Однажды

      Нуада не обращал внимания на крики. Призванный им голем, защищающий обитель, подождал, пока поезд проедет, и разобрался с врагами на той стороне. Сейчас принц слышал звуки раздираемой плоти, вопли ужаса и не испытывал ни удовольствия, ни жалости. Эльф просто не замечал их. Раны горели из-за попавших в нее человеческих металлов и все еще терзающей его железной болезни, расползшейся по всей плоти и придавшей телу синюшно-бледный цвет кожи утопленника. Усталость валила его с ног. Волна головокружения накрыла Нуаду, заставив вздрогнуть. Он опёрся о мраморную плитку и застонал. Когда приступ дурноты прошел, принц взглянул на смертную, валявшуюся у порога.       Никогда раньше он не приводил людей в свои обители. Смысла не было. Но сейчас, из-за его трижды проклятой чести, он был вынужден не дать этой смертной умереть, потому что она рисковала своей жизнью, чтобы спасти его. Ни один человек не делал ничего подобного — или даже близко похожего — ради него. Теперь он ей обязан по гроб жизни.       Да проклянут ее все боги на небесах.       Нуада осмотрел аскетичную обстановку в комнате: сложенный из камней камин, над которым висел маленький портрет сестры – одна из двух ценностей в этом месте, – стол с двумя стульями, несколько комодов и сундуков, в которых хранилась одежда, оружие, лекарства и не портящиеся продукты. Кровать с тонким матрасом и одной подушкой стояла напротив камина. Стеганое одеяло из его старой спальни в летнем дворце Ренвила было вторым сокровищем Нуады. Иногда волна меланхолии накрывала его с головой и, глядя на это одеяло, он вспоминал детство, проведенное во дворце, но безжалостно искоренял эти мысли, стоило им только возникнуть. Одна из дверей по бокам камина вела в ванную, вторая — в уборную. Холодный камень покрывал пол. В углу – чтобы не мешаться на пути – журчал небольшой канал с водой. Юная крэне, довольно слабая, но ловкая и талантливая, поддерживала воду чистой, прохладной и сладкой.       В центре комнаты лежала тканая циновка. Она и была его целью. Новая волна головокружения накрыла Нуаду, когда он тащил к ней человека. С каждым движением кровь все сильнее сочилась из его ран. Сердце словно хотело выскочить из груди. Перед глазами все плыло, но гнев и ненависть к себе (Человек! Человек спас ему жизнь! Фу!) подстегивали и придавали сил. Задыхаясь от напряжения и боли, он бешено думал, как справиться с её ранами, когда его тело само похоже на решето. А ведь если он потеряет сознание из-за потери крови, они умрут оба. С другой стороны, самому ему свои раны не вылечить.       Человеческая женщина помогла ему принять решение, своевременно очнувшись, и Нуада посадил ее на циновку. Она медленно открыла затуманенные глаза, потом удивленно моргнула. Страх появился на ее окровавленном лице. Изо рта женщины вырвался тонкий, слабый, испуганный всхлип, и она бочком отползала к его кровати и почти забиралась на неё. Чудесно. Теперь человечья вонь и кровь с примесью железа зальют всю его постель. Замечательно.       — Во имя Дану, человек, успокойся. Я не причиню тебе вреда.       В более нормальных условиях Дилан бы хорошенько подумала и замолчала, но даже если она и хотела сделать это, руки, которыми она держалась за кровать, сами собой ослабли, и она съехала на пол. В тот же миг смертная скрутилась, как младенец, крепко обхватив себя за плечи. Нуада проницательно посмотрел на неё, и человеческая женщина вздрогнула. Её помятое, перепачканное кровью, избитое лицо само выглядело почти мертвенно-бледным. Испуганные синие глаза терялись за глубокими, темными синяками, покрывающими кожу. По ним Нуада с уверенностью мог сказать, что у женщины сломана левая скула. Но, похоже, она не замечала этого, как не замечала и кровь, текущую из многочисленных ран.       