалкое существование. Я мечтаю о том дне, когда вырву ему сердце голыми руками. С легким налетом сарказма уэльский фейри заметил: — Как мило. Разъяренный Имонн обернулся к нему и прорычал: — Уэльская псина… — Хватит разглагольствовать, — сказал другой голос, звучащий почти устало. Темный эльф подчинился, как только на него посмотрели глаза цвета летнего неба. Даже Имонн знал, что выводить из себя сына своего господина не стоило — эльфы Кихола терпением не отличались. — Мы узнали то, что нужно отцу, — добавил голубоглазый принц. — Человек остается в Финдиасе. Отлично. Фейри Аррахда и Йоло будут вести дозор за ее домом. А теперь покинем это мерзкое место. Я отсюда чувствую вонь людских машин. Троица фейри исчезла в тени деревьев. Йоло обернулся к третьему спутнику и спросил: — Что теперь будет делать ваш отец, принц Брес? — Пошлет меня в Финдиас на пару дней, чтобы оказать честь Балору, — протянул скучающий голос. — Как знак нашей «продолжающейся преданности» пред лицом предательства Имонна. Старик теперь задумался насчет своих союзников, особенно имея под боком смертную. Посмотрим, что я могу сделать с этой умной шлюшкой… и прелестной принцесской..
Просто дыши, напомнила себе Дилан, когда они с Нуадой вышли в свет. Нуала шла сбоку от брата, и каждый шаг эхом отзывался в неожиданно притихшем зале. Расстояние между дверьми и помостом, где сидел король Балор на своем троне, казалось, растянулось на целый мир, но смертной было до странного спокойно слышать мягкую поступь сапог эльфийского принца в унисон со своими. Он намеренно шел в шаг с ней? Позже будет хуже — она не взяла с собой трость, а лекарства переставали действовать, так что придется хромать. Просто дыши, повторила она. Не волнуйся. Мы просто притворяемся. Все будет в порядке. И, какие бы сомнения ее сейчас не терзали, она тайком глядела на принца, идущего рядом, и немного успокаивалась. Он не позволит, чтобы со мной произошло что-то плохое. Когда они, наконец, встали у ступеней помоста, Балор опустил на них золотые глаза. Свет блестел на золотой торквесе и поясе короля; огромные рога эльфа возвышались высоко над его головой. Желудок Дилан завязался узлом. Мне поклониться? Сделать книксен? Что делать? Нуада поймал ее взгляд и незаметно кивнул в сторону короля. Принц двинулся, и они одновременно поклонилась, как будто они это репетировали. Дилан знала, что это вышло исключительно потому что Нуада подстраивался под нее. Фейри за их спинами начали всерьез перешептываться, и Дилан пожалела, что так плохо понимает старый язык. Было бы неплохо знать, что о ней говорят. Особенно на случай, если в толпе есть женщины, которые с удовольствием отравят ее, выдерут волосы или выколют глаза. Нуада, все-таки, был не так уж плох на вид. Некоторые придворные дамы могли увидеть этот фарс и взвыть от ревности, которая была бы в сто раз сильнее обычной, поскольку женщина, представшая перед королем с принцем Нуадой, была смертной и едва ли симпатичной со всеми этими шрамами на лице. — Наследный принц Нуада Серебряное Копье, — сказал король Балор на старом гаэльском. Его золотой голос звенел по всему необъятному залу, обрывая шепот. — Ты не представил свою леди своему народу… И нам. Хотя в его тоне не было злобы или гнева, Дилан все равно слышала подтекстом приказ. Она также не упустила из виду обращение «твою леди» и то, что король говорит о себе во множественном числе. Перевод, подумала смертная. А ну-ка взял да рассказал, кто это, и чтобы было ясно, что это твоя девушка, а то псам брошу. Им стоит быть осторожными. Да, они играли, но, если это будет недостаточно убедительно — или чересчур хорошо — у короля возникнут подозрения, и он поймет, что они собираются сбежать отсюда при первой же возможности. — Ваше Величество, — сказал Нуада тем же звенящим