MetLife Inc.

Сан-Диего, 2007 ─ Ты не знаешь, что такое Монтерей? Он не знает, что такое Монтерей! С ума сойти. Ты слышал, Пабло? ─ Доррис съела оливку и облизала наманикюренные пальцы. ─ Вы же американец, Стоун, ─ снисходительно обратился к нему Джон. ─ Как можно не знать одно из самых чудесных мест Калифорнии? Сейчас, конечно, гольф не так популярен... ─ И слава богу! ─ перебила Доррис, прижимаясь к нему. ─ Не хватало только, чтобы в наш закрытый клуб ринулись неотесанные болваны, которым взбрело в голову, что гольф ─ это модно. Помнишь волну новичков после Тайгера? Для них пусть останутся эти... как его, ─ она щелкнула в воздухе, вспоминая слово. ─ Как называются постановочные бои, которые крутят по телевизору? ─ Ты имеешь в виду реслинг, дорогая? ─ растерянно спросил Стоун. ─ Точно! Парочка промасленных мужиков в купальниках молотят друг друга на потеху ревущей толпе. Какая пошлость. Мы что, вернулись во времена Древнего Рима? Винс слушал вполуха. Ему понравились запеченные в беконе финики, фаршированные сыром, хотя с его желудком лучше бы налегать на овощи. Когда он потянулся за третьей шпажкой, Гленда шутливо ударила его по руке. ─ Тебе уже не надо следить за моим здоровьем, ─ напомнил Винс, промакивая губы салфеткой. ─ Кончились эти «счастливые» дни. ─ От некоторых привычек трудно избавиться, ─ пожала плечами его бывшая жена, пряча улыбку за бокалом с шампанским. За столом царило оживление. Доррис, лучшая подруга Гвен, открыто флиртовала с сыном писателя Миллхаузера ─ Джоном. И, хотя она пришла в компании очередного миллионера, это был ее способ показать, у кого большой кошелек, а у кого ─ настоящая власть. Доррис всегда вела себя как стервозная шлюха, но Винс ее не винил. Как еще она смогла бы платить аренду за три квартиры в разных городах, если бы не простаки, как Стоун, мечтающие приобщиться через нее к элите интеллигенции. Осторожнее надо быть со своими желаниями, думал Винс. Культурное общество искушеннее и опаснее, чем деловые соперники. Из всего на свете им, порой, занимательнее, как же они смогут унизить тебя в твоих же собственных глазах. Надо отдать Доррис должное, ей было по барабану, об чье именно чувство собственного достоинства вытереть ноги: одноногий болгарин, суровая штангистка родом из Йемена или молодая наследница филлипинских ювелирных магазинов. Доррис была всеядна. Было время, когда и в его сторону летели ядовитые шпильки, но с некоторых пор они решили заключить перемирие. В конце концов, он знал, чего от нее ждать. В отличие от моралистов, тех, кто жертвовал деньги сиротским приютам или устраивал благотворительные обеды не только, чтобы подтянуть рейтинг – ай-яй-яй, упал ниже плинтуса из-за скандала с проституткой ─ а ради великой цели. Винс даже обрадовался, что Доррис приехала из Нью-Йорка, чтобы отметить его, или, скорее, приезд Гленды в Штаты, хоть какие-то знакомые лица. Кроме того, из Лос-Анджелеса приехал Пабло Массини, прервав по случаю свое очередное турне. Они познакомились пять лет назад в Венеции, когда Массини играл в театре Ла Фениче вместе с Эса-Пекка Саломен, прославленным финским дирижером. Если Винсу не изменяет память, это была «Весна Священна» Стравинского, на которую его потащила Гвен, большая любительница новейшей музыки. Массини называл себя «подлинным человеком искусства», постоянно влюблялся и затем угрожал выброситься из окна, если его любимая не отвечала взаимностью. Винс пожалел бы этого второсортного виолончелиста, но тот менял любимых каждую неделю и повторял цирк на подоконнике снова и снова. Последний раз Винс предлагал броситься в бассейн с аллигаторами. ─ Кстати, Винсент, как там Филлис? Как ее учеба? ─ спросила Доррис, перестав третировать Стоуна за его невежество. ─ Сдает выпускные экзамены. ─ Она у тебя умничка, ─ Доррис не заметила, как Винс и Гвен переглянулись. ─ В лицее Нан, я слышала, сто процентный выпуск с аттестатами ВАС. Она будет сдавать экзамены в Сорбонну? ─ Мы решили, что сначала она поживет в Штатах, а потом, если захочет, вернется во Францию. ─ Если ей надо будет найти квартиру в Марселе или в Авиньоне, ты только намекни. У меня там отличные связи. Он кивнул, через секунду уже забыв о ее предложении. Винс удочерил Филлис, когда ей исполнилось пять. Неудивительно, что