Их взгляды встретились. В глазах Дилан плескалась паника. Нуада слышал, как громко бьется сердце в ее груди.       «Знай: те, кому помогла ты однажды, тоже на помощь тебе поспешат…» — пронеслись в памяти женщины слова. Она вспомнила зачитанную до дыр книжку. В самом деле, наилучшее время для почерпнутых в фольклоре инструкций. Дилан казалось, что она очнулась в какой-то сказке. Сверхъестественные войны, волшебные обители, топоры, похожие на падающие звезды… Да. Сказка. С кровью и насилием. Закрыв глаза, чтобы не видеть бледного воина и его кровоточащие раны, она вспомнила конец стиха: «На каждое доброе слово отплатят тебе добром, а на услугу — услугой тройною.»       За этой мыслью пришла другая, отличная от предыдущих – её собственная, а не выдранная из книги: он не ранит меня, если я не спровоцирую его. Благодаря этому парализующий её страх начал проходить.       Немножко.       — Где мы? Мертвы? — мягко спросила она. Раньше у неё не было возможности спросить, кто он, но по силе, исходящей от него и дистанции между ними, она довольно быстро вспомнила. Он был эльфом, одним из Добрых. Одним из них.       Дрожащей рукой она стерла кровь, текущую из пореза рядом с ухом. Дилан отметила, что чувствовала себя уже лучше. Она вновь ощущала пальцы на руках и ногах, а пульсирующая, горячая боль в лобковой кости и тазе ушла, сменившись тупым жжением. Порезы на лице перестали так сильно гореть. Перед глазами перестало сверкать и понемногу вернулась возможность всматриваться в окружающее. Легкое недомогание, связанное с потерей крови, больше походило на то, словно она неловко поскользнулась и упала, а не была изнасилована сворой оборотней. Раненая женщина отметила, что боли она уделила более чем достаточно внимания и теперь больше всего хочет в душ.       — Мы мертвы? — повторила Дилан, а потом добавила: — Ваше Высочество.       Для ставшей почти серой кожи воздух казался ледяным, даже на её собственный взгляд. Дилан старалась скрыть свои чувства от мужчины, но панику в глазах унять так и не смогла. Тело заметно тряслось, девушка с трудом сдерживала порывы подняться и бежать, догадываясь, что она, человек, да ещё и в таком состоянии от него, хоть и раненого, не сбежит.       Но ей нужно бежать. Нужно встать и бежать, несмотря на трясущиеся против воли ноги. Что это за место? Аромат роз и лилий пропитал камни вокруг нее, но запах крови обжигал ноздри и, стараясь подавить цветочные ноты. Кровь била в виски, и Дилан прикусила язык, чтобы успокоиться. Она знала, что, если побежит, то он вмиг догонит её, и потом… И потом он… Он… Как те волки, как в метро, он…       Беги, кричал ее разум. Беги, беги, бегибегибеги!       Нет, стонали другие части тела. Нет, слишком все болит, нет…       — Нет, — хмыкнул он. Он не добавил «пока», но она понимала, что он это подразумевал.       Дилан с трудом сглотнула. Её мозг всеми силами анализировал ситуацию. Их уже не преследуют, да, возможно, они даже уже в безопасности. А если… А если он пытался спасти ее только чтобы потом поиздеваться самому? Сомнения гложили её. Сколько Сияющих существ говорили ей, что не прочь отомстить людям? Как только Дилан вспомнила это, она вновь прикусила язык, пытаясь привести в норму бешено скачущее сердце. Рот наполнился соленым, но страх на исказившемся лице уступил место боли. Боль всегда была для девушки якорем, и она продолжала хвататься за неё, хотя знала, что рано или поздно Дилан это аукнется. Она подумает об этом позже.       