властным голосом. — Прошу вашего разрешения представить мою леди, — он пододвинулся, чтобы взять руку Дилан и слегка поклониться. — Леди Дилан из Центрального парка, — в своей голове она услышала, как принц приказал ей опять поклониться королю, и подчинилась. — Мы рады вам в Бетморе и залах Финдиаса, леди Дилан, — сказал король, хотя «вам» он не выделил. Дилан знала, что, если ей и рады, то Нуаде точно нет. В ее животе буркнула первая искра раздражения, но смертная подавила ее и учтиво склонила голову. По крайней мере, она надеялась, что это так выглядело. — Спасибо, Ваше Величество. Его Высочество рассказывал мне о Бетморе, о ее великолепии и короле. Как вижу, все его слова оказались правдой, — выкуси, подумала она. У Нуады есть все права на Финдиас. Как есть, так и не станет, сказал Нуада в ее голове, умудрившись даже там обдать морозцем. Почему его голос так холоден? Возможно, он все еще в ярости и пытается это скрыть. Ладно хоть улыбнулся ей перед тем, как повести к королю. Эльфийский принц сказал: — Мой король, могу я спросить… Всем известно, что предстать перед вами без приглашения карается смертью, но моя леди так сделала. Мне бы хотелось знать, сир, будет ли она наказана за мое спасение, когда предатель Имонн силился убить меня? И опять это «моя леди», подумала Дилан, пытаясь подавить волну мурашек, которую вызвали эти слова. Она знала, что Нуада играет роль, но ему обязательно говорить так… Нежно, когда он произносит «моя леди»? Она чувствовала себя так странно, хотя и понимала, что это точно всего лишь притворство на публику. Из-за этого она вспомнила об Имонне, и ярость с холодным ужасом прошлись у нее под кожей. — Мы сказали, что ей рады здесь. Несомненно, на все действия ее сподвигла любовь к тебе, наследный принц. Смертные любят страстно и иногда… Бывают неразумны в том, куда могут зайти из-за своих чувств. Но мы будем жестоким королем, если накажем такую прелестную привязанность. Ай-яй, сухо подумала Дилан, едва сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. Как будто мы с первого раза все не поняли. Перевод: она дура, что любит такого черта, как ты, но это не ее вина, а твоя. Боже, вот тварина. Можешь попридержать комментарии? Нуада не отрывал глаз от отца. Мне сложно сдержать улыбку. Так посмотрите на меня и улыбнитесь, сказала она. Пусть все выглядит сентиментально и слащаво, это должно их убедить. Принц так и поступил, повернувшись к ней и погладив огрубевшими пальцами один из тонких шрамов на ее щеке. Дилан неожиданно забыла, как дышать; ее колени подкосились, а по спине пробежал холодок страха, когда смертная вспомнила последний раз, когда к ней касались подобным образом. Ого. Тонкая кожа на шраме покалывала от прикосновений. Эм… Не делайте так. Пожалуйста, Ваше Высочество. Это… Странно. Прошу прощения, молча сказал он, вслух же для публики произнеся: — Я ежедневно стараюсь, чтобы добиться подобной преданности. Раз она всегда со мной, у меня есть надежда, что я преуспел. Дилан едва сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха. Где он прочитал такую сопливую фразу для подката? Он же не использует их, общаясь с девушками, верно? К счастью, все должны подумать, что ее улыбка и румянец — следствие романтичного «признания» принца, а не ее отчаянных попыток сдержать смех. Блин, я не могу воспринимать это всерьез, это так наигранно. Но в ее голове принц трезвым тоном добавил: перевод — я не такое чудовище, как он думает, иначе бы тебя тут не было. Верно говорите. За кого он вообще меня принимает? Она пыталась заставить его улыбнуться, и это сработало. Темные губы растянулись в улыбке, настоящей улыбке, заставившей Дилан без задней мысли ответить ему тем же. Шепот в толпе усилился. Ваше Высочество, что они говорят? К удивлению, Нуада наклонился до такой