Дольче вита, Италия!

В дом Гвидо мы идем только местным известными закоулками. Это на всех курортах так. Широкие и не очень улицы, предназначенные для туристов, залиты светом, там грохочет музыка до утра, и льётся рекой алкоголь. А если чуть углубится от основных маршрутов, то все становится победнее, попроще, погрязнее. Но и естественнее одновременно. Как и везде на юге, ночью очень темно, фонарей в таких закоулках, напоминающих отечественный юг, почти нет. Зато есть гигантские звезды, и они пока бесплатны для всех: что для туристов, что для местных. Пока мы идем, Гвидо вдруг тормозит у закрытого магазина. Наверху, на балкончике сидит старик и делает вязанку из лука. То же, как и везде на юге. Спасатель что-то кричит по-итальянски. Сверху несется такой же отчаянный ор. Недовольный старикашка появляется уже внизу. Открывает магазин. Бурчит, потом выходит… с мороженным в двух вафельных рожках. Гвидо счастливо смеется. - Я всегда покупал здесь мороженное, когда был ребенком. Сегодня почему-то захотелось. - Так ты родился на Искье? - Да. Я местный. Хочешь попробовать? – протягивает он мне один рожок. Держа Гвидо за руку, откусываю. Мороженное жутко сладкое. Такое ощущение, что я съел всухомятку ложку сахара. Черт, не смогу потребить без воды. Но он и не предназначался мне. Гвидо оперативно уминает оба. - Вкусно! – счастливо кричит он, и целует меня в губы при старике. Тот снова что-то бурчит, но уже миролюбиво. - Что он сказал? - Что трахнул бы нас обоих, будь моложе. Шучу, конечно. Он сказал, что может дать нам еще мороженного… на ночь. Но тогда придется бежать, чтоб оно не растаяло. -Так он… знает о тебе? - Да. Здесь все знают все о местных. Особенно о молодежи. Нас мало. Когда молодежь вырастает, то все уезжают на Большую землю. И мало кто потом возвращается. Бежим, наше мороженное тает. Куда мы теперь несемся с Гвидо, я не знаю, но судя по усиливающемуся морскому запаху, спасатель, что работает, что живет, где-то у воды. Квартира-студия на втором этаже небольшая, но очень уютная. И видно, что ещё совсем недавно она предназначалась для двоих. Широкая большая кровать, обеденный стол с двумя стульями, на которых набросана мужская одежда явно двух стилей. На комоде несколько общих фотографий в рамках. Занавески предусмотрительно задвинуты. Соседний дом совсем рядом. Гвидо вдруг немного смущается, переворачивает фотографии. - Лука … обещал забрать вещи. Просил же его. Хочешь прохладного вина? Оно домашнее, но очень хорошее. Лучше магазинного. - Да, давай. В него, кстати, можно добавить мороженого. «Будет не так сладко», - решаю про себя. Спрашивать, почему расстались Гвидо и Лука, явно не стоит. С одной стороны, все очевидно. Гвидо из тех, кто живет по принципу dolce vita, он не думает о завтрашнем дне. Лука же похож на человека, привыкшего все планировать заранее. Но на деле все может оказаться иначе. - Еще вкуснее! Кто тебя научил? – зачерпывает ложкой лакомство Гвидо. - Один болгарин. Можно идиотский вопрос? - Только давай не будем о Луке сейчас. - Нет. У тебя всегда были такие… соски? Серьёзно, такое на мужском теле я вижу впервые за свою жизнь. Даже через трикотажную ткань майки они сильно проступают. Такое бывает у женщин с нулевым размером груди, не утруждающих себя ношением пуш-апа. Непроизвольно дотрагиваюсь до его сосков. Провожу костяшками пальцев. - Ах, ты об этом! – хохочет Гвидо, отставляя тарелку с мороженным и стягивая с себя майку. Кладет мою руку себе теперь уже на обнаженную грудь. – В детстве я дико комплексовал. Даже купаться ходил в одежде. А потом в семнадцать встретил своего первого парня, и он сказал, что это же здорово. Я не такой, как все. Говорил он, конечно, о другом… Но тогда я подумал почему-то, что про них. У брата самые обычные. - Так ты - в семнадцать? - С парнем – в семнадцать. С девушкой – в пятнадцать, - кивает Гвидо, сжимая мои пальцы своей ладонью. – Вот так, сильнее. Итальянцы явно рано созревают, как и все южане. Вино и вправду крепкое, несмотря на мороженое. Наливаю пол-бокала. Обмакиваю в нем пальцы, сжимаю теперь почти что грубо. Чуть наклоняюсь и закусываю правый сосок. - И, кстати, они очень чувствительные. Ты в курсе, что сильно заводишь меня? Откуда ты знал этот фокус? Так он делал. Тот первый… - Почему ты решил попробовать, хммм, другую