Однажды

Гет
Перевод
NC-17
Заморожен
156
переводчик
May.Be бета
Автор оригинала: Оригинал:
Пэйринг и персонажи:
Размер:
307 страниц, 23 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
156 Нравится 128 Отзывы 72 В сборник Скачать

Книга первая: Метро. Глава первая: Малышка и Большая Беда

Настройки текста
      Каждое слово — часть картины. Каждое предложение, в таком случае, сама картина.       Читатель использует свое воображение, чтобы собрать их воедино, и вместе эти картины образуют сложный ансамбль, называемый историей.       По миру ходит их великое множество: комедии, романтические, приключенческие истории, трагедии. Истории о смехе и любви, войнах и печали. В каждой из них есть начало, середина и, конечно же, конец (хотя сказочники всех времен многое бы отдали за ту, у которой на самом деле есть конец). Начинается же волшебство рассказа с совсем обыденного, встречающегося так часто слова: «Однажды…»       Лучшие истории вобрали в себя по крупице всего. Их название просто́, как бывает проста только правда.       Сказки.       В сказке есть мужчина. Он может быть гордым принцем или простым солдатом. Он может обладать лампой с джинном или получить благосклонность милого сказочного существа, встреченного им в темном лесу и очарованного его добротой. Может, он убьет дракона. Может, спасет прекрасную принцессу из башни. Может, принц потеряет королевство из-за злого колдуна. Может, простой солдат унаследует королевство от умирающего короля.       Также в сказке есть женщина. Она может быть прекрасной принцессой или обычной служанкой. Возможно, ей дарован голос, от которого ангелы на небесах перестанут петь, а, может, ведьмой на нее наложено ужасное древнее проклятие. Может, она излечит чудовище в лесу. Может, разрушит чары над спящим принцем. Может, принцесса убежит в лабиринт, чтобы спастись от монстров, безжалостно преследующих её. Может, обычная служанка выйдет замуж за короля и будет жить долго и счастливо.       А ещё в сказках есть зло. Чистейшее, темное и порочное. Ужасный яд, отравляющий жизнь деве или принцу в его скитаниях. Все знают, что оно всегда было, есть и будет. Зло не принимает возражений. Ему ни к чему ваши чувства. Ему нужно лишь уловить запах жертвы, чувствовать нарастающий запах страха в воздухе…

.

      Однажды, в свете горящих огней пустынной станции нью-йоркского метро, свора оборотней преследовала свою жертву. Обнаженные клыки сверкали в лунном свете как клинки, и стая чувствовала своими звериными носами вкуснейший запах женского страха.       Она не могла бежать. Ноги ныли, а легкие горели. Бок разрывало болью. Бежать. Бежать. Бежать. Как же больно бежать. У нее уже нет сил. Но молодая женщина знала, что с ней сделают волки, если она остановится. И, если они одолеют, скорее всего, ее убьют за то, что она могла бы сделать (и наверняка бы сделала) с одним из них. А если не убьют, то она сама еще об этом пожалеет.       И она бежала. Ее длинные темные волосы болтались позади нелепыми локонами. Она возвращалась домой из салона, куда зашла просто чтобы ухоженно выглядеть, без какой-либо причины. Просто потому что захотелось. Потому что через две недели ей исполнялось двадцать девять. Потому что она была счастлива, и сестры сказали, что она непременно должна туда сходить (и в кои-то веки девушка с ними согласилась). Весь день, следуя своему желанию, она провела, ухаживая за собой.       Из-за этого волки почуяли её, словно кусок мяса, которым женщина для них и являлась. И вот теперь она бежит. Стекло и камни на бетонных дорожках раздирают ее босые ноги. Новые туфли на шпильке она скинула сразу — это же просто обувь, если что, купит другую; однако в руках она яростно сжимала свою сумочку, в которой лежали самые ценные ее вещи. Большая, кожаная, больше похожая на ранец, та замедляла девушку, но плевать ей на это хотелось.       Правда, если она ещё больше замедлится, её точно догонят и убьют. Вот на это ей будет не наплевать.       Девушка оглянулась, отчаянно стараясь понять, насколько она оторвалась, пытаясь заметить в грязно-серых переходах метро красные, как кровь, жилеты. Вдруг она споткнулась о бомжа, лежащего на полу, и упала рядом с ним, ударившись головой.       Так завершилось ее недолгое бегство. Просвистевшая мимо пуля глубоко вошла в грязную плитку, которой были выложены стены. Молодая женщина вскрикнула, посмотрела на бомжа и случайно перехватила его пьяный, мутный от слез взгляд. Она поперхнулась надоедливым, излишне сладким запахом алкоголя и смерти.       Судорожно вдохнув, девушка поднялась и продолжила бежать. Продолжила убегать. Продолжила задыхаться в собственном ужасе и слезах. Продолжила мысленно молить монстров, чтобы те не стреляли в нее. Потому что спрятаться от них она, увы, не могла. Было просто некуда.       Правое колено отзывалось болью на каждом шагу, видимо, она им хорошо ударилась об пол. Кожа на лице горела – там, где прошлись ножами ее преследователи. Кровь каплями падала ей на глаза, попадала в рот. Одно воспоминание об этих жутких ножах заставляло горло вновь и вновь сжиматься от еле сдерживаемых рыданий.       Ледяные порывы воздуха, пронизывающие ее вспотевшее от страха тело, вызывали приступы неконтролируемой дрожи. Девушка наконец отбросила свою тяжелую, черную сумку куда-то в сторону. Сейчас она замерзала в пробирающем до костей декабрьском воздухе. Замерзла, устала и дрожит от страха. Когда девушка наконец решилась вдохнуть, то почувствовала, что горло ее горит.       Больше она не оглядывалась. Было уже поздно. Ее резко схватили за волосы, заставив остановиться. Она попыталась вырваться, но только лишилась порядочного клока из прически. Ее снова поймали, издав громкий торжествующий вой, затем подняли в воздух и поставили на ноги, удерживая за плечи. Внезапный удар кастетом в лицо повалил девушку на землю, и на пару секунд ее разум отключился. Слишком потрясенная, чтобы кричать, она попыталась подняться, поймать ртом воздух, но удар ботинком под ребра опрокинул ее обратно. Рядом чиркнул нож, блеснувший в люминесцентном свете, как боль. Тень наклонилась над ней и прикоснулась ледяной сталью к щеке. Девушка промычала что-то под нос, но среди насмешек и глумления волков в человеческом обличье никто ничего не услышал.       Как говорится: «Волкам доверяй, но в меру».       А потом нож пронзил её плоть. Потекла кровь.       И она все-таки закричала.

