Пожалуйте-с в Хару!

- Ватсон, что вы видите над нами? - Звёзды, Холмс. - И о чём это вам говорит? - Завтра будет ясная погода. - Ватсон! У нас украли палатку!

Жизнь в лагере на природе начиналась рано. Сквозь сон я слышала голоса, шаги. Неподалеку трещал костерок. Вчера вечером мы наелись шашлыка и спать легли далеко за полночь подшофе. Разумеется, никто не озаботился включением обогревателя, и в палатке было холодно, как в морозильнике. С неба падал снег прямо мне на лицо. Я мигом открыла глаза. Палатка исчезла, а я была не настолько пьяна, чтобы поверить в то, что ночью выползла на холодок сама. Белка, прыгнув на грудь, закричала: - Вот так, собака! - я буквально подпрыгнула, отчего тяжелое животное скатилось вниз, заверещав. Темный лес вокруг, неподалеку небольшой шалаш. Я не спрашиваю, как из березового леса и лагерной стоянки перенеслась в эту глушь. Меня больше интересовало, кто все эти люди. Молодой человек с белыми волосами и светловолосый мужчина рядом осматривали копыта коней, которые вообще непонятно откуда взялись. На заводчиков непохожи, ведь вместо кнутов у них были настоящие ножи, мечи и арбалет! Белка все еще верещала, прыгая вокруг меня. Я по натуре девушка незлая, но грызунов и иже с ними боюсь панически, а потому, неловко взмахнув рукой, твердо придала белке ускорения в другую сторону. В тот же миг земля подо мной разверзлась. Вернее, зашевелилась: из-под грязи и налипших комков грязи на меня осуждающе посмотрели два больших глаза. Огромная жаба открыла рот и осуждающе что-то произнесла. Белка, повторяя непонятное "Вот так, собака!", прыгнула к жабе. Я непонимающе смотрела на животных, пытаясь вспомнить, а не ела ли я вчера грибочков, раз теперь такое снится. Не бывает таких больших жаб, не говоря уже про говорящих белок. На фоне этого я не сразу обратила внимание на то, насколько большие у меня руки... и ноги... и рост. Резко подскочив и путаясь в одеялах, я поспешила подальше от жабы, моля Бога о том, чтобы чудовище не стало преследовать меня. Было очень холодно, выглянув из-под одеяла, я вздрогнула и тут же натянула плед обратно наподобие капюшона. Огромная жаба, похоже, нисколько не смущала людей. Жаба сказала что-то светловолосому лучнику, и тот окликнул меня, оставляя свою возню со стрелами. Судя по интонации, мужчина явно пытался выяснить, что происходит и почему я пинаюсь, но я не понимала ни слова из того, что он говорил. Я не знаю иностранных, и объяснить этому туземцу, что я, собственно, заблудилась, не получится. - Порк, - это слово мужчина выделил, прежде чем задать вопрос. Он ожидал ответа, и сереброволосый мужчина тоже, забыв о лошадях, посмотрел в нашу сторону. Пауза затягивалась, русского они не понимали, и я, чтобы сгладить неловкое молчание, покивала с умным видом. Лучник продолжал смотреть на меня, ожидая, что я скажу еще что-то. Не зная, как сделать, чтобы от меня отвязались, я сердито откинула одеяло, собираясь объяснить им все на русском. Прежде всего то, что я их не знаю, отчитываться не собираюсь, оставаться здесь - тоже, и вообще, наверное, я сплю вовсе. Во всяком случае, в нашем климате жабы такого размера не водятся. И тут все вылетело из головы: мне на глаза упала светлая прядь. Не моя. Я, открыв рот, медленно накрутила ее на палец - здоровенный мужской палец, тоже явно не мой. Светловолосый лучник снова задал вопрос, но мне было не до него. Плоская мужская грудь, здоровенные ножищи - это... что? Это кто? Из шалаша выглянул темноволосый мальчишка, что-то спросил, но мне уже подавно было не до них. Я судорожно ощупывала собственное лицо, находя незнакомые черты и плача. Кто-то осторожно коснулся плеча, но я