Обыграть судьбу

      Всё и всегда происходит в положенное ему время. Какими бы трагическими или позитивными не были изменения, но они все что-то несут с собой и чему-то учат. От нас самих зависит, сможем ли мы извлечь этот урок, или так и продолжим набивать себе шишки. Каждому, конечно, своё, но я предпочитаю обходить стороной грабли, сколь бы занимательными они ни были.       Заполучив в своё распоряжение медальон Слизерина, я, испросив дозволения супруга — а то что-то в последнее время заставляю его почём зря нервничать, — с боевым настроем потопал в Тайную комнату. Честно, я до ужаса соскучился по Зару и Рику, да вот только всё никак не получалось с ними свидеться. Всё так закрутилось и завертелось, что даже во сне у меня не было сил с ними встретиться — малыши и стрессы выматывали меня знатно, а здесь такой повод подвернулся.       Как только я увидел реликвию предков, меня сразу будто озарило — ведь всё довольно логично. Подумал, потом подумал ещё раз — понимаю, это не свойственно мне, — да всё равно другого решения ни я, ни родичи ещё не придумали, так что… а почему бы и нет? Ведь, если это был подарок от Годрика, который он сам же и сотворил, вбухав в него немало своей силы, а Салазар подарок постоянно таскал на себе, то уж их энергией он должен был напитаться знатно, а посему, мне так кажется, вполне реально предков туда переселить, и тогда я смогу их уволочь в своё Гнездо, не переживая и не тратя свои нервные клетки, коих и так погибло немерено из-за недавних событий.       Студенты, увлечённые подготовкой к предстоящему торжеству, сновали туда-сюда, ни на что и ни на кого не обращая внимания. Даже Гермиону я не сумел отыскать, пришлось предупредить Джинни о том, что меня никто не похищал и похищать в ближайшее время вряд ли будет, а я отправляюсь по делам и поднимать всех по тревоге не стоит, если меня не окажется в спальне после отбоя. На что девчонка, нетерпеливо хмыкнув, махнула на меня рукой, мол, кому ты сдался, и вернулась к обсуждению карнавального костюма на Хэллоуин. Что ж, я предупредил, а остальное меня, если честно, совершенно не волновало.       Хогвартс, как всегда, помог мне без проблем добраться до ближайшего портала в неприметной нише и без промедления очутиться в уюте Гостиной со многими дверями. Как только моя нога ступила на лестницу, в камине вспыхнул огонь, на стенах стали оживать магические светильники, а я, чуть не бегом, направился к полюбившемуся мебельному монстру, на ходу принимая своё истинное обличие. Вдохнул полной грудью, отпуская себя и свою магию. Очень утомительно постоянно сдерживаться, контролировать каждое своё движение и волнение силы, но здесь я волен полностью расслабиться и отдохнуть от постоянного надзора и контроля моего декана, сокурсников и директора. В этом месте, если мне вздумается, я могу вытворять всё, что душе будет угодно, но как раз вытворять-то в последнее время и не хотелось. Хотелось свернуться клубочком, умостить голову на коленях мужа, приобнять Зара да ещё, в придачу, и Рика хвостом прихватить. Вот так вот, чтоб все и сразу, вместе и неотделимо от меня… Ах, да, ещё и волк чтоб где-то поблизости ворчал, в поле моего зрения, ага… Вот оно счастье!       Увы, к сожалению, — это пока несбыточная мечта, да и с материальностью предков проблема, но какие наши годы. Вот сейчас мы их мобильностью обеспечим, а там кто знает…       Звать никого не стал, знаю, они и так в курсе, что я в гости припёрся. Потому и не удивился, когда почувствовал лёгкое, нежное касание магии. Сначала ощутил, а потом и увидел, как из воздуха стал ткаться любимый образ изумрудного змея, что приобнял меня за плечи и прошептал в самое ухо:       — Здравствуй, мой родной, — и по волнению силы у моего затылка, догадался, что меня поцеловали. И так хорошо мне стало, от чего моя магия полилась в любящее меня создание, передавая все мои эмоции и мои желания. До красных пиксей перед глазами захотелось осязать его руки на своих плечах, обвить его хвост и прочувствовать ответное прикосновение, хотелось сплестись с ним в единый клубок и всеми фибрами своего тела и души впитывать его тепло, и дарить любовь. Любовь — которая переполняла моё сердце, любовь — которой мне так хотелось делиться, ещё тогда, в детстве, когда я никому не был нужен, когда я мечтал о человеке, который ради меня свернёт горы и пройдет сто дорог, для которого я буду всем и он станет смыслом для меня.       — Я так скучал, папа… — и зажмурился, прислушиваясь к себе, пытаясь прочувствовать его прикосновение, представить, как он гладит меня по волосам, которые сейчас шевелили порывы его магии.       — Сссзмеёнысссш ты мой, сссыночек… — взволнованный ответ на мои слова. Прекрасно осознаю, что назвал его родителем, но я это чувствую, так почему мне его так не назвать? И то ли сила моего внушения сработала, то ли Мерлин его знает что, но я, как наяву, ощутил трепет его рук, взволнованный стук сердца в груди, его подбородок на моей макушке, ласковое касание хвоста и его силу, когда он, дюйм за дюймом, обвивал мою узорчатую конечность.       — Люблю тебя, искра моего сердца, как же я тебя люблю! Скольких я потерял… Они уходили, покидали меня один за другим, но твоё появление возродило нас к жизни и мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы дыхание твоей жизни не прекращалось как можно дольше, чтобы твои дети не знали потерь и утрат, чтобы ты ушёл так, как и многие Повелители змей до тебя, только тогда, когда твоей душе потребуется отдых перед следующим перерождением. — И меня прижали к гибкому телу моего неповторимого родителя. И мы замерли, теряясь в своих ощущениях, переживаниях, и время замерло, словно вторя нашим желаниям продлить этот миг, что дарил покой и счастье.       — Зар! — завопил Рик, будто гриндилоу на его мягкое место покусился. И чего так вопить?       — Годрик Гриффиндор-Слизерин, какого клабберта так орать, а? Мы хоть и змеиного рода, но поверь мне — со слухом у нас всё хорошо и тебе того же желаем, — повернулся в сторону супруга наг.       Стой! Я действительно почувствовал, как он слегка отклонился от меня, развернулся торсом в сторону мага, а меня по щеке приласкали его шелковистые локоны. Не понял?!       Резко вскинувшись, я ошалело уставился на вполне себе живого и осязаемого Салазара. Как такое возможно? Подняв руку, дотронулся до его щеки, провёл по высокой скуле, облапил плечи, стиснул его своим хвостом и зарылся носом в волосы, что источали тонкий аромат ночных фиалок и чего-то совершенно неуловимого, но до боли родного и желанного.       — Папочка! Ты чувствуешь? — меня словно переклинило, я не мог его отпустить — так хотелось, чтобы это наваждение не кончалось. Взглянул на Годрика: он растерянно стоял посреди помещения, не зная, что же ему делать. Потрясение пригвоздило к полу его полупрозрачный образ. Отец — да, именно таким я бы хотел видеть своего родного отца: сильным, верным своим идеалам, гордым, достойным воином, который готов отстоять честь безвинно оскорбленного, и приходящим на помощь тому, кто оказался в беде. Знаю, все мы не без греха, у каждого времени есть свои нормы морали, да и принципы также меняются с течением эпох, но благородство — оно и тогда, и сейчас оставалось благородством. Его можно было увидеть в развороте плеч Годрика, прочитать в открытом лице без тени лукавства и хитрости, и сверкающих любовью небесных глазах. Но сейчас в них было неверие, непонимание и страх: страх остаться одному, потерять того, кого невозможно потерять, так как он является твоей жизнью, твоим дыханием, насколько это приемлемо к магическим сущностям, твоим светочем.       Я безмерно люблю и этого белобрысого викинга, на которого был очень похож характером (что ни говори, но от нагов я унаследовал физические данные, а душевные порывы всё же стопроцентно гриффиндорские), так что, о чём здесь можно рассуждать. Они оба мои родители!       — Отец, чего замер, как не родной? А ну! Только тебя сейчас нам и не хватает! — эфемерный образ слегка замерцал, растворяясь в пространстве, а через мгновение воплотился перед нами, стоя на коленях и обнимая нас обоих своими лапищами.       — Родные мои, любимые, — он прижался к нам, а его магия завибрировала, вторя его чувствам.       — Рик… — растерянное от папы, а меня просто распирало от чувств; даже змеёныши откликнулись, вливая свои силы в эту магическую круговерть, что сейчас оплетала нас. Магия пропитала всё пространство гостиной, свиваясь в дивное кружево, которое своей яркостью словно раскрашивало и придавало жизни моим родителям. И вот уже Рик воспринимается не как поток магии, а как человек: всесильный, прекрасный и безгранично любящий.       Я, словно проводник этого невероятного чувства, распространял его по всем моим связям. Ощущал, как наливаются светом и нежностью все те магические нити, которые соединяли меня с Северусом, Ремусом, Беллатрикс и даже дедом. Я отдавал всего себя не страшась, не жалея, а лишь стремясь сделать их такими же счастливыми, каким я был сейчас. Всех их я любил, по-своему, даже Беллу и Тома, и для каждого у меня нашлось место в моём нажьем сердце.       Когда эмоции слегка поутихли и я смог более адекватно реагировать на окружающее — хотя близких из захвата так и не выпустил, — то охрипшим от пережитого голосом спросил:       — Пап, а что это было?       — Семья, маленький. Наги таким образом делятся своими чувствами. Когда подобное происходит в Гнезде, то все члены семьи сползаются вместе, свиваются и разделяют своё тепло с другими, и даже если кого-то нет в этот момент рядом, то по родовым связям он чувствует, что его любят, что он является необходимой составляющей своих близких, что он нужен, о нём думают и ждут его дома. — Меня гладили по спине, по волосам, обвивали мой хвост, они словно пытались запомнить меня на ощупь, каждый дюйм моего тела, а я млел от ласк. Ощущал себя маленьким, желанным змеёнышем, на которого не могли надышаться.       — Какой же ты всё-таки невероятный, сын! — с гордостью заключил Рик, а я лишь счастливо шипел, хихикал и ластился, будто котёнок. Но вот рука Зара замерла на моём округлившемся животе, следом рука Рика застыла в том же положении. Сначала они словно знакомились с этим чудом, что росло внутри меня, а потом начали вливать свою силу в малышей. И чем больше они отдавали себя, тем призрачней становились.       — Не надо! — с мольбой в голосе просил я их. Я не хотел, чтобы они опять растворялись в пространстве, они мне очень нужны!       — Надо, змеёныш мой ласковый, надо. Нам всё равно не стать по-настоящему живыми, а так мы смогли влить свои силы в вас, теперь в них будет и наша частичка. Ты даже не представляешь, какое это счастье — чувствовать тебя, чувствовать их и знать, что всё не зря, что всё ещё впереди. Солнце моё, не печалься, — Зар высушил магией слезу, которая не удержалась и побежала по моей щеке. Они по-прежнему обнимали меня, но больше я не чувствовал тепла их рук.       Ну уж нет, если удалось сейчас, значит, всё-таки есть выход, надо только всё хорошо обдумать и у нас получится, и мы ещё не раз сможем свиться и дарить тепло друг другу. Только надо Северуса морально подготовить, хи-хи; да, это будет взрыв всех его представлений о семье, но оно того стоит!       — Вот ты уже и улыбаешься, вот и умница.       — А чего зря унывать, Зар? Мы — вот они, никуда не делись, просто всё вернулось на круги своя, но спасибо тебе, малыш, за этот невероятный подарок, — порывом магии Годрик попытался взъерошить мне волосы, но с моей прической такой трюк не прошёл, взмахом головы придал ей первозданный вид и показал родителю язык, а не фиг. Ой, я же по делу!       — У меня для вас кое-что есть, я, собственно, поэтому и пришёл! — Жестом фокусника вынимаю из внутреннего кармана медальон.       — Это же… — неверящее от папы.       — Не может быть! — восторженное от отца.       — Ага! — довольное от меня.       — Как давно я его не видел, — Зар заворожённо смотрел на украшение, которое прокручивалось на золотой цепи то вправо, то влево, словно демонстрируя себя во всей своей красе. — Он всё так же прекрасен.       