степени, что его губы касались ее уха. Она почувствовала запах леса, который словно прилип к принцу, как и знакомое тепло кожи. Ее сердце быстро забилось, когда она подумала, что это близко, слишком близко. Страх пылал под ее кожей, но, на счастье, придворные фейри Балора подумали, что ее зрачки расширились, а дыхание сбилось из-за близости принца и романтического эффекта, который тот на нее оказывал. — Я расскажу тебе кое-что очень интересное позже… Моя леди, — в этот раз она заметно задрожала, и вовсе не от страха. Ого. У меня глаза не скосились? Нет, сказал он, отодвинувшись. С чего вдруг? Ни с чего, отстраненно ответила она. Теперь шепот превратился в откровенный говор — или это кровь стучит у нее в ушах? Дилан знала, что Нуада провернул эту штуку с сексуальным нашептыванием, чтобы придворным сплетницам было, о чем пошушукаться — они должны были и расслышать то, что он сказал — и продолжить фарс, но блин. У нее как будто был сердечный приступ. Как только ее сердце забилось, то весь восторг исчез, сменившись холодным страхом. Дилан пришлось бороться с неожиданным ударом призрачного ужаса от воспоминаний ее пугающего прошлого. Нуада! Я… Воспоминания, ощущение рта Имонна у уха, нашептывающего свои ужасные обещания, угрожающего задушить ее. Звуки криков ударили по ушам, и она неожиданно почувствовала привкус крови во рту. На миг она почувствовала на себе руки Имонна, бьющие и сжимающие ее. Паника охватила ее с головой. Нуада, я сейчас упаду, крикнула она, не зная, откуда идут эти невероятно искренние слова. Помоги…. Не бойся, прошептал принц и крепче сжал ее пальцы. Его руки — и, она не сомневалась, немного магии — отогнали страх, чтобы смертная могла понять, что стоит перед Нуадой и смотрит в его знакомые золотые глаза. Я не дам тебе упасть, Дилан. Не бойся. Спасибо, прошептала она. От паники остались лишь неожиданно заболевшие глаза, но смертная сморгнула слезы. Простите, что запаниковала. Спасибо. Все хорошо, ответил он. Пока я с тобой, не бойся всего, что видишь вокруг. Честь требует, чтобы я защищал тебя, и я буду. Не бойся. И в следующий раз я буду более аккуратным с твоими воспоминаниями. Спасибо. — Мы преисполнены радости, что ты нашел такое счастье и спокойствие, сын мой, — сказал король Балор. — Это заслуживает большого празднества. Церемониймейстер, объяви о начале пира в честь наследного принца и его леди, — к этому моменту Дилан уже полностью вернулась в реальность, но, к несчастью, ужас от воспоминаний сменился паникой, сжавшей грудь при словах «праздничный пир». Да вы шутите, безнадежно подумала она. Может, просто пристрелите меня, а? Это просто банкет, сказал Нуада, удивленный, что это могло ее так расстроить. Да, она привыкла коротать вечера в одиночестве в своем маленьком домике среди деревьев и, в отличие от большинства смертных, не любила большие скопища народа. И он знал, что ей не нравится ходить в придворной одежде. Принц мог прочувствовать раздражение Нуалы в попытках подготовить Дилан к этому приему, причем еще в тренировочном зале. Особенно это было в плане волос смертной: только эльфийские зелья могли укротить такие непослушные кудри. Но Дилан же могла что-то с ними сделать, иначе бы он давно обратил на это внимание. Откуда столько показухи? Вы это меня назвали показушной? — спросила она, и он чуть не вздрогнул от удивления. Он не посылал ей этого. Как смертная прочла его мысли? Я не показушная, Ваше Высочество, добавила она, и он почувствовал, что, если бы Дилан могла бы, то нахмурилась. Это не мои волосы, не моя одежда. Я ненавижу толпы фейри. Пока я беззащитна и смертна, они меня чутка пугают, учитывая то, что они могут моргнуть — и я упаду замертво. Я и толпы людей не люблю. Накиньте сверху волосы и одежду и получите то, что я слегка расстроена тем фактом, что