сторону? - Банально. Он был с детства моим лучшим другом. В компании были еще девушки. Мы перебрали с выпивкой и травкой. Девушки куда-то делись. А потом мы с другом проснулись вместе в одной постели. У меня стоял. Разве с тобой все не так же произошло? Ох уж эти попойки с лучшими друзьями, когда девушки куда-то пропадают в последнюю минуту, когда больше всего нужны. А потом выясняется, что вообще-то и не так нужны. Таких историй я слышал как раз много. - Не совсем, – притягиваю Гвидо к себе, целую в самые губы. Не спеша. Словно исследую. Гвидо прикрывает глаза от удовольствия. - Хмм… а у тебя прикольный язык,- сдергивает с меня футболку Гвидо, уже упираясь в бедро вполне себе хорошим стояком. Гораздо большим, чем было у Серджио. Еперный балет, а по виду-то и не скажешь. – Да, он у меня тоже… вполне себе особенный. По ходу я немного испуган. Никогда не был поклонником таких рекордов. - Не бойся, - тянется он к моим джинсам, - я могу и снизу. Гвидо опускается на колени, сдергивает с меня пояс и… пораженно застывает, глядя на мое нижнее белье, начинает ржать чуть ли до всхлипов. -Хах… ты всегда так оригинально одеваешься? Кошусь вниз и соображаю, что опять же нацепил впопыхах борьбы с креветочной химатакой. Я думал, эта зараза пропала где-то в очередном отпуске, и мысленно с нею уже распрощался. Но по ходу мать таки отрыла где-то жуткую тряпицу, купленную по приколу, и также по приколу подложила мне втихаря. На переднем фасаде труселей изображена косая белка с бутылкой «Russian vodka» и имеется подпись «Before» (перед, в смысле не у тряпки, конечно же, а до процесса). А вот сзади… - Ммм.. ты не против, если я в ванну? Надо руки срочно помыть. - Ну-ка стоять! Развернись! Затравленно сдаю задом к ванне. Гвидо подлетает, сдирает с меня трусы и с ними заливается уже в корчах от смеха. На заднем фасаде чёртовой тряпки зверьки размером чуть поменьше наглядно демонстрируют позы Камасутры, и имеется слово «After» (после). Что делать, но такие шмотки я, что называется, да, отчасти коллекционирую. Прекрасно помню, как также на курорте прикупил себе футболенцию, где была изображена монашка в головном уборе, а вот дальше плеч мадам носила только эротичное чёрное бельишко с чулками. В одной её руке была сигарета, а в другой – тоже бутылка чего-то крепкого. В этой обновке я, довольный как слон, приперся на работу после отпуска и ожидаемо до глубины души поразил коллег. Но, конечно, в тот самый день пришлось экстренно топать в Смольный на какой-то внезапно организованный брифинг. Никто другой нормально отработать сложное мероприятие не мог. Несмотря на то, что на дворе стоял жарчайший июль, я нацепил старенькую осеннюю парку и в таком видосе отправился на задание. В метро меня два раза тормозили менты, а мамаши с дочерями давили напряжённого косяка. Потому как, известно кто вдруг резко распахивает подобную одежду, чтобы поразить воображение зрителей. В Смольном на проходной парку потребовали снять, а потом экстренно позвонили в пресс-службу. Та прилетела с выражением бесконечного ужаса на лице. - Ты о* ел? – прямым текстом задали мне вопрос. – Короче, если плащ хоть на минуту расстегнешь, год сюда ходить не будешь! - Это парка! - Да какая разница! Дальше обстебывать мой внешний вид принялись уже коллеги, хотя одна из них тоже пришла в куртке. У неё на футболке был тот ещё представитель ЗОСа – Шнур с косяком в зубах. - В эксгибиционисты подался? – хмыкнул знакомый глава одного из комитетов. – А ну-ка расстегни одежонку! - Да, да, да. Там ничего нет, видите ж, ноги голые! – думал, что отшутился я. Конечно, под паркой были штаны. – Вот пойдёт сам **** мимо, и тут я такой – хоба - и распахнулся! И как раз в этот момент к нам подлетел охранник ФСО. - Быстро расстегнул! – заорал он. – Кто пропустил! Какое издание?! Матерясь про себя на «высокий интеллект» некоторых личностей, я рванул застежку, и как раз в этот момент к прессе и вышел тот самый ***. Пресс-служба мысленно упала в оброк, но заставила себя стоять на ногах не человеческим усилием воли. Парку я тут же схлопнул. «Хоба» получилось то еще. После мероприятия в маленькой комнате пресс-службы крыли десятиэтажным уже меня. - Да это охранник чёртов приказал! – взвыл я. – То застегни, то расстегни. С ума свели уже. Штрафанули