Дитя тьмы и Дитя Дьявола.

Между Эстер и Дэмьеном разыгрывалась сцена вполне в набоковском духе. После того, как молодой мужчина овладел лоном маленькой женщины, антихрист посмотрел в личико Эстер и проговорил: — Ты очень красивая. Их губы снова соединились в страстном, горячем поцелуе. Брюнет покусывал губы девочки. Он прокусил ее нежные губки, а потом стал слизывать с них кровь. Женщина-карлик постанывала от сладкой боли. — Я люблю тебя… я люблю тебя. — страстно шептала она в упоении. Эстер покрывала поцелуями его резко очерченное лицо, шею, гладила и ласкала нежную кожу. — У тебя кожа белая и нежная, как у ребенка. — улыбнулась она. Дэмьен взял Эстер на руки и спросил: — А давай займемся любовью прямо в домике Дэнни? Насолить ему надо — кончить на постель и сломать мебель! Эстер задорно улыбнулась, сейчас она напоминала настоящую маленькую девочку, собирающуюся нашкодить: — А давай. Дэмьен отнес девушку в домик на дереве. Брюнет положил свою Лолиту на кровать. Торн, наконец, снял платьице с «маленькой» женщины. Он прикоснулся к маленьким сосочкам девочки язычком. Язычок антихриста обжигал маленькие сосочки карлицы. Маленькие грудочки женщины-карлика набухли, ручки обнимали его за шею. Полуприкрыв глаза, она шептала бессвязные слова: — Антихрист, зверь, мой царь… дай мне свою любовь, ведь любовь — это тоже боль… Снова им овладело какое-то наваждение: Дэмьен почему-то увидел вместо нее Чессу. Грудь, которую он сейчас целовал, была большой, упругой грудью Чессы, горячие губы Эстер были губами Чессы. Молодой мужчина тряхнул головой, и видение вновь исчезло также внезапно, как и появилось. Он, наконец, расстегнул свои брюки и, прежде чем войти в изнывающую от страсти розочку Эстер, мужчина головкой проехался по половым губкам и только потом, раздвинув половые губки, вошел в нежное лоно девочки. Дрожь охватила тело Эстер с головы до пят. Из-за особенностей ее миниатюрного тельца, ей было больно, но она подавила крик боли, тем более, что сама давно мечтала очутиться в мужских объятиях. — Дэмьен… О, Дэмьен! — вскрикивала она, коготки на ее пальчиках царапали его спину. Дэмьен двигался все быстрее и быстрее, с каждым движением «копье» молодого мужчины проникало в маленькое лоно карлицы. От нежных коготков молодой Антихрист вскрикивал и получал удовольствие. — О мой Зверь, мой адский бог! — страстно восклицала она. — Я хочу сейчас вместе с тобой сотворить какое-то злодейство, замучить невинную душеньку! Эстер, похожая сейчас на вавилонскую блудницу, восторженно приветствовала каждое проникновение Антихриста в себя. Молодой мужчина вытащил свой член из киски Эстер и стал медленно всовывать свое пылающее «копье» в попку карлицы, предварительно смазав анальное колечко своей слюной. Девочка сначала все же вскрикнула от боли, но переборола себя, и вскоре боль смешалась с удовольствием. Дэмьен задвигался в ней резче, и они оба принялись от охватившего их восторга выкрикивать ругательства и богохульства, словно матерые солдаты. — Дорогой, — немного опомнившись между ласками, спросила Эстер, —, а где мой недоумок-братишка может быть сейчас? — Думаю, он мог попасть в больницу. — проговорил между поцелуями молодой брюнет, иногда давая Эстер отдыхать от неприятных ощущений. — Не щади меня! — страстно прошептала она. И вновь его копье продолжило безжалостно вонзаться между детских ягодиц Эстер. В это время Дэнни, действительно, был в больнице. Ему оказали помощь, и сейчас он лежал в своей палате, а в сердце его заползал страх… Максин, второй ребенок Коулманов — маленькая, кудрявая, похожая на херувимчика девочка, находилась у своей бабушки Барбары, матери Джона. Он предупредил мать, что, наконец, уходит от постылой жены и решил поделить с ней их общих детей, забрав Макс. Джон знал, что занятая собой и своими душевными переживаниями, да еще и неравнодушная к спиртному Кейт, вряд ли, сможет хорошо позаботиться о глухонемой девочке. Макс догадалась, что между папой и мамой что-то произошло и очень грустила, виня в этом себя. Она, вообще, во всем винила себя. Она же не такая, как все, больная и, наверно, нехорошая девочка… ее маме нужна была другая — ее сестричка Джессика, умершая в