ваш отец хочет видеть нас на его празднике. И, добавила Дилан, и Нуада почувствовал неожиданную волну ужаса. Там будет алкоголь, да? Да, медленно ответил он. Это расстраивает тебя. Почему? Мне нельзя его пить. Никогда. Вот поэтому я не хожу по благотворительным вечеринкам у медиков и психологов в этом глупом городе. Они никогда не выставят содовую, сидр или, не знаю, просто воду без газа, если я их об этом не попрошу. Там всегда вино или шампанское. И из-за этого люди всегда косо смотрят на меня, не понимая, что я всего лишь служу Богу, а не являюсь алкоголичкой в завязке. Нет ничего постыдного в том, чтобы не пить, но, Ваше Высочество, я опять заболталась, а надо быть внимательными. Можем обсудить это позже. К сожалению, смертная посоветовала ему сосредоточиться в наихудший момент. Король Балор спросил: — Скажи нам, принц Нуада, ты уже просил руки леди Дилан? — Я… — Нуада не мог ничего сказать. Казалось, паника, совсем недавно охватывавшая смертную, перескочила на него, душа все возможные оправдания. Взять в жены Дилан? Жениться на ком-нибудь? Сама мысль о свадьбе, когда на горизонте черным смогом близится война, была похожа на удар в грудь. Жена — слабость на войне, возможная заложница. А если у его гипотетической жены будут дети… Еще больше заложников. Больше слабостей. И взять в жены смертную, из тех, что угрожал всему, что ему было дорого? Но, если он скажет это, если он сейчас заговорит о войне, отец… Дилан с горящим в груди теплом вмешалась в самый последний момент. — Мы это обсуждали, но… Сначала многое должно произойти. Видите ли, Ваше Величество, я из святых последних дней, слуга Высшего короля мира. Мой Бог требует, чтобы Его последователи женились лишь на тех, кто тоже служит Ему. И, хотя я могу любить принца Нуаду всей душой и сердцем, моя любовь к Богу всегда будет на первом месте, как и стремление подчиняться Его заповедям. Его Высочество часто разговаривал со мной о Владыке Звезд и вере, но еще не пришел к желанию стать Его последователем. Я знаю, что мой Бог был бы против того, чтобы принц насильно вступил в ряды святых последних дней — это бы Его даже оскорбило. Но, пока Его Высочество по своей воле не решит следовать за Высшим королем, я не смогу стать ему женой, даже если это прикажут все короли мира. Я верна прежде всего своему Богу. Но, — Дилан повернулась и положила ладонь на грудь Нуады, на его неожиданно забившееся сердце. Говор придворных стал еще громче. — Женаты мы или нет, помолвлены или нет, мои чувства к принцу останутся неизменными. Эльфийскому принцу вновь пришлось признать то, с каким достоинством могла изъясняться смертная. Сразу становилось заметно, сколько за жизнь ей приходилось иметь дело с джентри, по тому, как она подбирала слова для Балора. Не солгав, всегда говоря только правду, но при этом не раскрыв никаких секретов. Сказать королю, что, даже если он насильно их обручил, то не сможет заставить ее влюбиться в Нуаду, и создать иллюзию ее вечной любви, пусть они и никогда не смогут быть вместе (что для самого Нуады было отвратительно) — это было смело. А еще она ясно дала понять однорукому королю, что его сыну придется по своей воле примкнуть к Владыке Звезд, потому что Дилан приказов Балора слушаться не будет, а Нуада пока к вере не стремится, даже если отец заставит его передумать. Но — всегда было огромное «но» — смертная его касалась. Перед многими свидетелями. Одно лишь это заставило его забыть обо всем своем уважении. Да, она играла на публику и перед его отцом, как должен был и он, но все же. Помня о том, как медленно Дилан положила свою ладонь ему на грудь, давая время отпрянуть, Нуада подавил свой гнев и накрыл ее руку своей. Закрыв глаза, он пробормотал на гаэльском: — A thaisce, — он наклонился, чтобы они коснулись лбами и добавил: — A