.

      Нуада не имел никакого желания вмешиваться. Напротив, ему даже было интересно, что произойдет дальше.       Он откинул с лица прядь своих молочно-белых волос и продолжил кружиться, нанося невидимому сопернику удары парными серебряными топорами. Нуада двигался с дикой, первобытной грацией, будто бледная болотная рысь, готовящаяся напасть. По его покрытой шрамами спине, груди, прочерчивая влажные дорожки на рельефно обозначенных мускулах, стекал пот, мелкие капельки блестели на лбу. Топор не был его любимым оружием, но Нуада справедливо полагал, что истинный воин должен умело владеть всем, а не только более привычными ему ножом, мечом или копьем.       Его старый друг, единственный, кто присоединился к нему в изгнании — весьма внушительных размеров серебристый пещерный тролль по имени мистер Моргун — наблюдал, как принц доводит себя до изнеможения. Сколько тот уже тренируется? Пять часов? Шесть? Или дольше? Несведущему зрителю движения эльфа могли бы показаться легкими и непринужденными, но Моргуну было ясно, что принцу становится все тяжелее и тяжелее поддерживать эту иллюзию. Когда в последний раз он нормально спал?       Тролль понимал, что никак не сможет убедить Нуаду остановиться и немного передохнуть. Нет. Честь, путь воина, рыцарство, отвага, физическая доблесть – только это имело значение для эльфийского принца. Это, и его жестокая месть роду людскому. Он желал найти последнюю часть Золотой Короны — часть, принадлежащую ему по праву, — чтобы, используя ее вместе с двумя другими, пробудить Золотую Армию.       Моргун знал, что, как только они очнутся, Нуада прикажет Золотой Армии убить всех людей, посмевших выступить против него; не пощадит и другие эльфийские королевства. Он выставит людей из умирающих лесов и из их городов отравленного бетона и горящей стали. Загонит обратно в пещеры, где они будут скрываться, пожираемые страхом, в кромешной темноте. Потом он сотрет с лица земли и сами отравленные города. Ничто не сможет встать на пути у эльфийского воина — даже его собственное тело, требующее лечения. Именно поэтому принц пытался избавиться от железной болезни и остатков яда таким жестоким по отношению к самому себе способом.       Особая сила, которой обладала эльфийская знать, в принципе, позволяла им не беспокоиться о пропитанных железом людских городах. Обычно. В случае же, если для магии, текущей в бессмертной крови, яда становилось слишком много, они применяли зелья троллей, призванные уменьшить вред. Но даже тогда человеческие свинец и железо были для эльфов проблемой. Особенно когда в королевской крови осел также и эльфийский яд. И вот сейчас принц перебарывал его, тренируясь. Готовясь к войне и уничтожению алчных людей.       Нуада представлял, о чем думал Моргун. Прежде чем вернуться к тренировке, он позволил своим губам на миг изогнуться в легкой, меланхоличной улыбке. Моргун весьма хорошо его знал. Да, он жестоко мстит людям. Они были пусты, злобны, подлы… Едва ли лучше животных. Так что нет, он не намерен помогать той женщине.       Наследный принц эльфийского королевства Бетмора всегда был довольно циничен, а сейчас к тому же еще изнурен и зол. В своей жизни он любил только три вещи, по крайней мере, именно любовь к ним заставляла его бороться дальше: его обожаемую сестру-близнеца Нуалу; отца, Балора Однорукого, эльфийского короля, верность которому принц хранил даже в самом отдаленном уголке Бетморы; и своих верноподданных. Он тренировался день и ночь, прерываясь лишь на еду, сон и мытье, готовясь к войне, которая — он точно знал — когда-нибудь начнется. Ничто не могло остановить или замедлить его — ни боль, ни усталость, ни болезнь. Звероглазый воин просто не позволит себе этого.       Людей он терпеть не мог, ненавидел весь их род. Они были жадными, эгоистичными паразитами, бездумным пушечным мясом, и не заслуживали ничего кроме смерти. Однажды как наследник своего отца, как принц эльфов Бетморы, он пробудит Золотую Армию и с их помощью истребит род людской, отомстив за нарушенные клятвы и насилие, которое они совершили над миром. Эльфов согнали в маленькую, жалкую нору, и они не могли ничего с этим поделать. Поэтому Нуада будет защищать волшебный народ, чего бы это ему ни стоило.       Так что у него не было ни малейшего намерения помогать глупой смертной, которой следовало бы лучше выбирать себе дорогу, а не блуждать ночью в метро подобно недалекой овце. Она сама напросилась, чтобы её ограбили. Да и к чему этим стервятникам какие-то блестящие побрякушки? Нуада постарался выкинуть женщину и ее преследователей из головы и сфокусировался, превозмогая усталость и слабость, вызванную железной болезнью. Да проклянут боги этот отвратительный город смертных и яды, пропитавшие его. Даже эльфийского принца они могут выбить из колеи. Особенно когда он отравился из-за какого-то труса, пару лун назад пославшего к нему диспу.       Потом Нуада почуял мерзейший запах злого мужского желания.       Он был жирный, мускусный, семенной. Отвратительный. Запах заполнял ноздри и глаза Нуады, душил его. Это было зловоние извращенного возбуждения, жестокости, смешанное с тошнотворной вонью волчьих шкур. Хищников. Нуада быстро сглотнул, к горлу подкатила желчь. На какой-то миг принц вспомнил изумрудные глаза, смотрящие с шоком и болью. Боль, острая, как копье в его животе. Отчаяние.       