Включите: Soap&Skin – Mr. Gaunt PT 1000 или Savoy Grand – Reason to Leave И читайте.
***
А у Чимина на душе словно лил дождь. Он проснулся рано утром, хотя не знал, который час, а мог только лишь предположить. Шесть часов утра? — Юнги, ты спишь? — прошептал Чимин, поднявшись с твердой, неудобной и холодной кровати, и уселся на пол спиной к стене. Кровать бы, конечно же, стала уютнее, если бы на ней был Юнги, но его там не было. И избалованный Чимин, теперь никем не согретый и дрожащий всю ночь, очень долго не мог заснуть. Юнги слишком избаловал его своим теплом, что теперь без него невероятно было жить. Чимин приложил ухо к холодной стене и прислушался, было тихо и эта тишина слишком пугала, так что хотелось закричать, разбудить Юнги и убедиться, что он жив. Только это было выше его сил. — Сегодня двадцать шестое февраля. Когда я был маленьким, любил этот день, потому что мы собирались всей семьей и... мама накрывала на стол, папа отпрашивался с работы и выключал телефон, так что ему никто не мог позвонить и забрать его у нас. Мне не важны были подарки, я любил этот день за то тепло, которое излучала та обстановка, улыбки моих родителей и гордость в их глазах. Я всегда ждал этого дня с нетерпением по двум причинам. Первая - потому что это мой день рождения. Вторая - потому что скоро весна. Но теперь... все так изменилось,– обняв колени руками, заговорил Чимин. — Как думаешь, который сейчас час? — задал вопрос брюнет скорее себе, потому что знал, что за стеной спят. — Где-то пол седьмого, — послышался шепот Юнги, а Чимин невольно вздрогнул от неожиданности. — Я думал, ты спишь. — С днем рождения, Чимин-и, — грустно проговорил голос за стеной. Юнги было грустно узнавать об этом в такой обстановке и говорить эти слова так: без подарка, без поцелуя, не глядя в глаза... Он бы хотел провести этот день совсем по-другому: гулять за руку, постоянно целоваться, наплевав на надоедливых прохожих, и смущать брюнета. Сесть на первый попавшийся автобус и доехать до последней остановки, заблудиться, лечь на землю и смотреть на небо, разговаривать и любоваться им... Чимином. Вернуться домой пешком, утомиться и снова принять душ вместе... и снова переспать. Только вот уже не в душе, а на кровати. Слышать такие сладкие томные стоны Чимина и рассматривать его тело, наблюдать за мурашками на его коже и чувствовать себя одной из них. Проводить подушечкой пальца по выпирающим венкам и по играющим мышцам, кончать от одного взгляда на брюнета... Сидеть на крыше, загадывать желания на падающие звезды и умолять небо, чтобы оно не забирало у него самую яркую звезду во всех вселенных - Чимина. Но они здесь... и все снова не так, как они хотят. Ни одно из загаданных желаний Юнги не сбылось... По обе стороны стены два парня сейчас закрыли глаза и представили все это, они прокручивали в голове день рождения Чимина таким, каким он мог бы быть, тем самым мучили себя. Кто же знал, что от этого внутри у них станет так. Пусто. — Я помню, как ты впервые взял меня за руку, словно это было вчера. К... — Кто же знал, что все так кончится, — перебил Юнги Чимина, словно прочитал его мысли и сказал точно то же, что хотел сказать брюнет. — Заключенный десять шестнадцать, — громкий голос полицейского, который открывал камеру Юнги, вырвал парней из мечтаний, и больно ударил их об пол. — На выход, — проговорил мужчина в форме и открыл двери. – Лицом к стене, руки за спину, — ежедневная фраза охранника заставила Чимина подорваться на ноги и подбежать к дверям. — Куда вы его ведете!? — выкрикнул брюнет, но его вопрос как всегда остался проигнорирован. Руки Юнги сковали наручниками и его снова увели. Чимин надеялся, что его проведут мимо его камеры, чтобы посмотреть на него. Но жизнь не хотела делать Чимину подарков. Через пару минут Чимина тоже вытащили из камеры и куда-то повели. Он не стал спрашивать, куда, потому что все равно было бесполезно. Разговаривать с полицейскими то же самое, что разговаривать со стеной... хотя плохое