она всегда была папиной дочкой, хотя и не слишком послушной. Стоило вспомнить, как он в первые годы боялся любого громкого шума. Филлис ему здорово в этом помогала ─ бояться, в смысле. Лазила по деревьям, убегала к соседям, легким движением вантуза превращала дом в поле битвы и даже как-то застряла ногой в унитазе. Про эксперименты со стиральной машиной он и вспоминать не хотел. Когда ей было лет двенадцать, Винс хотел завести собаку или кошку, чтобы Филлис, которая еще плохо говорила по-французски, было с кем играть. Он даже был согласен выгуливать рано утром эту блохастую дрянь, хотя это было равносильно самоубийству. Однако Филлис, как оказалось, животных не любила. Она их мучила, пеленала, возила в коляске, пыталась воспитывать, как львов в зоопарке, впрочем, безуспешно и однажды устроила в ванне крушение «Титаника» и верещащей, мокрой кошки по имени Р’ибан. Р'ибан еще долго била дрожь от одного только голоса Филлис в соседней комнате. Спустя месяц его не чувствительное сердце дрогнуло, и Винс отказался от этой идеи. Филлис не расстроилась. Она, вообще, легко переживала любые лишения, особенно если Винс пытался ее наказать. Он забирал шнур от компьютера, запрещал гулять, не давал сладкого неделю или не включал мультики. Нужны они ей, когда на других каналах показывали боевики или документальные фильмы про маньяков. С ней невозможно было справиться, а для хорошей порки у него рука не поднималась. Может, это было чувство вины или мужская слабость, но он никогда Филлис даже пальцем не тронул. Винс лелеял ее и любил безоговорочно, рано или поздно прощая все, включая поджог кухни, после того как он держал ее три дня под домашним арестом. Конечно, она выросла избалованной и капризной, однако в то же время зная себе цену. А уж за словом Филлис никогда не лезла в карман, при случае с удовольствием влезая в драки. Гвен, естественно, все это не одобряла. Для нее девочка должна была быть «девочкой» в полном смысле этого слова – в платье, с безукоризненными манерами и ласковым характером. В ответ на нравоучения Филлис показывала мачехе средний палец и хлопала дверью в свою комнату. А стоило Винсу получить по почте бумаги на развод, его малышка трижды прокричала «гип-гип ура» и станцевала победный танец. Если так подумать, у них никогда не ладились отношения. Раньше они были только вдвоем, путешествовали по Европе и искали, где бы осесть. Винс думал остаться в Англии и отдать Филлис в женский пансион рядом с Брайтоном, где уже почти согласились закрыть глаза на то, что ей было еще 10, а прием в школу велся с 11. Но Филлис разбила камнем окно в учительской, нарисовала маркером неприличные слова в фойе и послала пожилого берейтера куда-то в Гонолулу. Он старался быть лучшим отцом на свете. Филлис до сих пор любила гулять с ним, держа за руку, и разговаривала, как с лучшим другом. Дети ведь так не делают. Они стыдятся родителей, им подавай компанию ровесников. Иногда Винс жалел, что время не остановить, и недавно ей исполнилось восемнадцать. У нее начиналась самостоятельная жизнь. Кому нужен сорокасемилетний дурак, который так ничему в жизни и не научился? Гвен уже раз ушла от него, прихватив с собой три миллиона долларов, а теперь он снова спит с ней. Где его мозги? Винс, конечно, мог поискать себе новую женщину, но это… это столько сложностей. Ему не о чем говорить с молодыми: он не следит за новыми исполнителями, его не интересует кино, его бесит, когда очередная «финтифлюха», которой бы учиться, а не рассекать в мини-юбке по ночам, болтает о каких-то «реалити-шоу». Винс в жизни не смотрел телевизор дольше пяти минут. Он больше устанет от разговоров, чем получит удовольствия от секса. Бывшая жена на этом фоне смотрелась вполне неплохо. Нет, Винс никогда не принижал личность женщин. Они могли быть умными, веселыми, образованными, как Гвен, но что-то подходящие дамы на пути не попадались или были уже замужем. Они познакомились в Париже, Гвен работала литературным агентом. Сейчас она вела колонку в интернет-журнале и подрабатывала редактором во французском издательстве художественных книг. Спокойная работа в любой точке мира, и она могла оставаться в Сан-Диего сколько угодно. Спасибо ей, конечно, за помощь в выборе дома, мебели и подготовке комнат для