меня, правда, потом на работе тоже некисло. Остался без половины зарплаты за свою весёлую монашку. Гвидо отходит от смеха до всхлипов минут через пятнадцать. Я посрамлено и, обмотавшись все-таки полотенцем из ванны, тяну холодное вино. Что-то не складывается у меня с итальяшками – «обаяшками». Один обломал меня, а второго – я сам. Прямо как по поговорке про два металлических шара: один сломал, второй – прое*ал. Спасатель забирает у меня из рук пустой бокал. Наливает нам ещё. - Садись ко мне на колени. Сейчас я отдышусь, аж живот болит, и все будет в норме. Все и в правду в норме уже скоро. Гвидо горячий любовник. Очень. - Жёстче, можешь не так нежничать, - бросает он, когда с предварительным разогревом покончено. – Я люблю погрубее. Больше всего ему нравится doggy stylе. И укусы-засосы в шею, от которых завтра останутся метки. Нет, уже сегодня. С этой позы мы начинаем и второй заход, с несколько скажем так, маловастым для меня перерывом. Я ещё не успеваю отдышаться от предыдущего долго раунда, к которому подошёл первым. Но Гвидо двадцать пять. Самый разгар сексуальности. - Ты восхитителен, - выдыхаю Гвидо в точеное плечо, тела обоих покрыты потом. - Ты тоже неплох, - кивает он. – Меня мало кто выдерживает по темпу. Ты тянешь. Знаешь, что такое 69? - Конечно. Пробуем? - Естественно! Давай, теперь я сверху… - Эмм… - Я не в этом плане. Меня все устраивает. Согни, плиз, ноги в коленях. - Елки, - выдыхаю, когда пальцы Гвидо входят в тело и начинают умело двигаться в нем. - Если тебе интересно, ты там тоже очень разгорячен. - Соблазняешь? - Констатирую факт. - Слушай, а ты каким врачом был до того, как стать спасателем? - Не тем, о чем ты думаешь. Я помогал спортсменам восстанавливаться после травм. После второго раунда я полностью обессилен и вымотан. Гвидо приносит ещё вина. - Все, а теперь спать. Завтра, нет, уже сегодня тебя ждёт один отличный сюрприз. Я отрубаюсь первый, но и просыпаюсь тоже. Теперь занавески раздвинуты. За окном видно бескрайнее море… и замок. Совсем близко. Гвидо живет почти что на самом берегу, и я не ошибся. Пока что ни с чем. Подлетаю к Гвидо и бужу его, ещё сонного, поцелуями. - Это и есть твой сюрприз?! - Да, понравилось? – притягивает он меня к себе. – А теперь нам пора на работу! Давай собираться. Кто первый в душ? - Уже убежал! – кричу, занимая ванну. – Хочешь ко мне? - Хочу, но мы тогда точно опоздаем! Сначала мы долго купаемся в море. С утра оно совсем прозрачное, абсолютно спокойное и неожиданно тёплое. Как напрасно я всегда шел на него только после завтрака. К этому времени воду уже успевают взбаламутить ранние пташки. Потом мы все вместе пьём отличный кофе с бутерами с колбасой и сыром, а не бурду, как у меня в гостинице, и становлюсь к плите в ресторане. Начинается обычный дурдом с криками, издевками и поджопниками «сплоченного мужского коллектива». Улучив момент, когда все носятся в зале с тарелками (русской речи там слышно все больше), на кухню заглядывает Иржи. - Гвидо сказал, что ты нормальный любовник, - стукает он меня по заднице не очень чистым полотенцем. – Значит, ты просто отличный е*рь. Что, заездил тебя вчера вусмерть? - Отчасти, - хмыкаю. - Иржи, почему они расстались с Лукой? Хозяин мрачнеет. - Хоть Гвидо и умник с дипломом, у него в жопе свищет ветер. Такие, как Лука, пытаются это выбить кулаками. - Вам бы полотенце поменять. То есть, он его бил? - Сам знаю, русский, - буркает Иржи, - какая вы все-таки нация чистоплюев. Подумаешь, три пятна. Я сказал, Лука вправлял мозги. Гвидо мог бы грести деньги лопатой. Лука зарабатывать не умеет. Он не создан для этого. - То есть, Гвидо бы занимался тем, что ему противно, а Лука бы жил за его счет? И для чего же создан Лука? - Много ты понимаешь, русский, - ловлю ещё один полотенечный «поджопник». - Каждый должен заниматься тем, для чего создан. Тогда он живет долго. Кто научил тебя готовить? - Один человек, похожий на вас. - В паре обычно кто-то один готовит. То есть, ты с ним не спал? - Нет, не спал. - Это хорошо. Некоторые готовы на все, чтобы получить работу. Я никогда не отказываюсь от того, что само плывет в руки. Но и не уважаю потом, - Иржи треплет меня по космам, стянутым в хвост и кладет руку на задницу. – Пойдешь со мной в подсобку? Получишь еще 100 евро сегодня. Понять, шутит он или