Холодные камни Арнора (5-6) //Вильвэ, дед Гил-Галада//

– Нет еще, – ответил Хэлгон. – Я быстро. Прежде чем древние эльфы успели удивиться, прежде чем они успели понять, что он делает, нолдор обнажил кинжал, резанул, рванул полосу с подола своей рубахи, поднял чаячье перо, заострил, мгновенным движением рассек ладонь и, встав на одно колено, кровью написал на ткани четыре слова: «Арнор пал Я остаюсь». Отрезал лишнюю часть ткани и ловким движением перевязал руку. Древние эльдар смотрели на него так, как, наверное, человечье дитя смотрит на милую и пушистую кошку, которая только что на его глазах съела еще более милую и забавную мышку… – Ты из тех, кто сжигал корабли? – медленно спросил Вильвэ. Хэлгон выпрямился: – Да. Как ты узнал? – Только вы можете так легко лить кровь. Чужую или свою. – Я прошу тебя отвезти мое письмо на Запад. – Кому? Голос обдает холодом, как буря в краях Хэлкараксэ. Не испугаешь, и туда заплывали… Он еще тогда тюленью шкуру Эльдин в подарок привез. Она от радости вспомнила молодость и долго ругалась… – Аллуину. Он капитан на Тол-Эрессеа. На Ясном Луче. – Аллуин стал капитаном? ¬– лицо древнего светлеет от доброй вести, но тут же застывает снова: – Откуда это известно тебе? Хэлгон спокойно выдерживает этот пристальный взгляд: – Я ходил с ним. Несколько веков. – Убийца кораблей взошел на корабль Альквалондэ? – гнев, изумление, желание понять… всё сразу. – Не Альквалондэ. Это корабль Тол-Эрессеа. – А в чем разница? – Вильвэ явно заинтересовался; гневаться будем позже. Но на этот мирный вопрос ответить труднее, чем на суровые. Хэлгон молчит, смотрит на море – но не ту гладь, что расстилается сейчас перед ними, а на иные воды, на те, по которым скользил Ясный Луч, и которым навеки отдано сердце Аллуина. Потом нолдор медленно отвечает: – Корабли Альквалондэ – они как пена на гребне волн: они часть моря. А корабли Тол-Эрессеа – как чайки над волнами: они любят море и не могут без него, но его частью им не стать. Фалмари молчат, вслушиваясь в этот ответ, как привыкли вслушиваться в голоса ветра и воды. – Ты действительно ходил на наших кораблях, – кивает Вильвэ, и тон его смягчается. – Какой же путь привел тебя к Аллуину? – Я погиб. – Это я понял. Но я не о том, как ты попал на Тол-Эрессеа. Почему именно Аллуин? – Он мой сын. … а ведь выглядел таким бесстрастным.

Сполохи прошлого

В Мандосе воспоминаний о Лосгаре было немного. Может быть, потому, что Валарам не понять, не поверить в то, что кто-то кроме Эру способен создавать живое. Они требовали от Феанора расколоть Сильмарили, не понимая, что требовали – убийства. Убийства более страшного, чем если бы приказали ему положить на Эзеллохар головы его сыновей, отрубленные им собственноручно. Потому что убитый эльф рано или поздно покинет Чертоги Мандоса и, какой бы ужасной ни была смерть, боль ее когда-нибудь иссякнет. Но то, что создано руками – эльдар, людей ли – и непостижимым образом обрело жизнь, пусть и отличную от бытия тех, кому дана речь, оно, если его уничтожить, гибнет всецело и навсегда. Резня в Альквалондэ была страшна, но Лосгар был страшнее. Они шли освободить Сильмарили – не вернуть сокровище, не обрести последнее вместилище света Древ ¬ – нет, они шли освободить их, как возвращают свободу узнику… и первое, что сделали, – захватили корабли, совершив равное преступлению Моргота, а затем – сожгли их, превзойдя его… …Хэлгон смутно помнил, как вели корабли от Альквалондэ к Араману и потом через Белегаэр. Он