Иные: Стать богом с полпинка? Да запросто!

      Уже позже, лежа в темной прохладе комнаты и слушая тихое посапывание Ирала и очень медленное, едва слышное, дыхание Вигельда – я смотрел в потолок, понимая, что слишком уж невероятно повернула жизнь. Хотя, чего тут невероятного? Обычное дело – переселиться из тела в тело, прожить в нем жизнь, устать от оной и махнуть в этот мир, где сразу две личности, подавляемые друг другом, выйдут наружу. Да и две ли? А что, если их больше и где-то под тем щупальцеобразным вертится что-то еще?       Вообще, как такового, неприятия не было. Как-то спокойно я воспринял то, что являюсь не только человеком, а и еще неким организмом. Все-таки, общение с Туром очень сильно расширило мне восприятие. Да и сам я всегда не в своей тарелке ощущал себя там, на Земле. Да и ипостась темного короля леса... Особенно – боевая ипостась, когда стрекала лозы, которыми опутан мой ствол тела, бьют во все стороны – была мне близка. И даже ближе, чем человеческая. А значит, имели место быть еще несколько конечностей. Вот, только, никогда не думал, что их будет больше десятка и что работа каждой из этих конечностей уже заранее заложена в мою память.       Осторожно выпутавшись из кокона теплых тел своих парней, я встал, собираясь пройти в сад, чтобы раскрыться и попытаться потренироваться. И, стоило мне только подняться на ноги, как увидел перед собой едва мерцающий светом пульсар, этакий светлячок-проводник, что манил за собой. А потом пришло и понимание, что этот светлячок принадлежит Марту, который словно прочел мои мысли и теперь предлагает идти за ним туда, где можно полностью опробовать свое тело. Ну, раз зовут, то почему бы и не пойти?       Осторожно выскользнув из комнаты, я прошел по коридору, оказавшись на улице, следуя за светлячком куда-то к магистрату, где меня ждал Март.       – Так и знал, что ты не сможешь заснуть после того, что узнал.       – А ты бы смог? – буркнул я, осматривая прилежащий к зданию парк, куда и повел меня Мартон.       – И я бы не смог. И прекрасно понимаю твои стремления – узнать о той своей ипостаси как можно больше. А еще понимаю, что на данный момент тебе нужен тот, кто в любом случае сможет удержать тебя в узде, если вдруг та твоя память возьмет вверх.       – Сам же говорил, что я представитель одной из самых безобидных рас... – начал я, но Март меня перебил.       – А так же я сказал, что ты, по своей сути, лекарь, даже в том обличье. Только ты, наверное, слегка не понял, что я имел в виду. Вы, лекари того мира, не лечите. Вы лечите мир от тех, кто мешает ему развиваться. Вы – макрофаги своего мира. Еще объяснения нужны?..       – Нет... – ошарашено произнес я, теперь полностью понимая, что имел в виду Март. – То есть, если я выпущу свою сущность наружу и дам ей полную свободу, то она начнет ползать по всему миру, подъедая все, что не соответствует ее представлениям о живом здоровом организме с чистой и совершенной душой?       – Именно, – кивнул Март. – Поджирать, выбирать, очищать мир... Нет, я совсем не против, чтобы ты его слегка почистил, но, для начала, тебе надо вбить в твою маковку несколько правил, догм, которые ты переступать не должен. Просто, одно дело посчитать больным существом, неспособным к жизни крестьянина, что у своего хозяина украл пару пудов пшеницы, дабы прокормить семью, и теперь разъедающего свою душу страхом содеянного, а совсем другое – ублюдка, который только и делает, что творит непотребства, при этом не испытывая ни капли сожаления. Как ты понимаешь, в твоем теперешнем состоянии, то, что живет в тебе – примет за болезнь те ощущения, которые чувствует крестьянин. Понимаешь?.. То есть, как я тебе и говорил, с тебя слетели все предыдущие настройки, в которых ты уже знал и умел многое. Что приняло то существо еще в твоем мире. Да-да, представь себе, оно обучалось и там.       – Нет, Март, вряд ли, – покачал я головой. - Свою собственную печать, которую ты называешь знаком СОС – я нанес лет так десять назад. Как раз после того, как ушел из медицины. Так что, тому, что во мне – не на чем было учиться.       – Хм... – Март задумался. – Тогда мне нужно будет тебя научить. Не скажу, что это сложно, но долго и достаточно болезненно. В смысле – морально болезненно тому, что сокрыто в тебе.       – А что во мне сокрыто, ты в курсе?       – Извини, на связь с мировым социумом уже давно не выходил и пока что такой возможности нет. Поэтому, сказать точно, откуда ты и кто – возможности нет. Но, через месяца так три, я обязательно войду в межмировую сеть и посмотрю, что именно ты из себя представляешь. А так – у меня только обрывки информации. Точнее, я знаю, что существует такой мир, где вы живете, знаю, чем вы занимаетесь и знаю, как вы работаете. А еще знаю, что некоторые... хм... хранители миров или, как их еще называют, боги, изредка, но приглашали вас в свои миры, чтобы подчистить их от всякой гадости.       – Но, при этом, ты уверен, что Рад не знает, кто я такой? – не поверил я.       – Даже не догадывается! – хохотнул Март. – Просто, как я и говорил, Рад – мелкое существо местного пошиба, которое считает, что пройтись по ближайшим мирам и послушать новости этих миров равнозначно тому, чтобы узнать, что ему нужно. На самом же деле, сто лет, проведенные в мире, не дают всей картины, даже если ты гениальный руководитель, непревзойденный историк и невероятен по силе воздействия. А нахвататься понемногу от каждого мира, чтобы создать здесь свою прецепторию – так ты меня извини, мы так все, кто не из этого мира, умеем делать. Так что, каждому по клочку суши и каждого возведем в боги?       – Да не, – я поморщился. – Это уже абсурд...       – Вот-вот, абсурд, ты совершенно прав. Но мешать Раду действовать пока не собираюсь. Чем больше сил он положит на создание своего сообщества, тем меньше будет распыляться на остальной мир. Сам поставит себе шоры, сам заведет себя в тупик и сделает так, чтобы его воспринимали только как местное недоразумение, по чьему-то недосмотру имеющее много сил.       – А как же Хаар и Тур?       – Ну, как ты сам мне говорил, Хаар принадлежит пока только тебе. Да и по вашему общению и обмену энергиями я понял, что этот божок – не местного назначения. То есть, можно его даже назвать уже богом.       – Какой обмен? Ведь мне дает только он! – не понял я.       – А информация? Или ты считаешь, что это не энергия?.. Чем больше людей о нем узнает, тем больше ниточек, соединяющих его с этим миром, образуется. И потом, через год-два, когда о нем узнает большинство, то так или иначе, будут обращаться к нему за помощью. Да и сейчас уже обращаются, хотя еще не знают даже к кому. Ну, он помаленьку и начинает смотреть, кто к нему тянется. Учится рассуждать и думать – кому ответить, а кому нет. Помнишь, как тебя по миру едва не разметало, когда ты только вышел на этот свой уровень? Ощутил себя привязанным ко всем и каждому, желая помочь всем обделенным, кто только пошлет тебе подобную просьбу? А у него, как у бога, с этим гораздо сильнее.       – Понятно... – задумался я. – А к Туру будут обращаться все, кто так или иначе завязан на темный огонь... Вплоть до некросов и всяких ублюдков...       – До этого ему еще далеко. Сначала надо познать мир, потом – пройти перерождение... Так что, время у нас еще есть.       – Но ведь Рад – это же бог благоденствия, уюта и демографии! – не выдержал я. – Каждое рождение, каждая радость, каждый успех – это в его копилочку!       – А вот и нет! – открыто рассмеялся Март. – Дело в том, что Рад пытается занять нишу, которая до него принадлежала его предшественнику. Давно ушедшему в иные миры и махнувшему на нас рукой. То есть, вся энергия, которую он в состоянии собрать – это только то, что он может перехватить, встав как раз на линиях передачи силы. Как думаешь, не замахался ли он, бедненький, шарахаться по всему миру, чтобы набрать себе достаточно силы? Именно поэтому он и желает подчинить себе Тура и Хаара. Сделать их своими источниками. Поработить.       – Да щаззз! – рявкнул я. – Как же! Поживится он на моих друзьях!       – Пока – не поживится, – успокоил меня Март. – Но для этого тебе следует все объяснить Хаару. А потом, когда Туру придет время становиться Хранителем своей энергии – то объяснить все и ему. Хотя, думаю, твой друг куда как умнее, чем ты думаешь... – Март задумался.       – Рассказывай, – потребовал я.       – Сложно, потому что я не могу влезть через его память в память его учителя. К сожалению. Но то, что это был один из таких, как мы – голову даю на отсечение. Вообще, я бы многое тебе мог рассказать, но не думаю, что сейчас это нужно.       – Почему?       – Гера, подумай как человек, – терпеливо начал объяснять Март. – Сейчас твой разум невероятно юн. Не прожитыми годами, а восприятием. Тебе или придется все воспринимать на веру, или же заучивать сказанные мною сентенции. То есть, это не будет для тебя похоже на повторение уже усвоенного материала. Как я уже говорил, это произошло из-за сброса твоих настроек. То есть, весь твой жизненный опыт, все твои знания, которые касались того разума – стерты. Не потому, что тебя хотели от них оградить, а для того, чтобы дать тебе выжить. Постепенно, кроха за крохой, ты соберешь свою память воедино и тогда примешь все то, что я говорю – как догму. Точнее – сам себе скажешь: «А ведь правильно, так оно все и есть!», но пока слишком рано объяснять тебе, что к чему. К тому же, не получив знания сам, не хочу напортачить и устроить тебе перекос восприятия.       – Ну, а хоть что-то? – любопытство зашкаливало.       – Хоть что-то? – Март задумался. – Хорошо, вот тебе первая догма вашего мира: все, поглощенное вами – перерождается в вас, излечивается и получает силы для нового круга перерождения.       – Это как?.. – икнул я. – То есть, я что, перерабатывающий комбайн, который поглощает дух и плоть, а потом... отпускает это переработанным и готовым к жизни?..       – Подключи свое сознание, Гера, – предложил Март.       – Единственное, на что намекает моя память – так это уборочный комбайн, который убирает колосья, брикетирует солому, посылая зерно в машину, что едет следом... – пробормотал я.       – Почти то же самое. Только не совсем. Ты – перерабатываешь, перестраиваешь поглощенные тобой души, давая им новую плоть и новое вселение.       – То есть, мои дриады... – пробормотал я, вспоминая, сколько уже убил. – Это не что иное, как те же самые души, только очищенные и получившие новую жизнь?..       – Да, – мягко усмехнулся Март.       – И получается, что я не смогу создать до тех пор, пока не убью?..       – И второй раз да. А так, сколько бы ни создавал коконов дриад – они будут пусты и мертвы, до тех пор, пока у тебя не найдется той свободной и уже излеченной души, что ты поглотил.       – Знаешь, похоже, ты прав, насчет юности моего восприятия, – пробормотал я.       – Ты – лекарь, Герман. Но лекарь не этого мира. В смысле – не со знаниями и умениями этого мира, а со своими личными. Да, ты можешь сколько угодно сдерживать себя, чтобы не подъедать то, что является лишним в этом мире, но даже когда ты лечишь, ты стараешься одновременно излечить душу. Скажи, было у тебя что-то подобное? Когда до лечения ты видел перед собой одно существо, а после – совершенно иное?       – Хочешь сказать... – окончательно стало мне ясно. – Что и Вига с Иралом я так же провел через собственное излечение, дав им осознать, как надо действовать?       – Я говорил, что знания не из легких, к тому же – тебе все это знать еще слишком рано.       – Да нет, как бы... – я присел в траву, начиная понимать все то, что именно делает мой разум и мое тело. – Но не получается ли, что я навязываю себя тем, кого подвергаю лечению?       – Навязываешь, – спокойно кивнул Март. – Но ты навязываешь им не свое собственное восприятие, а свою чистоту. Оставляя неизменным разум – ты даришь то, что называется правдой, честью, осознанием. И души тех, кого ты подверг лечению – меняют тела.       – Но ведь я и Рада лечил! Почему же тогда...       – Потому что у Рада нет души, – закончил наш разговор Март. – А суть, та, что в нем – это не искра, подаренная богами. Это то же самое, что ты бы попытался искину навязать свою собственную правду и свое мнение. Скажи, тебе стало легче от того, что ты узнал как и что ты делаешь?       – Да ни капли! – взъярился я. – Теперь трижды подумаю, прежде чем лечить кого бы то ни было! Это же получается, что я каждому, так или иначе навязываю свою собственную правду!       – От этого кому-нибудь хуже стало? – Март присел рядом.       – Да кто его знает... – я вспомнил управителя Джерстауна. – Светлого Эрсэля практически до смерти довел, потому что показал, где и в чем он ошибался.       – Но ведь показал?..       – Да, но чем это обернулось для него и Флода – лучше не знать.       – А может, знать? – Март мягко улыбнулся. – Давай я тебе скажу еще одну истину, касающуюся твоего рода, – я вскинул голову. – Ты не правишь под себя. Ты – вымываешь грязь. Ты отдаешь душу тому, кого лечил – совершенно светлую, чистую. Как кухарка моет казанки, изгвазданные в жиру и копоти, заставляя их сиять в свете ока Сурама, так и ты заставляешь всех, кого излечил – сиять своей первозданной чистотой.       Я задумался. Притом – глубоко задумался, пытаясь полностью воспроизвести весь наш разговор с Мартом, только уже на своем уровне.       – То есть, – сделал я свои собственные выводы. – Если я буду лечить, то я буду лечить не только тело но и душу. Притом – чем полнее вмешательство, тем полнее излечение. Так? – Март кивнул. – Если я буду поглощать души, то я ими не питаться буду, а копить в себе, чтобы возродить в другой ипостаси, притом – совершенно чистыми от накопленного дерьма. Тоже верно?       – Полностью.       – А вот теперь, если сможешь, скажи мне, что я сделал с Джерстауном. С городом у самой пропасти, когда меня от гнева разлило по всему пространству, заставив отдать всего себя, чтобы никого не убить! – рыкнул я.       – Ты забрал их боль и ненависть к самим себе, – пожал плечами Март. – Ты не сделал их светлыми, как они были до этого. Просто облегчил им путь. А с каждым, с кем поработал лично – тому дал надежду и стремление.       – А... – я неловко помялся. – Тот вампир, которого я чуть не убил, а потом излечил...       – На твоем месте, сейчас, я бы подарил ему свободу, – осторожно произнес Март. – Потому что ты изломал его, переделал по-своему, а потом засунул в то тело, где был гниловатый разум. Ему этой пытки уже достаточно. Правда, если ты желаешь убить его в нем вновь – можешь продолжить наказание.       – В смысле убить его вновь? – не понял я.       – Когда очищенная душа попадает в тело, которое творило непотребство – она ужасается и пытается исправить все то, что сотворила. Но, если карать эту душу так же, как и раньше, то она принимает действия своего разума как правильное. И считает свой поступок – благоразумным. Это закон мироздания, Герман, и от него никуда не деться.       – Но ведь есть такие, что в искалеченном теле остаются светлыми!       – Да, такие есть, – кивнул Март. – Но их очень мало. И мы не берем тех, кто изначально светел и целеустремлен. Мы берем обывателей. Так что, чем дольше ты продлишь наказание, тем темнее станет душа.       – Понял... – пробормотал я, потянувшись по связи к Эндемару, сняв свой запрет, полностью освободив его от каких-либо обязательств. – Вот уж не думал, что все так сложно.       – Я же говорю, ты еще ребенок, – Мартон улыбнулся, сжав мою руку в своей. – Но я рад, что ты даже не задумался о своих парнях.       – А что о них думать? – я вздохнул. – Считай, что я вмешался, изломал их, переделал их внутреннюю суть... Было ли у них что-то ко мне до того, как я их перестроил, или не было – наверное, лучше об этом вообще не думать, так?       – Так, – кивком подтвердил мои умозаключения Март. – Просто ты утонешь сам в себе. А тебе твои парни нужны.       – Я и сам как бы... – проворчал я, понимая, что Мартон прав. – Хотя да. Лучше об этом вообще забыть и никогда не вспоминать. Ведь я же переделал их души, а не разум. Я не вмешивался в то, что они делали. Я просто дал им осознание того, что они делают.       – Именно, мальчик мой, именно. И я рад, что ты это понимаешь. Это было подобно разговору, откровению, в котором ты им дал понять, что они делают и зачем. И осознав свои действия – они решили стать грудью на твою защиту. Стоит ли потенциальных союзников, которых ты уже принял – ломать и корежить заново, чтобы они стали теми, кем были до встречи с тобой?       – Да ну нафиг! – отмахнулся я. – Все-таки, я к ним привязался и лишать себя этой парочки ради собственной гордости как-то не вижу смысла, – я вздохнул, откинувшись на ствол дерева, с удивлением заметив, что уже рассвет. – Вот же блин, поболтали...       – Не переживай, твои еще спят.       – Не о них речь! – я отмахнулся. – Мои ребята давно уже привыкли просыпаться без меня. Я о том, что пора нам навестить нашего торговца. Я, как раз, дал ему наркоз до рассвета. Интересно... Его душу я тоже смог поправить?..       – Без вариантов! – хохотнул Март.       – Интересно посмотреть, что именно я получу...       – Все зависит от интеллекта, – хмыкнул Март. – Чем он выше – тем больше придется человеку осмыслить.       – Но ведь он же торговец, – не выдержал я. – Это получается, что он не сможет обманывать, хитрить и будет теперь действовать себе в убыток?       – Не утрируй, – покачал головой Мартон. – Быть тварью и быть хищником – разные вещи. Твое лечение убирает гниль из души, но не приспособленность к жизни. Да, есть вероятность того, что бесчестных сделок этот торговец уже заключать не будет. Но хитрость и хваткость останется. Ведь, по большому счету, для всей торговой братии такое поведение – это игра. Хм... – Март углубился в собственные размышления. – Видимо, я неправильно определил для тебя чистоту души или же ты воспринял это в своем понимании. Вот смотри, – мы шли по направлению к магистрату, где, в одной из комнат и приходил в себя купец. – Например, ты вылечишь убийцу. Маньяка-убийцу, который фанател от вида и вкуса крови, и радовался мучениям тех, кого убивает.       – Ну?.. – подбодрил я мага.       – Это не значит, что он сразу оставит свое поприще и пойдет дервишем по миру, замаливая грехи. Нет. Он так же будет любить убивать. Но только уже будет делать это чисто. Без мучений. Просто лишать жизни. Возможно, будет больше отдаваться бою, чем самому процессу уничтожения себе подобных особей. Но, как был убийцей, так им и останется. Так и твой купец...       – Так и моя парочка темных, которых я излечил... – пробормотал я. – Знания останутся, умения тоже, но во вред и во зло они теперь работать не будут.       – Понял, да?.. – Март удовлетворенно кивнул. – Вот в этом и суть. Ты – лекарь. Вора ты не сделаешь праведником. Просто, каждый раз, он будет задумываться над тем, у кого воровать и переведет свое умение в искусство. Некроманта не заставишь отказаться от своих привычек. Просто, тот перестанет делать это во зло другим. Пирата не сделаешь менее жадным до золота. Просто, обратишь его желание топить покоренный корабль в милость – убить легко и быстро или же отпустить на волю ветров то судно, что ограбили.       – Март, ты лучший учитель, что у меня были за всю мою жизнь, – не сдержавшись, я сжал его предплечье. – Ты не выбиваешь почву у меня из-под ног. Ты ставишь мне на пути препятствия, за которыми есть новые опоры для меня. Стоит всего лишь их принять и перешагнуть.       – Ну, как бы три тысячи лет жизни обязывают, – хохотнул тот.       – Ты же сказал что полтыщи! – напомнил я ему.       – В этом мире и в этом теле. А до этого – две с половиной, в образе огромного горнопроходного червя.       – Интересно, и откуда у червяка, наподобие тебя, такие познания в менталитете разных существ? – хохотнул я.       – Ну, – Март мягко улыбнулся. – Мы – психологи нашего мира, если так можно сказать. Тех, кто дорастает до определенного момента и выходит из гнезда – учат решать задачи. Не физические, а психологические. Видишь ли, ползать под землей годами, а то и веками, не показываясь наверх – сложно. А когда у тебя есть матрица сознания того или иного существа, то ты, пока ползаешь – просто обдумываешь ее. Кстати, действие подобное твоей нирване. Только у нас мозг раз так в пять больше человеческого. И нам нужны гораздо более сложные задачи. Пока мы молоды – нам дают матрицы наших соотечественников, которые мы обрабатываем, решая задачу, потом скидывая данные на репликатор. Когда вырастаем – нам дают более сложные задачи, касающиеся представителей других миров. И неограниченное время на обдумывание, принятие реалий жизни тех существ и синхронизацию с их мировоззрением. И знаешь – это интересно. Ползешь медленно, жуешь себе камень, за тобой тележка, что выбирает чистую породу, а ты думаешь над какой-то составляющей этого мира. Двойная польза тем, кто нас создал, и не дает нам одичать.       – Эксплуатация полным ходом, – проворчал я.       – Да нет... Скорее – возможность творческого подхода к тому, к чему не сумели подойти психологи десятков миров. Наш мир слишком скуден, чтобы от него чего-то желать. А таким как мы – даже в космос не подняться. Не встретиться ни с кем. Разве что, только пожелает тебя посетить и сказать спасибо тот, кому ты поправил матрицу восприятия...       – Март, – я остановил мага. – Но ты же жил на Земле!..       – Не жил, скучал. Да, был психологом, но у вас так все скучно и банально... Что любую проблему можно решить в двадцать минут. Хотя, правила требуют минимум три сеанса. А когда начинаешь забираться вглубь разума существа – получаешь откат такой степени, словно у вас не разумные особи, а хаотичные какие-то. Да и вдумчивое изучение каждой проблемы, если я за нее брался, всегда вело в детство, которое человек не помнит еще.       – Ну а... – я помялся. – Можно тебе вопрос? – Март кивнул. – Объясни, почему ты меня ударил, когда я вызверился на своих?       – Герман, я тебя не ударил. Я перенастроил твои эмоции и чувства на «здесь и сейчас», заставив не углубляться в «то и там». Ты просто начал вспоминать то, что между вами было, не зная, как это объяснить. Запутался бы сам в себе и еще больше отстранил бы от себя своих ребят. Что тебе не нужно. Я мог бы ударить тебя морально, но в тот момент ты бы просто воспринял это все иначе.       – Но, если ты говоришь, что проблема любого создания в его детстве... Может быть, подскажешь, в чем именно моя проблема, что я такой? – задал я снова вопрос не к месту.       – Ты хочешь это знать? – Март уловил мой кивок и задумался. – Ты знаешь, что такое моральное равнодушие? Когда ты для человека делаешь все, что должен делать, но при этом, не ощущая к нему ничего? Вот и представь себе мать и ребенка. Мать кормит дитя, обнимает, укачивает, встает по первому его крику, приучает к горшку, учит ходить, рассказывает все, о чем тот просит... Но внутри матери нет ничего к ребенку. Нет, не ненависть, не раздражение. Просто, пустота. Она даже, в какой-то момент, начинает сопереживать ему, но только как к приблудному животному, что не выкинуть из жизни. А так...       – Спасибо, я тебя понял, – едва прохрипел я, чувствуя, как горло сдавливает ком, вспоминая совершенно равнодушный, отрешенный взгляд своей матери, которая, как автомат, исправно отвечала на вопросы. Развернуто, притом, полно... Но всегда думая о своем, о чем-то, о чем я даже не догадывался.       – Рад был ответить, – спокойно произнес Март. – Твоя отрешенность от людей передалась тебе от матери. Чувствительность в юном возрасте накладывает свой отпечаток на будущую жизнь. Как она к тебе была равнодушна, так и ты стал равнодушен к тем, кто тебя окружает. Впитал ее отношение.       – Но я же люблю! – не выдержал я.       – И она любила, – кивнул Март. – И ты видел эту любовь. Не по отношению к себе, по отношению к другим людям. К тем, кого любила она. И ты полюбил прототипы тех, к кому она испытывала привязанность.       – К вампиру и магу? – хохотнул я.       – К уравновешенным, спокойным, адекватным личностям, которые всегда могут отступить на шаг назад, если не желанны, и быть рядом тогда, когда нужны.       – Психиатр гребаный! – взрыкнул я, пинком распахнув дверь в комнату купца. – Ну, уважаемый, как вы здесь?       Мужик о чем-то думал, даже не сразу меня заметив. А потом обратил взгляд на нас с Мартом.       – О, хорошо, что вы здесь. Как мне сказала моя сиделка, операция была более чем сложной?       – Более чем более, – пробормотал я, откинув одеяло с его обнаженного тела, сканируя все ткани на повреждения. – И, как я понял, удачная.       – Видите ли... я обещал вам сумму несоизмеримую с той, что у меня есть, – купец отвел глаза. – И я не могу вам выплатить то, что обещал. Но я могу вас сделать партнером в своем бизнесе, отдав десять процентов своей прибыли.       – Ну вот, а ты говорил, что они меняются, – посмотрел я на Марта.       – Послушай его, послушай. А потом, если что, Лабара пригласи, – спокойно ответил Мартон. – Десять процентов с прибыли этого воротилы – это полтысячи золота в месяц.       – Да ну! – удивился я.       – Нет, если вы подождете пару месяцев – я сам, лично вам в руки, отдам то, что вы требовали. Полторы тысячи, – затарахтел купец. – Но если вы войдете в долю...       – Ша! – прервал я его. – Есть у меня приятель, который с вами поговорит нормально. На ваших условиях. Но, скажу честно. Ни полторы тысячи, ни две, ни три – не окупят тех сил, что я на вас затратил. Я не пытаюсь стребовать больше, чем попросил. Я просто хочу, чтобы вы поняли, что я сделал, – я смотрел в глаза купца. – Вы в курсе, как разделывается животное? – тот кивнул. – Вынимается утроба, оставляется только мясо, – Купец ответно кивнул. – Вот с вами было то же самое. Оставили только легкие. Остальное все – с помощью магии пересадили. Залечили мышцы спины, изъеденные ядом, и сшили так, что и шва не видно, – я провел пальцами по его пузу.       – Все-таки яд, – покивал купец сам себе. – Я так и думал. И рад, что успел к вам. Чем еще, кроме золота, я могу компенсировать то, что вы затратили?       – Малой кровью, – пожал я плечами. – Вы будете рассказывать вашу историю в красках, говоря о том, что вас вылечил бог-лекарь, Хаар. Хаар, дружище, проявись! – рявкнул я, ощущая, как за моей спиной начинается шевеление энергий, а у купца глаза начинают постепенно расширяться.       – Пришибить его общеисцеляющей? – засмеялся Хаар, подойдя к купцу, шмякнув его ладонью по лбу. – Ну, вот, готов. Теперь хоть сейчас сбегать может.       – Ну? – попросил я купца встать на ноги и тот, все еще не веря в то, что видит, спустил ноги с кровати, встав и сделав пару шагов. – Вот! И будешь об этом говорить везде, где только окажешься. Притом, не только говорить, а еще и советовать, что стоит только твоим дружкам шепнуть имя Хаар - и сразу легче станет. И от похмелья, и от собственных недугов. А Хаар этому поспособствует, не так ли?       – На каждое повеление буду отзываться, – улыбнулся бог. – Первые полгода. А потом, надеюсь, обо мне узнают. И похмелье мне лечить не придется.       – Еще как придется, – отмахнулся я. – Пока полмира не будет под тобой – даже царапинку или ранку, при обращении к тебе – лечить будешь. Все, иди.       – Все, ушел, – хохотнул тот, истаяв.       – Господин... – купец попытался бухнуться на колени, но я вовремя его подхватил. – Вы первожрец бога-лекаря?..       – Именно, мужик. Именно. Но его имя, чтобы лечил везде и всегда – рассказывай. Да и сам не забывай называть, когда припечет. На тебе его печать, вроде как. А значит, ты избранный.       – Как это?       – А просто, – вклинился Март. – Возложишь кому руку на голову, призовешь Хаара, и человек вылечится. Сам понимаешь, много брать за излечение не стоит. Возьмешь больше, чем человек может дать – благословение бога от тебя уйдет.       – То есть, по медяку?       – То есть, по ситуации, – прагматично заметил Март. – Бедняка лечишь – спасибо с него возьми. Богатея – золотом пусть одарит. Это не значит, что ты должен будешь ходить по миру, излечивая всех. Это значит, что тебе эта сила дана, и на кого ее потратить захочешь, тот и излечится.       – Но если я буду только золото иметь, то сила быстро иссякнет, – сам себе покивал купец. – Что ж, я понял. Я не буду отказывать страждущим, но не буду их искать принципиально. Хотя... За мое излечение - первый год отдам только для того, чтобы излечить всех, кто попадется на моем пути.       – Это твоя клятва и твое желание, – перебил я его. – Но не стоит пренебрегать своими делами, – посоветовал я. – Пусть лечение будет твоим увлечением.       – Кажется, я понял, что ты имеешь в виду, – с достоинством ответил купец. – Я буду ходить по миру, я буду продавать свой товар и, если увижу тех, кто требует излечения – буду лечить их именем Хаара.       – Правильно, – кивнул я. – Через часа два я тебе пришлю своего купца и вы обговорите с ним дела, чтобы и тебе не в тягость и ему в удовольствие.       И оставил ошарашенного мужика наедине с его новой способностью.       –Теперь понял? – задал мне вопрос Март, и я только кивнул. – Теперь не будешь отказываться лечить не только тела, но и души?       – Да я еще, как бы, и ранее... Готов уже был, – пробормотал я. – Понимаешь, это странно, видеть одного, а потом – другого... Это как...       – Как на изнанку попасть, – поддакнул Март. – Да, это сложно. Но это приятно. Это хорошо. Ты действительно ничего плохого не делаешь...       – Март... – я задумался. – Боюсь, что это не установка моего того, тентакльного организма. Это уже установка новая.       – Да, Герман, – Март обнял меня за плечи. – Я не хочу, чтобы ты просто прошелся по этому миру, уничтожая и новосотворяя. Я хочу, чтобы ты по нему прошелся лекарем, без уничтожения тел. Это и есть моя первая установка тебе, тому, кто ты есть.