Зарисовки

Плавно покачиваясь на небольших волнах, Дженсен ждал. Небо уже стало иссиня-фиолетовым, и только стоящие по бортикам фонари и коттедж не давали увидеть, насколько красиво звездное небо в середине июля. Вдруг сзади раздался тихий приглушенный всплеск, но Дженсен даже не повернул голову, раскинувшись на спине в позе морской звезды, однако когда погас свет, встрепенулся и огляделся. Тихо. Чертовски тихо. Гладь воды подернута рябью из-за небольшого ветерка, а под ней ничего не видно. Свет из окна особняка не долетает до бассейна, визуально делая его еще темнее. - Кто здесь? - напряженно спросил он, держась на плаву. Пусть он и великий и бесстрашный Дин Винчестер на экране, в жизни он не любит ни розыгрыши, ни когда друзья стараются его напугать. Тем более, слишком мало было у них серий с водными монстрами, а левиафаны, насколько он помнит, спрятаны в чистилище очень надежно. Небольшое подозрительное бульканье раздается слева от него, и он мгновенно оборачивается в ту сторону, жалея, что забрался на глубокую сторону, и дна под ним нет еще на метр. Отплыв немного, он старается искоренить все пугающие мысли из своей головы, потому что даже если бы монстры и были, с чего им нападать именно на него? Тем не менее, Дженсен взвизгивает, когда чужие сильные руки обхватывают его со спины с громким всплеском, и вырывается, чтобы этот кто-то не утащил его на дно, но... - Придурок, - Эклз приглушенно ругается, отмахиваясь от успокаивающего поцелуя в шею. Испуг сходит на нет, и он разворачивается, чтобы взглянуть в эти поблескивающие в тусклом свете звезд глаза, заставляющие его тонуть в них раз за разом. - Кто же, если не я? - ухмыляется Миша, на этот раз обнимая его за талию. Они почти уходят под воду, сталкиваясь ногами, и Дженсен счастливо улыбается, несмотря на то, что вода забивается в нос и попадает в рот. Он никогда не мог долго злиться на него. - Сколько ты ждал меня? Час, два? У тебя нос холодный, - Миша потирается щекой об его щеку, целует коротко, усмехаясь, что наконец может приласкать его вдали от посторонних глаз, и так откровенно, как они оба того захотят. - Как у котика. - Кстати, я завел кота. Джей Джей выбирала, втайне от Денни. Она не любит котов, - жалуется Дженсен, и Миша мягко подталкивает его к самому дальнему бортику, за которым начинается пятиметровый обрыв. Он чувствует, как на самом деле устал Дженсен, столько времени прождавший его в этом снятом на лето коттедже, чтобы отпраздновать новоселье. - И как назвали? - шепчет темноволосый мужчина ему в шею, прижимаясь сзади и оглядывая ночной город, над которым уже в полную силу сияют звезды. - Я еще не придумал, - Дженсен откидывает голову чуть назад, впервые за весь день почувствовав себя полностью умиротворенным. Ноги в этом месте легко касаются дна, и вода достает только до груди. Руки Миши лениво скользят к его животу, надавливая в определенных местах и вызывая у него мурашки. Он замерз быть в воде столько времени, но тот согревает его одним своим присутствием, и даже слов не надо, чтобы Коллинз понял, насколько Дженс благодарен за то, что тот у него есть. - Красивая ночь, - Миша нарушает тишину, поглаживая его по груди, второй рукой скользя к широким и просторным плавкам. - И ты красивый. Как всегда. - Неужели я слышу любовь в вашем голосе, мистер Коллинз? - Дженсен усмехнулся, невольно напрягаясь и вздыхая, когда мужчина пробирается под резинку, пальцами проходясь по гладко выбритому лобку. - Будешь напоминать мне о той фразе до конца жизни? - Миша приоткрывает один глаз, наблюдая за медленно возбуждающимся мужчиной. Есть что-то запретно-сладкое в том, чтобы делать это в бассейне, и он коленкой раздвигает ноги Эклза, стараясь решить, стоит ли им переместиться в спальню. - Меня просто попросили выбрать. И любовь на последнем месте в списке моих приоритетов лишь потому, что я не особо представляю, что это такое. Я не имел в виду, что моя семья не важна для меня. - Ты говорил, - Дженсену нравится, когда Миша называет его частью своей семьи. Нравится, когда сопровождает это