Сосредоточься на боли, сказала она себе, пытаясь успокоиться. Почувствуй кровь. Сосредоточься на этом. Чувствуй боль. Сосредоточься на этом. Успокойся. Хоть чуть-чуть-       БЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИ-       Тихо! Крикнула она самой себе. Я своих мыслей не слышу, когда испугана. Резко вдохнув, она почувствовала боль в боку. Это тоже помогло ей сосредоточиться. Дилан осторожно обдумала, какова вероятность того, что этот высокий, мускулистый блондин с пулевыми ранениями тоже изнасилует её. Сделает ли он это? Сможет ли он сделать это? Или он сделает что-то другое? Что-то похуже?       Он слишком тяжело ранен, подсказала логика, а испуг и ужас в ответ напомнили обо всех известных ей случаях, когда подростков обманули прикинувшиеся ранеными мужчины; о «Прядях Звездного Света», – книге, в которой девушку изнасиловал мужчина, чью сломанную медведем руку она лечила. Всё говорило ей, что она была слишком глупой, слишком доверчивой.       Но она — врач. Ее долгом было облегчать боль, лечить раны. В основном душевные, но все же. Она достаточно знала о человеческом теле, чтобы сносно залечить его раны. Клятва Гиппократа, все-таки.       К черту Клятву, — пронеслось у неё в мозгу, когда она увидела мужчину, склонившегося над ней. Она отползла он него так далеко, как только смогла. Боль волной накрыла её с головой. Забудь о Клятве! Он меня сейчас изнасилует!       Знай: те, кому помогла ты однажды, тоже на помощь тебе поспешат. Эти слова вновь и вновь всплывали в её голове. На каждое доброе слово отплатят тебе добром, а на услугу — услугой тройною.       Отец Небесный, что мне делать? Я испугана, помоги мне. Мне нужна помощь, мне нужно в больницу, и ему тоже, и я не знаю, безопасно ли оставаться с ним. Скажи мне, что делать, прошу…       В церкви ей часто говорили подождать десять или пятнадцать минут ответа на свои молитвы. Обычно это был самый кратчайший период времени между концом молитвы и получение ответа. Но на этот раз ответ пришел практически немедленно, молнией пронесшись в её голове:       Помоги ему или вы оба умрете.       Её сердце пропустило удар. Старалось вырваться из груди. Громило ребра. Дилан несколько раз сглотнула, стараясь не выдыхать, чувствуя, будто её только что ударили под дых. Нужно было помочь раненому. Она хорошо понимала это, но… Но даже от мысли, чтобы подойти к нему, ей хотелось плакать. Кричать. Упасть и никогда не подниматься. А если он причинит ей боль?       Давай, настаивало чувство, давя на неё. Он почти исчез. Начинай уже.       Исчез?       Она заметила, что воин сидел на полу, опустив подбородок на грудь, пряча лицо за волосами. Его бледная кожа приобрела болезненно-синюшный оттенок и блестела от пота. Мужчина постоянно вздрагивал. Глядя на него, Дилан внезапно осенило. Блондин казался почти мертвым. Отведя длинные темные волосы с лица, она приблизилась и посмотрела на раненого, не обращая внимания на жжение в порезах и крики паникующего сознания. Её глаза нашли раны, медленно сочащиеся кровью. Внезапно ее почти оглушило осознанием: он все ещё ранен, намного хуже, чем она! Как она могла об этом забыть?       — Эй! Приляг! — приказала она. Он вопросительно взглянул на нее и открыл рот, чтобы что-то сказать. — Быстро! — крикнула Дилан голосом, подстегнутым паникой. Не спорь, тихо молила она, пытаясь заставить его принять горизонтальное положение. Прошу, просто сделай, как я скажу, прежде чем я сойду с ума. — Надо вынуть пули! Или металл заразит вашу кровь! — Что там рассказывали про то, что Иных можно сразить лишь металлом? Освященным серебром, каленым железом, холодным свинцом, благословенным электрумом. Железо и свинец могут убить волшебное создание, если они попадут в их кровь. А разве в порохе их нет?       — Полагаю, ты знаешь, как, — саркастически ответил он. — Потому что, как видишь, никого больше здесь нет.       