нет, сложно. - Нет! Я могу их заработать по-другому. - Отвечай так всем, кто предложит. Ты можешь, и по тебе это видно, - теперь довольно кивает итогам «проверки на вшивость» Иржи и отчаливает. За хозяином на кухню заглядывает Вацлав. - Не попадайся сегодня на глаза Луке. Гвидо сияет, как начищенный грош. По нему видно, как ты расстарался. - И что мне будет, если попадусь? – упираю руки в боки. - Не тебе. Гвидо будет, - зло бросает Вацлав. – Там твои русские хотят твороженники со сметаной. - Сырники? - Тебе лучше знать. - Да, Вацлав. И мне лучше знать, что делать с Гвидо. - Не уверен. Ты же не в курсе их отношений. - Каких отношений? Когда один человек бьет другого и заставляет идти на нелюбимую работу? - Кто тебе успел рассказать? – выставляется на меня удивленно поляк. - Иржи. Я спросил у него, почему Гвидо и Лука расстались. - Они расстались, потому что Гвидо мудак. Иметь возможность зарабатывать миллионы и предпочесть быть простым спасателем на пляже… - Ты бы, конечно, выбрал первое. Как ты оказался в Италии, Вацлав? - Как и все. Поехал в Европу на заработки, - отворачивается поляк и вдруг снимает перчатки, с которыми никогда не расстается. - Видишь? Иржи нашел меня на ферме, когда на руках от химии уже кожа лезла клочьями. На руках Вацлава и вправду безобразные, но залеченные шрамы. - И на что еще ты рассчитывал, когда ехал на свои заработки? Ты знал язык, имел международный диплом? - Нет, - качает головой Вацлав. – На то, что встречу богатого папика. - И как, встретил? - Нет. Я встретил Ли Ена. И счастлив с ним. - Значит, для тебя деньги все же не все? А почему для Гвидо должны быть? - Мудрено выехал, русский, - сердится Вацлав. – Гвидо здесь родился, он итальянец! - А ты теперь разве нет? Кто тебе мешает выучить в совершенстве язык, поступить куда-нибудь? На тоже заочное? - Хватит лясы точить! Говоришь, как Ли Ен. В зале полно народу. Пошевеливайся, все жрать хотят, - бурчит поляк и уходит. Ли Ен третий на подходе. - Тебе что-то надо из продуктов? – заходит он издалека. Быстро составляю список. - Не сердись на Вацлава, что он грубый с тобой, - вдруг начинает извиняться он. – Он всегда так вначале. Говорят, он пытался подкатывать к Гвидо, пока не появился я. Но у них не вышло. Как думаешь, почему вы так быстро сошлись с Гвидо? Похоже, в коллективе уже все в курсе, что мы переспали. Но так это обычно и бывает. - Может, потому что в России я тоже занимаюсь любимым делом, а не тем, чем бы хотели, допустим, те же родители? - А кто ты? – бросает на меня заинтересованный взгляд Ли Ен. – Почему-то я сразу решил, что ты не простой повар. - При случае расскажу. Отнеси жаренную картошку на третий столик, пока не убежал, - улыбаюсь. Пока руки сами рубят салаты, гарниры и жарят мясо, из головы не выходят Гвидо и Лука. Они почти ровесники. Одинакового примерно телосложения. Одинакового теперь достатка. Почему же Гвидо позволял поднимать на себя руки? Хорошо, хоть он додумался, что с такими отношениями пора завязывать. Гвидо заскакивает на минутку, чтобы принести мне в жаркую кухню холодной воды со льдом и нарезанными кружками апельсинов. - Вот твой напиток, держи, - целует он меня в губы. – Я попробовал то, что ты попросил сделать. Вкусно! Кто тебя научил? - Один грек. - До этого был болгарин. Ты с ним тоже спал? – обнимает он меня за спину жарким телом, пока я что-то мешаю в сковородке. - Ты ревнуешь? – отвечаю вопросом на очевидный ответ. - Нет. Теперь ты спишь со мной,- утыкается он мне носом в волосы. Разворачиваюсь к нему. - Гвидо, почему ты разрешал Луке бить тебя? - Это было всего лишь несколько раз, - отворачивается Гвидо. – Лука принимал тогда наркотики, чтобы рисовать свои картины. Он не соображал, что творит после… А я не знал, что он их принимает, и тоже ничего не понимал. - Гвидо, посмотри на меня, - сильно встряхиваю спасателя, чтобы он поднял глаза. – Это ложь, когда говорят, что наркотики нужны, чтобы создать что-то новое. - Откуда ты знаешь? – по-прежнему отводит взгляд Гвидо. – Все говорят, Лука - гений. А я его подставил тем, что не остался и не помогаю деньгами, хотя бы мог. - Что?! Это полный бред и чушь собачья. Большей х*ни я в жизни не слышал, - трясу Гвидо как грушу. – Если бы он был такой гениальный, то уже давно бы сам зарабатывал миллионы. Микеланджело