***
Тиф заметила белые мантии слишком поздно: она уже вышла на поляну, где были палатки, окончательно понимая, что попала явно не на стоянку Нэсса. Бежать бесполезно: ей в спину полетят боевые плетения. Сейчас, когда ее пальцы не в состоянии сплести щита, Тиа была легкой добычей. Место было глухое, никаких патрулей набаторцы не ставили, и потому очень удивились, когда из леса буквально им под ноги вывалилась женщина. Тиф почувствовала, как грубая солдатская лапа стиснула ее локоть, и чуть не пнула того от омерзения. Пару лет назад она могла испепелить человека за меньшее. - Кто такая? - спросил молодой темноволосый офицер. Сказать что Проклятая, нельзя: даже если поверят, это слишком опасно. Закуют в кандалы и Ровану подадут: с них станется. Черный кушак, опоясывающий талию некромантши, Тиф узнает всегда. Эти субчики ровановские, идут, скорее всего, в сторону лагеря Чахотки. - Беженка, - соврала Тиф. - Мы с мужем тут хотели обосноваться до конца войны. Колдунья, до этого молчавшая, хихикнула и осведомилась: - Далеко же забрались. Тут поблизости и деревень-то нету. Сдается мне, лазутчица ты, милочка. Тиа раздраженно посмотрела на девицу, скользнула взглядом по ее посоху: четыре позвонка. Но даже эта недоучка сейчас легко сделает Проклятую, не говоря уже о ее наставнике, пожилом мужчине лет шестидесяти, облаченном в белую мантию. У того на посохе темнело аж семь позвонков. Радовало одно: они явно были очень долго в дороге, и по пути несколько раз с кем-то сцепились. Мантии колдунов были не очень чистыми, на одежде девки Тиф заметила красные пятнышки. Солдаты, опять же, сверкали белыми повязками - раненые. Но особо колоритными были морты. Эти смердящие красавцы в количестве трех штук стояли возле некромантского шатра. До того, как Тиф побеспокоила набаторцев, колдуны мухами крутились вокруг мортов, плели заклинания, пытаясь более-менее подлатать истрепанных покойников. Очевидно, больше мертвецов не было, а сражаться без мортов колдунам будет труднее. Плюс к тому же, лошадей у набаторцев не наблюдалось, и солдаты поступали проще: обвешивали тюками мортов. - Не, я не лазутчица, - принялась плести новую ложь Проклятая, - У меня муж просто охотник, нам в лесах лучше. Мы искали место, где дичи побольше да народу поменьше, и напоролись на ваших этих... монстров. С луками. На Сжегших душу. Мужа застрелили, а я убежала. Она видела по глазам: не верят. На жительницу лесов Убийца Сориты не была похожа, даже если замуж вышла совсем недавно. Единственное годное объяснение: сказать, что она из армии, но это все равно что самой броситься на нож, и вскоре успешно пополнить братию мортов. Колдунья собралась было что-то сказать, но ее оборвал наставник: - Пусть господин разбирается, что с ней делать. Если лазутчица - допросит. Если нет - опять же, его дело. Последняя фраза не удивила Тиа: о садистских наклонностях Рована не знал только ленивый, он явно обрадуется новой пленнице. Тиф пробрала дрожь: с этой стороны жизни Проклятых она не бывала ни разу. Она видела много жертв Рована, но ни разу даже не думала о том, что будет одной из этих, безродных и безымянных. Тиф связали руки и прикрепили конец веревки к стволу дерева. Даже эмоционально уравновешенное тело не могло сдержать ее ярости: Тиа задыхалась, чувствуя унижение и позор. Убийца Сориты, Дочь Ночи: та, чьим именем пугают детишек холодными ночами, привязана, подобно козе. Рядом были морты: если бы у Тиа была возможность использовать магию, она могла бы аккуратно дернуть ниточку плетения, связывающую морта и молодую ведьму. У сдисски на посохе всего четыре позвонка, она явно не очень опытна в плетениях подобной сложности, и порвать их связь проще простого. Ах, как славно было бы, если б страшная тварь разорвала свою хозяйку на части и Тиф удалось немного подпитаться ее силенками! Спрятав связанные запястья под шубку, Тиф, стиснув зубы, провела первую линию плетения, и, не выдержав, застонала от боли. В пальцы словно вонзили битое холодное стекло, перед глазами все потемнело. Эффект был как от сдерживающего браслета, но слабее. Искра, слегка разгоревшаяся после перехода, вновь поблекла. - Эй, ты что там, развязаться пытаешься? - ее встряхнули за плечо, и Дочь Ночи, тяжело дыша, прошипела проклятие сквозь зубы. Если бы она