Поющий Койот. Перекрёсток Времён

Леонардо Я с неприятным ощущением наблюдал, как у моего Дождя подкосились колени, и он рухнул у могилы матери. Вид близких мне людей, стоящих на коленях мне вообще не нравился, но тут…. Что-то неприятное ныло под ложечкой…. Я вздохнул, и всё-таки решил пояснить своим, почему позволил Такеши немного отстраниться: - Кёя, он был на могиле матери лишь однажды до этого. В день похорон. И всё. До недавнего времени он даже не помнил, как она выглядела, и отчего погибла, хотя был свидетелем. Враги Цуёши планировали сбить их обоих на машине, но Томоэ-сан, в последний момент оттолкнула Такеши. Он вспомнил тот момент не столь давно. Не уверен, что он тогда с ней попрощался. – Я устало потёр переносицу и виски, и продолжил: - Мама, конечно, сказала ему несколько слов на прощание, но проститься с ней он точно не успел. Пускай переживёт это сейчас, раз тогда не смог. Пускай отпустит это своё прошлое. - Ты своё не отпускаешь. – Резонно заметил Реохей. – Мёртвых близких в том числе. – Я насторожился: а не мог ли он как-то узнать, или догадаться о том, что у меня была другая семья? Теоритически – мог. Но… Да какая разница? Пусть думает, что хочет! - Моё прошлое слишком часто напоминает о себе. Можно сказать, что я живу только им. – Тихо произнёс я. - Да, мне сложно сделать шаг в будущее, но это от того, что я застрял где-то между прошлым и настоящим. Там, откуда пути в будущее вообще нет. Оно, моё прошлое, сделало меня таким, задало цели и ритм движения к ним, и проложило рельсы. Естественно, что мне проще идти по накатанной колее, как и всем, вместо того, чтобы прокладывать новый путь. Я живу, как умею и как могу, так что… - Тебе не кажется, что это… лицемерно в таком случае, тебе учить нас? – Перебил меня Солнце. - Разумеется это так. Но у меня есть оправдание. - И какое же? – Вскинул брови Кёя. - Я уже говорил: не хочу, и даже боюсь, что вы совершите мои ошибки, что закончите… как я. – Я горько усмехнулся, и пожал плечами: - А потому и учу, как их обойти. Я умею признавать ошибки, и знаю, где и когда ошибался, поэтому…. В общем, буду горько жалеть, если не уберегу вас от них. - Ты думаешь, что ты самый… несчастный, среди нас? – Вдруг спросил иллюзионист. Вопрос удивлял, и я посмотрел на него внимательно. Мукуро был как никогда серьёзен, и ждал ответа. Я даже близко не мог предположить, к чему он это спросил, но всё же ответил: - Нет, не считаю. Уверен, что у каждого свой предел. И кому-то для того, чтобы сломаться хватит и двойки полученной по любимому предмету в школе, а кто-то и много раз подряд потеряв всё, и, в конце концов, отказавшись приобретать что-то новое – всё равно не изменит себе, своим принципам и идеалам. – Мы усмехнулись одновременно, но разному: бандиты, скорее всего, тому, что узнали в последнем примере меня, а я тому, что вряд ли стану человеком из последнего примера. В конце концов, я не мог утверждать наверняка, что до сих пор не сломался. - Опыт прожитых лет у людей разный, и сравнивать его нельзя. Потому я и твержу, что чтобы понять другого человека, нужно прожить его жизнь. - Следуя этой логике, ты не понимаешь нас, а мы – тебя. – Заметил Мукуро, вскинув брови. Я кивнул: - Это так и есть. Мы ведь разные, и это нормально. Однако опыт может быть похожим, а человек с хорошей фантазией может представить. Например, ты ведь никогда не испытывал на себе, как страшно, когда на тебя нападает стая волков, и пытается тебя съесть. Ты и что такое укус волка не знаешь. Но когда используешь «Путь Зверей», ты всё равно очень натурально внушаешь противнику то, что никогда не испытывал. И это работает, понимаешь? - Смутно. – Качнул хохолком Туман. - Хоть что-то. – Вздохнул я. - Однако, к чему ты об этом заговорил? - Знаешь, Босс. – Иллюзионист вздохнул, растрепав свою причёску немного пальцами, которыми судорожно зарылся в волосы. - А там, в лабораториях… они ставили