Вконтакт

– Я назову тебя «симулякр», – бормотал Брэйнсторм, заканчивая калибровку прибора, лежавшего перед ним на столе – наладка шла не так быстро, как хотелось бы. Пусть оружейник и был гением, но даже гению непросто создавать шедевры. – Почему ты не висишь вниз головой, как в прошлый раз, и не говоришь, что делаешь это потому, что больше так никто не может? – спросил вошедший Хромедом. – Значит, если ты делаешь эту штуку в стандартной позе, она будет менее гениальна? А как же пеленгатор сигнатур пропавших рыцарей Кибертрона? – Прототип уже выполнен и работает. Но он потребляет слишком много энергии, поэтому сделать нестационарный аналог невозможно. Зато возможно создать его упрощенную переносную версию, которая будет не столь мощной, но позволит определять координаты объекта непосредственно на месте. Что я с блеском и сделал. Разработал прибор, который можно брать в рейды на незнакомые планеты, – самодовольно заявил оружейник и повторил: – Я назвал его «симулякр». – Хм… Звучит слегка неприлично. Зачем его вообще нужно было как-то называть? – Затем, что уникальные изобретения должны иметь имена собственные, – парировал инженер. – А-а, – сказал Хромедом, рассматривая девайс. – Осталось только найти болвана, который будет таскать твой симулякр по незнакомой планете, наплевав на собственную безопасность. – Это уже мелочи, недостойные моего гениального внимания. Для решения рутинных вопросов есть всякие капитаны и их заместители. Кстати, ты зачем сюда пришел? Отвлекать меня от работы? – Ну что ты, – насмешливо ответил мнемохирург. – Кто я такой, чтобы тратить твое драгоценное время? Но вот всякие капитаны прямо-таки жаждут тебя видеть. А коммлинк ты, как обычно, отключил. Добравшись до командной рубки, инженер застал там все сливки общества. Сливки торчали возле пеленгатора, который гудел, выводя на экран разноцветные глифы. – Есть! Первый набор координат определен! – обернулся к Брэйнсторму Родимус. – Я уже изменил курс корабля, мы на подходе к нужной планете. ******************************************* Преподобный дон Илио изнемогал от видений. В видениях этих приходил к нему некий муж, серебристый и величественный, но странный обликом. Совершал он разное: сражался с такими же странными в железном круге с высокими стенами; или страстно призывал к чему-то ревущую толпу; или сидел в глубокой задумчивости на железном же троне; или посылал армии на врагов, и окружали его верные соратники, такие же непонятные по внешности. Из соратников серебристого дону Илио почему-то яснее всего представали двое: один фиолетовый, с красной полосой через верхнюю половину лица, окруженный маленькими созданиями и молчаливый, как и подобает многодетному отцу, и второй – яркий, бело-сине-красный, с ехидной улыбочкой. Вот этого-то второго и наглого серебристый порой ставил в недвусмысленные позы (было это наказанием или по обоюдному согласию, дон Илио так и не разобрался) и заставлял вытворять такое, что не смогут, наверное, даже лучшие куртизанки элитных борделей дона Кондомио – а они, говорят, столь искусны в доставлении плотских наслаждений, что заказывают этих дам и высокопоставленные чиновники его величества Канцеляра… После таких видений – слава великому Ктулху, если они были ночью! – преподобный просыпался, задыхаясь, на мокрых в районе чресел простынях и думал, что второй и не муж вовсе, а женщина, только с крыльями… Если же дело бывало днем, то приходилось срочно уединяться, давая понять, что дона внезапно обуял молитвенный экстаз. Иногда в видениях появлялся другой герой – большой, красно-синий, и тоже, наверное, из главных, потому что командовал и произносил речи не хуже серебристого. В сопровождающих при нем был некто поменьше, светлого цвета, очень миловидный и тоже с полосой через лицо – только она была голубая. К тому же этот мелкий был великим мастером сквернословия, и дон Илио, который почему-то все понимал, не раз краснел от его заковыристых речей, до которых самым известным специалистам по священной матерной ругани было далеко, как до Луны пешком. Был еще и третий, фигуристый, черно-белый, на людях сдержанный