рванулась вперед, запуталась в собственных огромных ногах, и больно стукнулась передом. Почувствовав неладное, я опустила руку, и тут одернула: найденное привело в ужас. Кошмар, это что такое? Я почувствовала подступающую тошноту, позеленела. Ой-ой. Это точно не от меня: мой желудок мог выдержать что угодно, любую качку, меня никогда от страха не тошни... Когда страшная жаба, все это время наблюдавшая за мной, начала выбираться из-под земли, меня вырвало от страха. *** Спустя час, умывшись, я сидела возле деревьев. Мужчины совещались у шалаша. Особо ярко жестикулировал черноволосый мальчишка, изредка взмахивая руками в мою сторону. Из леса вышли и присоединились к ним ярко-рыжий мужчина с короткой косой и суровым видом. Он перекинулся фразами со светловолосым лучником и, отойдя в сторону, вернулся с каким-то человеком. В руках у человека была пустая корзина: искал грибы, а нашел шиш с маслом? Темноволосый громко назвал грибника Луком, и продолжил совещание. Мне было интересно, но я сидела и покорно ждала. Когда я порывалась встать и осмотреться, каждый раз это чувствовали: после того, как рыжий и лучник пару раз наградили меня весьма холодными взглядами, я оставила попытки прогуляться. Я не представляла, где мы находились: видневшиеся вдали горы вот нисколько не проясняли ситуацию. Я вообще не знала, что в наших краях есть горы. Жаба, к счастью, вновь зарылась под землю, правда, уже в другом месте. Большая белка же никуда не ушла: белочка уселась под соседней елью, сложив лапки, и в упор наблюдала за мной. Честно говоря, я сама понимала, что не стоило ее отталкивать, но что поделаешь. Вот такой я трусливый человек. - Извини, - пробормотала я, и белка снова что-то закричала. Из этого словесного месива я со временем смогла вычленить отдельные предложения, смысла которых я не понимала: "Вот...ак, со...ака!" - Вот, - пробормотала я незнакомое слово, копируя интонацию. Я все еще думала, что сплю. Мужское тело пугало: какой я мужчина? Мне всегда нравилось быть женщиной. У меня, в конце-концов, дети уже есть. Снова ощупав лицо кончиками пальцев, я пришла к выводу, что мужчина из меня достаточно симпатичный. Уж точно не урод: Боженька наградил чертами, старался долго, наверное. Я тряхнула вихрастой головой, отметив, что волосы достаточно мягкие, приятные. Правда, очень хотелось есть. Услышав бурчание желудка, белочка сжалилась и откуда-то принесла сухарь. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что белочка какая-то странная: внешне отличается от типичных представителей этого вида. Симпатичное вполне себе мохнатое тельце, короткие ручки и ножки. Белочка хотела прыгнуть мне на колени, но, очевидно, вспомнив прошлый раз, передумала. Сухарик я приняла с благодарностью: низко поклонилась единственной благодетельнице. - Вот так, собака, - уже спокойней произнесла белочка, и я послушно повторила: - Вот так, собака, - после этого я с аппетитом захрустела сухарем. Вкус во рту был мерзопакостный, но воды попросить не решилась. До того, как я закончила, от группы мужчин отделился темноволосый мальчик, и направился в нашу с белкой сторону. - Тиф, - вздохнув, хмуро произнес он, прожигая меня взглядом. Убедившись, что я внимательно смотрю на него, он начал, - Рона... Дальше я ничего не разбирала, потому что парень говорил быстро и нес какую-то ахинею на своем тарабарском. Этот язык хоть и был чем-то похож на русский, но слова были абсолютно другими. Я его не понимала, но мальчик явно толкнул всю эту длинную красивую речь с надеждой на реакцию собеседника. В ответ на мой кивок он, раздражаясь, резко переспросил что-то. - Вот так, собака, - на ломаном языке произнесла