***
Паскаль заснул так крепко — пожалуй, впервые со дня своего приезда в Стренджтаун, — что утром не услышал сигнала будильника, и его растолкал Ласло. — Иди быстрей завтракать, скоро за нами машина придет. Из кухни доносился умопомрачительный запах горячих оладий. — Какая машина? — спросил Паскаль, протирая глаза. — Из института. А-а, ну да, тебе ж совсем рядом было! За теми, кто в институтском городке живет, не присылают. Давай, просыпайся поскорей, ешь — и двинем. За завтраком Ласло сказал: — У меня пара отгулов есть. Сможешь на днях взять выходной? — Ну, наверно, да. А что? — Освободим тебе комнату от всякого барахла. Один я с этой работой не справлюсь. Я от нее изнемогаю. Паскаль невольно окинул взглядом крепкого плечистого Ласло и рассмеялся. — Ладно-ладно, — проворчал Ласло, вылезая из-за стола и награждая Паскаля дружеским тычком. — Посмотрим, что ты скажешь, когда эту комнату увидишь. В машине, обменявшись с шофером приветствиями, Ласло с гордостью объявил: — А это Паскаль, мой родной брат! К вечеру о том, что Ласло с Паскалем братья, кажется, знал уже весь институт. Похоже, большая часть его сотрудников числилась у Ласло если не в друзьях, так в приятелях. На следующий день с Паскалем стали здороваться в коридорах совершенно незнакомые ему люди. Паскаль отвечал, кивал, улыбался, лихорадочно припоминая, где кого из них мог видеть. Этот вроде бы поприветствовал Ласло, когда они с Паскалем шли через институтский двор, этот, проносясь мимо них по коридору, хлопнул Ласло по ладони, бросив: «Увидимся!», этот подсел за их столик в столовой... Большинства этих людей Паскаль даже не запомнил, имен некоторых не знал, потому что Ласло не успел их представить. А они вели себя с Паскалем, как будто он был их давним знакомым. К вечеру у него голова шла кругом, хоровод новых лиц плыл перед глазами. Как на карнавале — ярком и шумном, подхватывающем тебя живым потоком, безудержным, уносящим, оглушающим сотней мелодий. Как на карнавале, когда за весельем не замечаешь усталости, и потому она накатывает внезапно. Паскалю еще только предстояло узнать, что этот карнавал так и называется — жизнь с Ласло.Глава 1
15 июля 2015 г. в 22:17
Паскаль оторвался от серии спектральных снимков Шелиака и, подперев рукой подбородок, стал глядеть в черное ночное окно. Бескрайнее небо раскинулось над пустыней, расстилающейся вокруг Стренджтауна, и ветер не смел потревожить дуновением ни одну песчинку. Компьютер ровно шумел, не разгоняя тишину, а как бы подчеркивая ее. И казалось, что маленький дом затерян в пространстве и на тысячу миль вокруг нет ни одного человека.
Когда Паскаль два месяца назад поступил в аспирантуру Стренджтаунского НИИ астрономии и уфологии, он готов был прыгать от счастья, как мальчишка. Конечно, стать аспирантом института, являющегося одним из ведущих вузов мира, было непросто. Однако никто из знакомых Паскаля — вдумчивого и серьезного Паскаля, ответственно относящегося к учебе, обладающего глубокими знаниями, еще в магистратуре опубликовавшего несколько статей и работающего над совместным проектом со своим будущим научным руководителем Каспаром Лехнером, — никто не сомневался, что он поступит. Только самому Паскалю это казалось каким-то невероятным чудом. Он увидит легендарный Стренджтаун, место контактов с внеземными цивилизациями! Он будет работать в институте, где трудились всемирно известные ученые — Ли Хадсон, Эсио Янаното, Герхард Галл! И теперь только одиннадцать часов перелета отделяют его от грядущего счастья.
Во время полета почти все пассажиры спали, откинувшись на спинки кресел. Паскаль не спал, хотя поднялся в пять часов утра. Он не мог спать — волнение, предвкушение и восторг переполняли его.
Всю дорогу Паскаль не отрывался от иллюминатора, хотя и понимал, что увидеть легендарное кладбище самолетов или чашу знаменитого Стренджтаунского радиотелескопа, построенного в кратере от упавшего метеорита, не удастся — своего аэропорта в Стренджтауне не было, так что до него предстояло еще около трех часов пилить на автобусе. Но Паскаль смотрел, как проплывают внизу сначала волны Атлантического океана, потом густая зелень восточных штатов с чернильными прожилками рек, постепенно сменяющаяся на рыжевато-зеленый степной колер, а потом начинаются горы, и рисовал себе картины предстоящей жизни — научные задачи, ждущие его открытия и будущих коллег, единомышленников, которые не станут зевать, если он попытается обсудить с ним изменения излучения Беты Центавра, и насмехаться, если он признается, что не умеет играть в баскетбол.