Что да, то да… Перед походом сюда я самолично вычистил его, провёл обряд очищения и обновил, слегка вливая свою силу, чтобы по возможности иметь привязку для моих родных. Я очень боялся, что крестраж мог его повредить. Как только всё было сделано, то я провёл диагностику артефакта: оказалось, что он всё так же исправно работает и все его возможности при нём. Всё-таки раньше делали даже не на века, а на совесть.       — Я вот что подумал — а что если сделать привязку к твоему медальону? Тогда вы всегда будете со мной, я наложу на него заклятие от потери, которому меня Крюкохват научил, когда объяснял действие бездонного кошелька. И потом смогу таскать вас на шее: куда я, туда и вы. И мне не придётся с вами расставаться ни через год, ни через два. Заполучу вас в своё вечное пользование… — и шальная, счастливая улыбка осветила мою мордаху.       Родители вначале призадумались, а после согласились на мою авантюру. Они призвали старинный свиток, в котором на парселтанге было написано заклинание Вселения. Как ни странно, ничего вырисовывать и писать не было нужды. Пришлось лишь повозиться с добычей яда нага, да и, как всегда, кровушки своей пролить. Под заливистый смех Зара я старался, пыжился, но так и не сумел заставить прорезаться свои клыки. Чего я только ни вытворял: и всякие страсти воображал, и зубами со всей дури клацал, и нёбо языком щекотал, но эффекта — ноль. Когда у папы от смеха икота началась, то он всё же сжалился и указал мне, неразумному, на точку, что располагалась именно по центру валика, в котором укрылись мои ядовитые железы.       Итак, всё было довольно просто. Зазубрив заклятие, состоящее из трех десятков трудновышипляемых слов, окропил своими же жидкостями раскрытый артефакт и стал потихоньку сплетать ажурную сеть из своей магии. Потом накинул её на мерцающие образы родителей, что застыли в ожидании в полушаге от меня, а после закрепил её концы к тому якорю из моей силы, который я поместил туда заранее. С последним шипящим звуком, что эхом отразился от стен гостиной, захлопнул медальон и, как в сказке про лампу Аладдина, Зара с Риком втянуло внутрь, и всё…       Если честно, то я вначале, оглушённый тишиной и результатом, знатно струхнул. Мерлин его знает, чего в очередной раз я отчебучил. Оглядев пустующую комнату, затравленно посмотрел на зажатый в руках медальон и испугано прошептал:       — Па?.. — мля, мне давно не было настолько страшно, а вдруг я что-то непоправимое натворил? С меня станется.       — Звал, сын? — призрачная дымка просочилась сквозь закрытые створки артефакта и вот оба родителя предстали передо мной, возможно и не живые, но всё же реальные и горячо любимые.       — Получилось? — по-прежнему шёпотом спросил я.       — Не знаю, родной. Надо поэкспериментировать где-то за пределами Тайной комнаты.       — Тогда, позвольте вас пригласить к нам с Северусом в гости, — вызвав Темпус, убедился, что через двадцать минут муж уже должен будет освободиться, поэтому, «файв-о-клок» — самое то для семейных посиделок.       Так что, повесив медальон на шею, шепнул несложный, но весьма действенный заговор, делая привязку на себя и помчался в наши с Севом комнаты, чтобы успеть приготовиться к семейному чаепитию. Порталом переместился в подземелье, рысцой промчался по коридору и ворвался в родные пенаты, коими для меня стали комнаты моего змея черноглазого. Вызванный по столь приятному случаю Хранитель снабдил нас вкусностями и душистым напитком. А потом я всё же решил проверить результат нашего эксперимента.       — Родители, а ну, появитесь, не заставляйте меня изводиться в неведении, — и вновь сизая дымка просочилась сквозь створки теперь уже моего медальона, и Зар с Риком предстали передо мной, как пресловутый джинн из восточной сказки.       — Получилось! Получилось! Получилось! — радостно скакал я по комнате; каким чудом не опрокинул накрытый Кричером стол не знаю, не ведаю. Основатели просто улыбались, глядя на мои беснования — чем бы дитя ни тешилось…       Но вот часы, обыкновенные механические, магловские, что стояли на каминной полке, пробили пять пополудни и я замер, словно очнувшись.       — Наконец угомонился… Скоро муж придёт, а ты выглядишь так, будто с шабаша вернулся, — укоризненно заметил Зар.       — А чем не шабаш? — весело осведомился я, Сев меня и не таким видел. Я, конечно, постарался разгрести свои всклокоченные волосы и оправить одежду, но не успел как следует заправить рубашку обратно в брюки, как входная дверь открылась, впуская в помещение моего обожаемого профессора. Так и не завершив свои попытки привести себя в божеский вид, как был расхристанным и радостным, я кинулся в объятия своего истинного.       — Сев, а у нас гости! — довольно выдал я.       — А я вижу, хороший мой. Я так понимаю, у тебя получилось… Рад за тебя, змеёныш, и за вас, основатели. Теперь это чудо не будет изводить нас, а то я уже с опаской представлял, как бы я в Гнезде без вашей поддержки с ним бы справлялся, — и такая знакомая ухмылка расцвела на этих соблазнительных губах.       — А как же Кричер, которому ты, вот буквально недавно, пел оды, утверждая, что он твой спаситель и избавитель? — не, ну, а что, его послушать — так я зверь какой. Я милое и послушное создание, которое практически беспрекословно исполняет все его пожелания и требования, ведь правда же? Подумаешь, пару раз там чего-то не срослось, так это не со зла, а от порывов душевных.       — Чем нас больше, тем лучше, сын. Уж кому как не нам знать, какая это морока — иметь в мужьях молодого, влюбленного и, главное, совершенно безголового нага, хоть и Повелителя. Свет моей души, ну посуди сам: легко ли твоему мужу с тобой? Ты постоянно пытаешься всунуть кончик своего изумительного хвоста во все дыры, да ещё он должен успеть вытащить тебя из очередной передряги, чтоб тебе его кто не откусил, хвост твой длиннющий, покоя не ведающий, — по существу, они конечно правы, но и я не мальчик-одуванчик, чтоб во всём с ними соглашаться. Да — виновен, да — каюсь, но ничего обещать не могу, потому и молчу, как партизан, сопя в мантию мужа, который продолжал меня обнимать.       У-у-у, ироды, спелись, но это так невероятно приятно, когда о тебе переживают, когда ты кому-то нужен, когда ты кому-то безумно дорог, поэтому тебя постоянно и отчитывают за твою глупость, и каждый раз прощают тебе все твои оплошности.       — Тебя на всех, моя радость, хватит, так что прекращай обижено пыхтеть, а лучше позаботься о своём супруге, уж больно аппетитные ароматы витают в гостиной, а я толком сегодня и не обедал, — и правда, что это я; быстренько спровадил мужа ополоснуть руки, разместил своих родных за столом. Понимаю, есть простую, материальную пищу они не смогут, но видимость-то я создать могу, да и угощения для магических сущностей наколдовать, вместе со столовыми приборами, в моей власти. Придав сгусткам магии вид разных сладостей, с победной ухмылкой взглянул на Рика и Зара.       — И зачем ты силы тратишь, змеёныш? Тебе они сейчас нужнее, — укоризненно заметил Салазар.       — Да сколько я там потратил? Зато настоящие семейные посиделки, я так давно об этом мечтал. Позвольте мне немного побаловать вас, — и постарался изобразить просительно-умоляющий взгляд, разве что руки на груди не сложил, просто конечности мои были заняты, я посуду переставлял так, чтоб удобней всех расположить за столом.       — Пусть, я потом всё возмещу, зато наше неугомонное чудо радо-радёшенько, а это дорогого стоит, ему позитивные эмоции полезны, — я утвердительно закивал на слова Северуса, вошедшего в гостиную и направившегося к столу. Попытался помочь ему сесть на отведённое место, чем заслужил сардоническую ухмылку, приподнятую вопросительно бровь, и был усажен на его колени, где чувствовал я себя очень даже комфортно. И начал змей-искуситель кормить-поить меня, да ещё и благосклонно разрешил себя попотчевать.       Это был довольно необычный опыт, ведь никогда Северус не позволял себе так откровенно демонстрировать свою привязанность. И это несказанно радовало, значит, он стал воспринимать родителей не просто как глубоко уважаемых магов, а как семью: настоящую, любящую и достойную доверия. Я разве что не светился от довольства и счастья… Какой сегодня всё же невероятный день случился, спасибо тебе, Великая, и Госпожа, за эту благодать!