была похожа на набаторцев чисто внешне, все было бы иначе сейчас, однако новое тело имело ярко выраженные имперские черты. Даже со знанием языка набаторкой не притворишься. Убедившись, что веревка нетронута, солдат оставил Тиа в одиночестве, немного выбитый из колеи ее странной реакцией: пленница явно корчилась от боли. Сама же Тиф опустилась на корточки, прижав ледяные пальцы ко взмокшему лбу. "Ничего, попытаюсь еще раз ночью", - решила она, ободренная тем, что анти-магический барьер тела слабеет. Раньше даже от мысли о колдовстве было плохо, а теперь Тиа хотя бы может пробовать. Она не позволит привести себя на веревочке к Ровану, как жертвенного агнца. Главное, чтобы колдуны не поняли, что она пытается плести заклинания. Солдаты сгрудились у огня и пили шаф, закусывая отобранным у фермеров медом. Маги, поплясав вокруг раненых мортов, в конце концов были загнаны в шатер крепким морозцем. Тиф понимала, о чем говорили на другом языке набаторцы: завтра они двинутся в путь, чтобы догнать армию Чахотки. И хуже того: если до завтра Тиф не сбежит, найти лагерь Нэсса будет уже невозможно. Почти без магии в глухих лесах у Тиа нет шансов. Она может бегать от Рована и Аленари сколь угодно: поодиночке Шена, Рону, Нэсса и саму Тиф прихлопнут, как тараканов. *** Смеркалось. Лук, оставив кости, встал вместе с рыжим другом охранять лагерь. Ко мне же подошел мужчина с серебряными волосами, представился как "Рандо", и знаками объяснил, что надо перенести одеяла и матрасы поближе к костру, сам же занялся лошадьми. Пока я работала, белочка постоянно крутилась вокруг и пищала про собаку. Я уже поняла, что белка тоже не говорит на языке этих людей, но ее преимущество было в том, что белка хотя бы понимала их речь. После этого мне дали новое поручение: друг Рандо, назвавшийся Кальном, дал мне четыре кружки с кипятком, и произнес: - Порк, неси, - указал на шалаш. В общем, смысл был ясен. Сам Кальн вернулся к мытью посуды: несчастный человек, ковыряться в холодной воде на таком-то морозе! Медленно двигаясь к запретному шалашу, я то и дело прислушивалась. Было немного не по себе: а ну как выгонят? Тот темноволосый парень из шалаша явно неуравновешен. Я человек необидчивый и не мстительный, но перспектива того, что меня выльют мой же кипяток, не радовала. Однако, только сунув нос за занавеску, я уже поняла: здесь не до меня. В шалаше умирала женщина. Рядом с ней сгорбился худой темноволосый мальчишка, блондин-лучник сидел чуть поодаль, внешне спокойный. Он что-то спросил у меня, и я чисто интуитивно поняла, что надо объяснить, чего я, собственно, явилась. - Порк, неси, - в точности передразнила я смешной акцент Кальна. Лучник почесал макушку, вздохнул, и пробормотал что-то вроде "что же нам с тобой делать". Мальчик, ухаживавший за больной, и вовсе не обратил внимания на наш разговор. Его брови были нахмурены, а изрядно подрагивающие пальцы пытались нарисовать в воздухе какую-то фигуру. Я задержалась, молча глядя в лицо умирающей. Посеревшая кожа, тяжелое дыхание. Я отсюда видела, что у нее наверняка жар: когда мои дети были младше, они постоянно болели, и я научилась отличать что-то серьезное от ерунды. Поставив кипяток на пол, я села возле женщины и пощупала ей лоб. Да, так и есть: жар, и довольно сильный. Наверное, простудилась, когда эти горе-скауты шли к горам. Телефонов у них явно нет, помощи не дождешься. Темноволосый парень мертвой хваткой вцепился в рубаху, натягивая ворот. Я попыталась отодвинуться, но мальчишка явно находился в шоковом состоянии, и даже если бы я начала вырываться с силой, это бы не подействовало. Я ожидала истерики, слез, но мальчик лишь молча, с силой натянул ткань, и даже треск его не отрезвил. - Скажи, скажи хоть что-то, - яростно произносил он раз за разом. За спиной мальчишки умирала девушка, он словно желал вытрясти из меня исцеление. Его слова разбивались о лингвистическую преграду, - Мне не хватает знания, помоги же мне. Девушка всхлипнула, и парень тут же забыл про меня: наклонился над ней, потрогал лоб. Ни у меня, ни у присутствовавшего Нэсса не хватило духу отвлекать его, хотя паренек уже, похоже, с ума сходил. Сколько они вообще пробыли в этой глуши? - Тиф, - прошептал мальчик, сгибая посиневшие от дикого холода пальцы в кулаки, - Это все, это