и солидный, а вот не на людях совсем наоборот - и, как ни странно, его желание кидаться столами находило живейший отклик к душе дона Илио: ему и самому иногда очень хотелось приложить чем-нибудь тяжелым по лбу иного прихожанина на исповеди, да не пристало священнику проявлять несдержанность к кающемуся. И еще чудесности виделись дону Илио – огромные махины, летящие меж звезд. Особенно часто показывалась одна, на которой всем заправляло вовсе уж несерьезное красно-оранжевое существо. Были также другие плывущие в межзвездной пустоте корабли. И садились они не куда-нибудь, а на родную Терру, а выходившие из них железные люди говорили с людьми обычными, от самого дона Илио не отличающимися. Вот это уже ни в какие ворота не лезло, потому что сама Терра была странная – круглая по форме, хотя самый глупый пастушонок знает, что земля наша похожа на большой бублик. Существует она такой волею Великого Ктулху, который в додревние времена пробудился от сна и вытянул сам себя из раскаленного ядра планеты (на которой людей тогда и вовсе не было), оставив в ней огромную дыру посередине. А чем дальше занимался бог, говорится в священной книге Абракадабре, известной тем, что каждый понимает написанное в ней по-своему, что и стало причиной многих фикрайтерских войн между Поклонниками электротехники и Кладущими на матчасть, разделивших почти всю Терру на два ненавидящих друг друга лагеря. В конце концов редакция его величества Канцеляра утвердила единственно верное книжное толкование, а несогласных быстро извели. Признано было, что после бог создал из своего тела-протоформы первого человека, а из правого полушария его мозга – первую женщину. Создания показались ему забавными, и Ктулху сделал еще пару сотен таких же и назвал их моделями G1. А чтобы божьим творениям не было скучно, наделал им разной флоры и фауны, а дыру в центре планеты закрыл своим щитом, назвав его полем-космодромом… Особо рьяные к событиям прошлого книжники вроде бы находили свидетельства, что раньше на этом поле садились и взлетали пепелацы, но где те времена и где те пепелацы? Потом же, устав от праведных трудов, бог отправился путешествовать, приняв форму двурогой головы. Напоследок, правда, пообещал, что на молитвы изредка откликаться будет, сделал вокруг планеты самозаряжающуюся защитную сферу, чтобы крупные небесные тела не могли к ней приблизиться и причинить вред, а еще дал первым людям хитромудрое устройство, которое назвал коммлинком дальней связи. Необходимость в такой связи возникла, и скоро: Ктулху создать-то людей создал, но бессмертия своего не передал. Надо было думать о том, чтобы род человеческий на земле не прервался. После долгих дебатов среди населения способ вроде бы был найден – женщины по строению своему могли бы зачинать и вынашивать потомство, но сами женщины к спасению вида через соитие интереса не проявляли. Им, волею какого-то биологического закона выросшим покрепче мужчин и силушкой не обделенным, куда больше нравилось останавливать коней на скаку и входить в горящие избы, а возлежание с мужчинами казалось делом скучным и унизительным. Уговорам женщины не поддавались, а принудить их по причине значительного физического превосходства не было возможности. К тому же для защиты от посягательств на себя женщины построили отдельный город, обнесли крепкой стеной и назвали Бабландией. Удивительное дело, но жилось им в городе без мужчин хорошо, ремесла и искусства процветали; а для удобства торговли они изобрели металлические кружочки и разноцветные бумажки, которые в честь себя любимых назвали бабками. Тогда-то и вспомнили первые мужчины о коммлинке и отправили великому Ктулху слезную просьбу о помощи. Неизвестно, дошло ли сообщение адресату, потому что вскоре после отправки сообщения коммлинк задымился и сдох – то ли от того, что его залили скупыми мужскими слезами, то ли еще по какой причине. Беднягам оставалось только надеяться на удачу, и удача их не подвела: неизвестно откуда появился на Терре закованный с головы до пят в металлические доспехи ражий детина, ростом женщинам не только не уступающий, но даже превосходящий. Пришелец