я, надеясь попасть в точку. Просто это единственные слова, которые я знала. В ответ парень раскричался сильнее. Рыжеволосый мужчина, почуяв, что пахнет жареным, положил руку на плечо мальчика, и что-то тихо втолковывал ему. Парень поник и молча поплелся обратно в шалаш. Непонятно, что внутри, но все они смотрели в сторону шалаша со страхом, беспокойством. Деньги у них там зарыты, что ли? Я опасалась, что мужчина тоже попытается разговорить меня, но он молчал. Рыжеволосый уселся рядом, на подстеленное мной одеяло и затих. Притихла и белка, тоже аккуратно сев на краешек одеяла. Я и подавно молчала. Рыжеволосый не спешил начинать беседу. Он не смотрел на меня, но я понимала, что он все равно видит все, что я делаю. Хоть он и выглядел как грубый варвар, но явно умом не был обделен. Итак, они уже поняли, что вести со мной высокие беседы бесполезно. Теперь рыжий пытался понять, как говорить с человеком, который не знает твоего языка. Во всем лагере чувствовалось напряжение, особенно после отчаянных криков темноволосого. Они до сих пор звенели в ушах. Так может кричать только тот, у кого происходит что-то страшное. Зачем ему нужна была я? Он явно что-то хотел спросить, и нервничал, прежде чем его выпроводили в таинственный шалаш. - Кристина, - произнесла я, коснувшись указательным пальцем своей грудной клетки. Рыжий помотал головой, тихо произнес: - Порк, - и ткнул пальцем туда же. Может, я чего-то не понимала, или он пытался мне объяснить что-то. Я затихла, переосмысливая происходящее. Тем временем в лагере явно что-то происходило. Вокруг шалаша постоянно крутились люди, но внутрь никто, кроме лучника и нервного темноволосого не заходил. Внутри явно был кто-то еще: я поняла это, когда лучник принес сразу три порции супа в шалаш. Я вытянула шею, пытаясь разглядеть, что внутри, но ничего не увидела: одеяло, повешенное на входе, мешало обзору, но мне хватило ума догадаться, что внутри больной человек, которого боялись тревожить. Хоть вокруг шалаша и ходили обеспокоенные мужчины, они вели себя тихо, как мышки. Рыжеволосый мужчина принес нам троим супа, следуя примеру лучника. Белочка, к слову, обладала отменным аппетитом. Накинулась на суп, словно ее сто лет не кормили. И расправилась с едой, к слову, также быстро. Я же долго копалась в теплой жиже, сомневаясь: а стоит ли рисковать? В миске плавали размоченные куски хлеба, какие-то корешки и прочая пакость. Преодолев брезгливость, я начала есть: на таком холоде, если не питаться нормально, очень быстро замерзнешь. После обеда рыжий кинул тарелки в общее ведро, меня же решительно потащил мыть руки и посуду. Хватка у него была просто железной: захочешь - не вырвешься. Уверена, если бы я не захотела, он бы меня силой обмакнул в эту поилку для лошадей. Вообще надо было убираться отсюда, но куда? Языка не знаю, денег нет, цели четкой тоже не сформировано. Потаскаюсь пока за этими ребятами, может, что и прояснится: вроде бы нормальные ребята, не отморозки. Вот только интуиция говорит, что они меня откуда-то знают. Я на земле посреди их лагеря несколько часов валялась, спала, в себя приходила, а они и глазом не моргнули, не выгнали. Температура, кстати, резко упала, отчего я больше не расставалась со своими одеялами, и после мытья посуды переехала поближе к костру. Больше со мной никто не говорил, только между собой, да я их и не понимала. С неба падали хлопья снега, все потихоньку начинали дрожать от холода. Постоянно грели воду на костре, без заварки, просто чтобы согреть людей. Кипяток в кружках пили все, даже самые стойкие, потому что по-другому не согреешься. После обеда грибник Лук, крякнув, сел играть в кости со мной. Он