конец. Мужчины явно попытались соорудить женщине хорошую лежанку, но это не помогало: даже при том, что холод от земли не мог пройти сквозь несколько слоев шкур, у больной нет шансов. До утра она не доживет, если не согреть. Темноволосый парень, судя по всему, был здесь местным доктором: он суетился вокруг девицы, временам поил ее заваренными травками, и что-то пытался чертить палочкой на земле. Непонятные линии, над которыми он усердно трудился, имели схематический характер. Я спешно провела ревизию во всем лагере, отобрала флягу Рандо, который чисто из природной деликатности не сопротивлялся, и у возмущенного Кальна, которого попросту остановил лингвистический барьер. Грелок у путешественников не оказалось, пришлось заливать кипяток во фляги и, обернув полотенцем, подкладывать умирающей под одеяло. Никаких таблеток я не нашла, даже выпотрошив сумку нервного мальчишки, в которой он хранил травы. Увы, я не врач, и даже не медсестра: хотя, думаю, в такой ситуации даже медработник мало что сделает. Умирающую пристроили со всем возможным комфортом, но больна она явно не простудой и не гриппом, так что дело не в условиях. Ночью мы всем лагерем сосредоточенно мерзли у костра. Не знаю, как в таких условиях Нэсс и Га-нор умудряются дежурить: я не могла носу показать из-под одеяла, которое, кстати, промокло в снегу. Белочка, которая до этого следовала за мной как тень, не решилась проситься ко мне: она подползла под одеяло Лука, приговаривая про собаку. - Жаба, - вяло пробормотала я вместо "спокойной ночи". - Вот так, собака. По крайней мере, несколько человек в лагере меня жалели: Лук и Га-нор. Рыжий следопыт принес веточку с красными замороженными ягодами из леса - терпкими на вкус, но после мерзкого супа они казалось нам с белочкой амброзией. Лук буквально на пальцах объяснил мне, что девочку из шалаша зовут Рона, а нервного парня - Шен. На следующий день я пошла относить в шатер еду для Шена: мальчик уткнулся лбом в ладонь Роны и, казалось, был сморен сном. Второе, что бросилось в глаза: одеяло не вздымалось, и губы Роны посинели. Она уже несколько часов как не дышала. Присмотревшись, я поняла, что Шен не спал: он что-то шептал, гладя руку Роны своей. Пальцы целителя были окровавлены, кожа потрескалась, словно он много часов изнурял себя тяжелым физическим трудом. Не решаясь тронуть мальчика, я в прострации вышла наружу. Чужое горе убивало: Шен не выл, не кричал, не бился в истерике. Он просидел в шалаше половину дня, не двигаясь с места. Я все думала и думала о той девочке, которая умерла: она ведь как восковая была, черты застыли, и сколько я ни отогревала ее вчера, ничего не помогало. Больше всего пугала мысль о дальнейшей судьбе Шена: когда юношеская влюбленность заканчивается такой трагедией, это тяжело для подростка. Пожалуй, худший сценарий из всех. Отпускать мертвых возлюбленных труднее всего, и очень тяжело потом жить дальше, даже просто найти себе кого-то еще: мертвые в наших глазах всегда идеальны, в отличие от живых. Сейчас главное - просто не дать ему что-нибудь сделать с собой. Рону похоронили, когда вернулся Нэсс. К тому времени она окончательно остыла, и мороз начал делать свое дело: тоненькие реснички заиндевели, слиплись, кожа побелела в тон укрывшему окрестности снегу. Копать могилу в мерзлой земле было изнурительно, но ни Кальн, ни я не проронили ни слова. Сами похороны вышли сумбурными, скомканными, и явно устраивались для Шена: Нэсс произнес несколько слов, потом Рону с головой завернули двумя тонкими одеялами, и в четыре руки опустили в неглубокую яму. Юми с Га-нором принесли лапника, которым устлали свежую могилу вместо венков, потом установили небольшой столбик с вырезанной надписью на чужом языке. Все, кроме Шена, очень быстро разошлись, торопливо сворачивая лагерь: Лук, утирая слезы, сердито скатывал одеяла, запихивал в тюки и помогал грузить лошадей. Юми помогал мне мыть жестяную посуду: я мыла, он вытирал грубым лоскутом ткани чуть ли не больше его самого. Мои руки покраснели от ледяной воды, но не растрескались, как у Шена, который до сих пор сидел возле свежей могилы. Что же нужно делать на протяжении многих часов, чтобы так себя изувечить? Спросить у Шена я не решилась. Подходить к нему сейчас было очень страшно: он явно думал, что