в его возрасте знало пол-Италии! - Ну, ты загнул – Микеланджело, - робко смотрит на меня Гвидо. – Ты расстроился из-за Луки. Я так и знал. - Идиот, - хмыкаю, - я расстроился из-за тебя. И из-за того, что ты введёшься на бред других. Каждый человек сам должен отвечать за свою жизнь. После смены предупреждаю Гвидо, что быстренько зайду глянуть, как у меня дела в номере, и тут же пулей вернусь обратно. - Мы точно еще увидимся? – интересуется он. - Конечно! Ну, это я так изначально планирую. А жизнь как всегда распоряжается иначе. Адский грохот в дверь раздается, когда я уже практически успеваю сбежать из номера. Но в последний момент на выходе вдруг вспоминаю об испачканной майке. Когда готовил в прибрежном ресторанчике, передник я надевал, но все равно умудрился поставить где-то жирное пятно. И решаю, что замочу ее по- быстрому в раковине перед уходом. Верно говорят, что никогда не стоит возвращаться, если даже что-то забыл. А что такого серьезного можно забыть в отпуске? Пусть бы и валялась дальше эта майка. Тем более, что свой век она уже отжила. В дверь колотят так, как будто снаружи что-то горит. Или идет экстренная эвакуация по случаю возможного теракта. - Откройте, сэр Слива! Я знаю, вы там, - кричит Паскуаль-Паскуда, работая кулаками по хлипкой двери, как молотами по наковальне. - Бой мне все рассказал! Он докладывать теперь. По ходу, это тот маленький засранец не в форме, которому я в первый день отказал в чаевых. Мальчишка придумал, как насолить мне за свои неполученные евро. - Извините, Паскуаль, но прямо сейчас вы не вовремя! Я как раз ухожу, - пытаюсь просклизнуть между поваром и дверью в узком коридорчике. Какое там. Повар вносит меня мощным животом внутрь комнатушки и сразу занимает ее половину, отрезая мне все пути к отступлению. - Нет уж, это вы извините! Сэр уже сделал криминал и собирается совершить еще больший! – не просто раздражен, а прямо-таки взбешен Паскуаль. – Почему он не явился на завтрак?! - Криминал не явился на завтрак?!– огрызаюсь, прикидывая затравлено, а что, если дать деру по-пластунски у повара между ног. – Слушайте, я в отпуске, и имею полное право питаться там, где считаю нужным. - Нет, не в этот день! – просекает мои намеренья горе-кулинар и хватает за шкирку, как пойманного на месте преступления и нассавшего в хозяйские тапки кота. – Сегодня День Итала кухари! Утром был фарменный кофе с жирой молокой и особый крыссан с шоколадой. - И что?! Он чем-то принципиально отличилась от обычных крыссанов? – лучше бы я так и не знал, как Паскуаль-Паскуда называет куски теста, больше похожего на подошву. - Отличался! Серу нужны килориии. Пока он не выберет свой блюд, он никуда не уйдет из этого номера, - решительно настроен Паскуаль и всучивает мне опостылевшую, другим словом, папку. – И если он сегодня вдруг не дойдет до ужина…. То, похоже, меня прямо здесь и четвертуют. С тяжелым вздохом открываю папку и… не верю своим глазам. Название первого супа мне определенно нравится! Пока не дочитываю его вторую половину. «Супа аквавотка… из хлебачерства мятый». Сегодня Паскуаль особенно в ударе. Из чего сделано сие даже представить трудно. Особенно, клинюсь на том, как же можно измять суп. - Он, что, с мятой? – вдруг осеняет меня. - Да, я же так и говорю. Суп мятый! – довольно кивает гений кухни. – Сер начинает понимать тонкости ресепта! Суп из водки с черствым хлебом и мятой - не лучший вариант. Но вторые два названия отдают какими-то откровенно каннибальскими мотивами. «Супа монестра ночи, полный мужьих орехов». «Супа Папа в томаты». - Я бы съел папу или монстру! – хищно лыбится Паскуаль- Паскуда. – Они жирный! - Ну, это вы! А меня есть папу как-то смущает! Вторые блюда Дня Итало кухари называются также красочно и длинно. Памятуя печальный опыт «ствола молодого теленка», пилящегося исключительно вместе с тарелкой, «каменоломню под сусом ганель», отвергаю сразу и принципиально. Загадочно звучит и «Путанеска прямо из Венеции». Определённо, у Паскуаля сегодня какие-то людоедские настроения. Название третьего блюда прочитать не успеваю. В дверь снова стучат. Также сильно. Такое ощущение, что дверь у меня сделана из картона. И сегодня день королевских визитов. - Извините, пожалуйста, молодой человек, но у меня с потолка прямо на кровать льется вода! Твою