сравнение. Последнее время только стена и разговаривала с Чимином голосом Юнги. Полицейский остановил брюнета возле какой-то двери, снял наручники и вложил в руку какой-то листок бумаги. — Читай, — приказывает тот, и Чимин послушно разворачивает скомканный лист. Только при виде такого знакомого почерка сердце ускоряет ритм. Глаза сразу же быстро забегали по строкам, но волнение мешало понимать смысл прочитанного, поэтому приходилось перечитывать по нескольку раз. "Чимин. Прости меня. Я бы многое хотел тебе сказать, но боюсь, что все это будет слишком бесполезно. Я рад, что смог увидеть тебя в последний раз... не бойся, я не стану запоминать тебя грустным парнем с заплаканными глазами ребенка. Ты всегда останешься для меня сильным Чимином с живым блеском в глазах, как тогда, когда ты, уходя, повернулся. Спасибо тебе за это. Знаешь. А я ведь обещал твоему отцу заботиться о тебе, но... я не справился. Херовая из меня нянька. Мне так стыдно. Но я снова скажу это: ты очень похож на своего отца, он тоже ради любви был готов пойти на все... Знаешь, вашу семью массово уничтожает любовь. Вообще я пишу это письмо не для того, чтобы разбудить в тебе воспоминания. Я просто хотел... черт, как же все глупо. Чертов ты Чимин, до чего довел старика!? Из-за тебя я плачу. Айщ, ну и ну. Я просто хочу сказать тебе... сказать: с днем рождения, засранец! Мой подарок ждет тебя за дверью. Поторопись и проведи свой последний день счастливо... Да, я знал об этом еще тогда, во время нашей с тобой последней встречи, но не смог заставить сказать тебе в глаза, что дата смертной казни назначена на твой день рождения. Вообще, я мало что могу сказать тебе в глаза, потому что мне ужасно стыдно. И перед Юнги тоже. Все... хватит уже. Я не буду задерживать тебя. Прощай. Сынок, я очень тебя люблю. Не знаю, что мне теперь делать. Ладно... открывай дверь и входи. У тебя есть пять минут. Прости, что так мало.Начальник Ким".
Чимин стиснул зубы, вытер след от слезы, которая капнула на листочек, размыв слова "у тебя есть пять минут", и потянулся дрожащей рукой к дверной ручке. Больно было это читать, потому что он знал, что будет твориться с Кимом, когда его не станет. Мужчина, скорее всего, уволится с работы, если не уже, и будет много пить спиртное. Будет плохо питаться и плохо спать, потому что его будут мучить кошмары, он будет винить себя до самой смерти... Но жить он будет долго, и у него будет много шансов начать все сначала, только... вряд ли он сможет. Странно-то как: у кого-то есть так много времени и дней жизни, но нет счастья, а у кого-то есть счастье, но нет времени... Черт, да жизнь просто издевается над ними, она играется всем человечеством! В то время, как для всех жизнь — это серьёзно, для нее это просто-напросто забава. Твою ж мать. — Время пошло, — поставил Чимина в известность полицейский, и что-то заставило ноги юноши задрожать, но сделать шаг вперед. Брюнет вошел в комнату. Глаза сразу же нашли Юнги, который сидел на стуле, опустив голову на колени. — Юнги? — то ли позвал, то ли спросил Чимин, а блондин резко поднял голову. Длинная отросшая челка упала на глаза, а на макушке виднелись черные корни волос. Пак всегда мечтал увидеть блондина с его настоящим цветом волос, но, несмотря на это, он еще очень мечтал собственноручно покрасить юношу в белый той краской, которая всегда лежала в ванной на самой верхней полке. Она почему-то пахла виноградом и всегда очень быстро заканчивалась. Странно, волосы Юнги должны быть испорченными, но они такие мягкие и живые, кончики почти не секутся и... И вот опять, опять, опять его мечты и желания рушатся. Интересно, где хранятся все его разрушенные мечты и желания, где все эти руины? И, интересно, он уйдет туда же? — Чимин! — голос блондина опять срывается на крик. Он подрывается со стула, опрокидывая его на пол и обхватывает Чимина, забирая его в свои объятия целиком. — Чимин-и, мой Чимин-и, — лепечет юноша брюнету на ухо. А Чимину так больно и хорошо в его объятиях, и