представился как Джихар, сказал, что ни о каком Ктулху не слышал, а знает только Ваню Золотарева. Однако плачущим внял, смело отправился к запертым воротам Бабландии и вынес их напрочь с одного удара. Женщины от такого напора в первое время растерялись, и этого времени герою как раз и хватило, чтобы объяснить и наглядно показать, что в соитии с мужчинами нет ничего плохого. А еще нашел герой в глубине женских тел волшебную точку Джи, прикосновение к которой вызывало у женщин не зевоту, а приятные ощущения и интерес к продолжению постельных занятий. Хоть и пробыл герой среди терранцев недолго, но плоды богатырского посева оказались на диво богаты: появившиеся на свет через 9 месяцев детки обоих полов были многочисленными, а досадной разницы в росте и силе между ними уже не было. В память же о герое и волшебной точке назвали новорожденных и потомков их дживанцами. А потом женщины стали привечать и родных мужчин, и – слава великому Ктулху! – в тех случаях потомство было тоже сильным и рослым. Таким образом, человеческая популяция была спасена. Но все это дела прошлые и известные каждому, а вот то, что творилось с преподобным Илио, в официальной версии Абракадабры не описывалось и никакому объяснению не поддавалось. Видения же обуревали дона священника с завидной регулярностью. Итак, преподобный изнемогал. Более того, с некоторых пор, читая с кафедры проповеди, дон Илио среди обычных священных ругательств, призванных устрашить и предостеречь прихожан от впадения в ереси и инакомыслие, с удивлением замечал в своей речи такие выражения, как «болт вам в выхлоп», «шарки драные», «двинутые на весь проц», «недоконнекченные гайки», «десохлам», «летучие жестянки», «автоботский шлак», «кислоты вам на микрочипы» и прочие непонятности. Приходилось делать вид, что так и надо, и странные словечки – это признак овладевающего им во время ораторства священного пыла. Однако надо сказать, ругань приносила и благие плоды: послушать, как еще будет жечь словом священник, собирались жители не только приписанного к храму городишка, но и отдаленных селений. Некоторые, разумевшие грамоте, даже записывали за доном Илио, чтобы потом блеснуть в ученом споре. Конечно, большинство простых олухов только чесалось да покряхтывало, когда выражения получались слишком уж забористыми, но им все нипочем, недаром баобаб на окраине города стоит весь битый: врезаются молодцы в него с разбегу головами, а потом похваляются, кто глубже вмятину оставил. А вот дон Рахитио Окулярис, известный фискал и книгочей (да и что еще ожидать от безземельного дона?) слушал-слушал преподобного, да и настрочил кляузу не абы куда, а в Тайный Департамент его величества. Это было дело уже серьезное. Хоть и минуло много лет со времен последней фикрайтерской войны, ради благолепия и спокойствия в рядах паствы нужные ведомства следили за порядком неукоснительно. А потому в городок была отправлена Тайная Комиссия, дабы увериться на месте: одержим бесами преподобный Илио или нет. Также к дознанию был приглашен и дон Рахитио. Разумеется, всем было интересно, что творилось на заседании за закрытыми дверями, однако любопытствующим осталось довольствоваться малым: преподобный Илио, чистосердечно рассказавший все, что ему виделось, был признан невиновным. Правда, злые языки говорили, что это оттого, что председателем Комиссии был давний друг дона Илио по семинарии дон Каннабис дель Курио, но это, конечно, ложь. Дон Рахитио же после оного заседания (и последующего внушения об уважении к священнослужителям великого Ктулху) некоторое время кривовато сидел в седле, но тоже зла ни на кого не держал и был очень даже рад, что все закончилось так безболезненно почти для всех. Дело было закрыто. И, что радостнее всего, видения прекратили мучить дона Илио. Однако же преподобный, отличавшийся пытливым умом, продолжал размышлять, что это было и зачем? Беда была в том, что поговорить о случившемся почти и не с кем: разве что с местным сеньором – доном Добрынио дель Никитио, чей замок горделиво возвышался над городскими домишками? Тот хоть и был человеком с замашками провинциала, однако