над нами бесчеловечные эксперименты. И многие из нас умирали на операционных столах, или в мучениях, когда какой-то препарат не приживался. Они делали нам больно, часто. Но боли редко длились больше восьми часов. Да и… те люди, старались свести к минимуму расход «материала». Они нас берегли, как драгоценных кукол, ценный материал для экспериментов. Это, конечно адские годы жизни, но не от боли физической. А от страха и…. Было тяжело каждый день терять товарищей, было… Там невозможно было не сломаться. – Я тихо выдохнул: получалось, что у нас какой-то день признаний, что ли? Не думал, что Мукуро когда-нибудь решится хоть и мельком, но рассказать о том, что было в тёмной части его прошлого. Но…. Это было как-то… неловко слушать такое. Мне неловко, ведь остальные подобного явно не ощущали. А мне…. Я просто считал это слишком личным, будто мне позволили прикоснуться к чему-то сокровенному. Я в этот день немного рассказал о своём прошлом. Но рассказал сухо, не передавая и сотой доли эмоций, которые пережил в те времена. Так что вряд ли ребята поняли, как именно на меня всё это могло повлиять. А вот мой Туман рассказывал… чувствами, и я словно наяву видел маленького мальчика с глазами обречённого, жавшегося к стенке от ужаса в лабораториях, и людей в белых халатах, что смеялись над ним…. Я завидовал иллюзионисту, потому что сам…. У меня не хватало духу, рассказывать так. От того мне и было неловко, неприятно. Мне доверяли, а я… не мог. Всё-таки мы были слишком далеки друг от друга. Я не мог стать частью этой компании. Я был чужим для них. И они… для меня тоже. - К сожалению, те люди далеко не единственные, кого за жестокое обращение с детьми нужно четвертовать, или… самих подвергнуть тому, чем занимались они. – Вздохнул я, скрывая эмоции. - Хотя… Карма их всех накажет, и смерти будет мало. И всё-таки, я ещё не понимаю, что ты хочешь этим сказать? - Я думаю, что трёх недель на операционном столе – слишком мало, чтобы стать…. – «Чтобы сломаться или закалиться», - прочитал я в его глазах: - Стоп! Я понял. Но… Во-первых, не физическая боль сделала меня таким, и ты ошибаешься, если думаешь, что то событие, которым я сегодня столь необдуманно с вами поделился, самое страшное в моей жизни. – Очень быстро проговорил я, выдыхая, и понимая, что прав: он не понял, как моё детство повлияло на меня. Впрочем, я сам не позволил этому случиться. - А во-вторых, Мукуро, с того света живым, - я выделил это слово, - вернуться в своё тело невозможно. - Но ты… жив. – Заметил Реохей, как-то… вопросительно. - Спорное утверждение. – Уклончиво парировал я. - Но, в любом случае, такое возвращение бесследно пройти не может. - Так у тебя из-за этого глаза… мёртвые? – Вскинула голову Наги, не обращая внимания на вопросительные взгляды товарищей. Правильно, мои глаза без иллюзий видела только она и Такеши, который, к слову, как раз поднимался на холм к нам, видимо закончив беседу с могильным камнем матери. - В яблочко! – Хмыкнул я, и решил объяснить ещё некоторые странности: - И… сердце иногда останавливается. – Реохей иронично повёл бровью, мол, и не сомневался, что Скуалло не показалось, когда мы Изидоро с того света вытаскивали. Но я его выразительный взгляд проигнорировал: - И… души людей видеть могу, хотя это и требует усилий. И ещё несколько странностей. Но это физически. Морально же…. – Я замялся на миг, снова скрывая важное, и быстро закончил: - Все основные инстинкты человека после этого становятся тупыми и бессмысленными после смерти. Ты знаешь, что существование смертью не заканчивается, и у тебя пропадает всякое чувство самосохранения, инстинкты выживания и продолжения рода, и… так далее. Стремиться после этого к чему-то тоже не шибко хочется. Это нужно быть или одержимым какой-то идеей, или иметь чудовищную силу воли. В общем, умирать – очень вредно для здоровья. - Хех, ну это и так ясно. – Улыбнулся Солнце. - Не