Нуада отмахнулся от тысячелетних воспоминаний, но не смог избавиться от грязной вони в воздухе.       — Господин? — мягко спросил Моргун, заметив испуганный, полный отвращения взгляд эльфийского принца. — Что вы чувствуете?       — Женщину… Смертную. И волков, — его голос был странно отдален, спокоен, словно бы они говорили о погоде, но Моргун видел отвращение в звериных глазах цвета расплавленной бронзы, видел призрак памяти в этих глазах. — Они охотились за ней. Поймали. Хотят её изнасиловать. Потому что…       Он чувствовал все мысли своры волков. Они желали отомстить этой женщине, потому что она спрятала одного из них куда-то в безопасное место. Они выслеживали её неделями, выжидая возможности напасть. Они намеревались обесчестить женщину своей гнусной похотью, выбрав эту ночь, потому что именно сегодня она надела красное платье и завила свои длинные темные волосы. Вот и всё. Вот и все причины. Они изнасилуют её из-за…       Прежде чем до Моргуна дошел весь смысл слов принца, Нуада вышел из своего подземного убежища, жестом прозрачно намекая Моргуну обратить на него внимание. Через плечо эльф бросил:       — Оставайся здесь, мой друг. Я хочу быть уверен, что мой… дом вдали от дома… Хорошо охраняется. Не сопровождай меня.       И он побежал меж колонн нью-йоркского метро подобно серебристому ветру.       «Что я и презираю больше людей, — думал Нуада, разворашивая угли давно копившейся ненависти, — так это трусов. И насильник — худший из всех трусов. Никакая женщина, смертная или нет, не будет изнасилована, пока я могу предотвратить это».

.

      Это было похоже на молот. Они били ее. Толкали её. Они были внутри нее. Девушка тонула в ужасной боли и крови. Она чувствовала чужое присутствие в своем горле, задыхалась от проникшей в нее плоти, как от яда. Ее ноги онемели от постоянных падений. Больше не было сил драться. Ножи обрезали её связь с реальностью. Она не понимала, то ли плывет, то ли тонет. К своему удивлению, она почуяла запах леса и волчий мех на своих губах. Бетон обжигал холодом там, где на ней было порвано платье, кусал её за избитые плечи. Лицо горело. Где-то периферией сознания она почувствовала, как внутри у нее что-то разорвалось, ощутила, как пошла кровь. Боль осознавалась как-то отстраненно, будто чужая.       «Хватит, — кричало ее сознание. — Хватит, прошу, хватит, хватит…» — вторили воспоминания, снова и снова.       Но боль, холод и давление душили эту мольбу. Рычали: «Нет, не хватит. Не хватит, нет».       Когда молот внутри и вокруг нее угомонился, девушка вздохнула с необъяснимым облегчением. Через силу втянув в себя воздух, она еле сдержалась, чтобы не закашляться кровью. Сплюнув её на землю, девушка заморгала в попытке развеять дымку перед глазами, позволяя тусклому люминесцентному свету холодным лучом коснуться ее глаз. Она застонала, когда к ногам вернулась чувствительность. Чья-то ступня с силой опустилась ей на лицо, сминая нос, и девушка закричала от шока, забилась в агонии. Новая волна боли прошлась по коже, сливаясь с обжигающей пульсацией в порезанных ножами щеках.       — Не думай, что мы закончили, детка, — прорычал грубый, животный голос. — Мы просто решили передохнуть, — и он вновь её ударил, на этот раз под ребра. Что-то с хрустом сломалось, молодая женщина в беззвучном отчаянии сжалась в комок. У нее не хватало дыхания даже для того, чтобы застонать.       — Больше вы её не тронете.       Голос сказавшего это был холодным, как лед, и чистым, как вода в горной речке. От звуков этого голоса заныли зубы — а может, просто боль от ударов постепенно начала проникать в сознание. Прижатая щекой к земле, она сморгнула пелену, повисшую перед глазами, и попыталась разглядеть говорившего, но смогла различить лишь чьи-то сапоги, остановившиеся перед ее лицом, загораживая темную фигуру насильника.       Она не видела ничего, кроме этих сапог. Мягкая черная кожа, но протертая, заметно старая и заношенная, шнуровка по бокам. Девушка отстраненно удивилась тому, что она все еще обращает внимание на подобные детали, несмотря на отказ легких дышать и идущую из тела кровь.       На какой-то странный, безумный миг мир вокруг стал одним сюрреалистическим сном. Ей казалось, что она видит кота, стоящего в этих сапогах, огромного бледного кота с шерстью цвета сливок и золотыми, как древняя смола, глазами. «Лев рыкающий»... Потом он превратился с серебристую гончую с горящими золотыми глазами и оскаленными зубами. Но когда она опять моргнула, попытавшись сфокусироваться на мягкой белой шерсти невиданного зверя, странное, призрачное животное исчезло, открывая свою истинную сущность.       Дрожа, она попыталась приподняться на ободранном локте или хотя бы на предплечье, но это оказалось почти невозможным из-за острой боли, пронзившей ее тело от плеча до пояса.       — Это твоя женщина?       Голос спросившего был груб, с заметным бруклинским акцентом, который заставлял жертву дрожать при этих звуках. Она сжалась в комок, надеясь стать незаметной настолько, что про неё все забудут. Если так получится, она сможет подняться и убежать.       Может быть.       В ответе таинственного незнакомца сквозило острое отвращение:       — Женщины — не чья-то собственность.       