и просвещению был не чужд. После некоторых раздумий преподобный Илио счел, что так и следует поступить, и крикнул подать ему коня. Ехать – да и идти – было недалеко, но благородный дон по статусу, хоть и священник, не должен месить уличную грязь, к тому же Илио помнил, что у барона в кабинете на полу чудесная мозаика, которую не стоило пачкать нечистыми сапогами. Однако добраться до кабинета преподобному не удалось: в воротах замка он столкнулся с самим доном Добрынио и незнакомым молодым человеком – судя по внешнему сходству, родственником барона. Сам барон был бледен, кусал губы и то и дело поддергивал кружева на правом манжете, что служило у него признаком крайнего раздражения. – Добрый день, барон! – приветствовал его Илио, приподнимая шляпу. – Я, кажется, не вовремя и вы отправляетесь по делам? Надеюсь, ничего плохого не случилось? – Ах, мой дорогой, это же черт знает что! – с досадой воскликнул дон Добрынио. – Дурацкая, совершенно дурацкая, но крайне неприятная ссора. Кстати, здравствуйте… Досадная случайность, не более того, но… Вы же знаете пылкость моей баронессы! Так вот, она сегодня утром увидела, как я ущипнул служанку за… (тут барон немного покашлял) ушко. И решила, что я ее не люблю. И – ну, это уже совсем возмутительно! – не соблюдаю обеты верности. В общем, мы поссорились, и я уехал… Мне нужно срочно утопить печаль в вине. Мой племянник дон Алексио, приехавший сегодня из метрополии, учтиво согласился сопровождать меня. Поедемте с нами, дорогой Илио, поддержите маленькую дружескую компанию. До следующей проповеди далеко, и вы еще тысячу раз успеете отпустить грехи сами себе. – Пожалуй, вы правы, – задумчиво сказал дон Илио, разворачивая коня – расслабиться все же не мешало. – А куда мы поедем? – О, это совершенно все равно, – махнул рукой дон Добрынио. – В любую таверну. Да хоть вот в эту, – тут он указал на первую же попавшуюся вывеску с огромной кружкой. В это время народу в таверне было немного, но и немногие поспешили покинуть зал, когда барон с грохотом сгрузил оба меча на лавку и гаркнул: – Эй, трактирщик! Вина сюда! Лучшего эсторского! И быстро – твой сеньор сегодня не в духе. Бочонок оказался на столе словно по волшебству. Нашлись даже внушительные стеклянные кружки, одну из которых барон долго рассматривал на свет, а потом, хмыкнув, подставил под струю из бочонка. – Что ж, благородные доны, – сказал дон Илио, взвешивая свой бокал в руке – похоже, отпускать грехи придется долго, – выпьем за нашу встречу! Эсторское оказалось на удивление хорошим, бочонок опустел быстро. Но Илио понял, что с разговором на интересующую его тему придется подождать: барон по-прежнему сидел мрачный и задумчивый. – А, все не то! – сказал он. – Наверное, я старею, дон Илио. И вино не пьянит так, как в молодости, и красотки… Мда, что уж теперь говорить о красотках, – тут дон Добрынио совсем пригорюнился и принялся царапать мечом по полу. – Подождите, дядюшка, – улыбнулся дон Алексио и выудил откуда-то из глубин камзола небольшую бутылочку. – Я думал преподнести ее вам в дар за ужином, но раз обстоятельства изменились… Попробуйте это. Только осторожно: сей концентрат нужно добавлять по капле на ведро воды… – Мальчик мой, – покосился на племянника барон, – неужели вы думаете, что ведро воды с каплей не пойми чего может меня заинтересовать? На это дон Алексио тонко улыбнулся и приказал трактирщику подать этой воды – самой чистой, колодезной – и когда оная была поставлена перед благородными донами на стол, торжественно капнул в ведро из заветной бутылочки. Жидкость в ведре забурлила, поиграла синими искрами и успокоилась. В воздухе разлился аромат мальвазии. Нет, скорее это было хорошо выдержанное ируканское. – Черт возьми, племянничек, – с одобрением сказал барон. – Я вижу, науки идут вам на пользу. Дон Алексио слегка поклонился, первым зачерпнул из ведра кружку и лихо опрокинул ее в себя. Теперь веселиться благородным донам ничто не мешало. – Это почти божественно, – вынужден был признать дон Илио через пару часов. – Любезный Алексио, раскройте же тайну: что это за нектар? – Честно говоря, это не