понял, как именно это делали лорды, понял много позже, спустя жизнь и спустя смерть, когда искрящийся счастьем Аллуин повел отца на свой корабль. И Ясный Луч пошел без паруса и весел, управляемый лишь волей капитана. Вот тогда Хэлгона и обожгло понимание. Вот тогда самый страшный судия – память – вернула его в путь через Белегаэр и в зарево Лосгара. И он понял то, о чем простой дружинник Келегорма не задумывался. Нолдоры плохо управлялись с веслами, еще хуже – со снастями и уж совсем не знали языка течений и волн. Но они прошли через Белегаэр, потому что ярость их лордов подчинила корабли, как вор плетью подчиняет украденного коня и тот, негодуя, всё же слушается его. А потом они их сожгли. И тем отрезали себе путь. Не назад путь, нет. Вперед. К хоть какой-то победе. Хотя бы малой. Всё было кончено в Лосгаре. …ту прогулку с Аллуином Хэлгон загнал в самый дальний закуток памяти и завалил ворохом воспоминаний, накопившихся за века на Ясном Луче. Легче было Мандос вспоминать: там тоже было тяжело, но там хотя бы на тебя никто не смотрел… а если и смотрел, то от него не надо было таиться. Тут же Аллуин сиял – и от счастья, что отец наконец с ними, и от гордости, что встречает Хэлгона не просто «одним из гребцов Эарендила», а на собственном корабле, он вел корабль так, будто Ясный Луч был продолжением его собственного тела, он вел его долго, много дольше, чем хоть раз за все последующие века, потому что ликование удесятеряло его силы… а Хэлгон все силы своей души тратил на то, чтобы закрыться от сына, чтобы на лице была улыбка – и никто не назвал бы ее неискренней, чтобы сознание было сковано цепями страшнее Айнгайнор, чтобы никто и никогда не догадался о том, что вспоминает сейчас бывший разведчик Келегорма и что он чувствует. Мандос был… милосерднее. Вильвэ смотрел на Хэлгона так, будто нолдор на его глазах превращался в жабу или паука Нан-Дунгорфеба. Потом древний эльф перевел взгляд на родича, безмолвно спрашивая, может ли это быть правдой. Кирдан чуть опустил веки: да, всё так. – Он никогда не упоминал об отце… – выговорил наконец Вильвэ. – Я знал, что он из Гондолина, и полагал его отца погибшим. – Тогда я был еще жив. Погиб я позже, он уже уплыл с Эарендилом. Нолдор едва не вздрогнул от взгляда Кирдана: не смей рассказывать, как ты погиб! Хэлгон чуть качнул ресницами: разумеется. Ему и так хватило. …всего-то хотел письмо передать и написать побыстрее. Ну за что?! Самому – ладно, не привыкать, а этому древнему эльдару за что такой подарок от Средиземья на прощание? – Если бы я знал, – каждое слово было тяжелым, как корабельный якорь, – что Аллуин сын того, кто сжигал корабли, я не смог бы его учить. – Сын не в ответе за деяния отца, – почти тем же тоном возразил Хэлгон. – Верно. Я не сказал «не стал бы». Я сказал «не смог бы». Нолдор чуть кивнул, понимая. – Как тебя зовут? – Хэлгон. – Эльдин поступила мудро, молча о тебе. – Ты встречался с Эльдин? – Конечно, ¬– качнул головой древний фалмари. – Аллуин не мог не познакомить меня со своей матерью. Она была неразговорчива, и я счел это горем утраты. Замолчали. Море равнодушно вздыхало. Хельвен, безучастнее волн, ожидала конца разговора. – Что им передать на словах, Хэлгон? – спросил Вильвэ. Из прошлых кошмаров – вернулись в день сегодняшний. И в «завтра», которого нет. Впереди обрыв. Чернота. Пустота. И именно туда надо прыгать. Потому что отступать он не станет. – Ничего. Только письмо. Мореход хмурится: – Совсем ничего? Ты