мягкими поцелуями, заставляя загнанно дышать, наслаждаться каждым прикосновением. - Я чувствую себя таким свободным рядом с тобой. Как будто я на все способен, но без тебя этого чувства нет. Если это любовь, то я люблю тебя, Дженсен, - он оборачивается, потому что из уст темноволосого признание звучит так просто и естественно. Словно тот говорил это сотни, тысячи раз, и этот ничем не отличается от предыдущих, но... Миша смеется, убирая руки ему на плечи и коротко посмеиваясь: - Ты всегда вытягиваешь из меня такие слова, что ты за человек после этого? - Обыкновенный человек, - он фыркает, когда вода немного попадает в рот. Он чувствует легкую дрожь, что пробегает по телу мужчины, и прижимается, прикоснувшись губами к виску. - Давай сделаем это, Миш. Пожалуйста. Вместо ответа Коллинз опускает руки на его ягодицы, нежно, мягко целуя его шею и наслаждаясь тем, как Дженсен тихо стонет, такой покорный и послушный в его руках. Эти слова про любовь не заставляют его чувствовать себя особенным, кем-то большим, чем он есть на самом деле. Лишь в глубине души вызывают трепет, там, где давно и надежно спрятаны сокровенные чувства и мечты о нормальных отношениях с тем, с кем они невозможны. Дженсен ждал его здесь больше, чем пару часов. Он всегда ждет, пока Миша меняет жизни других людей, ждет, пока тот веселится, знакомится с кем-то новым. Он вдруг как никогда четко осознает, что не один у него. Просто не может быть, с учетом того, сколько времени Миша проводит с ним, и сколько - с другими. В голове проносятся образы, неясные лица людей, которые были в жизни его друга задолго до него, и он с удивлением отмечает, что ревнует. Ужасно ревнует, и тут же отправляет эти чувства под замок, пока они не набрали силу. Миша отвлекается от его ушей, приподнимая его и заставляя сесть на свои бедра. Дженсен упирается руками в бортик и позволяет ему снять с них обоих ненужные плавки, но Миша медлит, почему-то с вежливым недоумением глядя на него. - О чем ты думаешь, пока я целую тебя? – спрашивает он после молчаливой паузы, стискивая пальцы на его боках, и Эклз мотает головой, целомудренно прикоснувшись к его губам. Он не хочет говорить о чувствах, не сейчас. Не сейчас, когда они впервые за долгое время вместе, когда Миша так близко, как они оба этого хотят. Когда он знает, что тот опять не сможет остаться, потому что он не единственный, кто ждет. Никогда не был. - Хочу тебя, - отвечает он, закрывая глаза и откидывая голову со вздохом, когда чуть прохладная вода напрямую касается его возбужденного члена, а Миша откидывает последний предмет одежды в сторону, легонько проведя пальцами между его ягодиц. Дженсен отдается ему так просто, потому что ему больше нечего терять. Не в отношении Миши, который никогда не был для него больше, чем другом, с которым он спит. Они не ставили рамки, потому что Дженсен не отнял бы у Миши то единственное, что тот ценит в них – свою свободу и отсутствие обязательств. Кроме, наверно, взаимопонимания и родства их душ. - Не могу. Не могу так, - он постанывает, когда Миша начинает жарко шептать ему в шею, поглаживая его поясницу и спину и прекращая попытки проникнуть в него. Эклз улыбается, почувствовав все его желание своим бедром, но напрягается, когда тот бормочет: - О чем ты думаешь? - О тебе, - он не лжет, привыкнув говорить лишь половину правды. Слишком многое стоит на кону, чтобы позволить себе быть откровенным – не полностью, никогда. Они не говорят об этом, как бы ни хотелось исправить что-либо, как бы ни желали узнать, что же чувствует другой. Им удается совмещать и секс, и дружбу, и... и не думать о будущем, которого не будет. Он боится, что Миша спросит его однажды. Боится, что тот спросит его сейчас, а, узнав, решит все прекратить. Боится, что потеряет такую удобную маску человека, который всем удовлетворен, потому что стоит хоть раз открыться, выпустить свою боль, и он уже не сможет загнать ее обратно. - Скажи мне, - но тот просит, и вдребезги разбивается стена, за которой Дженсен все хранит. – Пора поговорить по-взрослому, Дженсен. Вздохнув, он