Из самолета Паскаль выбрался, покачиваясь от усталости и недосыпания. Покупая билет на автобус, он попытался пошутить, что было бы неплохо перенести аэропорт поближе к Стренджтауну. Но кассир, то ли задерганный подобными шуточками, то ли просто лишенный чувства юмора, раздраженно сказал:
— Ну, если кому охота, чтоб самолеты сталкивались с летающими тарелками — стройте на здоровье!
Паскаль занял свое место, автобус тронулся, и скоро за окном потянулись бесконечные красноватые пески, словно освещенные непреходящим закатом. Горизонт таял в розовом мареве. И все было как во сне или на другой планете.
Паскаль едва успел добраться в институтский городок до окончания рабочего дня — измученный долгой дорогой и от усталости почти ничего не видящий перед собой. К счастью, с формальностями было покончено быстро, и в этот же вечер он вселился в предоставленный ему дом из жилищного фонда для сотрудников и аспирантов — однокомнатный, с серыми бетонными стенами и совмещенным санузлом, где из душа тонкой струйкой текла теплая водичка, пахнущая ржавчиной. Последней каплей первого дня стало то, что в Стренджтауне не работала сотовая связь.
Впрочем, ожидания Паскаля по большей части оказались оправданы — институт был оснащен самой современной аппаратурой, и уж здесь не приходилось записываться в очередь, чтобы поработать со спектрографом или фотометром. Люди же... Люди были такими, как и везде. Они изучали далекие звезды и следы визитов инопланетян, но это не мешало им рассказывать похабные анекдоты в курилке, играть в баскетбол и смотреть низкопробные комедии.
Паскаль с головой ушел в работу. Неделя за неделей проходили незаметно; порой Паскаль забывал о выходных, проводить которые все равно было не с кем, и, как и в будни, допоздна сидел в лаборатории, обрабатывая поступающие с телескопа на компьютер данные. За скупыми линиями графика изменения спектра он видел переливы ослепительного сияния, величественные светила, вращающиеся в космическом вальсе, танце-противоборстве, и звездный ветер, разносящий по Вселенной частицы, из которых в будущем сформируются туманности и новые звезды. Но иногда, особенно в такие вечера, как сегодня, когда все замирало, а от тишины начинало звенеть в ушах, на него вдруг наваливалась нестерпимо острая тоска — по родному дому, по матери, просто по нормальному человеческому общению.
Неожиданно дверь распахнулась, и в дом бесцеремонно ввалился незнакомец. Здоровенный, заросший черными волосами, он походил на медведя — если поставить медведя на задние лапы и одеть в видавшие виды черные джинсы и майку с изображением солнца, затмеваемого сияющим месяцем.
— Ты Паскаль Кьюриос? — с ходу спросил он.
— Да. А чем обязан...
— Твой отец — Джошуа Кьюриос? — перебил его незнакомец.
— Да, — с недоумением сказал Паскаль. — А...
— Ну, привет, братишка!
И незнакомец сгреб его с табурета и стиснул в объятиях.
Первым внутренним движением Паскаля было вырваться и потребовать объяснений. Но он так измучился от одиночества, незнакомец обнимал его крепко, даже грубовато — и все-таки бережно... и... Паскаль практически не помнил отца, только что-то смутное из почти младенческих времен — крепкие руки, громкий голос, — но сейчас ему казалось, что он уже испытывал что-то похожее, что он узнает и эти руки, и голос, и запах... Паскаль закрыл глаза и обнял незнакомца в ответ.
— Ласло меня зовут, — сказал тот, наконец выпустив Паскаля из объятий. — Я у Сумасшедшего Джошуа был первенцем. Еще Викунд есть, мы с ним переписываемся. Тебе отец-то про нас не рассказывал?
Паскаль покачал головой.
— Нет. Он ушел от нас, когда я еще маленький был.
— Ага, — Ласло кивнул, — и от нас с матерью тоже. Отправился к месту падения Фальстерской тарелки. Я тогда уже в школу ходил, мать мне все твердила, что папа в научной экспедиции и скоро вернется. Прикинь, я целый год верил! У нас в классе училась дочь палеонтологов, так ее родителей тоже по году дома не было. Только она постоянно от них письма получала, а я от отца — нет.