Дилан побледнела. Паника вновь охватила её. Но поддаться, позволить спасителю и его грубым словам напугать ее, было нельзя. И тут панический страх Дилан резко перерос в глубокую темную ярость. Ядовито глядя на своего спасителя, наплевав на ужас, бабочками расползавшийся в её животе, она подтащила к себе сумочку. Девушка бросила взгляд на раненого. Синие линии ярко выделялись на сжатых губах. Ее спасителю было больно. И злясь, и уважая его за недюжинную стойкость, она открыла то, что напоминало больше баул почтальона, чем сумочку, и начала вынимать из него вещи.       Смертная что-то пробормотала под нос. Нуада услышал: «Ежели будет кричать, что страдает, — любою ценою боль его облегчи.»       Роясь в сумке, синеглазая смертная вытащила зажигалку, ножницы, длинный пинцет, дезинфицирующее средство для рук, а также пластиковую катушку с белыми нитками и старомодной четырехдюймовой иглой. Она нашла все это среди такого большого числа предметов, что Нуада удивился, как все они влезли внутрь сумочки. От такого количества барахла у него даже голова закружилась.       — Интересная коллекция, — сарказмом в его голосе можно было кости пилить. Что-то темное всколыхнулось в Дилан, она вздрогнула и отчаянно подумала: «Не бойся. Злись.»       — Ну, Ваше Высочество, никогда не знаешь, что может пригодиться, — прохрипела она. Подбородок Дилан начал отчаянно трястись, но она не стала обращать на это внимания, сосредоточилась на пинцете и, щелкнув зажигалкой, провела под ним, чтобы продезинфицировать. Рассеянно наблюдая за танцем язычка пламени, Дилан подождала, пока металл достаточно не прогреется. — Будет больно.       — Ты всерьез решила сделать это, — выдохнул он. Перед глазами все поплыло. Он до тошноты сжал зубы. — Ты… Целитель?       — Типа того, — прошептала она и уложила его. Слишком устав, чтобы спорить, Нуада попытался подчиниться и в итоге просто свалился на спину, по-видимому, лишившись сознания. Дилан правильно думала, что эльф ранен тяжелее, чем она. И была права, что металл смертелен для него. Железо от ножа и свинец от пуль уже начали отравлять организм раненого. Бледный мужчина сейчас был слаб, как котенок. А теперь еще и находился в беспамятстве.       Страх Дилан начал понемногу отступать, и она склонилась над своим пациентом. Женщина дрожала, понимая, что ещё немного — и она сорвется. Только оцепенение от шока и тлеющие угольки тепла в груди не давали ей затрястись еще сильнее. Дилан пыталась не обращать внимания на горящее от боли колено, ноющее от синяков и порезов тело и, возможно, сломанную скулу. Усилием воли женщина приказала рукам не дрожать, насколько это было возможно, пока она осторожно погружала простерилизованный пинцет в рану на животе воина.       Женщина ошибалась в одном — Нуада не был без сознания. Он находился почти в сознании. Только сил не было даже на то, чтобы открыть глаза. Раненый мог лишь лежать, пытаясь сберечь силы. Потом человеческая женщина двинулась, начала обрабатывать его раны. Огонь прошел по коже, и эльфа парализовало железо. Металл в пинцете вторгся в его плоть, но врачевательница безошибочно нашла пулю в теле и быстро вытащила её. Потекла свежая кровь, и Нуаду накрыло благословенное забвение.       — Попалась, — прошипела она. — Вёрткая засранка.       Она подхватила иглу и быстро зашила рану.       — Четыре года в медицинском колледже хоть где-то пригодились, — пробормотала она себе под нос, повторяя те же манипуляции с обеими его руками. Осталось две пули. Ей даже удалось извлечь крупные остатки бетона и плитки, отколовшиеся от стен и застрявшие в коже.       Дилан была рада, что пациент сейчас находится без сознания. Какую боль он бы испытывал в ином случае? Она видела, как в последнее время блестели глаза раненого, очевидно, от начинавшейся лихорадки. Может, он был болен. Может, металл отравил его сильнее, чем Дилан думала. Она читала только сказки, ничего серьезного. Что Дилан вообще знает о том, как лечить эльфов? Никогда прежде девушка не сталкивалась ни с чем подобным. И всем сердцем верила, что этот бледный блондин был эльфом. Его величие, его сила, бледность его кожи и до странного знакомое темное золото его глаз — все это было так очевидно волшебно, так очевидно по-эльфийски.       