О чем молчал Толкиен

      Эомер обернулся, отдал пару коротких приказов, и к нам подъехали несколько всадников. Они вели на поводу лошадей. Похоже, Толкиен не особо разбирался в физических возможностях настоящей, живой лошади. Ну не может она целый день скакать с человеком на спине! Так что у каждого роханца были даже не две, а три лошади! Две для езды и одна грузовая — в дороге нужна еда, овес для тех же лошадей… Патруль-то шел примерно на неделю! Я машинально оценила их вьючные тюки — почти пустые. Видимо, всадники уже возвращались домой. Леголасу подвели золотистого-рыжего мощного коня. Эльф взял в седло и нашего ворчливого гнома. Хоббитов, слишком маленьких, что бы ездить самим на больших лошадях, с шутками и прибаутками разобрали конники. Арагорн принял поводья от Эомера. Я нацелилась на спину Грр, но она моментально и разом захромала на все четыре лапы и сделала настолько жалостливую морду, что Арагорн, вздохнув, подцепил меня под пузо и устроил в седле перед собой, сказав:       — Пожалей зверушку свою!       Я тихо млела в объятиях Арагорна. Неожиданно мне пришла теплая мысль моей четвероногой подружки:       — Запомни, человек, я всегда на твоей стороне!       «Вот мелкая сводница!» — подумала я, но млеть не перестала. Роханский княжич пронзительно свистнул, и конники, вытягиваясь в цепочку, двинулись за ним. Я, честно говоря, разбираюсь в лошадях не намного лучше Толкиена, но по-моему, такой аллюр зовется рысью.       Гимли с каждым скачком коня подлетал в воздух, и едва сдерживался, что бы не матюгаться в голос, цепляясь за пояс эльфа. Леголас держался в седле с изяществом профессионального жокея.       Я-то надеялась насладиться лирическим моментом — сижу ведь на коленях у любимого человека… Он меня за талию придерживает… Ага! Первый же шаг лошадки вытряхнул из меня весь Оптимизм. Прям из первоисточника. Больше всего мои ощущения походили на «мешок с картошкой на багажнике старого велосипеда». Да еще и наш моралист между делом взялся меня воспитывать (наивный! Мама давно забила! А он… Наивный!). Воспитание происходило сдавленным шепотом на ухо, дабы не ронять мой авторитет в глазах роханцев.       — Нет, ну что за дурацкая самодеятельность? Откуда в тебе такие замашки менестреля? Что за орки? Что за сражение на водопадах? Кей, я тебя очень уважаю, но ты совсем завралась! Что ты несла?       — Нет, я должна была им вывалить — так, мол, и так, мы пристукнули Гендальфа, известного волшебника, а он напоследок полоснул Боромира мечом поперек груди, наградив тьмой. Так же мы заключили союз с орками, и теперь спешим в Мустагрим только, что бы спихнуть раненого? Да ради нас с ТАКОЙ правдой в Средиземье открылась бы первая клиника для душевнобольных! Потому что убивать юродивых — грех! — откликнулась раздраженно я.       Арагорн примолк, сердито сопя мне в ухо — крыть было нечем. Потом пробурчал:       — Будь моя воля, приковал бы тебя к Грр, и рот бы завязал тряпочкой! А то ты любого в словах утопишь!       — Вау! Да ты затейник! — нарочито игривым тоном откликнулась я. Арагорн засопел совсем сердито, и отодвинулся от меня настолько, насколько позволяли параметры седла.       Вскоре вдалеке показалась крепость-столица. Да, словами не передать этого величия, этой красоты! Степь, словно стыдливая невеста, куталась в покров из ярких весенних цветов, легкий ветерок колыхал густую траву, заставляя ее волнами набегать на утес каменной кладки… Тьфу, наобщалась с Эомером, теперь и мысленно иногда такое загну, аж страх берет! А все ж таки нет, друзья-товарищи, фильм этого передать не может! Всей этой мощи, всей красы роханской столицы. Всего очарования раскинувшейся пред нашими глазами степи…       Кони замедлили свой бег, и мы въехали под арку, над которой висел флаг — белый, вздыбившийся на дыбы конь был вышит на знамени. Перед дворцом княжичи спешились, Эомер тихо начал отдавать какие-то приказы. Отряд позволил слезть братству и разошелся. Коней увели на конюшню. Я первым делом подошла к Аарху. Боромир все еще был без сознания, три дня в вьючном седле почему-то не улучшили его самочувствия. Хорошо хоть жар немного спал. По дороге удалось несколько раз его напоить. Ну, я надеюсь, здесь о нем позаботятся…       Действительно, в эту минуту ко мне подошли две девушки:       — Нас прислал Эомер. Мы должны помочь сыну наместника Гондора.       — Хорошо, — кивнула я, — Аарх, иди за ними. Когда с тебя снимут человека, будь с ним. Хорошо?       Волк лизнул меня нос, утвердительно заворчал, и я сказала уже девочкам, которые изумленно таращили глаза на мои переговоры с волком:       — Аарх пройдет где угодно, хоть в двери, хоть на лестнице. Возьмите его за ошейник и ведите. Но не дергайте — ему это неприятно, а зубы у него острые.       