ghrá geal, a stór, a mhuirnín. У Дилан перехватило дыхание в горле. Мое сокровище. Моя светлая любовь, моя дорогая, моя драгоценная. Никто раньше ей такого не говорил, даже Джон. Но он говорит не обо мне, напомнила она себе, пытаясь восстановить дыхание. Возможно, он думает о… Ком-то еще. Я смертная, а он их ненавидит. Расслабься уже. Но тут с кривой улыбкой, которая вызвала у Дилан странную дрожь, Нуада добавил: — Mo duinne. Дилан не смогла сдержать восхищенной улыбки. «Моя коричневая». Никто такое не смог бы понять двусмысленно — эльфы Бетморы были сплошь и напрочь бледно-золотыми. — Такая любовь действительно прекрасна, — сказал плавный, елейный голос, разрушая момент. Когда Нуада открыл глаза, Дилан чуть не отпрыгнула. Взгляд, красный и темный, как кровь, источал чистейший гнев. У нее ушла минута, чтобы понять, что он смотрит не на нее, а поверх ее головы. Она обернулась и увидела коробкоголового фейри со страшными длинными пальцами; это с ним ей пришлось спорить в ту ночь, когда она пришла спасать Нуаду. Дилан инстинктивно отпрянула, подходя ближе к принцу, и едва смогла скрыть удивление, когда он обнял ее, положив руку на ее плечо и коснувшись подбородком ее головы. Дилан чувствовала, как он нервно сглотнул, и, подыгрывая, накрыла его ладонь своей. Его пальцы тут же крепче сжались. Квадратноголовый продолжил: — Я был бы рад увидеть демонстрацию подобных нежных чувств. Как, думаю, и все придворные, — по толпе прошелся одобряющий говорок, и Дилан едва удержалась, чтобы не хлопнуть ладонью по лбу. — Церемониймейстер, — сказал Нуада с ледяным спокойствием, от которого она задрожала. — Вижу, ты не изменился, даже за две тысячи лет. Но, похоже, ты забыл, кто я. Я тебе не ручной мишка. Думай, что хочешь, но я не буду тебя слушаться, как и моя леди. Вам он явно не нравится. Что именно он хочет? Он подозревает, что мы притворяемся, и хочет, чтобы я тебя поцеловал. Отвращение и ярость в его голосе были неподдельными, и Дилан попыталась не дрожать. Если Нуада так ненавидит его, то ей, похоже, стоит быть с этим квадратноголовым настороже. Нравится… Я ненавижу его — и то слабо сказано. О. Ну тогда ладно. Дилан приподняла руку Нуады, чтобы повернуться к нему лицом. Взгляд принца до сих пор был алым от злобы, но Дилан с очарованным смешком и игривой улыбкой сказала: — Gean gáire, a ghrá, — улыбнись, любовь моя. Все еще держа его руку и с тем же игривым выражением она серьезно спросила у него: мой принц, вы доверяете мне? Он моргнул. Он доверяет ей? Он, Нуада Серебряное Копье, доверяет человеку? С чего ей об этом спрашивать? Он же точно ответит отрицательно. И все же… Его спрашивала Дилан. Дилан, которая могла предать его, но при этом делала все в ее силах, чтобы с честью стоять рядом с ним. За одиннадцать лун любая гадюка, пригретая на груди, могла уже проявить себя. Одиннадцать лун выстраивания хрупких отношений. Но доверять смертной… Если он согласится, то что она скажет? Чтобы вы наклонились, словно собираетесь поцеловать меня. Взглядом, которым он одарил ее, можно было обратить камень в песок, пусть он и моментально сменился спокойной вежливостью. Верьте мне, настаивала она. Обещаю, это сработает, и они получат то, что хотят, а мы не будем выглядеть еще более жалкими, чем нужно. Во всяком случае, она надеялась, что это сработает. Он уже шептал ей на ухо, значит, хуже уже не будет. Ей как бы тоже не хотелось, чтобы ее целовал нелюбимый мужчина. Как только принц подался вперед, говор в ожидающей толпе усилился. Нуада взял обе ее руки в свои и притянул к себе, крепко сжимая пальцы. В самый последний миг, когда она почувствовала тепло его дыхания на губах и увидела гнев в его глазах, Дилан повернула голову и посмотрела прямо на короля Балора, заставляя Нуаду оставить легкий поцелуй на ее израненной