Она решилась взглянуть снова, хотя что-то глубоко внутри неё кричало и молило не делать этого. Голос говорившего был так могильно холоден, что, казалось, мороз, сквозящий в нем, пробрался до самого ее мозга и превратил кровь в лед. Дрожащей рукой девушка убрала влажные, липкие волосы с кровоточащего лица и увидела мужчину, чья кожа в тусклом свете метро смотрелась на удивление бледной и под люминесцентными лампами отливала синевой. Водопад серебристых, к концам отливающих теплым золотом, волос, терялся за его мощными плечами. Глубоко посаженные, пылающие огнем из-под темно-багряных век золотистые глаза, черные, как деготь, губы и уродливый шрам – признак его расы, – пересекающий лицо от уха до уха. При взгляде на него девушку пробирала дрожь, хоть она и не понимала, почему. Странное чувство дежавю молнией прошлось по ней до самых пят. Дежавю, сдобренное порядочной дозой страха. И, быть может, мерцающий огонек надежды?       Если пытавшие её были сворой волков, то этот мужчина казался чудищем из сказки. В каждой руке он держал по серебристому топору с золоченой рукояткой. Свет отражался на их острых лезвиях, причиняя единственному, оставшемуся зрячим, глазу девушки сильную боль. Казалось, будто смерть танцует на кромке этих топоров.       «Они могли бы заставить оборотней побегать более доходчиво, чем любые мои слова, – отстранённо подумала девушка. – Отец Небесный… Помоги мне. Прошу…» – взмолилась она.       — Эй, пацанчик, это не твое дело. Мы сами разберемся с этой шлю...       Бледный воин посмотрел на них взглядом, полным отвращения и темной ярости, и прорычал:       — Молчать.       Блондин стоял перед ней, поодаль от оборотней. В следующий миг он пригнулся, вонзив топоры в того, кто так недавно насиловал её. Фонтан алой крови оросил белоснежную грудь её спасителя.       Она постаралась вдохнуть, но горло, охваченное синяками, словно ожерельем, не давало даже сглотнуть. Попытка сделать глубокий вдох вызвала лишь очередной приступ удушья. Что-то настойчиво твердило ей, что, хоть Чудище и пришло ей на помощь, волки все ещё опасны. И, несмотря на свою боль, ушибы, кровь, капающую на бетон, ей нужно встать.       К тому времени как она приняла это решение, беловолосый воин уже повалил четверых из девяти нападавших. Он метнулся к пятому, после — к шестому, мчась на врагов подобно воплощению смерти, но внезапно острая боль ослепила его больше, чем люминесцентный свет. Стальной нож воткнулся в икру, прямо над лодыжкой.       Женщина попыталась вдохнуть и снова закашлялась. Может, этот нож попал её спасителю в пяточное сухожилие, также называемое ахиллесовой пятой?       Бледный мужчина упал на одно колено с воем, наполненным больше яростью, чем болью, и меч противника опустился, едва не задев его плечо. Светлые волосы взметнулись, когда воин пригнулся, инстинктивно уворачиваясь от удара.       Девушка, которую он полез спасать, лихорадочно огляделась, пытаясь понять, может она сесть или лучше не стоит. Каждую секунду её ноги словно пронизывали тысячи стальных иголок. Она попыталась не обращать на это внимания, вслепую нашаривая сумочку, валяющуюся в паре шагов от неё. В ней лежала пара камней — старая привычка ещё со школьных времен. Дрожащими руками она вытащила довольно увесистый булыжник и замахнулась, целясь в мужчину с ножом. Рука адски болела, не желая подчиняться хозяйке, и попытка угодить тому в висок с треском провалилась.       Камень попал ему в спину.       Однако, свою миссию он все же выполнил: мужчина с мечом обернулся, чтобы взглянуть на нового противника. Его лицо было лиловым от гнева и кривилось от злости. Девушка попыталась отползти, но руки предательски подломились, не выдержав ее веса. Она вновь упала на землю и ударилась лицом об пол. Оборотень успел сделать к ней всего один шаг, прежде чем серебряная волна пронзила его глотку. Он шагнул еще, остановился, и его голова скатилась с плеч. Второй насильник тоже был уже мертв.       Шестеро волков повержены, осталось трое. Ей нравилось осознавать это. Ровно до тех пор, пока не раздался грохот выстрела, эхом отдавшийся в ее голове. Она не смогла скрыть свой испуг, не смогла подавить крик. Бледный мужчина запнулся на ходу. Пошатнулся. Её глаза заметили выделявшуюся черным пятном на бело-лунной коже рану от пули, из которой потекла янтарная кровь.       Окаймленные багрянцем бронзовые глаза затянуло тьмой, словно нечеткими кольцами сурьмы. Гнев, скорбь, облегчение, ошеломляющая боль и почти зверская усталость сплелись в них тесным клубком. Вдруг его глаза встретились с чужим – испуганным, синим, как сумерки – взглядом. В горле девушки начал зарождаться не то всхлип, не то икота. Собственное сожаление жгло изнутри. Она проглотила его, проглотила испуг, холодными пальцами сжимавший её горло. Возможно, когда горячая слюна омоет его, она сможет говорить, хотя бы чуть-чуть.       Шатаясь, она поднялась на ноги. Горячая кровь стекала по ее коже. Женщина потянулась дрожащей рукой к своему спасителю, пытаясь показать, что кто-то пытается напасть на него сзади. Бледный воин обернулся, и топоры прошлись между шеей и плечом очередного противника, распарывая его плоть от ключиц до нижних ребер.       