Мой любимый псих

      Я услышал скрип двери. Хоть по мне и не скажешь, но я слышу, в отличие от Саши, всё, что происходит вокруг него. Сегодня он был умницей, даже разрешил мне немного помочь. Я потянулся и сполз с кровати. Есть немного времени, которое я ворую у него: пара часов до рассвета. В это время я люблю писать ему стишки или записки и смотреть на его реакцию. Он всегда их выбрасывает. Жестокий брат, но что поделать? Я всё же люблю его.       Я давно привык к этой тьме, поэтому могу пробираться по дому с закрытыми глазами, но всё равно, проходя по коридору, стал прикасаться пальцами к шероховатой поверхности крашеной стены, пытаясь впитать за эту ночь как можно больше ощущений, оставить в памяти эти прикосновения. Дверь впервые не заперта. Я просочился в свою комнату и замер на пороге. Ух ты, как мило! Сегодня кто-то есть в моей комнате.       Полы под моими ногами заскрипели, он обернулся и посмотрел на меня испуганно. В его глазах нет страха, лишь тень сомнения. Я сделал несколько шагов ему навстречу и присел рядом на корточки. — Здравствуй, — шепнул я тихонько, чтобы не спугнуть.       Парень глядел на меня, приоткрыв рот в попытке что-то сказать, но, кажется, не мог выдавить из себя ни слова. У него такое знакомое лицо… Моя память — это сплошные отрывки, но я почему-то знаю, что это дорогой нам человек. — Как думаешь, почему дверь опечатана и сюда нельзя заходить?       Парень покачал головой, я взял огромного пушистого лиса на руки и помахал его лапкой. — Это потому Джек охраняет его, — я улыбнулся. Кажется, я его напугал. Да, давно я сюда не заходил. Саша не заглядывает в эту комнату оттого, что его может схватить приступ паники, но пока он спит, я всегда брожу по дому.       Я выпрямился и прошёл на цыпочках по пыльному полу, открыл один из ящиков стола и достал потрёпанную папку со своими рисунками. Саша всегда их прячет, но я то знаю, куда… Чуть отдёрнул штору, чтобы слабый свет от утренней зорьки пробивался в комнату. Тонкие лучи, полные крохотной пыли, упали именно на то место, где сидел парень. Я опустился рядом с ним и стал показывать пальцем на рисунки. Мне давно хотелось поговорить с кем-то, а рисунки… Я люблю… Или любил их показывать кому-то особенному. — Это Саша, он тогда ещё нос разодрал. Вот, видишь пластырь? А этот рыжий кот как-то приблудился, и я его подкармливал. Вот это наш сосед — Макс. Симпатичный, правда?        Он хмурился, глядя на рисунки, и изредка кивал. Странный парень. — Как тебя зовут? — спросил я у него, чуть склонив голову на бок. — Я… Саш, это же я… — он смотрел на меня, приоткрыв от удивления рот. А я всё что-то говорил, показывал ему цветные детские каракули и рассказывал о нас с Сашей. Кажется, он меня совсем не понимал. Я умолк, неловко улыбнувшись, и провёл двумя пальцами по волосам над виском. Всегда так делал. Дурная привычка. Но это всколыхнуло незнакомца, широко распахнутые чёрные глаза заблестели, переполняясь чувствами. — Андрей! — он кинулся ко мне на шею, тут же обхватив мои руки своими, и начал остервенело целовать ладони. Я не понимаю…       Откуда?.. Откуда он знает меня? Я оттолкнул его. Ведь я… — Я не знаю, кто ты… Мы… Мы не знакомы. Я не могу тебя вспомнить. Кто ты? — Я — Тень. Твоя тень. Помнишь? — голос его дрогнул. Было видно, что он готов расплакаться от отчаяния.       Но я лишь покачал головой. — Меня зовут Константин. Костя. Мы когда-то были очень близки… Ты не помнишь? — я вновь качнул головой, а он обречённо уткнулся лицом в ладони.       Наконец он уверенно вздёрнул подбородок и посмотрел прямо в глаза. Его слова звучали твёрдо, без дрожи, без тени сомнения: — Андрей… Позволь напомнить тебе…       Я точно не понимал, что хочет донести до меня этот парень. Я знаю лишь то, что он особенный для нас, и Саша любит его. А ещё есть некоторое чувство, которое отзывается в моей душе скорее болью, чем радостью.       Он придвинулся ближе и протянул руку, я замер и попытался не шевелиться. Я не боялся, каждое движение вызвало во мне живой интерес. Тень осторожно навис надо мной, поставив руки по обе стороны от моих бёдер, и приблизился так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Горячее дыхание опалило мою щёку, но я не отстранился. И тогда юноша вдруг зажмурился, подаваясь всем телом вперёд и касаясь моих губ своими. Он застыл, замер, даже не пытаясь углубить поцелуй.       Передо мной его губы, так горячо и так близко. Я мог бы спокойно взять этот поцелуй себе… Но правильно ли я поступлю? Пожалуй, это единственное, что я смогу оставить себе этой ночью.       Я прислонился к этим губам и почувствовал сумасшедшее тепло и радость. Но я не смог… Я толком ничего не мог…       Моя рука легла на его грудь, и я как можно мягче отстранил его, с сочувствием покачав головой, и тихо произнёс, наверное, самым печальным тоном: — Я ничто… И это я — тень.        Мне было больно говорить это, но сейчас даже Саша не произносит моего имени. Кто я ещё, как не его тень? Возможно, когда-нибудь я даже смогу обрести покой, а Саша — счастье, но сейчас мы лишь тени друг друга. Две стороны одной монеты. Только я знаю об этом, а он лишь догадывается.       Я встал, положил всё на свои места и закрыл окна. Парень не сводил с меня глаз. Наверное, тяжело ему сейчас, но я не могу ему помочь, отнюдь. — Скоро утро, ты же не хочешь, чтобы нас схватил приступ? Пойдём отсюда, — я тихонько вытолкал его из комнаты и закрепил все ленты на место. Ни к чему Саше знать о том, что мы были здесь. А этот поцелуй… Я оставлю его себе, как память.       Какое-то печальное утро… Я как всегда сел за стол и написал первое, что пришло в голову: «Саш, я хочу пиццы и мятных пряников. Твой А». Я положил записку на видное место и лёг на кровать, парень последовал моему примеру. Мы лежали некоторое время и смотрели, словно влюблённые, друг на друга. Всё это казалось мне волшебством, вот только горьким и печальным.       Я уже лежал так когда-то давным-давно… В обветшалой палате какой-то лечебницы.