я почему-то могла помочь его девушке, и теперь ходил как в прострации, в упор никого не замечая. Нэсс чуть ли не за ручку подвел его к лошадям и посадил на самую незагруженную лошадь. Было ясно, что они торопились, даже несмотря на погибшую, и лагерь разбили только из-за Роны. Теперь мы уходили с поляны в сторону гор, оставляя за спиной мертвое кострище и зеленую от набросанных еловых веток могилу Роны. *** Продвигались мы медленно: за ночь поднялась метель, и приходилось посылать вперед разведчиков. Га-нор и Лук или Га-нор и Кальн попеременно возвращались к стремительно замерзающему каравану, где их отогревали как могли. Периодически хмурящийся и ругающийся Нэсс останавливал процессию, разводил костерок: мы грелись сами, согревали лошадей. Я занималась подачей кипятка на стол: парадоксально, однако сейчас этот напиток шел лучше, чем обычная пища. Через какое-то время мы свернули на каменные тропы, и стало еще хуже: здесь был настоящий каток. Копыта лошадей разъезжались в разные стороны, мы не покалечились и не свалились никуда лишь чудом. Нэсс заставил Шена слезть с лошади, поскольку боялся, что четвероногое в случае падения утянет мальчика за собой. Было холодно, промозгло, одежду высушить не было времени. После первого же дня такого режима по лагерю пошла простуда, то и дело грозившая перейти во что-то похуже. Я боялась, что вскоре склоны гор украсят новые неестественно зеленые могилы, поэтому на каждом привале подсаживалась к Луку, которые делал лекарственные напитки из трав, принесенных Га-нором. Ничего сложного: истолочь траву в мелкую кашицу, смешать, залить водой. Вкус получался премерзостный ровно до того момента, когда Нэсс нашел местный аналог мяты: бурое растение с резким свежим запахом и вкусом. Похоже, они неплохо знали леса, и то, что здесь можно есть. Подкрадывающееся к лагерю воспаление легких, казалось, немного отступило перед лекарствами. Шена поили силой, равно как и заставляли есть, спать, идти в одной линии с остальными. Он даже не кричал по ночам: когда парня укладывали на одеяло, он просто лежал и смотрел перед собой, периодически начиная дремать. Сон ускользал, реальность же явно была навязчивым кошмаром. - Рона? - шепотом спросила я у Лука, который тем временем пытался растереть мои замерзшие пальцы. Он неопределенно помотал головой, словно думая, как объяснить, и затем просто указал на руки Шена. Нэсс крепко бинтовал мальчика, выхаживал его, мазал растрескавшиеся пальцы Шена, которые выглядели как одна большая гематома и заживали с трудом. - Шен пытался... - сказал Лук, и пошевелил руками, словно сплетая что-то, - Перестарался. А, ты все равно не поймешь. Разотри-ка, - последнюю фразу я поняла и запомнила, потому что Лук протянул мне свои собственные руки, тоже очень замерзшие. Нэсс поставил всех парами: себя с Шеном, меня с Луком, Кальна с Рандо, белочку Юми с Квабаком. Последнему приходилось особенно тяжело на тропах, учитывая его габариты. Без пары был только Га-нор, которому, похоже, было все равно. Стоял холод, а Нэсс не мог одновременно присматривать за Шеном и бегать из начала каравана в конец, чтобы проверить своих людей. В конце-концов обязанность следить друг за другом и за ближайшими лошадьми досталась напарникам. Когда господин Рандо, навернувшись на тропе, чуть не улетел вниз, Кальн быстро вытянул его, а подоспевший Нэсс заставил снять тяжелые доспехи. Пока шли, я думала о том, что происходило. Хорошо, могу предположить, что меня каким-то мистическим чудом закинуло в тело мужика. В конце-концов, не конец света, хоть и неприятно: мужчина, в котором я сижу, молод, здоров, и в целом даже можно привыкнуть за неимением выбора. Говорящую белку, предположим, вырастили в цирке и натаскали говорить одну фразу, как попугая. А что насчет жабы? Я покосилась на здоровенного Гбабака, поддерживавшего здоровенной лапой свою лошадь с грузом под уздцы. Не знаю, в каких условиях надо вырастить такого гиганта. Гбабак постоянно наклонялся к белочке и низким утробным голосом говорил что-то доверительное. Огромная чернобыльская жаба мило секретничала с говорящей белкой. Господи, я же не настолько много вчера выпила! Верните меня назад - и я в монахини уйду, клянусь. А на третий день наших мыканий по предгорью я чуть не погибла. Мы