мать. Из-за кулинарных изысков Паскуаля я совсем забыл, что так и не выключил кран в раковине! Но, с другой стороны, как можно расположить под коммуникациями жилую комнату?! Как, это же запрещено в России, и возможно только при незаконных перепланировках. Подлетаю к двери, рву на себя, за ней, действительно, раздраженная и в мокрой домашней одежде девица. - Сер со мной не закончил! – орет в спину кухонный изверг. - Вы, что не видите?! У меня коммунальная авария! - Сначала ужин, потом сер может устраивать аварии, сколько он хочет! – непоколебим Паскуаль. - Ааа! Аааа! Это точно вы! Вы прямо сейчас меня заливаете! – визжит дурниной девица, уже успевшая пронестись ко мне в ванну. Врываюсь туда за ней следом. - Я вас засужу! Вы знаете, кто я! Я юрист! Кран, действительно, не выключен. Вода пролилась на пол, но ее не столько, чтобы я был способен устроить локальный отдел «Всемирного потопа». Несемся к ней в номер. У меня уже все в порядке, но у нее и вправду этажом ниже с потолка льются разливанные реки. В последнюю секунду соображаю, что на мою ванную комнату, как раз приходится совершенно сухой угол, а еще часть помещения, которое залито, расположено уже не подо мной. Там… вообще техническое помещение на моем этаже. - Ааа! Ааа! Мой планшет! – истерит незнакомка! – Моя косметика! Мои вещи! Вы мне сполна заплатите за это! - Дамочка, это не я! Посмотрите внимательно, откуда у вас льется! – облегченно выдыхаю сразу от двух вещей: что отделался от Паскуаля и никого не залил. - Сейчас администрация разберется, кто во всем виноват, - вцепляется в меня мертвой хваткой девица, и с неженской силой тащит на ресепшен на первый этаж. – Это ж надо! Да еще ни в одном отеле со мной такого не случалось! Вы … вы, да вы знаете, кто вы?! Вы заливанец! Ну, со мной тоже, многое из того, что произошло в Италии, никогда не случалось раньше. И теперь к статусу «гида», «мафиози», «бомжа», повара, я добавил и совсем непочетное «заливанец». На ресепшен, как и водится, никого нет. Хотя, есть. Тот самый сдавший меня бой, тихонько спит на софе, так что его поначалу и не заметишь. Умеют же итальянцы прикинуться незаметной ветошью. - Подъем! – гаркаю ему на эхо. – Ахтунг! Вотер! Вотер! Аква, аква…..шшш, шшш, сверху! Бой лениво открывает один глаз. - Зас ноу рейн. Тыдей анд тамру ( исковерканное «сегодня нет дождя, завтра тоже» - прим. автора). - Тебе что, сволочь, непонятно сказано?! Вотер! Вотер! Аква! Аква! Шшш, шшш ин май рум! – налетает на боя девица, тоже явно обученная методу тыка. - Зас ноу рейн ин йер рум («в вашем номере дождя тоже нет» - прим. автора), - переворачивается бой на другой бок, намереваясь придавить спокойно еще часок-другой до ужина. - Зато сейчас у тебя будет! – девица хватает вазу с цветами со стойки и выплескивает ее содержимое прямо на софу. - Ааа! Ааа! Вотер! Вотер! Аква, аква, - согласно с нами орет теперь бой, - вер из шшш? Шшш? - Там! – тычит девица на свой номер. Окончательно проснувшийся бой исчезает в подсобке и появляется с таким же заспанным молодым хозяином. Вчетвером вновь несемся наверх в номер к девице, потом ко мне. Соображаю, что впопыхах сделал то, чего опять не совершал никогда и нигде: оставил свою комнатенку с …распахнутой дверью. Да, комп надежно спрятан в сейф, там же заметно подтаившие деньги и венецианская маска. Вот только сверху в открытом доступе валяются мобила, немного мелочи, серебро, парфюм, и, в общем-то, не самое дешевое шмотье. Включая, новые сандалии с Капри. И часы оттуда же. Хозяин озадачен. Почесывая подмышкой, он открывает ключом техническое помещение. Там… воды по колено. Она все еще меланхолично хлещет из какой-то гигантской, видимо, неисправной цистерны. - Лаки. Ноу хот, джаз сол («вам повезло, она не горячая, просто холодная» - прим. автора»), - философски изрекает хозяин. – Ви трайд за олд дивас, анд фогет об ит. («мы решили испытать старое оборудование, и забыли о нем). Ви кен ченз хер рум. («мы можем поменять ей комнату). - Х*р им, а не просто новая комната! Они мне должны за испорченные вещи! – снова заводится девица, совершенно забывая, что сначала во всем обвиняла меня. – Молодой человек, вы готовы быть моим свидетелем? - Девушка, а вы, простите, где юристом работаете? – хмыкаю, прекрасно представляя себе перспективы судебных тяжб с