Семеро мертвы. Осталось только двое. По крайней мере, так казалось. Но в ее груди будто полыхнула острая, холодная вспышка. Надвигалась опасность. Инстинкты кричали, что нужно уходить, чувство паники все возрастало. Ей надо было увести отсюда их обоих, прямо сейчас. Если они останутся, то произойдет что-то ужасное. Хотя у девушки зуб на зуб не попадал, у неё родилась довольно сумасшедшая идея, и это было всё, о чем сейчас она могла думать.       Спаситель посмотрел взглядом, в котором читалось "беги если можешь!". Но она не могла. Она не могла оставить его. Он был тяжело ранен и мог с легкостью умереть здесь, один, в метро, только потому, что попытался защитить ее от нью-йоркского отребья. Эта мысль заставила ее сердце вспыхнуть и дала ей силы крикнуть:       — Сзади!       Он обернулся и острые рукояти топоров воткнулись в живот предпоследнего нападавшего. Оборотень подавился собственным криком, закашлял алой пеной и умер. Девушка вздрогнула и схватила спасителя за руку.       — Уходи отсюда, — отрезал он. Что-то отталкивающее почудилось ей в выражении его лица, но девушке было все равно. Штаны его обагрились кровью – как собственной, так и волчьей. Из-за раны на лодыжке правая нога не могла выдержать всего его веса, и воин заметно хромал.       Она видела, как предводитель своры поднял пистолет. Синие глаза девушки расширились. Ее спаситель развернулся и поднял топоры, намереваясь встать между ней и главарем. Воин поморщился, опираясь на раненую ногу, но иначе удар было не выдержать.       Пистолет выстрелил дважды.       Кровь потекла из раны в его левом плече. Рука повисла бесполезным куском мяса. Девушка попыталась отогнать тошноту. Собраться с мыслями, усилием воли подавить шок, грозящий снова затянуть пеленой мир вокруг, превращая его в ничто. С нее хватит! Если бы она не так поняла, если бы в чем-то ошиблась, то была бы уже мертва. Ей нужно было услышать шаги. Девушка знала, что скоро они раздадутся. Шаги спешащих на помощь. Правда, о том, что помощь спешит не к ней и раненому защитнику, а к оборотням, тем знать было не обязательно.       Она положила руку на грудь мужчине, стоявшему позади. Тот вздрогнул от прикосновения и отпрянул назад, но девушка понимала, что он и не может вести себя по-другому: ради их спасения воин обязан мгновенно реагировать на любой раздражитель. Когда она услышала шаги, топающие по полу, по металлическим ступенькам, она закричала так громко, как только позволяло её горло.       — Полиция, полиция! Помогите! — она попыталась помахать, как будто видела кого-то.       Стрелявший вздрогнул и полуобернулся, чтобы посмотреть, кому она машет. Серебряный топор рассек воздух и вонзился в череп монстра. Он упал на землю, и девушка обернулась к мужчине, бросившему оружие с такой смертельной точностью.       — Нужно уходить отсюда, — прошептала она. Держа сумочку одной рукой, другой она схватила его здоровую руку и перебросила через себя, помогая воину идти. Он споткнулся и покачнулся, чуть не утянув девушку за собой. — Ой! Так… так…       Она сделала глубокий вдох и попыталась сосредоточиться. Постепенно боль от ран начала оставлять ее, отдаляясь, теряясь за стеной из холодного, чистого разума. Этому трюку она научилась ещё в детстве. Потом, конечно, наступит расплата: боль вернется с новой силой – об этом она прочитала в книжке по психологии, но сейчас это не имело значения. Сейчас было жизненно необходимо хоть как-то себя обезболить. Возможно, только благодаря шоку у неё все получилось.       Но, несмотря на все трюки, внутри у нее по-прежнему горел огонь, а сквозняк холодил влажную, липкую от крови, кожу. Все тело болело, особенно сильно ныло правое колено, жгло порезанное и кровоточащее лицо, отвратительно и оттого еще более мучительно саднило внутри тела. Девушка не хотела думать, что будет с ней, когда шок разрушит преграды в сознании, которые она с таким трудом возвела. Когда подобное случилось в прошлый раз, она просто вырубилась.       Отец Небесный, дай мне сил, — тихо взмолилась девушка. Она снова ухватила руку бледного мужчины и перекинула её через плечо, пытаясь выдержать его вес. Эльф напрягся, но все же позволил себе принять помощь. Его боль была почти осязаема. Помоги мне спасти нас обоих. Дай мне сил, дай мне волю. Без Тебя мне не справиться. Помоги мне, прошу.       Тепло разгорелось у нее в груди, и она закрыла глаза. Всё будет хорошо. Всё будет так, как Богу будет угодно. Она сможет это сделать. Она сможет. А если не сможет… Ну, что ж… будем решать проблемы по мере их поступления. Когда это произойдет, тогда она и будет думать.       Бледный мужчина весил намного меньше, чем она предполагала, но как только она попыталась поднять их обоих, он словно одеревенел. Схватив его покрепче за талию, девушка встала, помогая ему опереться на ноги.       — Ну, ну, пойдёмте. Где-то тут должно быть безопасно. Да. Пойдемте.       — Как ты делаешь это? — хрипло спросил он сквозь сжатые зубы. — Минуту назад ты двигаться-то не могла.       — Намного проще открыть второе дыхание, когда есть, о ком заботиться, — внезапная волна тошноты и ужаса чуть не свалила её, и она изо всех сил прикусила щеку. Острая боль помогла вернуться к прежнему полуживому состоянию. — И у меня было время, чтобы восстановить силы. Отлично бодрит. Идемте, нужно спрятаться, пока они не уйдут. Идемте.       — Мне не нужна твоя помощь.       — Эм… Без обид, господин, — пробормотала она, вспоминая, с кем именно она говорит. — Но ваше «хочу» здесь никто не спрашивал. Заткнитесь и идите, если можете. Давайте, давайте… — её голос был утомлен, болезненен. В нем не было нетерпеливости, одна только усталость. — Нам нужно идти. Есть идеи, куда? — она увидела, как мужчина открыл рот, чтобы сказать что-то, и поняла, что надо закрепить успех сейчас, пока он не набрался сил, чтобы начать спорить. Девушка прошипела:       — Послушайте, я вас тут не оставлю. Если вы знаете, где можно спрятаться так, чтобы нас не нашли, то советую вам сказать об этом месте мне. Мы должны направиться туда прежде, чем придут другие. Вы не в том состоянии, чтобы драться. Сталь в этих пулях ядовита для вас.       Она догадывалась об этом. Видела кончики острых ушей, показывающиеся периодически сквозь серебристые волосы, видела практически алую – не белую – склеру глаз. Только поэтому она не боялась его. Если она ошибалась, все попытки спасти их обоих оказались тщетны. Он мог подумать, что она чокнутая. Но по тому, как раненый отдернулся, женщина поняла, что попала точно в цель.       — Ты…       — Я вижу. А еще я работаю со сложными детьми. Вы их не лучше. Пойдемте уже!       На последнем слове она повысила голос. Он посмотрел на девушку долгим взглядом, длившимся, казалось, целую тысячу лет, и наконец почти незаметно кивнул. Она покрепче обхватила его талию, чтобы плечам было легче его поддерживать, и пошла вперед.       Они молчали, чтобы слышать своих врагов. Раздались шаги, и беглецы ускорились. Боль пронзила ее тело, вышибла из нее дух. Она прикусила губу, чтобы заглушить стон. Воин, ее спаситель, раньше двигавшийся как рысь, был в таком ужасном состоянии, что она не представляла, как он еще до сих пор вообще дышит. Она обязана ему жизнью. Необходимо помочь ему во что бы то ни стало.       — У тебя кровь идет, — прошипел позади неё спаситель. Его зубы все ещё были крепко сжаты. Она фыркнула.       — У вас тоже. Помолчите. Я хотела сказать — пожалуйста, господин, — добавила она, чуть поразмыслив.       — Почему ты делаешь это? — его голос был полон злобы и глухой ярости. Девушка искоса взглянула на него и промолчала, не желая отвечать. Ей нужно было восстановить дыхание.— Отвечай! – надавил собеседник. — И для тебя я «Ваше Высочество».       — Ох, извините, Ваше Высочество, — сказала она и пошла дальше, так и не ответив на вопрос. На долгое время повисло молчание, нарушаемое лишь короткими указаниями, которые спаситель шипел сквозь зубы. Её зрение то ухудшалось, то прояснялось, и все вокруг начало блестеть и светиться.       Девушка крепко зажмурилась и прикусила язык, чтобы не упасть в обморок. Ей нужно что-то сделать, или она свалится прямо ему под ноги. Пальцы на руках замерзли и одеревенели, а ступни кололо словно раскаленными шипами. Девушка выдохлась и почти падала от усталости, но падать было нельзя, она не могла себе этого позволить. А вдруг её спутнику потребуется помощь? Вдруг ледяные стены внезапно решат похоронить их под собой? Она будто разбилась на миллион кусков. Нет, нельзя себе этого позволить. Не снова, не сейчас. Никогда.       — Как тебя зовут? — спросил бледнокожий мужчина, хотя его голос скрипел от боли. Девушка взглянула на него.       — Ваше Высочество, почему вы заговорили?       — Потому что не хочу больше слышать звуки погони. Так скажи мне, человек, как тебя зовут?       Она вздохнула и постаралась взять себя в руки. Сделала глубокий вдох через нос и выдохнула через рот, чтобы избавиться от ужасной боли, пытавшейся сломать её.       — Я — Дилан, Ваше Высочество.       — Дилан? Я думал, это мужское имя… Для людей.       Девушка взглянула на него, дрожа и все еще умудряясь сохранять недоверчивое выражение на своем лице. Он в самом деле спрашивает, почему у неё мужское имя, когда у неё вагинальный разрыв, а он сам медленно истекает кровью от пулевых ранений? Серьезно?       Или он пытается абстрагироваться, поговорить о чем-то отвлеченном? По крайней мере, это было больше похоже на правду. Но почему? Почему он не может замолчать и сосредоточиться на не-умирании, как нормальный человек? Девушка раздраженно потрясла головой.       — Оно подходит для всех. А ещё мой отец хотел сыновей, — услышала она свой голос.       — Как я понимаю, у него одни дочери, — сухо ответил спаситель.       — До последнего времени все так и было. Моих сестер зовут Петра, Полина и Мэри, Симона и Гардения, Виктория и Франческа. Тройняшки и три пары близнецов. У меня есть брат-близнец, Джон; мы — третья пара. Но, если я Вам не нравлюсь, зачем спрашиваете?       Она сейчас не шутила. По отвращению в его золотых глазах она видела, что спаситель определенно её ненавидит.       — Тишина меня раздражает, — ответил он своим злобным, холодным голосом. Так, наверное, бывает холоден звездный свет в ледяных глубинах космоса. Мурашки пробежали по коже девушки. — Сейчас я бы даже предпочел слушать твой раздражающий голос, чем свои мысли. Ты даже не представляешь, о чем думали эти… Животные.       — Думаю, парочка предположений у меня есть, — сказала она с незапланированной язвительностью. Но ведь и его речь тоже была полна желчи…       — Знаешь, что может сделать ствол пистолета с женским телом? Или бутылка? А нож? — прошипел он голосом, бурлящим точно так же, как и расплавленная бронза в его пылающем взгляде. — Знаешь? Я вот знаю.       