подавляет свою дрожь, даже не пытаясь предугадать, чем закончится это откровение. Он не может врать, не умеет, когда Миша просит его говорить. Не может отказать, когда тот хочет, чтобы Дженсен не таил чего-либо еще и от самого себя. - Ты уходишь, - начинает он полу-шепотом, ощущая, как скользит палец мужчины к его дырочке, легонько отвлекая их от того переворота, что происходит сейчас. – Ты уходишь, Миш. От всего. От всех. Возвращаешься к нам, но ни к кому конкретно, - первая фаланга раздвигает упругие стеночки, заставляя его чуть поморщиться от боли, а член чуть упасть. Вода не выступает в роли хорошей смазки, но он продолжает говорить, несмотря на легкое жжение. – И никто не в состоянии остановить тебя, заставить тебя захотеть оставаться. Ни Викки с твоими детьми, ни... Ни я, - странное чувство зарождается в груди, и он тихонько стонет, когда палец полностью входит внутрь, потихоньку подготавливая его. Он закрывает глаза, касаясь лбом лба притихшего мужчины, стараясь успокоиться и подстроиться под ритм, чтобы им обоим было легче пережить это мгновение. – И бывают моменты, когда я хочу, чтобы ты возвращался ко мне все время. Всегда. - Почему ты не говорил мне? – второй палец входит с трудом, и он болезненно морщится, вцепившись руками в его плечи и подавляя порыв застонать. Миша успокаивает его поцелуем в шею, чуть погладив его изнутри, и Дженсен сдерживает непрошенные слезы из-за вторжения в самую оберегаемую им часть себя, и он не имеет ввиду свое тело. - Это не изменило бы ничего, кроме того, что после этих слов ты не придешь снова, - пальцы дотрагиваются до простаты и заставляют его немного постанывать и постепенно расслабляться, потираясь головкой члена о твердый и приятный Мишин живот. Он чувствует это – эту звенящую пустоту внутри него, как сосуд, который наконец-то опустошили, и это так непривычно. Не хорошо, не плохо - никак. Он просто ждет, пока его заполнят снова – болью ли или любовью, лишь бы не эта гложущая тишина, из-за которой не слышно даже стук сердца. Миша трахает его пальцами так неспешно, осторожно, зная, насколько хрупким Эклз может быть. Его губы находят губы Дженсена, легонько целуют, тут же подключая к процессу язык, и Дженсен удивляется, когда понимает, что тот старается скрыть за поцелуем свое смущение. Его сердце вдруг ускоряется, и он отчего-то не в силах оборвать эту надежду, что заставляет его биться чаще. Все эти порывы растворились в ночном воздухе, в действиях Миши, и когда тот подставляет третий палец, входя в него и заполняя еще больше, он первый раз за вечер откровенно стонет, забывая о том, что их могут услышать спящие где-то внутри Джаред и Осрик, приехавшие еще днем. Миша гладит его по щеке, большим пальцем проводя по скуле, и спустя пару минут, дождавшись, когда Дженсен будет готов, вынимает пальцы. Вода попадает внутрь, охлаждая разгоряченные стеночки, и он издает просящее хныканье, готовый принять его в себя. Его анус горит, когда головка твердого, толстого члена проталкивается внутрь, и Миша заполняет его наполовину, коротко выдохнув. Дженсен замирает, стараясь привыкнуть к этой заполненности, потому что последний раз, когда они делали это, был целую неделю назад, и он узкий. По-настоящему узкий. - Я не бросаюсь словами о любви, - вдруг произносит Коллинз, останавливаясь и давая ему отдохнуть. Дженсен растерянно смотрит на него, уже решив, что не дождется ответа. Не дождется решения насчет того, чем же они занимаются на этот раз – сексом или любовью? Он открывает было рот, но вырывается лишь тихий стон, когда Миша случайно проходится по комочку нервов. – Особенно если не до конца уверен. - К чему ты го... – конец вопроса потонул в приглушенном вскрике, когда брюнет удобнее перехватил его, начиная двигаться. Волны с негромким плеском поднимались вокруг них, и Дженсен прикусил плечо Миши, чтобы не издавать громких звуков. - К тому, что ты единственный, Дженсен, кто постоянно молчит о чувствах. Ты никогда не скажешь, пока тебя не спросят, - слова мужчины заглушались их сбившимся