это самый лучший подарок в жизни на его день рождения. Черт, разве такая любовь может умереть? Разве она не обязана жить вечно? Что ждет их после смерти? Есть ли там жизнь? Если нет... то будет, потому что такая любовь никогда и ни за что не умрет. Они обнимаются, и Чимин даже хочет попросить Юнги сломать ему хребет, пусть прижмет его к себе сильнее, еще сильнее. Но блондин лишь тяжело дышит, обжигая шею брюнета. Пусть останутся ожоги. "Сожги меня, Юнги, и для тебя я буду гореть ярко!" — просит Чимин про себя, но вслух это сказать не в силах. Юнги прикасается губами к шее брюнета и по его коже моментально пробегают мурашки. Черт, уже не остановиться... нужно целовать, целовать, целовать. Покрыть поцелуями каждый миллиметр этого родного тела, хоть он ничего и не знает: не знает, что это их последняя встреча и последние минуты жизни, — но... он догадывается. Все это время он жил в ожидании двух вещей: первая - встреча с Чимином, вторая — смерть. И это было ужасно. И, если честно, он до сих пор не понимал, как в брюнете умещается столько света и чем он его заслужил. И чем заслужил Чимин такое наказание? А еще осознавать, что это ты, ты виновник, черт бы его побрал, "торжества". Ты убил Чимина, ты утянул его в свою бездну и превратил его в своего светлого демона. Ты... можешь корить себя до конца своих дней. Будь уверен, это продлится недолго, конец совсем близок и... ты так и остаешься безнаказанным, потому что смерть не наказание... наказание — остаться без Чимина. Поэтому он забирает его на тот свет. "Прости, Чимин, но я без тебя никак...", — про себя извиняется Юнги. "А я без тебя и не хочу, поэтому не смей меня отпускать", — как-то так ответил бы брюнет. Как же все сводит с ума. По венам течет бессилие. Парни так больше не могут, не хотят. Может, смерть - это подарок? Может... все к лучшему? Но... черт, это ни капли не утешает. Они больше не хотят расставаться. Они хотят все вернуть... и это чувство уже достало, потому что это невозможно. Это больно. Они уже устали себя винить, они устали бороться и быть бунтарями, на теле не осталось ни одного живого места, биться об клетку больше нет сил, и сердце тоже успокоилось. — Неужели, мы вправду умрем? — выдыхает Чимин блондину в ухо. — Я не хочу, Чимин-а. Мне страшно... я боюсь, — признается Юнги и, кажется, что он тонет. А все и вправду так: он сейчас захлебнется слезами, которые руками обвиваются вокруг его тонкой бледной шеи и душат. — Мы обязательно встретимся снова... — вдруг говорит Чимин, крепко обнимая блондина. — Обещаешь? – надорванным голосом спрашивает тот. — Обещаю, – выдыхает брюнет. — Мы будем жить счастливо и умрем в один день. — Так же, как сегодня? – жмется к Чимину Юнги и нервно смеется. — Нет, — всхлипывает брюнет. Все правильно. Эта любовь никогда не умрет, она будет жить вечно, и они точно встретятся в следующей жизни. Чимин никогда не верил в это раньше, но сейчас это показалось ему таким правильным. Просто сейчас... так хотелось в это верить. В этой жизни все пошло к чертям, но они не попадут в ад, они обязательно встретятся в следующей жизни. Реинкарнация произойдет, и у них будет еще один шанс. — Тогда... я буду ждать тебя в будущей жизни? — заглядывает Юнги брюнету в глаза и улыбается, а тот лишь отрывисто кивает. Двери открываются, и пара полицейских направляется к ним, но Юнги не хочет отпускать своего Чимина, он впивается в его губы и забирается руками под кофту брюнета, а Чимин обнимает его. Мужчины в форме пытаются оттянуть парней друг от друга, но это сложно. Раньше Юнги слишком сильно цеплялся за пустоту, а сейчас точно так же цепляется за Чимина. Недостаточно сильно. "Слабак", — хохочет ветер. — Пожалуйста, не влюбляйся в кого-то другого, — кричит Чимин, когда его оттягивают от блондина. — Мы встретимся... и ты узнаешь меня? — А что, если нет? — испуганно спрашивает Юнги и тянется рукой к Чимину. — Тогда я первый узнаю тебя. Подойду и возьму за руку, — обещает парень. — Ты только ни с кем меня не