Песочные люди

Жизнь, тебя сравнивали с Токийским заливом, верно? Я считаю тебя просто рекой. Жизнь — река, люди — песчинки на дне. Одна всю жизнь пролежит на одном месте, другую затеребит течением, кидая с отмели на отмель. И одна будет завидовать другой, а другая одной, раз уж они люди. Люди так устроены, что всегда завидуют друг другу. Это сказал Маньяк, а я ему верю. Маньяк — единственный человек, который ни разу за всё то время, что я его знаю, не солгал мне ни словом, ни делом. Он всегда говорит правду, даже когда правильным казалось бы соврать. Или хотя бы промолчать. Но на то он и Маньяк. Я всё чаще сомневаюсь, что он человек. Но по крайней мере выглядит-то он как мужчина! Мы знакомы почти пятнадцать лет, и все эти годы ему на вид можно дать то ли тридцать, то ли сорок, иногда меньше, иногда больше. Он переменчив, как Снорк из сказок Туве Янссон. Но я узнаю его. Всегда. — О чём задумалась? — спросила Светка, и я очнулась. За окном маршрутки улетал прочь город, дорога втягивала его под спелые гроздья туч, искрящиеся разрядами молний. Как хорошо, что от остановки до корпуса политеха всего сто метров! С сиденья напротив загадочно улыбался Маньяк. Он сел в маршрутку пару остановок назад, и, как только снял зеркальные очки, оказался непозволительно молод и красив. Как бы он ни менялся, глаза оставались неизменными. Такими же, как мои: светло-светло-серыми, словно обведёнными по краю тонким чёрным маркером. Быстрый мазок ресниц влево — и я вспомнила, что меня о чём-то спросила Светка. Мы ехали с ней на лекцию по анализу финансово-хозяйственной деятельности предприятия, другого настолько же тошнотворного предмета я и представить не могла. Так и подмывало озвучить протяжное "э-э-э", и, не сиди напротив молодой и прекрасный Маньяк, честное слово, озвучила бы. Но в его присутствии так легко получалось убирать всё лишнее! — Я задумалась о жизни, — ответила я Светке, как-то вдруг вспомнив вопрос. — Я вспоминала, с чем сравнивают жизнь… — Жизнь — это дерево, и на нём может быть сколько угодно ветвей, но только от корней зависит, какими будут плоды! — на придыхании выдала подружка, и я не удержалась, оглянулась на неё. О да. Улыбки Маньяка — оружие массового поражения. Откуда-то я уже знала, что он подключится к беседе. — А я бы сравнил с сигаретами. Голос, глубокий баритон, обволакивал, укутывал. Света явно таяла и плавилась от него, как маленький кусочек масла на большой сковороде. Рокот мотора не мешал, оттенял, аккомпанировал. — Бывает табак дешевый, бывает и дорогой. Бывают сигареты с фильтром, и он защитит тебя от вреда, но, только куря сигареты без фильтра, можно почувствовать настоящий вкус табака. Что там Света! Я тоже плавилась и таяла. И он это знал. И он смотрел на Светку, а говорил для меня: — Невозможно прожить жизнь без черных пятен… невозможно и выкурить сигарету так, чтобы фильтр не потемнел. То ли маршрутка подпрыгнула на неровности дороги, то ли судорога прокатилась по Светкиному телу, и я впервые обратила внимание на то, что она так хрупка и беззащитна в своей доверчивой открытости. Я опустила взгляд. Маршрутка остановилась под светофором, и именно в этот миг случилось сразу много вещей: с неба рухнуло синее копьё молнии, ослепило и напугало; раскат грома заглушил все прочие звуки, пальцы Маньяка наручником сомкнулись на моём запястье, продолжая движение, он потянул меня к себе, и… и мы уже стояли внутри потока дождя, а белая "газель" торопливо бежала на свидание к новому светофору. — Невозможно спрятаться от жизни так, чтобы она тебя не настигла. ______________________ Мокрая с головы до пят, до самых потаённых уголков и секретных впадин, но притом неописуемо счастливая, я сидела в маленьком уютном кафе. Официантки взяли меня в перекрестье завистливых взглядов. Ещё бы. Трикотажное платье, с утра летевшее и струившееся вокруг тела, от воды превратилось во вторую кожу. Я не гордилась собой — что дано от природы, тем не стоит гордиться, но в такие моменты, как этот, отчётливо понимала: я красива. Я желанна. Груди совершенной формы, тонкая талия, широкие бёдра, мокрая ткань ничего не скрывала, особенно, отсутствия белья. Маньяк сидел напротив, как недавно в маршрутке, но теперь нас разделял крохотный пластиковый столик. Или не разделял… Его руки подобрали подол моего платья, нашли кратчайший путь к средоточию пульса в данный момент, и мне стало окончательно и бесповоротно всё равно, сколько официанток любуется моим телом и завидует смелости руки Маньяка. Расплавленное серебро его взгляда жгло сердце. — Нет, — сказала я тихо-тихо. — Нет. Не здесь. Он улыбнулся и закрыл глаза. Знал, где. — Пойдём. _______________________ За зеркальной стеной чёртова дюжина мужиков сосредоточенно насиловала девчонку лет восемнадцати-двадцати. Вернее, насиловать одномоментно получалось лишь у троих, остальные нетерпеливо ждали своей очереди. Я обеими руками держалась за некое подобие балетного станка, а обе руки Маньяка с блаженной медлительностью путешествовали по моему телу. — Ты прекрасна. — Только скажи, ты хочешь, чтобы я опровергла — или согласилась? — Промолчала. — Ты язва. — Я — маньяк. — Ты язва-манья… а-ах!.. Девчонка по ту сторону стекла рыдала и молила о пощаде, и я готова была присоединиться к ней: это невозможно. Это нереально. Так не бывает. Это нельзя пережить. — Повтори ещё раз, я хочу это слышать. Я говорила вслух? Что ж, тогда повторю: — Так не бывает… это нельзя пережить. Его руки спеленали мне грудь, его губы прочертили каналы на моём теле, его мир на бесконечное мгновение стал и моим тоже, и… — Это нереально. — Так не бывает. — Это невозможно. — Это нельзя повторить! — Кто сказал — "нельзя"? Мы повторим, и ещё не раз. Жизнь — пачка сигарет, одна кончилась — прикури следующую. Единение двух миров всё ещё пульсировало в каждой клеточке тела, и я думала, что жизнь — не река. И люди не то чтобы не песчинки, но… жизнь — Маньяк. Всеобъемлющий и беспристрастный, он течёт над песком людей, над песочными людьми. Одному повезёт, и он успеет осознать суть жизни. Другого так и будет метать с отмели на отмель чёртова дюжина партнёров…