Девушка прикусила губу и покачала головой, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Однажды она читала в книге о том, как несколько мужчин изнасиловали женщину и, когда они уже были измождены и устали настолько, что тела больше не могли послужить им, продолжили насиловать ее рукоятями своих мечей. Женщина умирала медленно и мучительно.       От этой мысли у Дилан леденела кровь. И она знала, что атаковавшие ее носили метку Rojos, а эти поступили бы с ней гораздо, гораздо хуже. Даже хуже, чем с ней поступили в…       Нет. Не ходи туда. Не сейчас. Я не могу сейчас сломаться. Я не могу сломаться. Нет.       — Ты удачливее, чем можешь себе представить, раз я решил спасти тебя.       — Что, уже жалеете об этом? — спросила Дилан, лишь наполовину шутя. Он взглянул на девушку, потом вдаль, и в тот же момент она поняла, что он имеет в виду.       Дилан вздохнула, но ничего не сказала. Если она была права, ее спаситель имел все причины ворчать из-за девушки, «навязавшейся» ему. Дилан знала, что многие эльфы не любили людей или по крайней мере пытались навредить, манипулировать ими, чтобы поразвлечься. Она даже готова была признать, что некоторые смертные заслужили ненависть волшебного народа. Как мог этот эльф знать, что она не из тех жестокосердных людей, наслаждавшихся чужой болью и мучениями? Многие эльфы не верили, что такие, как она, до сих пор существуют.       — Если это вас утешит… Я вам очень благодарна, — мягко заметила она. — Спасибо, Ваше Высочество.       Дилан почувствовала, что эльф еще сильнее сжался. Постарался закрыться от неё. Я тебе замкнусь, думала она, покрепче сжимая его и немного приподнимая. Она не позволит, чтобы с этим идиотом что-либо произошло только потому, что он из кожи вон лезет, пытаясь разозлить ее и заставить таким образом от себя отстать.       Она не сомневалась, что именно это спутник и пытался сделать. Ну, с ней такие фокусы не пройдут. Ему нужна помощь. Дилан — не чудовище, что бы он там не думал; она не бросит его умирать. Кроме того, если она не будет помогать ему… Она просто упадет на землю и истечет кровью.       — Куда мы идем? — устало спросила девушка, через несколько мгновений все же разрушив звенящую тишину.       — В безопасное место, — рассеянно пробормотал он, оглядываясь по сторонам. Им нужно было торопиться. Он чувствовал острый запах озона — верный признак того, что поезд близко, всего в нескольких милях от них. Возможно, у них около десяти минут.       Но он также чувствовал раздражающее людское зловоние. Мужчины. Возбужденные, злые. На охоте. Ищут что-то… Или кого-то. Не более, чем в десяти-одиннадцати минутах отсюда, и идут быстро, быстрее, чем Нуада и Дилан с их ранами. Дилан, как человек, была слабее и медленнее. Уйти без риска для себя он мог только в одном случае — бросив её. На мгновение эльф задумался об этом. Всё-таки она же просто человек. Любой из их рода заслуживает быстрой, жестокой смерти.       — Как вы там? — спросила девушка, дыша сквозь сжатые зубы в попытке подавить тошноту и сдержать боль.       Обе ноги у неё заплетались, и поэтому она не могла идти прямо – двигалась рывками, неравномерно, подволакивая больную конечность за собой.       — Мне… Очень жаль, Ваше Величество. Это моя вина. Боже. Ну же, ноги, двигайтесь нормально, — она топнула по полу, словно бы что-то могло измениться от её приказов. — Вам больно? Я что-то задела? Заново кровь пошла?       — Нет, — медленно ответил он. — Нет.        Тут был замешан долг чести, и ему это сильно не нравилось. Это бесило его. Нуада ненавидел людей, презирал их за бесхарактерность, бессердечность, малодушное поведение, нежелание преодолевать трудности. За все, что они сделали и миру, и тем, кого он любил.       Однако эта смертная, избитая и испуганная, осталась, помогая ему пережить ту драку, в которую он ввязался, чтобы спасти ее. Даже сейчас, когда и дураку было понятно, что ей нужно лечение, женщина отказывалась оставить его, потому что он был ранен.       Видимо, она дура, сумасшедшая или вообще не человек. Других объяснений не было.       Он услышал шаги – на этот раз они прозвучали ближе. Почуял, как к ним приближаются волки в человеческих шкурах. Они были достаточно далеко для того, чтобы их можно было увидеть, но уже достаточно близко, чтобы иметь все шансы настигнуть беглецов. Сжав зубы, чтобы отвлечься от боли, он принял решение, быстрым движением поднял Дилан и перекинул её через здоровое плечо.       — Что ты делаешь? — её полный ужаса голос разозлил его. — Прекрати! Ты не в том состоянии… Что ты задумал?       Ее голос снизился до шепота, когда воин добрался до тоннеля, по дну которого проходили пути. Под их ногами пробежала крыса, прыгнула на контактный рельс и тут же поджарилась.       — Берегись! — пискнула девушка.       Ее тело начало нещадно болеть – как никогда раньше, – но другого выхода, кроме как игнорировать эту боль, у девушки все равно не было. Она почувствовала, как напряглись мускулы ее спасителя, а потом ее сильно тряхнуло, когда они приземлились на другой стороне рельсов.       Их приземление бомбами взорвалось в тазе Дилан и её лице, и она прикусила губу, чтобы сдержать крик. Кровь потекла из бесчисленных ножевых ран, рассекавших ее рот.       