дыханием, стонами и звуками ночи. – И не поймешь, что я влюблен в тебя, пока я не скажу об этом прямым текстом. - Миша!... – его едва хватает на удивленный стон, прежде чем тот затыкает его поцелуем, будто срываясь с цепи, и он отвечает так яростно, словно очнувшись от долгого сна. Миша ускоряется, двигаясь чуть скованно из-за того, что они находятся в воде, но каждый его толчок заставляет Эклза терять себя в эмоциях, что захлестнули его так внезапно. Радость, неверие, потрясение и желание причудливо смешались у него в голове и груди, оставив способным лишь прижиматься теснее и всматриваться, всматриваться в темные, полные возбуждения глаза напротив, чтобы увидеть в них те же чувства. - Я люблю тебя, - шепчет Миша дрожащим из-за их близости голосом, подтверждая все его догадки и одним мощным движением (или заветными словами) выбивая из него весь дух, и Дженсену ужасно хочется поцеловать его снова, что он и делает, подмахивая бедрами и насаживаясь еще сильнее. Миша кажется таким огромным внутри, и он разрывается на части, чтобы не кончать еще немного, пусть его член и напряжен так сильно, а на ягодицах, наверное, останется след от крепкой хватки. Коллинз, словно почувствовав его метания, замедляется, не прерывая все такой же страстный и отчаянный поцелуй, опускает ладонь на его пах и дразнит легонько, обводя головку пальцем и массируя его член по всей длине, заставляя его извиваться и вскрикивать каждый раз, когда тот задевает уздечку. - Я... Сейчас!.. Миша! – он не может остановить бессвязный поток слов, и только невольно царапает его плечи, лишь бы не переступить за край. Ему хочется кончить одновременно с Мишей, хочется, чтобы тот сделал с ним хоть что-нибудь, потому что сейчас он имеет на это полное право. Потому что в этот раз Дженсен хочет, чтобы его оргазм всецело зависел не от него самого. - Кончай, Дженни, кончай, - жаркий, влюбленный шепот врывается в его уши, и он отпускает себя, выплескиваясь в остывающую воду и чувствуя тепло разливающейся спермы внутри себя. Оргазм проходит через все его тело, от затылка до пяток, и он выгибается в спине, слыша, как вскрикивает Миша, выпуская его из рук и опускаясь вместе с ним под воду. Они оба задыхаются, жадно хватая воздух и цепляясь друг за друга, и Дженсен смеется приглушенно, все еще не отойдя. Впервые за все время, что они занимаются этим, он чувствует себя чистым, не запятнанным неразделенной любовью и ложью самому себе. - Прости, - выделившееся во время секса тепло постепенно рассеивается, и он чувствует себя внезапно слишком замерзшим, чтобы оставаться в бассейне еще дольше, но... Он не может уйти, пока они не решат, что с ними будет. Момент, когда им придется все обсудить, настал, и он не знает, чего боится больше – того, что Мише не понравится новый этап их отношений, или... Того, что он полюбит это больше, чем свою семью. Тряхнув головой, он ругается про себя, потому что это совсем на него не похоже – заранее гадать, что будет, а не просто жить. - За что? – мужчина лениво перебирает его волосы, и он замурчал бы, не будь ему так холодно и тревожно. - За меня. Что молчал. Ты был прав, - Миша, кажется, замечает, как он стучит зубами, слегка ослабевший, и подает ему руку, чтобы они вместе поплыли к берегу, кое-как найдя и натянув свои плавки. Дженсен обхватывает себя руками, как только выходит из воды, и Коллинз заботливо укутывает его в лежащее на стуле полотенце, коротко поцеловав в нос. – Насчет нашего разговора... - Насчет нашего разговора, - тот перебивает, заглянув ему в глаза и улыбнувшись той особой легкой улыбкой, от которой он теряет дар речи. – Я мог бы остаться. До завтра. - Правда? – немного наивно переспрашивает он, потому что тот никогда не оставался на ночь, если только они не оставались в его трейлере, который всегда был более уютным, чем другие. - Да, - отвечает тот просто, и Дженсен целует его, ощущая возвращающееся в его тело тепло и нежно, радостно улыбаясь, прежде чем наконец-то втащить его в дом. Кажется, они оба уже знают, чем обернулся для них сегодняшний разговор.