тайна, а всего лишь плата за услугу, – улыбнулся дон Алексио. – Как-то раз я поехал во Вздыхающий лес по делам… (Тут барон несолидно захихикал, что от дона его комплекции совсем нельзя было ожидать, но повод хихикать как раз был: лес тот был известен множеством укромных полянок, где очень часто уединялись парочки, – потому и получил название Вздыхающего.) Не смейтесь, дядюшка, это действительно было дело. Хотя, не скрою, довольно личного порядка. Так вот, по завершении оного я случайно встретил беглого монаха, который умолял меня помочь ему выбраться из леса, минуя придорожные посты… Как вы думаете, кто был этот монах? Не кто иной, как преподобный Свинетто, ученик и последователь известного отца Кабани. Он преподавал у нас в университете химию, но, похоже, эксперименты завели его слишком далеко, и им заинтересовалась Тайная Комиссия. На удивление, он был трезв. Мне все равно нечего было делать, и я согласился выручить его: позволил сесть позади себя на лошадь и подарил ему плащ, чтобы он мог закрыться, сойдя за даму, возвращающуюся со свидания инкогнито… Стражники не посмели остановить меня как благородного дона. Правда, пришлось парочку из них сбить лошадью, но это сущие мелочи. Я довез монаха до пристани, а он подарил мне это. Вот и вся история. История была, пожалуй, забавной, но настроение у дона Илио испортилось: еще свежи были воспоминания о том, как он сам стоял перед судьями Тайной Комиссии. Но что было – то было, главное, что все хорошо кончилось. – А знаете, мой дорогой Добрынио, с этим надо что-то делать, – произнес дон Илио, барабаня по столу пальцами. – Вы же не можете вечно утолять свою печаль в вине. И потом, баронесса… – Да-да, баронесса, – грустно согласился дон Добрынио. – Но вы же понимаете, я не могу вернуться в замок просто так. Мое появление должно быть триумфальным, иначе она меня никогда не простит! Я должен совершить какой-то подвиг… Что-то выдающееся… – Выпьем же за благие намерения, благородные доны! – внес предложение дон Алексио. Выпили еще, а потом еще, и еще, и еще. В конце концов благородные доны слегка отяжелели и вышли размяться на воздух. Дон Добрынио, поиграв мышцами, выхватил из ножен меч и с бешеной силой завертел им над головой. – А знаете, друзья, – сказал он, – я могу вот так несколько часов… И не устану. Кстати, вы слышали, что этот меч хранится в нашем роду еще со временем первых дживанцев? Мой личный каноник даже находил старые летописи, в которых будто бы говорилось, что это один из мечей великого Джихара. Но все эти бумажки сгорели пару лет назад – помните, мы тогда славно отметили праздник плодородия? Иногда мне кажется, что он волшебный – если долго его вращать, он начинает светиться. Правда, баронесса запрещает крутить им в замке, а за пределами замка всегда находятся другие дела… – Если он волшебный, то где у него кнопка? – блеснул познаниями дон Алексио. – Скорее уж не кнопка, а сенсорная панель, – пробормотал преподобный Илио и зажал сам себе рот: не хватало только, чтобы еще в повседневном разговоре прорывались непонятные иномирные слова! А меч между тем и правда начинал светиться. Сначала по краям лезвия побежали бледно-голубые змейки разрядов, ближе к середине клинка они наливались густой синевой и накапливались светящейся массой. Барон, прорычав что-то одобрительное, прибавил скорости вращения, и свет потек по лезвию меча к острию… Потянуло предгрозовой свежестью, хотя ни одной тучи в небе не наблюдалось. – Барон! Острожнее, – крикнул дон Илио, но было уже поздно. Синяя молния сорвалась с меча и ударила ввысь. Некоторое время ничего не происходило: даже птицы замолкли в ближнем саду. А потом в небе что-то грохнуло, и появилась звезда, которая понеслась вниз по крутой дуге. – Это знамение! – возопил дон Илио с воодушевлением. – Едем же, благородные доны! Посмотрим, куда она упала! Я чувствую, что там я найду ответы на свои вопросы, а вам, мой милый барон, представится возможность совершить подвиг! Несмотря на ударивший в головы концентрат, благородные доны вскочили в седла (пусть и не с первого раза, но что же это за дворянин, который пьяным не может