стояли лагерем в пятидесяти шагах от небольшой речки, и решили воспользоваться последней возможностью постирать вещи перед восхождением на гору: как я поняла, Нэсс вел отряд именно туда. Когда я попыталась на своем на ломаном предложить повернуть обратно, в зеленые долины, то была встречена категорическим "нет", причем единогласно. Нет так нет: следопыты на самоубийц не похожи. Раз тащат отряд в горы, значит, так надо. К тому же, я не могу уйти, не зная этой местности. Мы с Луком стирали белье, когда порыв ветра вырвал у меня белую рубашку Рандо и понес на другой берег. Лук развешивал белье над костром в лагере, и попросить его сходить со мной я не могла. Подумав, решила, что ничего страшного не произойдет: рубашка не могла улететь далеко, и потому я неохотно отправилась на поиски переправы. Так оно и было: рубашка повисла на кусте, пригнув мерзлый куст к земле. Я неловко принялась отцеплять легкую ткань, надеясь не повредить: все-таки дорогая вещь. По кустам пронесся жар, и я в ужасе увидела, как рубашка горит, сжимаясь в темнеющий комочек. Снег под ботинками растаял, и вода, шипя, испарилась. Куст, деревья - все вокруг горело изнутри. Горящие деревья окружили плотным кольцом, я упала на землю, ловя глотки свежего воздуха. Я стояла в центре огненного круга, и все внутри него, кроме меня, превращалось в головешки. Среди треска полыхающего пламени я различила постукивание чужих сапогов: молодая женщина, щурясь, стояла неподалеку, опираясь на палку. Вся в белом, она сливалась с окрестностями. Я бы не заметила ее, если бы она не перестала прятаться за сугробами. - По... помо... - кашляла и хрипела я, чувствуя, что умираю. Такое впечатление, будто горящий круг накрыло стаканом: нового воздуха в центр костра не поступало, и то, что оставалось, стремительно уходило в жадное пламя. Огонь жрал воздух, и мне было нечем дышать. С неба посыпались горящие ветки, погребая под собой.***
Ни к ночи, ни к следующему дню Тиф не удалось освободиться. Она терпеливо подтачивала тающую завесу, отделявшую ее от управления Искрой. Теперь надо было действовать осторожней: как-то, забывшись, она перестаралась. Тиа чувствовала возвращавшуюся к ней власть, опьяненная, она принялась плести заклинание, когда молодая колдунья-сдисска бросила работу над мортом и внимательно посмотрела на нее. Тиф похолодела. Она думала, что в отсутствие старика можно ничего не бояться, но у пигалицы оказалась развита чувствительность. Теперь холодная стена стала не только преградой, но и спасением: Тиа прятала свой дар, боясь получить браслет на руку. Нужно было подгадывать время, когда в лагере только один маг, и тот занят, когда никто на нее не смотрит, и медленно подтачивать блок, в то же время не убирая его до конца. Тиа все посматривала в сторону мортов, но понимала, что незаметно "выпить" силу морта не выйдет. Два из трех постоянно таскались за стариком, один ковылял следом за сдисской. С солдатами мортов не оставляли, маги явно больше волновались за себя, да и сами набаторцы не очень-то хотели видеть над собой смердящего монстра. - Иви, ставь ловушки, - крякнул старик, когда они в очередной раз встали на ночлег. - Только не как тогда, сделай все правильно. Иви, та самая красивая сдисска, тихо вздохнула: - В тот раз кто-то разрядил их, говорю же. Я бы подумала на нашу гостью, учитывая, что она весьма удачно подгадала момент для того, чтобы зайти в гости, но у нее ни намека на Искру, - на этом месте Тиф перестала слушать, потому что старик принялся ругать ученицу за невнимательность. Дескать, сама виновата, забыла провести на плетении узор стабильности. Вот оно что: часовых не было, потому что вокруг лагеря маги понатыкали своих ловушек в тот день. И реакция на появление Тиф тоже нормальна: в той стороне сдисска ставила сильные капканы. Проклятая мало того, что из-за своего блока не заметила следов магии, так еще и прошла по капканам. "Почему я жива?" - прищурившись, Убийца Сориты пыталась просчитать вероятность того, что один из ее старых щитов-плетений перенесся с ней и сработал. Самым вероятным объяснением сейчас было то, что новая оболочка к магии абсолютно глуха: вроде как плести нельзя, но и плетения не могут навредить. Будь здесь Ходящие, и если бы Тиф поняла раньше, что к чему, она бы