щеке. Серебристо-синие глаза нашли золотой взгляд короля, и Балор приподнял бровь. О, да, подумала она. Он знает, что мне неприятно, и ему плевать. Почему? Нуада всегда говорил, что его отец — благородный, сильный и мудрый король и гордый воин. Так почему он так поступает с нами? Ну, посмотрим, сколько это продлится. Ему плевать на мое недовольство, а я просто ненавижу, когда игнорируют мои чувства. Лично у Нуады она спросила: Вы в порядке? Вас не вырвет, Ваше Высочество? Переживу. Придется вымыться с лошадиным мылом и выпить самое крепкое пиво Каспара, но я переживу. А теперь сделай, как эти пустоголовые дамочки и покрасней. Я не могу покраснеть по приказу. И с чего бы, начала Дилан, но резко сглотнула, когда Нуада поднес ее руку к губам и поцеловал пальцы. От его тепла ее ладонь покрылась мурашками. Дилан не пришлось заставлять себя краснеть. Ее щеки запылали сами по себе, а принц, если она правильно поняла, без труда озарил ее удивленной и почти любящей улыбкой. — Tá mo chroí istigh ionat, — сказал он, и ее сердце забилось, как сумасшедшее. Он не может еще и говорить такое после подобного! Хотя бы не на гаэльском. Люди говорят, что французский — это язык любви, но они явно не слышали таких речей от остроухого ирландского принца. Лиричный язык с главными из жидкого серебра и резонирующими с ними согласными заставлял самую пошлую вещь звучать сексуально (что, по ее мнению, было подло и нечестно). К тому же, если бы кто-то сказал ей «мое сердце в твоих руках» на английском, она бы просто послала его поискать подкаты получше. Или бы просто посмотрела, как на идиотов, и быстро ушла, не желая нарваться на сталкеров. Но Нуада сказал это на старом наречии, и у нее задрожали колени. Опять. Это было смехотворно, потому что она точно знала, что он не это имел в виду. Скорее всего, он подразумевал, что его жизнь (и, значит, биение сердца) зависят от того, как она сыграет свою роль. В этом было бы больше смысла, покрасней она с первого раза. Но все же, сердце никак не унималось. Вы меня убиваете, пробурчала она, чувствуя себя по-идиотски. Прекратите. Он ответил ей лишь усмешкой, полной мужского удовлетворения. Может, он и не считает ее привлекательной (если так подумать, он вполне может называть ее уродиной), но каждому парню нравится, когда от него у женщины подкашиваются ноги. Даже эльфийскому принцу. Интересно, сколько придворных кумушек от этого вида потекло. Нуада лишь изогнул на это бровь. Борясь с тем, чтобы не улыбнуться, как дура, от слишком невинного выражения лица принца, Дилан спросила его — думаете, Церемониймейстер это проглотит? Или он из тех извращенцев, который скажет хватит только после того, как мы сделаем шпили-вили на полу? Она проигнорировала тот факт, что принц из-за нее аж подавился, и посмотрела на собравшихся придворных и лорда Коробкоголова Страшнопальца. Некоторые эльфы выглядели очарованными, некоторые — удивленными, третьи были похожи на взрослых, смотрящих на любимое дитя — на их лицах так и читалось «ахх, ты посмотри, какие милашки». Одна красивая смуглая женщина с кудрявыми волосами пшеничного цвета и прекрасными янтарными глазами, на вид даже одобряла. Она улыбнулась. Смертная ответила ей тем же, чувствуя, как все внутри нее успокаивается. Наконец-то союзник. Надо спросить про нее Нуаду. Но Дилан заметила, что никто из Даон Мейф не смотрит на них с Нуадой с подозрением. По крайней мере, совсем очевидным. Значит, у них получилось. К счастью, король подумал, что они сдались и подобной уловкой выиграли время, чтобы выбраться из оков «ухаживания». Не стоит делать поспешных выводов, сказал Нуада. Сегодня пир по Самайну, на котором мы должны присутствовать, а это значит, что придется еще какое-то время побыть на глазах у публики. И посмотри на лицо отца. Когда она взглянула на старого короля эльфов, холодно удивленного, уверенного и не особо впечатленного, то поняла, что пока выход из политических переплетений им не светит. Ну, со вздохом отметила Дилан, он тварина..