сесть на лошадь?) и, покачиваясь, понеслись в том направлении, где исчезла звезда. Испуганные горожане шарахались от буйной кавалькады, а некоторые даже делали охранные знаки, складывая пальцы на манер рогов великого Ктулху: ибо куда это священник с бароном рвутся сломя головы? Но скачка продолжалась недолго. Хмель выветривался, всадники зарысили, а потом перешли на шаг. Силы коней следовало поберечь, потому что кто знает, что будет возле упавшей звезды? Плато, по которому следовали доны, постепенно повышалось. – Звезда скрылась за Горбатой горой, – указал вперед дон Добрынио. – Что ж, тем лучше. С ее вершины мы увидим всю картину. Тем более что за горой еще на сорок лиг мои земли… Ведя коней в поводу, чтобы не утомились с седоками на крутой тропе, и поминая ради придания себе сил и выносливости братьев Катода и Анода с папашей Катализатором, которые по отдельности ничего особенного не представляли, а вот вместе могли таких дел наворотить, что не каждому герою впору, благородные доны вскарабкались на гору. С высоты открывался вид на обширную равнину и лежащий в нескольких лигах к северу пепелац. Тропа с этой стороны склона была куда более пологой, и можно было смело ехать верхом, не боясь преждевременно заморить лошадей. – Так это не звезда, - разочарованно протянул дон Алексио. – Это опять какие-то пришельцы упали с неба. – Что значит: опять? – изумился дон Илио. – Разве пришельцы с неба теперь не редкость? – Ах, уважаемый преподобный, уже нет, – скучным тоном заметил баронский племянник. – Вы живете так далеко от метрополии, что новости до вас не доходят… Пару месяцев назад возле Семи башен рухнула похожая звездная повозка. Лейб-гвардия, конечно, была начеку и задержала хулиганов, посмевших нарушить покой его величества. Но великий Канцеляр, увидев виновников, преисполнился жалости при их беспомощном виде. Он распорядился снова погрузить их в корабль и отправить назад на небо с помощью большой катапульты. Кажется, упавшие называли себя десептиконами… – Десептохлам, проволоку им в турбины, чтоб у них генератор накрылся, – пробормотал пораженный совпадением дон Илио. – Да, благородный дон Илио, – подтвердил дон Алексио. – Именно такие слова они вроде бы и говорили… Что они значат - ума не приложу. Но вы не огорчайтесь: быть может, это те же самые пришельцы. Или другие… – Вперед, благородные доны! – вскричал барон, птицей взлетая в седло. – Те самые это пришельцы или другие, но я покажу им, как падать в моих землях без моего на то позволения! Ах, баронесса, ради ваших прекрасных глаз и улыбки я принесу вам в качестве трофея их головы – или что там у них вместо голов! – Неужели вы хотите сразу же начать драться? – удивился дон Алексио. – А как же законы вежества? Сначала следует хотя бы узнать имена своих противников… Неуместно благородному дону сражаться с безымянными. Быть может, они низкого происхождения и против них зазорно обнажать мечи? – А что в этом такого? – сказал барон, понукая коня. – Я так давно не бил никого по-настоящему! Черт возьми, мой дорогой Алексио, вы что, среди книжек забыли, что являетесь дворянином? – Разумеется, нет, – уязвленно отвечал дон Алексио. – Но налетать с оружием вот так, сразу, даже не представившись… Это подходит разбойникам, но никак не благородным донам. – Мда, вы, пожалуй, правы, – задумался дон Добрынио. Коня он, впрочем, тоже придержал. – Если только ради вас, мой дорогой племянник… Мы можем с ними сначала познакомиться, а уж потом… Так, я вижу, что у юного рыцаря есть арбалет и меч, но вот вы, дон Илио, совсем не вооружены. Держите на всякий случай, – тут барон перебросил священнику запасной бастард. – Надеюсь, вы помните уроки юношества и сутана не помешает вам защитить свои достоинство и честь? Дон Илио поймал меч и потянул клинок из ножен. Отличная сталь. Кисть сама вспомнила разминочное упражнение и крутанулась. Лезвие со свистом рассекло воздух над головой. Круг, восьмерка, рубящий удар, выпад. Сбалансирован тоже отлично. – Благодарю вас, барон, - сказал преподобный, ловко вбрасывая меч обратно в ножны. – Но мне кажется, лучше все же обойтись без драки.