итальянцами. Это последнее занятие, которым лично я бы занялся в этой жизни. И никому не советую. Потому что если эта нация готова задурить напрочь мозги с каким-то соком, то уж из суда в здравом уме и трезвой памяти никто не вернётся точно. - В колледже высокой моды и стиля, - кокетливо оживляется девица. – У меня там папа профессор. - Знаете, если бы вы сказали, что являетесь третейским судьей «Газпрома» с пятилетним стажем, я бы еще хоть каплю подумал. А так… - Хам! Проваливай отсюда! – надувается собеседница. – Я их еще как выведу на чистую воду! Да я про них в отзывах в интернете такое понапишу! Вот сегодня же сяду! - Да, только у вас планшетник залило. В номере, вернувшись, методично все перерываю. С одной стороны, вроде бы все на месте. Но с другой – явно, кто-то был и трогал мои вещи. Черт, не хватает одного браслета, дезодоранта, шампуня, двадцати евро на мелкие расходы… и отсутствуют как факт новые сандалии! Недаром Серджио предупреждал про воровастость итальянцев. Еще никогда у меня ничего не пропадало из номеров. На Закинтосе я как-то оставил пакет с едой и обновками в магазине. Так моя снедь и тряпки там и лежали, никем не тронутые, пока я не прилетел за ними, опомнившись, через 2 часа. На Майорке в кафе я забыл на столике мобильник. Его тоже вернули без слов. Снова несусь на ресепшен, уже теперь закрывая накрепко хату. Бой опять спит. - Снова подъем! Встать! Стенд, хорош слипать! – подделываюсь под его английский. – Ноу сон! - Вотер??? Аква? Аква? Агаин? – выпучивается он на меня. - Столлен сингс! Криминал! – на этот вопль уже резко высыпают взрослые хозяйка с хозяином. - Сер из шу? («сэр уверен?»- прим. автора). Еще как – шу. Были шузы, и нету. Кто-то явно приделал им ноги. Как могу, объясняю, что пропало. Итальянцы озабочено и расстроено качают головой. Объясняют, что до ужина можно будет посмотреть записи с видеокамеры в холле на моем этаже. Но сэр должен понимать, что поймать воришку не так-то просто. Это могут и мои соотечественники тоже. Я же сам, как раззява, оставил номер открытым. И, кстати, сэр точно «шу», что сандалики-то у него вообще имелись? Может быть, он готов показать в доказательство чек? Бирки, коробку? - Чо? В смысле what? – отвисает у меня челюсть. Я, что, должен ходить в обуви с ценниками? А большая фирменная коробка была выброшена еще в Риме, чтобы уменьшить объем поклажи. - Соу, сер канат? («Значит, ты не можешь?» - прим. автора) - ликующе констатирует старушенция. Да, именно «канатом» я себя сейчас и чувствую. - Паскуаль канат ту! – заключает хозяин. – Форк хер во еаз. Невер сач криминал! Вейт. («Работает здесь годами. Никогда такого не случалось. Ждите»,- прим. автора) - Соу, иф зе из ноу шуз томру, томру райт май турадженси нот ту ворк виз йор. («Короче, если завтра сандалий не будет, напишу своему турагенту, чтобы больше не работали с вами!») - Итс йор райт, («твое право»),- соглашается хозяйка. – Ты кан райт в полис. Но ниид 10 тагс. Лефт через 4 тагс. («Ты можешь написать еще в полицию. Но на обработку заявления нужно 10 дней, а ты уезжаешь уже через 4 дня). В раздражении топаю в номер, чтобы посмотреть часок до ужина сериал. Включаю припрятанный планш. Ешкин кот, еще вчера инет летал, как на крыльях… а сейчас, «извините, подключение отсутствует». В третий раз несусь по ресепшен по чертовой лестнице, ощущая себя спортсменом в стадии предолимпийской тренировки. Бой с дергающимся глазом при виде меня уже сам вытягивается в струнку. - Интернет? Вай-фай? Где? Вер, сволочь? - ору на него. - Брок. Джаст нау, но Интернет сам дейс, кабель, («сломался, только что, Интернета не будет несколько дней»), - сокрушенно качает головой он. Сзади победно выглядывает молодица. «Давай, давай. Посмотрю я, как ты своему турагенту напишешь! И соседке своей передай», - читается в ее торжествующем взгляде. Ни на какой ужин Итала кухари я, конечно, не собирался. Но теперь придётся идти туда, чтобы посмотреть в глаза Паскуалю, последнему, кто был в моем номере перед тем, как сандалии обзавелись ногами. Повар подходит ко мне к самому последнему. Его лицо перекошено от «праведного» гнева. - Говорят, невнимательный сер что-то потерял в номере и не может найти, - мечет мне на колени он белоснежную салфетку. – Ничего удивительного, если он даже забывает выбрать