Ласло на мгновение замолчал, неодобрительно оглядывая серые стены, голую лампочку под потолком и спартанскую казенную мебель. Но прежде, чем Паскаль успел что-либо сказать, продолжил:
— С Викундом та же история. С его матерью Джошуа только пять лет прожил. Я с Викундом тоже, кстати, по работе познакомился. Он запрос прислал по жестянке Галла, — инопланетному телу №792, — я ему материал отправлял, гляжу — фамилия знакомая. — Ласло густо захохотал. — Я редкоземельными элементами занимаюсь, а Викунд — следами пребывания внеземных культур. А про тебя я и не знал, пока ты сюда не приехал. Я вот думаю — может, нас по белу свету еще с десяток наберется. Вот здорово было бы!
— Может, чаю? — несмело предложил Паскаль, дождавшись промежутка в этом словоизвержении. Он твердо помнил, что за гостями надо ухаживать, но не совсем представлял, как.
— Да нет, пожалуй, — отмахнулся Ласло. — Чего рассиживаться на ночь глядя!
У Паскаля упало сердце. Ласло заполнял собой комнату, как жаркий поток солнечного света, и после его ухода Паскалю было бы еще тяжелее остаться одному. А Ласло между тем продолжал:
— У тебя вещей много?
— Да нет, — удивленно ответил Паскаль.
— За один раз унести можно?
— За полраза, — ответил Паскаль чуть раздраженно, не понимая, к чему он клонит. — У меня только сумка и ноутбук. А, одеяло еще здесь купил. А вы...
— Ты, — перебил Ласло.
— Ты меня ограбить, что ли, собираешься? — Паскаль нервно рассмеялся.
— Хуже! — воскликнул Ласло. — Я собираюсь тебя украсть. Собирай вещи. Одеяло, — он подошел к кровати и пощупал краешек, — одеяло это можешь здесь оставить. Что у меня, для родного брата одеяла не найдется? Разве что оно тебе дорого как память. Тогда заберем.
Паскаль в изумлении воззрился на него.
— Ну, что стоишь? — подтолкнул его Ласло. — Собирайся. Чего ты здесь ютиться будешь, как бомж-одиночка? У меня-то поприличней будет. Думаешь, я не знаю, каково в этих хибарах — летом жарко, как в духовке, зимой холодно! Одно название, что дом! Ну-у... Паскаль, ты чего?..
Паскаль отвернул лицо, мучительно стыдясь мокрых глаз и боясь, что Ласло сейчас обольет его презрением и уйдет. Ласло обнял его и похлопал по спине.
— Да ладно тебе... Что такого... Да ну их, эти вещи, бери ноутбук и зубную щетку — и пошли. За остальным завтра зайдем.
Холодеющий воздух заколол руки и плечи иголочками озноба. Паскаль поежился.
— Может, такси вызвать? — спросил Ласло. — У меня машины нет, тут пешком почти час топать.
— Пойдем пешком, — сказал Паскаль.
Они зашагали по темным улицам — фонари уже не горели, везде, кроме центра города они выключались после часа ночи. Вдалеке кое-где светились неяркие окошки домов. Над головой, над домами и как будто даже между домами переливались белыми, голубыми и золотыми огнями крупные звезды. Шаги глухо отдавались по асфальту. Ласло начал насвистывать какую-то задумчивую мелодию. От остывающего песка почему-то пахло железной окалиной.
Дорога пошла вверх. Темные коттеджи по обеим сторонам от нее спали, завесив окна. Потом Паскаль различил впереди постройку из светлого кирпича. Над ней смутно вырисовывались на фоне ночного неба какие-то ажурные конструкции.
— Ну, вот мы и пришли, — сказал Ласло.
Глубокой ночью, после чили кон карне и салата — оказалось, Ласло в придачу ко всему еще и прекрасно умеет готовить, — после восхитительно горячего душа, лежа в постели и совсем уже засыпая, Паскаль спросил:
— Ласло, а почему у тебя вторая кровать?
Он сам не знал, почему задал этот вопрос. Возможно, втайне надеялся, что Ласло подготовился к его переезду.
Ласло с протяжным зевком ответил:
— Это Викунда... Викунд на конференцию приезжал, я купил... Спи пока на ней, мне в пятницу зарплату дадут, тебе другую купим.
И Паскаль неожиданно ощутил, что он дома.