приезда Филлис, но стоил ли второй шанс на нормальные отношения еще трех миллионов, Винс еще не решил. Отвлекшись на свои мысли, он пропустил часть разговора и вздрогнул, когда вдруг Пабло хлопнул его по плечу. ─ Ты неправа, милочка, вот перед тобой замечательный человек: начитанный, умный, интеллигентный, который не заканчивал колледж. ─ Это скорее исключение, чем правило, ─ отмахнулась Доррис, скроив презрительную мину. Стоун, почуяв камень в свой огород, побледнел и выпрямился на стуле. ─ По какому поводу комплименты? – поинтересовался Винс. ─ Доррис сочинила прелюбопытную теорию. Мол, все, у кого нет высшего образования, есть неотесанные грубияны, хамы и деревенщины. ─ Неправда, я сказала не так. Назовите, как хотите, классовые различия или воспитание, но с «быдлом», я считаю, бесполезно говорить о высоких материях. Узость взглядов, вот о чем я говорю. Гарри, только не обижайся, ─ Доррис вовремя поняла, что перегибает палку, и погладила его по плечу. ─ Даже ты не поспоришь, с тобой без толку говорить об утопических теориях. И в этом, на самом деле, великое благо, должна я сказать. Кто-то рождается, чтобы править, другие, чтобы ими правили. ─ Значит, если я не был в колледже с бедными умниками, я ничего не стою? Я крепко стою на ногах, ─ нахмурившись, ответил Стоун. – И за это я благодарен не каким-то бесполезным академическим знаниям, а своему отцу, который в нужный момент объяснил мне самое главное – убей или будешь убит. ─ Какие доисторические учения, ─ Доррис закатила глаза. – Может, твой папа также говорил: отбери банан у своего брата-обезьяны и защити пещеру, где живет твоя женщина? Страшно подумать, что если бы все отцы так учили своих детей, то нам не видать ни Рембрандта, ни Моцарта, ни даже вашего отца, Джон. Сидели бы себе на деревьях и кидались друг в друга какашками, а? Прекрасный был бы светский вечер. ─ В бросании какашек тебе не было бы равных, ─ улыбка Винса стала слаще. Доррис рассмеялась, не показав, как ее задели его слова. ─ Боюсь, я должен с тобой не согласиться, дорогая, ─ продолжил он. – Задумайтесь, чем каждый из вас занят? Чем-то полезным? Ты, Доррис, обогащаешь бутики с одеждой, Пабло фальшивит в оркестре, Гвен пишет статьи, до которых никому дела нет. Кто честнее – мы, кто живет праздно, тратим баснословные деньги на обычный ужин, ─ Винс развел руки над заставленным столом, ─ или те, кто платит налоги, растит детей, работает… не знаю, на почте, и каждый божий день встает в шесть утра. Каюсь, я не лучше, но даже от тебя, Гарри, больше пользы, чем от всей нашей компании – ты даешь людям работу. И если уж ты взялась за предназначение, Доррис, я замечу. Стоит отмыть и отчистить вашу так называемую деревенщину, как она превратится в мыслителя, если не придется горбатиться по двенадцать часов в день. ─ Ты еще скажи, что знаешь такого лично, ─ хмыкнул Пабло. ─ Я и есть эта деревенщина, мой друг. ─ Что? Ха, ─ Доррис покачала головой, ─ вот здесь откровенная ложь. Невозможно научиться чуткости, вкусу, найти благородство и величие души. Ты, как всегда, разыгрываешь нас, Винсент. Его улыбка стала печальной. ─ Дорогая, у меня было долгих четырнадцать лет, чтобы научиться притворяться. Их новый дом был теплого, карамельного цвета с высокими большими окнами и двумя дымовыми трубами. Забором служила живая изгородь, огораживая мощеный двор, и к дому вели две дороги ─ одна к гаражу, а другая к парадному входу в обход большой квадратной клумбы с персиковыми лютиками. Массини уехал первым, чтобы не попасть в вечерние пробки. И пока Гвен провожала Джона и Доррис до машины, Гарри остановился в дверях и неожиданно крепко пожал Винсу руку. ─ Единственное приятное знакомство за весь вечер, мистер Олива. Спасибо, что пригласили на ужин. Вы хороший человек. ─ Нет, нехороший, ─ улыбнулся Винс. – Как и вы, Стоун. Но мы пытаемся стать лучше, не так ли? Гарри достал визитку и протянул. ─ Это мои контакты в «Бэктел». На обороте сотовый телефон, можете звонить в любое время дня и ночи. ─ Вряд ли мне это понадобится. ─ На всякий случай, ─ упрямо сказал Стоун и придержал его за плечо. – Я не разбрасываюсь своими контактами. Город большой, не хотелось бы, чтобы вы с дочерью оставались одни. ─ Буду иметь в виду. Стоун спустился по ступеням во двор, достал