трипазу! Но удивительно то, что сер обвиняет во всем меня! Либо Паскуаль отличнейший актер, либо он и вправду ничего не брал. Обычно я хорошо чувствую ложь в словах других людей в силу своей профессии. - Паскуаль, я ни в чем Вас пока не обвиняю, - сдаю на тормоза. – Но у меня действительно пропали некоторые вещи после вашего визита. - Может быть, если сэр хорошо поест, отлично выспится ночью, то с утра они найдутся? Сэру не пятнадцать лет, чтобы сбегать каждую ночь на диско! Это, что, объявление комендантского часа?! Да я в восемнадцать послал с ним родителей. Правда, чуть поумнев, в двадцать пять все-таки стал намекать, где и с кем примерно могу находится, если не ночую дома. - И поскольку он не выбрал ничего из блюда, я сделать это за него! Ваш супа. Монстра! Он и выглядит, как монстр. Мама дорогая, такое я в себя физически не затолкаю. Но Паскуаль висит надо мной, как мать над двухлетнем ребёнком, не желающим есть. На кухне вдруг что-то мощно грохает, пыхает, гремит. Повар уносится туда, а я быстро пристраиваю свою тарелку на чужой стол и хватаю чью-то пустую, вытираю её до бела салфетками. - Пока меня не было, сер все съел! Он молодец! Теперь гранира и основной блюд. - Это что, макароны что ли? А почему они не доварены и пересолены? - Это паста, сер. Лучшая в Италии! - Ну, если это лучшая. А вот это что? Ядерно-красное? Похожее на несчастный случай на мясокобминате? - Это наше фирменное блюдо! Риззотто «Красоты Везувия»! - Да, а на утро мне тоже ждать извержения? – кошусь затравленно на рис, утопающий в кровавом месиве такой расцветки, что обзавидуются все гримёры ужастиков. Увы, не кухне больше ничего не происходит. И Паскуаль не отходит теперь от меня ни на шаг. - Да, утром сер изверзнется хорошим настроением и пропитается любовью к Итала кухари на всю оставшуюся жизнь, - совершенно серьёзен Паскуда. – Теперь конфетти и арбуза. Сер пропустил завтрак. Мутить от чудовищного блюда со смесью риса, гороха, чего-то рыбного явно не первой свежести, и как всегда атомно перченного, меня начинает уже на подступах к номеру. Но это моя личная особенность, желудок реагирует на испорченное почти с молниеносной скоростью. И когда близкие еще издеваются, что я как всегда навыдумывал себе, я обычно уже оббиваю пороги комнаты задумчивости. Смешки заканчиваются обычно часов через четыре-пять, когда я уже лежу измученным пластом на кровати или даже удачно сплю. А близкие как раз только начинают курсировать в заданном мною направлении. В номере спешно несусь к белому другу. Да, извержение состоялось. Даже раньше обещанного. А жить мне осталось, судя по всему, недолго. Где-то только через три часа колбасить прекращает. В желудке не остаётся ничего, кроме воды, а цветом лица я теперь напоминаю молодую весеннюю поросль. Звоню Гвидо. - Слушай, извини пожалуйста, боюсь, я сегодня не смогу прийти в клуб. Чувствую себя неважно. Надо отлежаться. - Узнав про Луку, ты решил больше не связываться со мной? Слава, я же все понимаю, - расстроен Гвидо. - Я действительно элементарно отравился едой в своей гостинице. - А где ты живёшь? Называю свою гостиницу. На том конце «провода» шок. Похоже, о кулинарных талантах Паскуаля-Паскуды наслышана вся округа. Но это из раздела секрета Полишинеля местных. - Господи, как ты вообще до сих пор жив там?! Паскуаль готовил у моей сводной сестры на свадьбе. Взяли его по дешевке. Прямо оттуда мы все отправились в больницу! Может, тебе принести какое-нибудь лекарство? Повезло же мне с гостиничкой как утопленнику. - В принципе, я сам могу доползти до аптеки. Она недалеко. - Слав…. , - хмыкает Гвидо, - тебе как иностранцу не продадут нормальных лекарств. Только то, без чего и само все пройдёт. Когда, например, ваши в начале сезона простужаются, им втюхивают всякую гомеопатическую ерунду. Так везде в Европе. Вот это номер! Теперь понятно, чего более опытная в поездках Добрынич перла целый медицинский баул с собой, начиная от элементарных анальгина, цитромона, фурацилина и заканчивая мощными антибиотиками. Но звонить ей и просить выручить «не в службу, а в дружбу» после того, как меня звали в отличные апартаменты, а я сам отказался, как-то не айс. Тем более, что издевок не избежать. Ведь я же наступил с «Везувием» на те же грабли, что и Ника практически с «Дрисом». - Приходи!