победила. Две, три, может, четыре Ходящие были бы повержены. Эти куры действуют по одной схеме: прийти в ярость, развизжаться, закидать боевыми плетениями. К тому времени, как они бы смекнули, что к чему, их силы бы иссякли, тогда Дочь Ночи разом проломила бы свой блок изнутри и нанесла последний удар. Блок был так искусно сплетен, что снаружи его проломить было попросту невозможно: он отвергал атакующую магию, это было "скрытое плетение" - ниточки брони были так искусно сплетены, что не подцепить, не разрушить. С некромантами такие фокусы не пройдут: натравят мортов и никакой блок не поможет. Как же повезло, что вместо мортов вокруг лагеря были ловушки! В лагере чувствовалось напряжение: набаторцы не очень любили быть оторванными от своей кодлы, если только это не разведчики. Одно дело - когда тысяча таких лоботрясов идут по чужой земле, и другое дело - оказаться в меньшинстве, с магами-недоучками и тремя мортами в качестве основной силы. Вскоре Тиф сумела вычленить из разговора магов, что ее хотели превратить в морта вместо того, чтобы тащить к Ровану: впечатлить господина, конечно, хотелось, но еще больше маги желали остаться в живых. Это были самые страшные двадцать минут в жизни Проклятой: она затаив дыхание слушала, как презренные недоучки рассуждали, каким образом ее лучше заколоть и кто будет поднимать. К счастью, девка Иви была неопытна и ее Искра за последнюю неделю поистаскалась, чтобы держать сразу двух покойников в узде, а старик был абсолютным бездарем, ему двух мортов за глаза хватало. В какой-то момент Дочь Ночи поняла, что они в лесу не одни. Какая-то группа шла параллельно с ними: колдун все чаще поднимал в небо сотканную из тьмы птицу-разведчика, что тратило его силы. Костер теперь был под запретом, и ловушки Иви проверялись тщательней. Они попытались увести свою группу другим путем, и даже получилось вырваться вперед благодаря птице старика, но ненамного. Было непонятно, заметили имперцы присутствие набаторцев или нет: старик оказался слаб Искрой, но хитер аки йе-арре в базарный день. Пройдоха весьма умело путал следы, используя простенькие плетения. Днем кто-то попал в большую ловушку Иви. Старое сдисское плетение, уровня третьей ступени: весьма ограниченное по площади, умелый маг нейтрализует на раз-два, но ловушки Иви были нужны, чтобы в первую очередь предостеречь остальных. Несмотря на презрение к недоучке, Тиф оценила их с Пройдохой хитрость: у них были слабые Искры на фоне Избранных, но эти двое вполне справлялись с ролями лидеров и защитников отряда. Солдаты повскакивали, собираясь было ринуться туда, где сработал капкан, но их остановил окрик офицера: - Куда? Отходим в другую сторону. Старик-Пройдоха, как только сработал капкан, кинулся в ту сторону забрать ученицу. Иви только-только расставила ловушки и еще не успела вернуться. Потерять одного мага, пусть даже неопытного: это может быть фатально. Старик явно собирался по-тихому забрать девушку и уйти следом за солдатами, не ввязываясь в бой. В крайнем случае: оставить мортов за собой. Это был шанс. Молодой солдат, который до этого кормил Тиф и следил за тем, чтобы она не замерзла насмерть, натянул поводок Проклятой. - Что скажешь на прощание? - огорошила его Тиа, задав вопрос на чистейшем набаторском, выиграв время. Она ухмыльнулась, наблюдая, как рожа набаторца вытягивается. Ну ничего, сейчас ты удивишься еще больше... Ее пальцы работали быстрее, чем у любого музыканта: через режущую боль Проклятая сплела то, что хотела. Дочь Ночи чувствовала, что хлипкий блок больше не может ее сдерживать: он был словно подтаявший лед, она относительно без труда сломала свои оковы. Сила не переполняла ее, скорее грела задворки сознания, но Тиа вполне хватило сил сплести огненную вязь и поджечь солдата. Она могла бы сейчас рвануть поводок и кинуться зайцем в лес: никто бы не последовал. Не посмели бы. Однако Дочь Ночи не из тех, кто прощает унижения: она кинула еще одно плетение наугад, надеясь изуродовать как можно больше людей. Это не смертельно: ее первая жертва уже почти потушила пламя в снегу, но в горах ночью шансы раненых выжить стремятся к нулю. Солдат ждала мучительная смерть в снегах. Тиф с сожалением ограничила себя только такой карой: более тратить силы неразумно, несмотря на то, что она уже