периодически что-то говорил, потом начал показывать жестами, когда бросить кубик. По его реакции я понимала, выиграл он или проиграл, и вскоре к нам присоединился человек, которого Лук назвал Кальном. Тоже светловолосый. Рыжий мужчина кинул полено в огонь, и языки пламени заплясали веселее. Постепенно я вовсе вышла из игры, понимая, что толку от меня мало, и Лук пригласил чисто из жалости. Кальн с грибником продолжили партию в одиночку: Лук ругался, явно проигрывая, Кальн же улыбался и потирал руки. Я больше прислушивалась к их речи, и вскоре сумела вычленить словосочетание, которое Лук повторял особенно часто: - Лопни твоя жаба, - я тихо прошептала про себя, запоминая то, в каком порядке идут слоги. *** Дело было плохо: тело оказывало сопротивление магии, решительно "гасило" любые позывы к плетению. У Тиф складывалось впечатление, будто ее обухом по голове били каждый раз, когда она просто поднимала пальцы для простого плетения. Это было хуже всего, хуже Порка, Нэсса и всех ее бед вместе взятых. В этом теле оставаться было нельзя, что Тиа констатировала с немалой долей печали. После страшного дурака Порка, которого она с трудом превратила в нормального человека чисто внешне, ее новая оболочка была очень даже годной. Найдя небольшую, по колено, речку, Тиа с наслаждением напилась воды, заодно и увидела свое новое лицо. Ничего особенного, но порадовали две детали: ее собственные карие глаза, которые явно перенеслись с Тиа, и волосы. Мягкое светло-каштановое каре. Тиф мечтательно погладила их, заранее решив, что будет отращивать косы. После волосни Порка, которую она, к слову, более-менее привела в порядок, женские длинные волосы были просто пределом ее мечтаний. Тиа пришлось идти по лесу без магии, как обычной путешественнице. Теперь компания Нэсса была как никогда желанной, особенно когда Проклятая пыталась найти переправу через ручей. До следопыта Га-нора ей было далеко, и потому Тиа понимала, что ее заметят задолго до того, как она подойдет к лагерю. В другое время дочь Ночи это вполне бы устроило, но сейчас, когда лагерь на ушах из-за внезапно "умершего" Порка и болеющей Роны, это все было крайне невовремя. Рона! Проклятая тихо выругалась. Придурок Шен решил научить свою подружку темной искре, из-за чего она вот-вот отбросит копыта. Тиа и в голову не могло прийти, что Шена посетит сия светлая мысль. Понятно же, что нельзя из любой Ходящей сделать "серую", иначе Тиф давным-давно оставила преследования Лаэн и спокойно подготовила себе новое тело. Честно говоря, даже если Проклятая доберется до лагеря, она ничем не могла помочь Целителю. Тиф не знала, как лечить такие болезни. Все, кто отвергал тьму, умирали, и Рона не исключение. Единственное, чего опасалась Тиа: депрессии Шена, его настроя после смерти Роны. Он был нужен Тиа, чтобы выучить Целителя и как можно быстрее перенести ее в нормальное тело. Настроение было ужасным, и Тиа наконец почувствовала, как стена спокойствия внутри нее дрогнула. Она торжествовала: тело подчинялось ее эмоциям, в то же время не было таких перепадов настроения на грани психоза, как у Порка. Сам Порк, поддавшись общему спокойствию, задремал, что в лишний раз порадовало: очевидно, чужое тело усыпляло его. А может, так действовала атмосфера безмятежности. До лагеря ал'Ланкарра добралась спустя томительных два нара. Все это время костерок чадил в небо, но заметить его могли только те, кто находился вблизи. Да, в лагере Нэсса совершенно определенно был костер - это Тиа помнила. Ободренная Проклятая ломилась через бурелом, как медведь, думая лишь о конечной точке маршрута: теплой еде и возможности поспать. Жаль, нету горячей ванны.