перепутай! — Чимина ведут к двери. — Как же я могу? — усмехается блондин. — Я скорее себя забуду... — Юнги облизывает губы, и его тоже выводят из комнаты. Парней вывели на улицу, и там было чертовски холодно. Белый снег покрывал грязную землю и превращал ее в чистую, примерно так делал с Юнги Чимин. А еще... было очень ветрено. Взволнованный ветер метался из стороны в сторону и больно бил в лицо холодом. "Вот и настал этот день", — озабоченно хихикал он. "С днем рождения, Чимин! — злорадствовал Ветер, — как тебе мой подарок?" — Пошел ты! — огрызнулся брюнет и сильно зажмурился. Парней вывели на территорию, огражденную каменной стеной, там было особенно много снега, так что их заледеневшие ступни провалились в него. Их поставили напротив стены, на которой виднелись капли засохшей крови, которую было не отмыть. Кровь какого-то несчастного... сколько лет назад это было. И это все? Все, что осталось от тех, кого убили до Юнги и Чимина? И почему это они сидят в тюрьме как убийцы? А что насчет людей, которые сейчас будут их убивать? Разве... они не убийцы? Разве убивать по приказу или по разрешению не преступление? Это что-то меняет? Оправдывает человека? Сколько же вопросов и ни одного ответа. Глаза уже щиплет от слез. Почему все так? Почему убийцы следят за убийцами? Что в этом мире не так? Что не так с людьми? Сумасшествие. Небо сегодня такое синее, оно протягивает им руку и зовет, а они удивляются, почему оно такое доброе. Волосы треплет ветер, ноги грызет холод, руки скованы наручниками, сердце раньше времени жмет на тормоз, перепутав педали, а полицейские заряжают пистолеты. Все всегда против них. Так почему небо зовет их к себе так нежно? Или это обычная жалость? Оно красивое, но не красивее Чимина. Блондин переводит взгляд на парня, стоящего слева от него в двух метрах, а тот уже смотрит на него. Все вокруг бурлит и бесится, особенно ветер, а они просто смотрят друг на друга. Обоих накрыла волна понимания, что это действительно конец. Обоих накрыла волна страха. Цунами. Никакой надежды. Чудес не бывает, даже если в них верить. И уже можно начинать отчет до уничтожения. Как там: три, два, один? Нужно начинать с трех? Или с пяти? А, может, со ста? Конечно же, хотелось бы начать с бесконечности. Просто стоять здесь и считать время до их смерти бесконечно. Они и на это согласны. Черт, да хоть что-то! Что-то, что оставит их в этом мире, что-то, что их не убьет, пожалуйста! "Нет, — отказывает ветер и кромсает сердца парней маленькими кусочками, как лук на зажарку, резким порывом, и так противно пищит в уши. — Начинайте считать с одного", — подсказывает он. Один. — Ваше последнее слово, заключенный десять семнадцать, — направляя дуло пистолета на Чимина, отчеканивает палач. Минута молчания парням к счастью показалась целой вечностью, только какой-то слишком короткой, которой они даже не успели насладиться. И это по-вашему вечность? Подделка. Палач уже подумал, что брюнету нечего сказать, но тому было что сказать, слишком многое, но все то, что он хочет сказать, будет звучать слишком глупо и обнадеживающе. Столько мыслей, столько слов в голове и так мало времени. Его вообще нет. Чтобы сказать все то, что в голове и в сердце, не хватит пары минут... А ему могут дать больше времени для его прощальной речи? "Сколько?" — интересуется жизнь. — Хотя бы вечность? — хмыкает Чимин. "Ахуел?" — бесится жизнь и насылает на брюнета ветер. "Знаешь же, что нет, — рвет одежду на теле Чимина удовлетворенный ответом жизни ветер. — Придурок". Ну так... тогда как же ему сказать все то, что нужно сказать? Пришло время сорвать голосовые связки, прокричать на весь мир о своих чувствах к Юнги, чтобы даже заключенные услышали его прощальный крик, и пусть он будет как птица, поющая в терновнике, это его последняя песнь самая грустная и самая короткая... самая прекрасная. — Мин Юнги, я тебя люблю! Слышишь меня?! Люблю! — Чимин кричит так сильно, что на его шее виднеется венка, которую блондин так любил