уверен? – Ничего. Ну разве, – он чуть усмехается, – скажи, что я не был ранен, когда писал его. Что ты видел меня живым, здоровым и в безопасности. Хотя последнее, – снова усмешка, – вряд ли надолго. Вильвэ смотрит на него с сочувствием. – Ну что ж… каждый выбирает то течение, которое ему по сердцу. И я желаю тебе столько крови – вражеской и твоей – чтобы ваша нолдорская жажда наконец была утолена. А когда ты снова выйдешь из Мандоса, мне будет интересно узнать, что ты держишь лучше – клинок или весло. – Нет нужды ждать ответа так долго, – качает головой нолдор. – Мое сердце отдано земле. Даже века на Ясном Луче не сделали из меня по-настоящему хорошего гребца. А за пожелание – благодарю. Он отступает на несколько шагов… надо уйти, прощание Кирдана с родными его не касается. Или касается? если что, владыке Гаваней не придется посылать Гаэлина за ним, чтобы опять помолчать вместе. Они любят молчать. Они умеют молчать. Сколько оттенков у моря, сколько голосов у волн, столько у них разных молчаний. Госпожа Хельвен не здесь. Ее нет в Средиземье. Она словно призрак. Здесь только ее оболочка. Ее дух уже не принадлежит Смертным Землям. И ее молчание – это такая оглушительная тишина, какая бывает безветренной зимней ночью, когда кажется, что от мороза и звуки замерзли. А лорд Вильвэ молчит громко… прости, Древний, я не хотел тревожить тебя… мир застыл перед грозой, и желтое небо, и ни ветра, ни дуновения, и вслушиваешься, ни пророкочет ли гром, суля облегчение от этой душащей неподвижности… но – тишина, и каменный воздух, не вдохнуть, не поднять его глыбу… пусть мой вопрос дерзок, но всё же: как ты довезешь такую тяжесть на Запад? Кирдан молчит легко. Неслышный ветер с моря – словно и нет ничего, но чуть коснется лица – и улыбнешься. Они ведут беседу – молчанием. Это даже не осанвэ, это древнее, чем первое слово, это глубже, чем мысль… и Вильвэ не спорит с мудрым родичем, оставляя ему не украшения, не оружие и не свитки – оставляя ему ту гнетущую тишину, что он нес на себе две Эпохи. А кольца и клинки лежат, забытые, в их доме в Северной Гавани – заберет кто хочет. Владыка, но ты же не отнесешь эту тишину в ту комнату? Она же туда и не поместится вся… да и в двери не пройдет… – Весла снимите, – говорит Вильвэ своим гребцам. Они что, были тут всё это время? Вот уж умение оставаться незаметными. Повинуются, снимая весла с их лодочки. Нет? Не на этом же они поплывут?! Скорлупка, пригодная только чтобы пересекать залив в тихую погоду. – Себе оставьте, если хотите. Те кланяются, благодаря, и отступают. Но это невозможно? Впереди Белегаэр, бури и ветра. Да и по ту сторону во владениях Оссэ не всегда тихо… совсем не всегда. Но он – тот, кто учил капитанов. Они прощаются. Меньше чем кивок, одно движение глаз. Они ступают в лодку, Кирдан отталкивает ее. Какой легкий челнок… из какого дерева? Нет. Не в дереве дело. Лодочка скользит по волнам так стремительно, словно у нее самый большой парус и в него дует самый попутный из ветров. Так вот как уходит прошлое. Так же, как воплощается грядущее. Просто и буднично. Крохотная лодка плывет на запад. Скоро фигуры стоящих в ней мужчины и женщины сольются в темную точку, сперва неразличимую человечьему, а затем и эльфийскому глазу. А челнок будет лететь по морской глади к горизонту и дальше, и если хоть одна буря не успеет убраться с его пути, то, кажется, тем хуже для этой бури… Впрочем, нет. Эти двое так спокойны, что никакую бурю они просто не встретят.