Воспитывая монстра

       — Эй! Том Бомбадил! Чего копаешься?        — Иду я, иду! — Том перелез через опору и спрыгнул на землю. В столь поздний час главные ворота были закрыты, но на галерею попасть было не трудно. — Готово!        — Молодец! Проспал что-ли?        — Прятался от завхоза! Стал караулить по ночам подземелья, старику миллион лет, а всё шляется по ночам!        — А ты то не шляешься, конечно! — хохотнула Гермиона и накинула на голову капюшон мантии. — Скорее, все пропустим!        — Эй, погоди! — он дёрнул её рукав, это прямо вошло в привычку. Всегда, когда он что-то хотел сказать, остановить её, непременно дергал рукав мантии, как маленький.        — Чего? Хочешь чтобы нас поймали? — она развела руками и покачала головой. — Боже, кого я воспитала! Ты не умеешь нарушать правила!        Он вдруг сделал два шага и крепко её обнял, уже маленькую для него, рослого шестнадцатилетнего старосты.        — С днём рождения, мам! — она замерла уткнувшись в его плечо и тяжело вздохнула. — Идем, пока ты не разревелась!       Она послушно кивнула и пошла следом за сыном, который стремился скрыть лицо в темноте.       Шесть лет прошло с тех пор, как маленький красивый мальчик сел в "Хогвартс-Экспресс", приехал в школу и начал учиться тому, чтобы быть достойным волшебником и человеком. Гермиона всё-таки держалась в стороне, не опекала, не следила и не ходила следом как мама-утка. Она добилась невероятного, чтобы он сам приходил к ней за советом и помощью. Шли годы его школьной, счастливой жизни. Он скучал по друзьям, проводил праздники с Оскаром, а по вечерам, когда на душе скребли кошки, оценка не была достаточно высокой или с друзьями выходила ссора, он шёл в её комнату, она делала чай с сиропами и пряностями, отвратительный на вкус и они говорили.        Они углублялись в запретный лес, уходя все дальше от замка. Том давно привык, что Гермиона прекрасно знает все тропинки. Ещё на первом курсе, когда обнаружив его во время вылазки с сокурсниками, она шёпотом подсказала ему верное направление, не заругала. Тогда же она показала ему все короткие пути, почти никому не известные коридоры и настоящее чудо выручай-комнату.        Шагая сейчас вслед за её тонкой почти детской все ещё фигурой он с теплотой думал о прожитом и пережитом, в сердце щемило от воспоминаний. Она всему его в итоге научила. Его друг, соратник, сестра, мама. Она соединила в себе всё, что ему было необходимо, стоило ему подпустить её ближе.        В начале осени в Запретном Лесу случалось порой волшебное и невероятное по сути своей событие, это были ночи, когда единороги танцевали в полную луну. С каждым шагом чувствовалось, что заветная поляна совсем близко, весь лес затих, замер и слетелся наблюдать за удивительными животными. Вдали уже виднелись фигуры наблюдателей, когда Гермиона и Том приблизились к нужному месту, она поёжились и приостановилась с опаской, но не пропускать же из-за наказания такую ночь?        Одна фигура, непомерно большая для тринадцатилетнего подростка, косматая, отдалённо напоминающая доброго друга Хагрида. Рядом два кентавра, скрестивших на груди руки, а по правую руку от них высокий, но ещё не такой почтенный старец, как в школьные годы Гермионы, Дамблдор. Гермиона обняла плечи Тома и пытаясь подавить улыбку смущения подошла к преподавателю трансфигурации.        — Профессор Грейнджер! Нарушаете правила?        — Говорят, сегодня будут единороги. Мы не могли пропустить! — Гермиона кивнула Тому, давая понять, что не нужно бояться профессора. Он скинул сумку и достал оттуда карты звездного неба и тетрадку с записями. Кентавры прошептали что-то вроде: «Людишки!».        — Похвально, похвально… Я не должен, конечно поощрять, но он же тут с вами, можно закрыть глаза. А вот что с вами делать, Хагрид?        — Так что ж, профессор? Это ж единороги, да они быть может и в последний раз в этом году выйдут!        — И правда… Только третий год, как танцуют! - Дамблдор посмотрел на небо, где большая, идеально круглая луна, как большой добрый глаз наблюдала за лесом и школой.        — Во время моей учёбы такого не было, — покачала головой Гермиона. - Я и не знала о таком раньше!        — Единороги танцуют только в мирное время. Ни за десять лет до того, ни через десять после… Я думаю, нас ждёт мир? — он смотрел так, будто все понимает и знает. Гермионе стало не по себе. Они часто беседовали за прошедшие годы, но никогда она не делилась в профессором своей миссией, не рассказывала, как это бывало раньше, всю подноготную и даже избегала вопросов. Стоило переступить порог школы шесть лет назад, как стало ясно: она всё делает правильно. Пережить ы одну проблему, и других уже не будет.        — Смотрите, началось… — Том отложил свои карты, подошёл к Гермионе и Дамблдору. На поляну из-за деревьев пробивался серебристый свет. Это небольшое стадо единорогов, разных возрастов, приближалось к скрытому чарами месту в лесу. Единороги не видели зрителей, не ощущали опасность, редкими были такие минуты. На расстоянии вытянутой руки были их серебряные гривы, отливающие всеми цветами в лунном свете. Они вставали на дыбы, били копытами и ржали. Единорожки резвились рядом, глядя как родители высекают разноцветные искры, и неловко были своими копытцами. Заворожённые зрелищем, наблюдатели не замечали, как понемногу на поляне появляются новые люди. Преподаватели здоровались с Гермионой, жали друг другу руки и негромко перешёптывались.        — Прекрасно, правда?        — Прекрасно, — ответил Гермионе Том, на его красивом лице было то выражение благородного, тёплого счастья, от которого нельзя было не заразиться.        Спустя час они уже брели назад, зевая и мечтательно поглядывая на небо, которое заволакивали тучи. Том держал Гермиону под руку, перед ними следовала процессия преподавателей, все молчали, заворожённые только что увиденным.        — К слову, ты должна лишить меня десяти баллов! - шепнул Том.        — За побег?        — За побег!        — Лишаю! А теперь беги спать, завтра контрольная работа по трансфигурации.        — Я готов! — немедленно выпалил он и весело выбежал вперёд, раскинув руки, Гермиона засмеялась. — Ты же знаешь, я молодец!        — Знаю, но уже поздно, я должна следить за тобой ну хоть немного!        — Сначала я тебя провожу, потом пойду спать!        - Думаешь меня украдут по дороге?        - Думаю, что это не единственная причина, по которой маму стоит проводить до двери комнаты.       Слышащие это преподавательницы завистливо вздохнули, хоть и делали вид, что увлечены собственной беседой.        Через четверть часа Гермиона скинула мантию, умылась и упала на кровать. Почти счастлива. Том умница, не хватает одного только, Сириуса не хватает до боли внутри. Боли о потерянном времени и не растраченном счастье. Он там будет жив. Он там её узнает. Там они может что-то построят без войны? Единороги танцуют, значит ещё десять лет будет счастье!        Она перевернулась на бок и услышала хруст бумаги, письмо в кармане, Том подложил.        Его аккуратный почерк испещрял лист с обеих сторон и в глаза бросились слова «мама», «люблю», «спасибо». Сердце забилось быстрее от ожидания новых и новых слов нежности от сына, которые она так редко слышала. Читать ещё не начала, а слезы уже покатились из глаз.