сигару и вдруг обернулся. ─ А этот Миллхаузер и вправду писатель? Стоун даже внешне был похож на бандита: с высокими залысинами, крепкий, в излишне дорогом светло-голубом костюме и золотой печаткой на безымянном пальце. Хотя, может, это только для Винса это было настолько очевидным. ─ Ага, ─ он расслабленно спустился, удерживая руки в карманах брюк, будто они болтали о погоде. ─ А его сын тоже что-нибудь пишет? – Стоун с тем же прищуром посмотрел на свою машину, будто это был не его черный «Лэнд Ровер» с водителем, а что-то дурно пахнущее. ─ Не-а. ─ Его можно припугнуть? Слегка. ─ Только если слегка. ─ Вот и хорошо. Будете? – Стоун предложил сигару, и Винс покачал головой. ─ Нет, бросил давно. ─ Потом обязательно расскажете, как. Стоун сделал знак водителю и пошел к машине. Гвен расцеловала Доррис в обе щеки и, открыв ворота, помахала рукой. Казалось, что все прошло хорошо, но стоило гостям скрыться за поворотом, как она заявила: ─ Почему ты хоть раз не можешь помолчать? Почему за тобой всегда должно быть последнее слово, а, Винсент? Они же наши друзья, почему высказать свое мнение тебе дороже их дружбы? ─ Это твои друзья, Гвен, ─ Винс зашел в дом, намереваясь убрать посуду. Гвен сняла серьги, распустила светлые волосы из пучка и растормошила, преследуя его по пятам. Конечно, теперь же ей надо выговориться. ─ Ах, мои? То, что Доррис нашла тебе агента по недвижимости ─ пустой звук? ─ Я бы и сам справился. ─ Вы только посмотрите на него! – Гвен встала в стойку, уперев руки в бока, пока Винс собирал тарелки в стопку, улыбаясь миролюбиво и загадочно. – Весь такой замечательный, и дочка у него ангел. И почему, интересно, ангел не спустился на ужин, напомни-ка мне? ─ Они немного приврали гостям, что Филлис еще не приехала. На самом деле ее самолет прилетел еще вчера, а сейчас она сидела у себя в комнате на втором этаже. ─ Ах да, точно, потому что за то время, что она была без твоего присмотра, она побрилась налысо! ─ Зато кожа дышит. И перхоть теперь не грозит. ─ И сделала татуировку! ─ Не на лбу же. С водолазкой даже не заметно. ─ Проколола язык, бровь и провезла марихауну через досмотр! ─ А ведь могла приехать беременной, ─ издевательски согласился с ней Винс, собирая скатерть. – Ты права, Филли настоящий ангел. ─ Спасибо, папа, ─ Филлис спустилась в майке и шортах по лестнице, зевая во весь рот. Еще месяц назад она выглядела как куколка: темные длинные волосы, ученическое платье до колен, аккуратные туфельки на небольшом каблуке. Сейчас Филлис больше смахивала на мальчика-оборвыша с худыми плечиками и трогательно розовыми ушами на фоне лысой головы. Ярко-зеленый цветок красовался на шее, вплетаясь вьюном в ключицы. ─ Да что с вами обоими разговаривать, ─ Гвен, злясь, демонстративно ушла наверх. ─ Она топнула ногой? – Филлис присела на стол бедром и зачерпнула пальцем паштет из миски. ─ Кто от злости топает ногой? Я думала, так делают только в сериалах. Ей надо было зазвездолить в тебя тарелкой. ─ Зазвездолить? – Винс пододвинул ложку, чтобы Филлис перестала лазить в паштет пальцами. ─ Запустить. ─ А-а. Ну, знаешь, вот купишь сама тарелки, выйдешь замуж, вот и посмотрим, будешь ли ты звездолить в кого бы то ни было. Филлис поковырялась зубочисткой между зубов и скривилась. ─ Не-е, я лучше сразу с дробовика. Винс представил, как его малышка целится в урода, который в теории забрал его прелестную дочку из отцовского гнезда, и пожал плечами. ─ Тоже вариант. Внезапно зазвонил телефон, стоящий в углу на тумбочке, и они оба замерли, посмотрев в его сторону. Филлис вытащила ненадкусанный бутерброд изо рта. ─ А я думала, он не подключен. ─ Я тоже так думал, ─ Винс поставил графин с соком обратно на стол, подошел к тумбочке и снял трубку. ─ Алло? ─ Я бы хотел услышать мистера Брауна, ─ прозвучал незнакомый мужской голос. Глаза Винса расширились, он почувствовал, как голова вдруг закружилась и во рту пересохло. Кто мог знать его старую фамилию? ─ А кто его, собственно, спрашивает? ─ Не важно, кто, важно, по какому поводу. Это насчет Рэя Гордона. Винс прикрыл глаза рукой, и Филлис испугалась, впервые увидев, как ее отец побледнел не из-за того, что она что-то натворила. Когда он ответил, его голос был невыразительным и спокойным. ─ Да, это я. Я вас слушаю.