который день мечтала уничтожить всех, кто держал ее на привязи. Тиа ал'Ланкарра не из тех, кто с легкостью забывает обиды: люди кричали, и она чувствовала себя живой как никогда. Она снова распоряжалась чужими жизнями, была Проклятой. Скоро Тиа вернет свою силу и вновь сможет составить конкуренцию Ровану. Как оказалось, чудесное, прекрасное тело было абсолютно нейтрально к магии. Тиа не чувствовала ни склонности к Свету, ни к Тьме: такое впечатление, будто истинная хозяйка оболочки никогда не имела дела с магией. Это было за гранью реальности: все обитатели Хары были поцелованы магией. Кто южнее - бархатной Тьмой, кто севернее - ярким Светом. Проклятая теперь буквально сгорала от любопытства, что же за мастер создал блок-плетение. Солдаты разбежались, и Тиа задумчиво проводила их взглядом: она уже знала, что быстро подкрадывающаяся ночь убьет маленький обожженный отряд. Она тут же выкинула их из головы и направилась за магом. Не пройдя и двадцати шагов по следам старого пройдохи, Тиф увидела его тело с торчавшей из горла стрелой. Присев, ал'Ланкарра пригляделась повнимательней, тихо ругаясь. Побег становился все опасней: она хотела по следам мага пересечь место, где Иви ставила ловушки, а затем уйти в леса. Но, судя по этой стреле, которую старик получил сразу после сработавшей ловушки, их лагерь пасли. Тиа внимательно огляделась вокруг, но, сами собой, никого не увидела. Таинственный лучник исчез или затаился, раздумывая, убить женщину или нет. Она вновь склонилась над стариком. - Не помог тебе ворон-разведчик, - поцокала Тиа, улыбнувшись краешком рта. Проклятая никогда не забывала старых обид: она поклялась сделать из него набитое чучело еще в тот момент, когда ее поймали. Но после того, как дед планировал сделать Тиф мортом, она твердо решила, что они с Иви умрут в жутких муках. А после - оживить их как мортов. Увы, в муках не получилось: стрела убила почти моментально. В морта тоже не получится: мало толку, много сил на это уйдет. В горах ей потребуется вся энергия, чтобы не замерзнуть. Проклятая жадно склонилась над погибшим колдуном, надеясь подпитаться магией, которая еще витала в воздухе, но увы: в последние дни их с Иви Искры ослабели, и единственное, чем могла поживиться Тиф - морты. На хилсс даже не посмотрела: перековка жрет силы и время. Первого морта Проклятая нашла в одной из ловушек Иви: девчонка неплохо работала со стихией огня, тот буквально пожрал тварь, когда мертвый ступил в слабо очерченный круг. Второй отирался неподалеку. Тиа собрала с чужих мортов все, что только могла, оставляя после себя обычных мертвецов. Иви была где-то здесь, еще живая. Лучник - тоже неподалеку. Теперь Тиа различала контуры ловушек на земле: их было всего ничего, достаточно просто обходить. Она полюбопытствовала, откуда у слабенькой Иви столько сил на множество ловушек, и, с одной стороны, слегка разочаровалась, увидев общий энергетический контур, а с другой стороны, восхитилась. Слабая, но умная: плетений много, но сработать могут лишь три, на большее общей энергии не хватит. Этого вполне хватит, чтобы задержать врага и уйти самим. На всякий случай сделав простенький щит - вот и пригодилась выпитая и мортов энергия - Тиф осторожно двинулась дальше. На саму Иви Тиа наткнулась возле сработавшей ловушки. Волшебница сжимала посох, обходя по кругу ревущее пламя. В центре кто-то лежал, визжа от страха, но Тиф не интересовала жертва: Проклятая, сощурившись, наблюдала за обидчицей. Судя по цепочке следов в снегу, трясущаяся от холода и страха девка проверяла ловушки западнее, когда сработала эта. Иви, соответственно, подорвалась проверять, кто попался: может, имперец, а может, просто безмозглый заяц наступил. Какое-то время потопталась за деревьями, а потом зачем-то подошла поближе. И что нас так заинтересовало?.. Теперь Тиа терпеливо ждала. Она уже приметила направление, в котором побежит: выйдет по следам жертвы к воде и вверх по течению. Главное выйти из предгорья, не напороться на отряд Нэсса, и сделать так, чтобы ее не нашли. Магия вернулась, это тело вполне подходило для Тиф, как выяснилось, и Шен с Роной больше не были нужны. Напротив: Дочь Ночи не особо стремилась целенаправленно обучать тех, кто спит и видит как уничтожить всех Проклятых. Это все равно что