Девушки покивали, увели варга. Я, разобравшись с одной проблемой, снова присоединилась к Братству. Мы, всей толпой, в сопровождении княжичей, подошли к воротам, ведущим в покои Теодена, около которых стояли двое стражников.       — Сложите оружие! — потребовали они. Эомер первым снял пояс с ножнами и кинжалом, прислонил к стене копье и снял шлем. Теодрен устроил рядом с вооружением брата свой лук и колчан. Я положила арбалет на пол, рядом с ним кинжал и шепнула Грр:       — Ложись и охраняй!       Волчица пузом плюхнулась на мое главное оружие. Хотя, пожалуй, судя по ее зубам главное оружие — это сама Грр. Хоббиты, не споря, тоже поскидывали рядом с моим серым «оружием» свои кинжальчики. Арагорн покосился на мохнатую охранницу и доверил ей свой меч. После этого колеблющиеся эльф и гном решились оставить свою секиру и лук.       Я обратилась к стражникам:       — Не советую даже и пытаться прикоснуться к нашему оружию. Зубы у Грр острые. Я предупредила!       Обыскивать нас не стали. Ну и хорошо, я всегда держу пару козырей в рукаве, точнее, эльфийский стилет в сапожке. Но это было не все! Я уже направилась к дверям, как эти сУкьюрити сдвинули копья:       — Единственная женщина, что может войти в эти двери — принцесса Эовин.       — Это что за мужской шовинизм? — возмутилась я, — я глашатай!       — Это приказ. Женщины не допускаются! — еще суровее насупились стражники.       Я беспомощно оглянулась на наших. Они отводили глаза — не хотели ссориться с «лейб-гвардией» ради меня. И тут мне в голову стукнуло — ну конечно, Грима нашептал это Теодену, потому что Саруману стало известно — Кольцо у девушки, и она (то есть я) может снять чары с короля. Я отманила в сторону Леголаса и в двух словах изложила свои соображения. Эльф кивнул, но виновато прошептал:       — Вряд ли их удастся уговорить, а сражаться не получится.       — А что делать?       — А может, ты останешься? — предложил он. Я хмыкнула и коснулась безымянного пальца левой руки       — Забыл? Я тут Хранитель! Кто вашего Теодена лечить будет? Придумывай, давай, как меня внутрь протащить!       — Ладно, — несколько неуверенно решил Леголас, — сейчас попробуем кое-что…       Леголас подошел к охранникам и распахнул огромные серые глаза… Боже, я Арагорна называла Котиком в Сапогах? Он так, ученик. Вот настоящий мастер! Леголас между тем мурлыкал:       — Сударь, пожалуйста, пропустите нашу общую сестру… Она абсолютно безвредна, даже сражаться почти не умеет. Она наша лекарка. Пустите ее!       Стражники как-то заторможено кивнули, и посторонились. Леголас гордо и довольно кивнул, а когда мы прошли, шепнул:       — Не зря я в Лихолесье занимался гипнозом!       — Ну ты даешь! — тихо восхитилась я, и устремила взгляд вперед.       Нда, помощь поспела вовремя. На троне сидел старик, седой и сморщенный, словно старый мухомор. Рядом с ним полусидел-полустоял скользкий тип. Не знаю, как объяснить, но от него хотелось выть, рвать, метать и бить! С жестокостью! Я сжала зубы. Наверное, именно так выглядит словосочетание «лицо окаменело». Бить! Крушить! Ломать! Я буквально задыхалась от ненависти и ярости. Арагорн сильно ткнул меня кулаком в спину: «Если взяла на себя роль глашатая, то давай, говори!». Я выдохнула сквозь сжатые зубы. Вся мелочь, что понемногу раздражала, как легкий зуд, тревожно быстро накопилась, и булькала на самом краю. Однако если роль взята — надо ее доигрывать. Речь моя полилась речисто и неторопливо, как и в степи, при встрече с роханцами.       — Приветствую я, принцесса Кеирина, от имени всех, кого вы видите пред собою, великого короля Рохана, мудрого Теодена.       Гнилоуст что-то быстро нашептал на ухо конунга и тот проскрипел:       — Разве не приказал я, что бы в мой зал не пускали никаких женщин? Что здесь делает эта девица?       — Мне известно, что мудрость короля Теодена прославилась далеко за границами Рохана. А поистине мудрый владыка выслушает любого — мужчину и женщину, старца и ребенка. Ибо все, что сказано — имеет свой вес, слово истины — золото! Ведь золото даже и в грязи золото, правдивые слова ценны и на устах девушки. Неужели слухи обманывали меня, неужели Теоден готов потерять то золото, что я принесла ему?       Я поймала Грюму. Настаивать на изгнании меня из зала нельзя — ибо это серьезно подорвет репутацию Теодена, а опозоренного конунга кто будет слушаться? Поэтому Гнилоусту оставалось только, скрипнув зубами, шепнуть что-то королю, и тот кивнул мне, словно механическая игрушка:       — Что за слова ты принесла мне? Будь кратка, ибо время мое дорого.       — Вести мои горьки. Саруман предал нас! Он собирает армию орков, и первые на кого он двинет свои силы — Вы! Рохан падет! — Грюма что-то забормотал, но я, чуя силу Кольца, легко перекрыла его голос своим, чистым и гудящим, словно звонкая медь, — его козни уже сразили нашего друга — Гэндальфа Серого! — ой, ну не смотрите так на меня! На Сарю можно что угодно спихнуть, — а в вашем гнезде измена. Грюма по прозванию Гнилоуст — вот что за червь точит Вас, мудрый конунг Теоден!       И не давая времени Грюме молвить хоть слово, я ухватила за хвост первое слово песни, и начала нанизывать слова, как бусины на нить.       — Ночь за плечом, вор у ворот, Прялки жужжанье спать не дает Тебе — я снова здесь. Кто прядет лен, кто прядет шерсть, Кто прядет страсть, а кто прядет месть, А я спряду твою смерть.       Колесо — гонит по жилам кровь, Колесо — в губы вливает яд, Колесо, вертись — это я… Эй, пряха, работай живей, Жги огонь, поджидай гостей, Лей вино и стели постель!..       Серп луны прорезал путь на ладони — Не забудь о погоне — Он идет по пятам. Кровь — железу, крылья — рукам, Сердцу — хмель и горечь — губам, Ты посмел обернуться сам…       Неожиданно Грюма с диким криком выхватил откуда-то бутылочку, замахнулся, что бы разбить ее. Я не успевала ничего сделать, да и нельзя песню прерывать. Леголас ринулся вперед. Я вырвала из сапога нож… Нет, когда я поднимала руку, она была уже пуста! Арагорн выхватил из моих пальцев стилет, и тот серебряной слезкой свистнул в воздухе. Грюма закричал уже от боли, а Леголас во вратарском прыжке поймал бутылочку в дюйме от пола! А я не могла позволить своему голосу хотя бы дрогнуть!       — Ой, колесо, вертись на стальных шипах, Страх сгорел на семи кострах, Но смерть твоя — не здесь и не там; А я жду-пожду ночью и днем, Сквозь тебя пройду огнем и мечом, К сердцу — осиновым колом!       Вижу, знаю — ты на пути, Огненны колеса на небеси, Плавится нить и близок срок; Ты вне закона — выдь из окна, Преступленье — любви цена, Так переступи, переступи порог.       Превращенье жизни в нежизнь Во вращенье рдеющих спиц, Раскаленный блеск из-под ресниц; Ты разлейся в смерть кипящей смолой, Разлетись сотней пепла лепестков, В руки мне упади звездой, Ты мой, теперь ты мой Вовеки веков!..       Когда я вымолвила последние слова, на троне восседал зрелый, но вовсе не старый дядька, русый, весьма симпатичный. Грюма скрючился у трона и хныкал, зажимая кровоточащую руку — Арагорн, вырвав из раны кинжал, прижал оружие к кадыку предателя, не позволяя ему и шелохнуться. Честно говоря, когда я перевела дух, и отряхнулась от неприятной ауры Гнилоуста, я едва сдерживала хихиканье. Это уже нервишки, господа… Просто омоложенный Теоден был диво, как похож на нашего физрука, высоченного, крепкого и флегматичного. Однако когда однажды по пламенным просьбам мальчишек, он изобразил подтягивание. И на одной руке, и на другой, и на двух больших пальцах… Все следили за ним с открытым ртом. После чего дали ему уважительное прозвище «Офицер». Вот Теоден внешне один в один был наш Офицер!       Далее я крепко зарядила локтем по печени Арагорну, мол, говори, мущщина, а сама тихо слиняла. Надо было проверить Боромира. Без труда найдя, где его устроили (я просто окликнула мысленно Грр, она, связанная с Аархом, направила меня), я стукнула в дверь и вошла. Боромир, уже в сознании и довольный, словно дракон на золоте, развалился на кровати, вымытый и переодетый в какой-то немыслимо роскошный халат. Оптимизм бестактно брякнул: «Слава богу, не обмытый и не в саване!». Волк, лежащий рядом на мягчайшем ковре, поприветствовал меня прискуливающим зевком.       — Ну привет, болящий! Как настроение? — я быстро осматривала раны, попутно отвлекая пациента болтовней. Все равно без новостей тут изовьется… Поэтому я подробно изложила то, что он пропустил «по болезни», и пояснила:       -… Короче, завтра-послезавтра мы поднимем мустагримцев, отправим их в Гондор, над этим как раз Арагорн работает, а сами пойдем к Саруману.       — Ню-ню! — очень скептически хмыкнул Боромир. Смысл, скрытый в этом его «ну-ну», я поняла позже. А пока я должна была сообщить ему еще одну неприятную новость:       — А тебе придется остаться здесь.       — Что??!! — возмущенно возопил Боромир, попытался вскочить… Мне даже его ловить не пришлось — он, и руки-то поднять не смог от слабости. Скривившись, Боромир попытался поерзать, устраиваясь поудобнее, но тоже потерпел поражение. Я поправила подушку, отвесила ему легкий воспитательный щелбан и отправилась искать своего короля.