Моргун в один глоток осушил кружку эля и дал знак бирзалке за стойкой, чтобы наполнила ее снова. Пока маленький дух таверны тащила кружку к бочке, серебристый тролль почесал живот и посмотрел на заново отросший палец на своей родной руке. Пока он будет вести себя, как пьяный недотрога, волшебный народец вокруг продолжит болтать, не замечая, как старший товарищ наследного принца внимательно слушает сплетни. Пока никто из посетителей таверны, метко названной «Пьяный гном», ничего не упомянул о Нуаде, Дилан или несостоявшемся покушении и перевороте в Финдиасе три ночи назад. Некоторые, правда, упоминали, что видели на улице эльфа из Бетморы в сопровождении серебристого пещерного тролля именно в ночь сражения, но, кроме предположений о том, что это мог быть принц в изгнании (многие знали, что он водится с троллем), о Нуаде больше не было ни слова. Это по мнению Моргуна было весьма хорошими новостями. Принца не беспокоило, что народ мог узнать о его наказании, а вот любое упоминание о человеке-целителе в этом деле сулило лишь проблемы. Бирзалка принесла ему полную кружку. Моргун отпил и вздрогнул, поняв, что Нуада разбаловал его эльфийским ликером: в те редкие разы, когда принц возвращался от смертной в очень хорошем настроении, он откупоривал бутылку и распивал ее вместе с троллем. Моргун нюхнул пойло, пахнущее лошадьми, и осушил его в один глоток. Такой слабый алкоголь не мог опьянить его даже с четвертой порции, хотя тролль не отказался бы в таком случае напиваться в «Пещере Фафнира», его с Нуадой любимой таверне. Похоже, пора уходить. Я тут ничего не узнаю. Кроме того, здесь несет свиньями Аннуна, подумал Моргун, глядя на обитателя Диведа, попивающего синий корнуэльский эль из маленькой кружки. Оставив на столе пару медяков для бирзалки, приносившей ему эль, тролль уже собрался уходить, как двери таверны распахнулись и в дверном проеме показались странные чудовищные тени. Потом на тихих лапах внутрь вбежал ку ши, совсем юный, по размером не больше теленка. Многие волшебные псы из потустороннего мира вырастали в громадин не меньше быка, значит, это был лишь щенок. На спине собаки сидела маленькая фигурка в вельвете цветов тьмы и бургунди, тут же сползшая на пол. Косматая гончая с зеленой гривой отряхнулась и потрусила к общему камину, плюхнулась перед ним, положила голову на огромные лапы и с усталым вздохом закрыла ярко-красные глаза. Всем было наплевать, что пол весь был усеян каплями с ее шерсти, а в помещении теперь пахнет мокрой псиной. Моргун лишь поморщился. Возничий волшебного пса взобрался на пустующий стол и крикнул: — Наследный принц Нуада Серебряное Копье вернулся в Бетмору! Принц в изгнании наконец-то в Финдиасе! Моргун медленно сел и посмотрел на огромную зеленую собаку, не обращая внимания на пришедшего на ней клурикона. Эта тварь из королевских псарен? Хотя животное не походило на дар общины слуаг королевской семье, тролль был почти уверен, что узнал клурикона, балаболящего милю за минуту. Это не один из служек Мьякс, главной погонщицы? Тролль махнул бирзалке, и на этот раз она принесла ему огромную бадью медовухи. Осторожно попивая сладкий алкоголь, Моргун стал слушать прибывшего сплетника. — Мне сестрень с час назад сболтнула, — заявил клурикон возбужденной толпе. Несколько фейри даже предложили заплатить пройдохе за выпивку, чтобы узнать побольше слухов. Вот дурни, подумал Моргун, когда пьяный фейри добавил: — Она у мня на псарнях работает. Грит, мол, Серебряное Копье вернулся, ага, и обручился, я те мамой клянусь, с настоящим человеком, чтоб меня! Тролль подавился медовухой.