Песочные люди

Странно. Мне казалось, всё, что я пережила, тянулось долгие годы. Ну, хорошо, месяцы. Ладно, уговорили, дни! Но на самом деле ещё не успела закончиться гроза. Антрацитовый полог неба взрывался фейерверками молний, ливень и град никак не могли определиться, кто же главный. Я любовалась стихией — первый раз в это лето такое буйство! — и ощущала взгляд Маньяка: ствол беретты, упёршийся между лопаток. — Пора домой? Хотела просто сообщить, поставить перед фактом. Дома родители, птички, собачки, все меня ждут, а я здесь прохлаждаюсь… то есть, потею, получая наслаждение. А получился вопрос. Не просто вопрос, а робкий и сожалеющий. Да. Мне жаль, что всё хорошее так быстро заканчивается. Маньяк подошёл ближе — мы стояли под стеклянным колпаком его пентхауса. Я как-то спрашивала, зачем ему аквариум на крыше, он ответил молчаливой улыбкой, и теперь я, кажется, знала, зачем. — А ты хочешь домой? Первую же мысль, ответить "а ви таки ев`ей", задушила в зародыше. Хочу ли я домой? Да. Хочу. Повторила вслух, усомнившись, что Маньяк прочтёт мысли: — Да. Хочу. — Мама, папа, Гошка, Тошка, Фипка, рыбка? Я даже на миг оторвалась от созерцания молний. Зря сомневалась, ведь прочёл же! Он улыбался безмятежно, будто сам Гаутама вошёл в его тело. Гаутама вошёл и в меня, даря отрешённую улыбку высшего уровня духовного постижения… или оргазма. — Да. Я хочу к ним. — Подвезу, — поставил перед фактом Маньяк. Вот так. Коротко и ясно. Надо учиться так же владеть интонациями. Утренняя пробежка или, на выбор, велопрогулка вошли в мою жизнь давно и прочно. Правда, в последние полгода всё реже удавалось на них выбраться. Определившись в пользу велопрогулки, взяла под уздцы верный "корратек" — подарок Маньяка. Недоумение, зачем он, горный, нужен в городе, прошло, как только даритель показал одну замечательную дорогу. Раньше я не знала, что, если за троллейбусным кольцом переехать железнодорожную линию, попадаешь в горы. То, что издали казалось посадкой, на деле оказалось достаточно сложной для прохождения трассой. Буду чаще здесь кататься — освою фристайл! Переезжая рвы по стволам поваленных деревьев, перескакивая с валуна на валун по краю оврага, я наслаждалась каждым движением, каждым вдохом, каждой горстью воздуха, врывавшегося в рот. Жизнь, ты вода? Ты Маньяк? Ты — байк. Любимый велик, вздымающий пыль и каменную крошку на резких поворотах, несущий радость и риск, счастье и боль. Руль в руках создаёт иллюзию контроля… но всего лишь иллюзию. Никогда не знаешь, где начнётся та дорога, что сбросит с седла. Или откуда выедет идиот, вчера только освоивший кручение педалей! Удар по тормозам! Крик! Ветер! И в сантиметре от переднего колеса пролетает то ли попутчик, то ли самоубийца. А может, камикадзе. Хруст, крики, треск, сложный звук падения… да, жизнь. Ты именно такая. Я бережно прислонила "корратек" к стволу сосны и отправилась пешком по проложенной "пикирующим бомбардировщиком" тропе. Надо же познакомиться с идиотом. Кто знает, чем закончится этот вираж? Для камикадзе — нет, похоже, всё-таки самоубийцы — закончился экзотической позой камасутры "активный партнёр (то есть, велосипед) сверху". Самоубийца слабо кряхтел и подёргивал конечностями, обтянутыми модным ярким трико. Значит, ничего не сломано. Сотрясение мозга? Возможно, но… он подтвердил звание идиота, потому что увесистую спортивную сумку на длинном ремне перекинул через плечо, а теперь она обхватывала ремнём тонкую небритую шею. Вы когда-нибудь пробовали определять на вид возраст человека, скатившегося кубарем в обнимку с тяжёлым велосипедом по крутому склону через кусты? Мне представился случай попробовать, и я бы ни за что не дала этому парню больше двадцати пяти лет. Он страдальчески кривил губы и ёрзал попой — видимо, пытался сообразить, как освободить своё драгоценное оборудование из-под седла. Ремень на шее притягивал взгляд. Шея тонкая. Незагорелая. Заштрихованная рыжей щетиной. Тонкая. Хрупкая. Беззащитная. Как раз такая, какую мне всегда хочется сломать. Осторожно обойдя вокруг пострадавшего, я обеими руками отгребла назад его рыжие, как сосновый корень, локоны. Судя по жёсткому изгибу, резинка с них слетела в процессе падения. Вверх ногами лицо почему-то казалось ещё моложе. Ремень, широкий, ребристый, жёсткий, уже поцарапал до крови его шею. Если вот так взять ремень… если вот так приподнять его голову… если… Он открыл глаза. Синие-синие, как закатное небо на востоке. Попытался что-то сказать… Я не дёрнула ремень: аккуратно натянула. Парень захрипел, его руки обрели скоординированность движений, обе заскребли по шее, пытаясь нащупать край. Нет уж, не выйдет. Жёсткая полоса собрала на шее под подбородком складку кожи. Смешно торчали пеньки рыжей щетины. Незагорелая белая кожа уже багровела. Синеву радужек раздвигала чернота зрачков. Я ослабила натяжение — он перестал скрести шею, обмяк. Я натянула ремень — заскрёб, задёргался. Мило. Перевёрнутый велосипед рулём прижимал его грудь и седлом пах, не свалиться на бок ему помогали кусты. Мне бы ещё пару ремешков, как от сумки, и парочку деревьев — замечательный станок вышел бы. Прикрыв было мечтательно глаза, я поняла: нет ремней, нет деревьев, надо пользоваться тем, что есть. Есть парень в шоке от падения, скоро шок сойдёт, и… И я его отпущу. Возьму номер мобильного, и отпущу. И он придёт ко мне. Сам придёт туда, где в моём распоряжении будет весь арсенал ремней и плёток, зажимов и кляпов… почему так уверена, что придёт? Потому что ему понравилось. От него пахло не страхом, а предвкушением. А такие всегда приходят.