врагов себе растить, да похуже, чем Митифа. Проклятая не сразу поняла, что ее встревожило: морта не было. В мозгу что-то щелкнуло: Иви совершенно точно была с мортом. Теперь она одна, ловушек больше не срабатывало. Тиа почувствовала смутное беспокойство: дело дурно пахло, и надо бы по-хорошему бежать прямо сейчас. Сдисска словно пришла в себя, и на подгибавшихся от страха ногах, опираясь на посох, торопливо поковыляла прочь. Существо в огне хрипело и кашляло, крича что-то, и Тиа подошла к активированному плетению. До этого она не рисковала тянуть энергию из "спящей" ловушки - все равно что мину палкой обезвреживать - но теперь... Можно попытаться. Проклятая сосредоточилась и проследила узор огненного плетения, дождалась повторения, и подцепила ниточку. У Иви не было никакой защиты на этот случай: ловушки ставились не на мага, и не для открытого противостояния. Тиа никогда не умела подпитываться чужой энергией так мастерски, как это делала Проказа, и старуха точно в два счета разделала бы недо-ловушку Иви. Но не Тиф. Ал'Ланкарра с трудом разобрала плетение Иви, добралась до общего контура, который тянулся по земле к другим ловушкам, как шнур. Увы: только Тиа начала вытягивать силу чужого плетения, как оно ускользнуло. Недалеко вспыхнула еще одна ловушка, и Тиа выругалась: все, это была последняя, третья. Больше энергии нет. Ниточка общего контура стремительно серела, чужое плетение рассыпалось. Человек, попавшийся в ловушку Иви, кашлял и дрожал: капкан распался, волшебный огонь потух, а жертва - спасена. Неподалеку раздался тоненький крик сдисски, и Тиф торопливо пошла прочь, оставляя раненого на контуре иссушенной ловушки. Проклятая сплела себе щит получше, памятуя о чудо-лучнике, что лишил жизни Пройдоху. Она прорвалась к берегу, задыхаясь, и кинулась туда, где зеленело предгорье, откуда они с Нэссом пришли. В Бездну все, и горную экспедицию тоже: теперь торопиться некуда, можно лечь на дно. У Тиа новое тело, которое более-менее можно обработать под свои нужды, если найти место, где можно спрятаться от гнева Аленари и нездорового садизма Рована. На другой стороне водоема темнели чужие следы на снегу, корзинки с бельем, и Тиа словно обожгло: прочь от людных мест, прочь от войны. Все, что теперь важно: ее разгорающаяся Искра. - Вот так, собака! - закричал вейя, взявшийся буквально из ниоткуда и кинувшийся на Тиф. Проклятая остановилась как вкопанная, и с гримасой омерзения выдохнула: - Я отказываюсь в это верить, - Дочь Ночи уставилась на Юми, и потихоньку паззл в ее голове сложился. Конечно, Иви с Пройдохой шли к Ровану, и были, соответственно, неподалеку от лагеря Нэсса. Вот почему отряды шли бок-о-бок, что смущало разведчиков: обе стороны хотели использовать один и тот же перевал, пытаясь двигаться скрытно. Они явно заметили друг друга давно, но никто не хотел конфликта, группы просто боялись друг друга и были в замешательстве. И вот теперь кто-то по тупости попался в ловушку, а затем полилась кровь. - Отстань от меня, - прикрикнула на вейя Тиф, - У меня своя дорога, у тебя своя. - Вот так, собака! - не соглашался Юми, наступая и явно оттесняя Тиа от пути к свободе. - Стой смирно, - раздался холодный голос из-за спины. Нэсс держал женщину на прицеле, и Тиф хмыкнула. Кажется, понятно, кто прикончил старого мага. Стрела в горло, гийян: в твоем стиле. - Только попробуй - изжарю, - угрожающе произнесла Проклятая, - Я не Пройдоха, чтобы меня стрелами нашпиговывать. Конечно, не Пройдоха: у старика не хватило ни сил, ни времени на щит. Он попросту не предполагал, что кто-то может подобраться так близко к лагерю, через ловушки Иви. Нэсс не ответил, явно размышляя. Затем гийян коротко указал на промерзшее бревно, но Тиа осталась стоять. Убийца ждал, пока подойдут остальные: Га-нор наверняка повел отряд в обход, ловить набаторцев. Судя по тому, как ранее Иви кричала, ее уже нашли. Время шло, и Тиф пыталась придумать, что ей делать. - Не знаю, Ласка, - наконец произнес Нэсс, - Я ничего такого не заметил. Тиф краем глаза покосилась на Нэсса. Как всегда, он начинал диалог с мертвой женщиной про себя, и незаметно переводил разговор в устную форму. Если не дергать, гийян мог часами что-то нашептывать себе под нос. Убийца Сориты закатила глаза: некоторые вещи не меняются.