Нуада не спрашивал, в порядке ли она. Он знал, что нет, и не желал слышать ее ложь (или скулеж). Он не спрашивал, идет ли еще у нее кровотечение. Он чувствовал медный запах, чувствовал, как она проступает через пальцы, державшие бедра девушки, капает на плечо, через которое она была перекинута. Он поморщился от отвращения.       — Еще долго? — прошептала женщина. Нуада повернул к ней голову.       — Нет, — сказал он спокойно. Она смотрела на него широко открытыми, полными страха глазами, похожими на затуманенные кобальтовые озера. Так, будто он был послан ей на все её мольбы. Был её спасением. Уже… пару веков никто на него так не смотрел. Такими же были глаза тогда ещё маленькой Нуалы, когда их мать…       В груди Нуады болезненно кольнуло, когда он попытался вдохнуть. Голова трещала от потери крови. Железная болезнь развилась ещё сильнее из-за ядовитых металлов, оказавшихся в его теле, и боль становилась все интенсивнее. Его тело, уже ослабевшее от яда и болезни и измотанное после часов тренировок, долго не выдержит. Но до входа он её сможет донести. Нужно собрать силы в кулак и через три минуты их злоключения подойдут к концу. Если он сможет выдержать этот путь, они будут спасены.       Он услышал щелчок и слегка обернулся. Дилан попыталась сосредоточиться на бетонном полу, но все перед глазами плыло. Нуада увидел мужчин, их ухмылки, отблеск ствола пистолета и вспышку, когда пистолет выстрелил. Пуля, горящая болью и ядом, обожгла его бок. Нуада резко выдохнул и упал на колени. Он почувствовал ядовитый металл рельсов, ощутил их вибрацию и понял, что приближается поезд.       Дилан прошептала:       — Нет. Нет. Не надо. Положи меня и уходи. Прошу, ты должен...       — Ты убил наших друзей, ублюдок, — заговорил первый бандит, стоящий слева от стрелявшего. Дилан замолкла. Её щеки заблестели от слез и крови. — Из-за этой шлюхи. Ты умрешь. Теперь у тебя нет оружия.       Бронзовые глаза встретились с испуганными серебристо-синими. И в тех, и в других горела схожая мольба, призывающая спутника бросить все и бежать. Нуада поднялся на ноги. Смертная в его руках сыпала проклятиями, называла его идиотом, придурком и ещё боги знают кем. Воину было плевать. Он вступил в этот бой, чтобы спасти её. Человек она или кто, бросить её теперь было бы нечестно и подло. Как настоящий принц, он выдержит это.       Нуада попытался побежать. Сейчас он мог двигаться не быстрее человека. Щелкнул затвор пистолета. Воин сделал попытку ускориться. Головокружение остановило его. Вход в убежище был менее чем в шестидесяти секундах.       Пистолет выстрелил дважды.       Пуля глубоко вошла в его здоровое плечо. Дилан упала на землю, потому что руки Нуады больше не могли держать её. Она вскрикнула; огненная судорога прошла сквозь её бок, ноги и таз; голова взорвалась от боли.       Другая пуля прошла через правое бедро Нуады. Он споткнулся и упал на колени, опираясь о землю рукой.        Когда воин упал, Дилан приподнялась, сжимая в дрожащей руке камень.       — Отец Небесный, прошу, не дай мне промахнуться, — тихо взмолилась она.        И бросила его. Камень попал стрелявшему в руку, и тот выронил пистолет, который, ударившись об землю, выстрелил незадачливому оборотню в ногу. Полилась кровь, мужчина закричал. Крутанувшись на месте, он пнул оружие на рельсы, уже начавшие дрожать под весом приближающегося поезда. Дилан вознесла короткую благодарственную молитву и подняла своего спасителя.       — Скажи, куда идти, — на выдохе попросила она. Колени подкашивались. Она попыталась встать покрепче и прикусила язык — боль помогла ей немного прийти в себя. — Нужно идти. Скажи, куда!       — Прямо, — прошептал он. От боли у него кружилась голова, а от потери крови бил озноб. Он хотел отдохнуть, хотя бы чуть-чуть, но… Но отдых означает смерть. — Пятнадцать шагов.       Они поплелись вперед. Дилан быстро огляделась по сторонам. Яркий свет ослепил глаза — на них нёсся поезд. Она вскрикнула:       — А теперь что?       Нуада прикоснулся к бетонной стене и прошептал:       — Страж, пропусти нас. Убей наших врагов.       Перед глазами Дилан помутилось, и каким-то образом она поняла, что все-таки умрет. Почему-то больше всего ее интересовало, что станет причиной ее смерти – потеря крови или несущийся навстречу поезд. Раздавит ли её в лепешку? Или она станет лужей крови?       А о чем ей ещё думать? Бордовая жидкость капала на пол, полностью пропитала её колготки. Все вокруг поблескивало, голова раскалывалась. Поезд подъезжал все ближе, своим шумом давая понять, что вот сейчас они и умрут. Дилан чувствовала смерть кончиком своего языка.       Она моргнула, и вместо стены ее взору явилась бесконечная темнота. Правда это или фантазии, нашептанные усталому сознанию ее спасителем? Дилан не знала, стоит ли верить своим глазам.       Воин шатнулся вперед, таща её за собой, и она упала… сквозь стену. Поезд промчался мимо них словно стадо диких лошадей.       Нуада облокотился о стену. В безопасности. Наконец-то в благословенной безопасности.       Он обернулся к Дилан, осевшей на пол бесформенной кучей. Мир вокруг неё погрузился во мрак, и она потеряла сознание. Прежде чем чувства покинули девушку, она услышала сладкий запах лилий и роз, неожиданно, да, бабушка?
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.