трогать. Искушение. — Люблю, когда ты поешь, мне поёшь, люблю. И люблю твои стихи и твой голос, — лицо исказилось от слез и горечи в груди. Сколько можно? Минуту назад казалось, что слез больше нет, что внутри суше, чем в пустыне, но... каждый раз слезы все текут и текут... откуда? Откуда, откуда они, черт возьми, берутся? – люблю твои волосы, которые всегда пахли виноградной краской, а еще до дрожи люблю тебя целовать! Твои прикосновения и... глаза, губы, — всхлип. – Нос, плечи, ладони, пальцы... всего тебя, Юнги-я, — блондин все это время смотрел на брюнета, который смотрел на него, но иногда отводил взгляд. — Ответь, — просит Чимин. – Хочу слышать твой голос. Воздух снова пронзает тишина, и на голову что-то падает. Может, удалось ранить ветер? "И не мечтай, — хохочет Ветер. — Просто снег начался". Правда ведь. Посыпались прекрасные хлопья снега. Наверное, это подарок неба для Чимина. Палач поднимает пистолет и нацеливает его в голову Чимина и ждет... чего-то ждет. — Чимин-а... Чи-ми-н-а! — сначала шепчет, а потом тоже кричит, оглушая ветер и самого себя. — Думаю, я буду помнить твое имя даже в следующей жизни, — и это вызывает улыбку на лице брюнета. — Я люблю тебя. Люблю есть твою еду и пить твой кофе. Люблю твой запах и... твои мышцы, твои глаза, твой смех, улыбку... — Юнги хотел сказать что-то еще, вернее, хотел говорить и говорить, лишь бы оттянуть время смерти, смерти Чимина. Сам он готов был умереть дважды или даже трижды. Умирать и воскресать, и все мучения, пытки, боль по кругу, только не его Чимин... Или... Юнги на миг поднял глаза на небо. Было бы здорово быть там с брюнетом вместе. — Чимин-и? — парня, который хотел что-то сказать, прерывает выстрел, и блондин резко поворачивает глаза налево, видит Чимина, смотрящего на него, и эту улыбку на губах... его любимую. Черт, Чимин! А Чимин падает, снег впитывает его кровь и становится таким же красным. Парень, кажется, все еще смотрит на Юнги, даже после смерти, но огнестрельная рана на виске и кровь, которая течет прямо по лицу и скапывает на землю, и этот чертов ветер все говорит: "Смотри... он мертв. Теперь твоя очередь", — хмыкает ветер порывом и, отскакивая от стены, чуть ли не сбивает блондина с ног, чье лицо искажается в гримасе боли и ненависти. Не может быть. По носу Чимина, кажется, скатилась последняя слеза, а на волосах скапливаются прекрасные снежинки, которые потом поднимут его за собой в небеса. "Небо, пожалуйста, забери и меня!"— умоляет Юнги. — Заключенный десять шестнадцать, ваше последнее слово, — палач уже оказался напротив Юнги и уже даже прицелился. Знал, что ему больше не с кем говорить. Из грудей вырывается дикий крик. Видеть мертвого Чимина, истекающего кровью, было невыносимо. Юнги свихнулся, слетел с катушек. Как же хорошо, что сейчас он умрет, потому что жизнь без Чимина невозможна. Уже невозможна. Все тело пробрала дрожь, он хоть и знал, что сейчас тоже вот так упадет на землю, но... Чимин мертв, он не дышит и не говорит, а улыбка стерлась с его лица. Брюнет улыбался до самого конца, когда было больно, когда был счастлив и расстроен, улыбка никогда не сходила с его губ, а вот сейчас... ее нет. И глаза такие стеклянные, в них больше нет никаких цветов, на губах не расцветают пионы, зато они расцветут у него на могиле... обязательно. "Но я их растопчу, — обещает ветер. — Говорил же, я вас даже на том свете достану!" — угрожает стихия. — Заткнись! — кричит блондин. — Чтоб ты! "Что?" — ехидно тянет Ветер. — До встречи, — хмыкает Юнги. И что плохого в том, чтобы уйти красиво? "Сдохни", — шипит Ветер. "Утихни", — огрызается Юнги. И он до конца был таким. Таким... Юнги. Выстрел. И пустота. В день их смерти было очень ветрено. Только когда они погибли, ветер сразу затих. То ли этот ветер был у них в голове, то ли это ветром пели их демоны в душе. Но ветрено было только для них. У палача же даже прическа не испортилась. А Чимин не врал. Они, правда, обязательно встретятся, но только им придется подождать. Очень долго.