***

      «Мама. Никогда так не говорю, и это первое о чем я сожалею и прошу меня простить.       Мама. Я благодарен тебе потому, что ты меня создала. Не родила, не важно. Ты меня создала, по крупице вложила то, чего никто не смог бы. Я — это ты, лучшее что есть во мне — это ты.        Я расскажу тебе. Просто вспомни. Мальчик в приюте, злой и завистливый. Мне не нужно объяснять тебе кем я был. Ты сама знаешь, что мир мне был "должен", начиная с тебя. Ты же могла не стать частью моего мира, не взять мальчика из приюта или взять другого, другую. И я считал, что ты мне должна. Ты показала мне бескорыстие. Дала мне дом, детство и любовь. Не думай, что я тебя не любил, очень любил всегда. Но мне казалось, что я все испорчу, я жил на тонкой грани, старался быть не слишком ужасным для тебя и не очень показывать как мне важно, все что даёшь. Вдруг все закончится и будет больно. Ты дала мне больше чем я заслужил. Ты заслужила лучшего сына, любящего и не скрывающего этого, способного сказать это в глаза, а не написать письмо. Ты заслужила многое, и я потрачу остаток жизни, чтобы это дать.        Потом ты подарила беззаботное детство в Марселе. Обеспеченное и уютное. А я продолжал быть злобным и завистливым, хоть и сдерживал это из последних сил, потому был так холоден порой, скован и груб. Не беззаботный ребёнок, а монстр. За это я себя корил, был от этого ещё злее, и на тебя, за то что ты заставляешь меня ощущать это. Я не подхожу тебе настолько, что видя как просто быть тебе правильной я не понимал почему со мной это не так. Мама. Была бы ты злобной и зацикленной на какой-то ерунде, я был бы в своей тарелке, не стыдился себя. Но ты права, я всегда боролся с собой. Сначала неосознанно, потом щелчок и я всё понял, стало даже труднее, но эффективнее.        Ты дала мне Хогвартс. И это тоже была моя завистливость и эгоизм, конечно. Я хотел к богатым детям, но больше того, я хотел показать что ты у меня есть, что ты мне даёшь, какая ты прекрасная. Я так гордился, но не по-доброму, я отел хвастаться. Каждый твой урок был моим звёздным часом. Ты шутила, устраивала дуэли, соревнования, твои уроки были всегда самыми интересными и я выходил с улыбкой, потому что знал - это МОЯ мама.        Знаешь когда я этому устыдился? Когда чуть не погибла та девочка, Миртл, и когда ты пришла на помощь. Ты одна могла понять. Ты знала, что я говорю со змеями, знала, что я попаду на Слизерин и знала, что мне может и не хватить сил победить желание управлять Василиском. Ты пришла. Посмотрела на меня и как же стыдно мне за себя стало. Тебя я не винил, я понял, что не за это ты боролась все эти годы, и не эту жизнь мне готовила. Моя красивая, умная, понимающая мама. Не Василиск моя сила, а ты. Страшно представить кем я мог стать. Помнишь меня? Испуганного "голосом" в стенах, впервые, кажется, в слеза. И как ты протянула ко мне руки и всё объяснила. Ты не заставила прогнать чудовище, ты предложила выбор. "Прогони его, победи, Том. Ты можешь. Если ты хочешь этого - сделай. Если ты хочешь поступить иначе - я даже не прошу говорить мне, просто поверь, правильный ответ можешь дать только ты сам!" - это ты сказала. И я выбрал борьбу и победу. Не ради тебя, ради себя.       Спасибо за то, что ты всё мне объяснила, что всё мне дала что могла. Даже больше, чем могла. Была рядом каждую минуту. Я знаю, сотня школьников прожила без матерей в школе, но я признаю. Я не смог. Я слаб. Я не могу без тебя, но ты научила и этому. Я научился спрашивать себя: "А что ы она сказала?". Научился слышать не только себя,но и тебя, а главное своё сердце.       Ты искоренила самое плохое, ты научила быть лучшим человеком и я прошу ещё об одной услуге: сказать мне правду, когда ты поймёшь что я снова не прав. Больше я этого скрывать не стану. Ты создала человека и тебе даже не пришлось его рожать. На каждую книгу о тёмной магии ты отвечала книгой о спасении. На каждую злую мысль — терпеливым добром. Ты — моё терпение. Я почти уверен, что ни одна мать не дала сыну столько, сколько смогла ты, потому что не у каждой матери был такой сын как я. Гордись мной, очень прошу, это все что мне нужно.       Спасибо.       Люблю тебя.       Твой сын.       Она крепко спала сжимая в руке письмо. Давно она так легко не засыпала, без снов и тревог, он сразу это заметил. Том вошёл в её спальню, закрыл окно, все-таки уже сентябрь. Поправил одеяло и убрал книгу из-под подушки, чтобы у неё не затекла шея. Она выглядела такой расслабленной, он будто никогда раньше ее такой не видел. Он посмотрел на письмо в её руке и успокоенно улыбнулся, наверное он и правда осёл, раз не сказал ей все это раньше?