Она точно видела, что пациент не накрашен и не носит контактных линз. Это создание словно сошло со страниц сказки, явилось из её детских и желанных мечтаний. Дилан видела подобных ему раньше. Была знакома с ними. Поэтому мужчина был ей так по-странному знаком.       Дилан провела одиннадцать лет в психушке, потому что верила в существование таких, как он. Убеждала всех, что видела эльфов. Решила посвятить им свою жизнь, помогая выжить в мире бетона, стали и ядов. И вот ей вновь выпал шанс помочь одному из Сияющих существ.       Радость от осознания того, что ее мечта вот-вот исполнится, однако, становилась унылой и пресной на вкус, когда возвращался ошеломляющий страх перед мужчиной, лежащим у неё в коленях. От каждой манипуляции он так сильно дергался, что сердце уходило в пятки, и ей пришлось прикусить губу, чтобы не кричать вместо него. Вынужденный доктор пыталась вспомнить какие-нибудь стихи или сосредоточиться на чем-то другом, чтобы избавиться от страха, но быстро поняла, что эльф не переживет операцию, если она абстрагируется и не будет внимательно следить за его состоянием.       Как мне перевернуть его? — внезапно подумала она. Как перекатить его? Нужно положить его на живот, чтобы обработать оставшиеся раны. Не думаю, что я смогу сделать это, я сейчас слишком слаба.       Раненый разрешил её проблему очень просто — он проснулся.       Бронзовые глаза, обрамленные бордовой каймой, открылись. Дилан бы закричала, но у нее вышел лишь тихий испуганный писк. Женщина отшатнулась от эльфа.       Черные губы изогнулись; он зарычал. Её зрачки испуганно расширились. Бледная рука воина взметнулась, клешнёй сомкнулась на её шее и начала душить.

.

      Когда зазвонил телефон, Джон аж подпрыгнул от неожиданности. Взглянул на экран — звонил его дядя. Поднеся телефон к уху, он сказал:       — Да, дядя Тэд.       — Джон, Дилан попала в передрягу.       Ну, это объясняет, почему он все время чувствовал себя на взводе. За последние несколько часов Джон, охваченный ознобом и не имея возможности согреться, вдоль и поперек исходил свой кабинет. Его терзало странное, непонятное беспокойство, от которого болели суставы и раскалывалась голова. А теперь вот его дядя звонит и говорит, что с его сестрой-близняшкой что-то случилось.       — Что случилось, дядя Тэд?       — Я ждал её пару часов, чтобы отдать подарок на день рождения, думал, может, забыла. Потом я заснул и мне приснился кошмар. Стая волков гнались за девочкой в красном платье, а потом появился огромный белый лев и напал на волков. Не знаю, что это значит, но я волнуюсь за Дилан. Джон, ты в Нью-Йорке. Можешь найти её?       — Дядя Тэдиас, я на работе.       Технически. Вообще-то, его заперли снаружи, чтобы отгонять любопытных зевак, пока федеральные агенты прочесывают небоскреб на предмет замеченных там пришельцев.       — Она может быть в опасности, Джон!       Джон Маерс вздохнул и посмотрел на часы. Было три часа утра. Сейчас ему меньше всего хотелось рыскать по Нью-Йорку в поисках сестры только потому, что у его дяди случилось плохое предчувствие из-за ночного кошмара. Но… Ведь какое-то беспокойство было и у него самого. Напряжение, покалывающее под кожей, и странная головная боль, намекающая, что с Дилан действительно что-то не так.       — Джон, прошу...       — Ладно. Поищу, как только закончится смена. Когда найду, позвоню.       — Торопись, Джонни. Не знаю, что не так, но она окажется в заварушке, если ты вскоре ее не найдешь.       — Хорошо, — сказал он. — Хорошо. Не волнуйся.