мамином животе. Дэмьен лежал на кровати в домике Дэнни. Молодой мужчина по-своему поблагодарил Дэниэла, кончив на его кровать в домике. Он улыбнулся и прошептал: — Моя дьяволица, слижи мой нектар с этой кроватки. Он, помолчав, добавил: — Я придумал, как убить Дэниэла. Эстер оскалилась, словно шакалиха, еще чуть томные после ласк глаза ее горели, словно уголья. — Да, мой повелитель! — она покорно и с нескрываемым наслаждением слизала его нектар, потом нежно и преданно заглядывая в его глаза, спросила: — Что же нашептали тебе боги злодейства? — Совершим над ним казнь Иисуса? — усмехнулся молодой брюнет и погладил Эстер по волосам. — Ты великолепен, мой князь тьмы! — воскликнула карлица. — Ты придумал для него ту же казнь, что и мудрые римляне для бродяги из Назарета. — Я думал влить в его рот и кислоту. — проговорил Дэмьен с легкой ухмылкой на губах. — Не помешает, — ответила Эстер, нежно прижавшись к нему, — этот рот часто говорил гадости в мой адрес, вежливо разговаривать его не научили. Вскоре навестить Дэнни в больнице пришли молодой, стройный, элегантно одетый, голубоглазый брюнет, представившийся его отцом и милая сестренка Эстер. Медсестра, никогда не видевшая настоящего Джона Коулмана, мысленно позавидовала Кейт. Поддельный Джон вошел в палату Дэнни и проговорил: — Эстер, закрой, пожалуйста дверь на защелку. И поищи кислоту. — Да, мой повелитель. — ухмыльнувшись и бросив злорадный взгляд на своего названного брата, ответила карлица и пошла выполнять поручение своего любимого господина. Дэнни весь задрожал от страха и расширившимися от страха глазами следил за незваными гостями. — Как самочувствие? Лапки не болят после ударов молоточка? — проговорил брюнет, потом спросил: — Дэнни, а ты веришь в бога? — Я… я… — Дэнни снова описался, как при ночном визите своей сестрицы. Он с ужасом смотрел на ухмыляющегося мужчину, казавшегося самим дьяволом во плоти. Тут подошла Эстер с бутылкой серной кислоты в руках. — Ой, ты так боишься меня, что ссышь прямо себе в штанишки? — Дэмьен усмехнулся. Помолчав с минуту, он проговорил: — Так ты веришь в бога? Если да, то я не буду заставлять тебя пить кислотный коктейль. Дэнни закивал головой: — Я в-верю в Бога. — Так вкуси же страдания своего лжебога-Назарянина! — проговорил мужчина, с легкой усмешкой смотря на Дэнни. Брюнет поднял мальчика за горло и, приложив к стене, проговорил: — Эстер, дай, пожалуйста, молоток и гвозди. Эстер снова бросила насмешливый взгляд на незадачливого братца и исполнила новое поручение Антихриста. — Не… не н-надо! — пропищал Дэнни. Первый гвоздь прошиб уже раздробленные пальцы. Он вошел точно в запястье мальчика, из руки текла кровь. Второй гвоздь нашел свое место в запястье левой руки Дэнни. И потом мужчина пригвоздил ноги Дэнни, вбивая гвозди в его коленные чашечки. Каждый удар молотка сопровождался криком и визгом несчастного мальчика. Так он и был распят — почти голенький, в трусиках. — Тернового венка не хватает. — проговорила Эстер. Она стояла, обнявшись с Дэмьеном, и начала ласкать его на глазах у распятого брата. Взгляд ее был похотливым взглядом Мессалины. Дэнни казалось, что на руках у нее черные когти вместо ногтей. Наконец, пародируя римских стражников, подавших Христу уксус, Эстер, ухмыляясь, дала Дэниэлу выпить кислоту. Адский напиток обжег горло мальчика, потом принялся за свое черное дело в его внутренностях, прожигая их. Дэнни захрипел и проорал: — Сучка, что ты мне дала? Дэнни смотрел на Эстер со страхом, он подумал, что за ним пришла сама смерть. Эстер жалела, что у нее нет сейчас при себе холста и красок, чтобы запечатлеть эту картину, поистине достойную кисти Босха. Но потом она придумала выход: она будет рисовать на противоположной стене его же кровью! Она тут же принялась осуществлять это свое желание. Возник рисунок — жуткий, безумный и… гениальный. Когда она добавляла последний штрих к своей картине, из глаз и уст Дэнни хлынула кровь. — Свершилось. — проговорил Дэмьен, когда Дэнни испустил дух. Эстер ласково взглянула на молодого Антихриста, совсем, как когда-то его любимая нянька миссис Бэйлок и сказала ему с улыбкой: — Думаю, больше нам здесь нечего делать. Пойдем, солнышко.