А еще я умею играть на саксофоне

      Выходной Паскалю дали без проблем. Ему трудно было решиться на такую просьбу посреди недели. Но когда он все-таки обратился к Лехнеру, тот воспринял это как должное.       — Ты последние данные обработал? Кривую блеска вывел? — деловито спросил он. — Ну так чего глупые вопросы задаешь? Или ты думаешь, я не заметил, что у тебя обычно понедельник начинается в субботу? Иди и отдыхай, и чтоб я тебя до послезавтра здесь не видел.       Утром Ласло разбудил Паскаля громким возгласом:       — Подъем! Нас ждут великие дела!       Паскаль с трудом поднялся и вышел на кухню, протирая слипающиеся глаза. Было еще совсем рано, даже по рабочим дням они вставали позже. Паскаль вечно то задерживался в институте, то засиживался допоздна за компьютером, делая очередные расчеты, и в редкий выходной был бы не прочь поспать подольше. Но сердиться на Ласло он не мог. Во-первых, потому что это был Ласло, а во вторых, потому что тот встал, видимо, вообще ни свет ни заря, приготовил завтрак — из кухни тянуло аппетитным запахом омлета и поджаренной ветчины — и только тогда разбудил младшего брата.       Впрочем, оценить завтрак по достоинству Паскаль все же не сумел. По утрам у него не было аппетита. До переезда к Ласло он вообще не завтракал — заставлять его было некому, и он ограничивался чашкой черного кофе. Здесь этот номер не проходил, но все-таки по утрам Паскаль ел мало. А сейчас он так не выспался, что даже сочный и пышный омлет, приготовленный Ласло, не вызывал у него энтузиазма.       Съев несколько кусочков, Паскаль отодвинул тарелку. Ласло придвинул ее обратно.       — Ешь-ешь. Силы тебе понадобятся.       Он был прав. Очень скоро Паскаль в этом убедился.       Собственно, дом-то у Ласло был не слишком большой. По-настоящему в нем было всего три комнаты — «большая», в которой стояли две кровати и шкаф для одежды, угловая, куда Паскаль еще не заглядывал — ему было неловко исследовать дом без разрешения, а Ласло ему этого не предлагал — и маленькая. В ней Паскаль тоже пока не был.       Еще была так называемая гостевая комната, в которой умещались только шахматный столик и два стула, так что за комнату ее можно было не считать. А то, что Ласло называл гостиной, представляло собой просто часть широкого коридора, ведущего от входной двери к кухне, отделенной от гостиной прямоугольной аркой.       Ласло открыл дверь в маленькую комнату, и их глазам предстало зрелище не для слабонервных.       Да-а, — невольно протянул Паскаль, остановившись на пороге. Он уже успел заметить, что брат не отличается особой аккуратностью. Ласло забывал убирать за собой тарелки, грязные майки бросал мимо корзины, а после душа оставлял на полу огромные лужи. Но в общем-то это был обычный холостяцкий беспорядок. Здесь же творилось нечто неописуемое. Комната напоминала не просто свалку, а свалку после прямого попадания метеорита.       — Я, понимаешь, частично прибрался перед тем, как за тобой идти, — с легким смущением объяснил Ласло. — Думаю, кто тебя знает, еще испугаешься. А здесь и в угловой комнате оставил все, как есть, да еще часть вещей из большой комнаты в них перетащил. Кое-что давно, конечно, повыкидывать надо. Просто руки никак не доходили. Ну, сейчас-то ты мне поможешь, вдвоем мы тут быстро разберемся.       — А, так вот для чего я тебе понадобился! — "догадался" Паскаль.       Ласло, засмеявшись, шутливо ткнул его в бок.       — Ну так! Соберу всю родню, и вообще ничего по дому делать не буду. Только командовать!       Уборка потребовала от обоих незаурядного мужества. Хаос в комнате создавался и любовно поддерживался годами, и к нему, очевидно, то и дело добавлялись новые штрихи.       — Это что? — удивился Паскаль, извлекая из-под груды рассыпавшихся папок дюралевую лопасть от весла.       — А, да ладно, там где-то должна еще и байдарка быть, — отмахнулся Ласло.       Паскаль согнулся от смеха.       — Зачем тебе в пустыне байдарка?       — Да я греблей занимался когда-то. Как этот дом купил, распорядился, чтобы все мои вещи из Дьёра сюда переслали. Выбросить рука не поднялась как-то. Хотя она дырявая...       — Рука? — съехидничал Паскаль. — Не похоже. Судя по тому, сколько ты здесь всего собрал...       — Ох ты, смотри! — радостно завопил Ласло, подхватывая пыльный альбом, свалившийся с верхней полки ему на голову. — Это мои фотки колледжских времен!       Паскаль отступил от взметнувшегося облака пыли.       — Осторожно! — крикнул Ласло, успев удержать здоровенную картонную коробку, обрушившуюся на Паскаля. В коробке что-то звякало.       — Я химией с первого класса увлекался, — объяснил Ласло, — мне отец первые опыты показывал, а потом уж я сам экспериментировал. Ну... наверно, в институт это отнесу. Там лаборантки вечно посуду бьют.       — А это куда? — спросил Паскаль, пытаясь остановить лавину пестрых журналов, съезжающую на него с покосившегося стеллажа.       — Да можно выбросить.       — А это что? — Паскаль держал в руке выкатившийся из-под стеллажа мотоциклетный шлем.       — Я тебе вчера телескоп на крыше показывал — так вот, этот телескоп был когда-то моим мотоциклом.       Ласло взглянул на удивленного Паскаля и засмеялся:       — Ну, мотоцикл я продал, как сюда приехал, и купил телескоп. А шлем на память оставил.       За журналами открылась какая-то замысловатая конструкция, поблескивающая из глубины полки стальным блеском. Паскаль попытался ее извлечь.       — Ай! — он по детской привычке сунул в рот порезанный палец.       — Аптечка на кухне, возьми там пластырь, — Ласло забрал у него из рук непонятный прибор с торчащими металлическими углами, штырями, пластинками и проволочками.       — А что это за штука? — с любопытством спросил Паскаль.       — Да сам уже не помню!       Ласло вынес прибор в другую комнату и снова закопался в уборку. То и дело до Паскаля доносилось очередное радостное восклицание:       — Ха! А мне казалось, я это выбросил давно!       — Ух ты! Я думал, это не сохранилось!       — О! А я их по всему дому искал! — и Ласло вытащил из груды вещей боксерские перчатки. Он надел одну и легонько стукнул Паскаля повыше локтя.       — Ах так! — Паскаль встал в боксерскую стойку.       — Ого! — Ласло кинул ему вторую перчатку.       Они немного подурачились, прыгая на свободном пятачке, нанося и парируя шуточные удары. Запыхались и сели на пол.       — Ты боксом занимался? — одобрительно спросил Ласло.       — Давно, еще в школе. Думал, сумею... — Паскаль осекся и замолчал.       — Не справился, что ли? Выгнали? Да ладно, я тоже не мастер спорта.       — Да нет, у меня даже неплохо получалось. В учебных боях. А как дойдет до соревнований... Ну не могу я ударить человека со всей силы, всерьез.       Паскаль опустил голову и через силу сказал:       — И вообще я не для этого начал заниматься. Не для того, чтобы в спорте чего-то достичь. Я хотел, чтобы в школе... чтобы от меня отстали. Но все равно... как-то… это было не то. Ну, я и бросил.       Ласло хотел что-то сказать, но Паскаль вскинул голову и выпалил:       — Понимаешь, мне это не приносило удовлетворения! Ты, может, теперь думаешь: «Ну вот, я думал, мой брат нормальный, а он слабачок, оказывается», — или еще что-то такое. А дело не в этом. Я более-менее научился давать сдачи, да. Просто… каждым ударом я бил и по себе.       — «Бить человека по лицу я с детства не могу»… — задумчиво процитировал Ласло. — Не думаю я, что ты слабачок, еще чего! И вообще здесь ключевое слово — брат.       К обеду им с трудом удалось расчистить пространство посреди комнаты. Возле мусорного бака выросла груда коробок с вещами на выброс. Кстати, байдарку Ласло с Паскалем так и не нашли.       Они наспех поели, разогрев два покупных замороженных обеда. А после, окинув взглядом частично побежденный хаос, Ласло решительно сказал:       — Ну, хватит. С этих стеллажей все перетаскиваем в угловую комнату, стеллажи размонтируем, все здесь чистим, моем и идем за пивом.       Паскаль пытался уговорить его разобраться с остатками вещей окончательно. Но Ласло поднял кверху палец и внушительным тоном заявил:       — Человек должен трезво оценивать пределы своих возможностей!       К вечеру с уборкой было покончено. Комната блестела чистотой. Когда из нее вынесли грубые металлические стеллажи, заваленные всяким хламом, за ними обнаружились симпатичные обои с древесным рисунком, а на полу — ламинат цвета бука. Казалось, что здесь даже пахнет уже не пылью, а свежим деревом.       Ласло поднял жалюзи и распахнул окно. Снаружи дохнуло жаром. Лучи низко висящего солнца протянулись от окна до стены золотисто-рыжим полотном.       — Ну, — Ласло задумчиво обвел глазами потолок и стены, — кондиционер мы тебе здесь повесим. Тебе вообще-то комната как?       — Здорово! — искренне сказал Паскаль.       — Вот и лады. Завтра вечером поедем кровать тебе покупать. Ну, и что там еще понадобится по мелочи...       Ласло вдруг звучно хлопнул себя ладонью по лбу.       — Балда я!       — А что такое? — испугался Паскаль.       — Да шкаф-то, тебе для одежды, в угловой комнате же остался! Надо было сначала там разгрести немного да вытащить его. Теперь же туда не войдешь!       — Да ладно! — с облегчением сказал Паскаль. — У меня не так много одежды. Пусть в твоем шкафу висит пока.       — Да я не против, просто тебе удобнее было бы.       — Ничего. И вообще, мы бы тогда угловую комнату до сих пор разбирали. А за эту и взяться бы не успели.       Ласло рассмеялся. — Ну да, ты прав, два подвига подряд — это было бы слишком! Ладно, с угловой разберемся в следующий раз. Пошли в магазин!       Когда они вернулись, солнце уже касалось горизонта. Дом стоял на холме, ничто не заслоняло обзора, и из окон кухни можно было видеть, как солнце плавится в ало-золотом мареве и лучи его растекаются по пескам.       Братья сидели за кухонным столом, потягивая пиво, Ласло рассказывал всякие байки из своей богатой приключениями жизни. Пиво Паскаль вообще-то не любил. Но ему так нравилось сидеть бок о бок с братом, смеяться его шуткам и чувствовать, что он — родной и близкий ему человек... Это чувство было Паскалю почти незнакомо. Так же хорошо ему было, пожалуй, только рядом с матерью, и то — в детстве, когда родители кажутся всемогущими божествами. Потом Паскаль уже не чувствовал себя таким защищенным рядом с ней. К его любви к матери прибавилось беспокойство за нее, острое чувство тревоги, когда она вдруг впадала в задумчивость и у нее намокали ресницы...       У Паскаля неожиданно вырвалось:       — Как жаль, что мы с тобой раньше не познакомились!       — Да я в командировке был целый месяц! Осколки Галенского метеорита собирал, — откликнулся Ласло. — А то б я сразу узнал, что ты приехал.       — Нет, я...       Паскаль запнулся. Он почему-то стеснялся признаться, как ему не хватало в детстве такого надежного и понимающего старшего брата.       Ласло вдруг обнял его за плечи, и некоторое время они молча сидели рядом, прислонившись друг к другу.       Угловая комната, забитая вещами до потолка, кротко ждала своего часа.