понял, чего вы улыбаетесь. Джудайме? Осьминожья Башка?! – Подозрительно посмотрел на нас Хаято. - Иронии. – Хмыкнул Реохей, под мой смешок. И в этот миг, наш Дождь, наконец-то, вернулся к нам. Он окинул нас внимательным взглядом карих глаз, и обиженно произнёс: - Так, как я вижу по вашим бессовестным глазам, вы уже успели обсудить без меня что-то интересное, да? - Ну, должны же мы были чем-то компенсировать гамму эмоций на лице непробиваемого Дождика, стоящего на коленях у могилы своей матери, которого так и не увидели. – Не выдержал и ухмыльнулся я, хоть и понимал, что над такими серьёзными вещами не шутят. - Я не считаю это чем-то постыдным. – Поджал губы мой Хранитель, и я согласно кивнул: - Я тоже, Такеши. Просто зрелище редкое, согласись. – И не мог не спросить: - Легче-то хоть стало? - Пока не знаю. – Пожал плечами он. - Садись. Посидим немного, и домой. Хватит на сегодня прогулок по памятным местам. – Решил я. Как-то тем для разговора у нас больше не нашлось. И мы просто сидели в беседки, часто, приваливаясь друг к другу плечами или спиной, погруженные в собственные мысли. Я с удобством раскинулся на лавке, вытягивая ноги под маленький столик, и откидывая голову назад, так, чтобы было видно небо из-под крыши. С неё неприятно капало на щёки, ведь крыша была мокрой, а дождь закончился не столь давно, и не вся влага успела стечь с беседки. Я просто смотрел на очищающееся небо, и отчего-то вспоминал время, когда мы… «познакомились». Это был… сложный период моей жизни. Меня зверски ломало даже просто от необходимости жить в Намимори, вызывая желание бросить всё. Это не говоря уже о Реборне, его планах, отвратительном самодовольстве и о… так называемых Хранителях. Последнее меня ломало до сих пор, и с каждым месяцем всё сильнее, по мере увеличения количества кандидатов в оные. Да, возвращение на родину далось мне очень нелегко, но…. Я и сам не понял как, когда и зачем тихо заговорил: - Знаете, в детстве, ещё до того как узнал о проклятой крови в жилах своих – любил смотреть на небо. Смотрел и думал о том, что понимаю его. Такое холодное, бесчувственное, безразличное ко всему, и в тоже время красивое, притягивающее взгляд, завораживающее, бесконечное, но безжалостное и беспощадное. – Я протянул руку к небу, но… не достал, и убрал её с досадой в карман брюк. - Мне казалось, что я понимаю от чего. Оно родилось из Хаоса тьмы и огня. Оно то, что потом множество бесконечностей спустя люди прозвали вселенной. И существует оно столько, сколько существует вселенная. Оно, Небо, не знает ничего, кроме бесконечного множества одинаковых вечностей хаоса тьмы и огня, создающих и уничтожающих жизнь. У него бесконечное множество частей. Больших: звёзд, планет, туманностей, чёрных дыр. И маленьких: живых существ, растений, гор, облаков, пылинок…. Мы все его части, как я уже неоднократно говорил. Части Неба. И оно часть нас самих. Но сколько бы у него не было частей – оно всегда было, есть и будет одиноким. В отличие от его частиц. Ведь мелкие части объединяются в планеты, планеты в солнечны системы, солнечные системы в галактики. И все они взаимодействуют между собой. А оно одно всегда. Мы вроде бы и его части, и тянемся к нему, а почувствовать его не способны ни морально, ни, тем более, физически. Мы не почувствуем ни его благосклонности, ни его презрения. Ни его объятий, ни его ударов. Более того, во всех своих бедах мы виним чаще всего именно его. Естественно, что за бесконечность бесконечностей таких лет станешь холодным, бесчувственным, безразличным, и беспощадным. – Я передёрнулся, потому что понимал, потому что был ИМ. - Однажды я рассказал о своих мыслях Юкико-сан, библиотекарше, с которой мы встречались сегодня. Она заинтересовалась, и почему-то спросила: «А ты хотел бы быть Небом?». Не помню почему, но ответил ей тогда: «Нет. Это страшно». Сейчас вспоминаю об этом, и думаю, насколько это иронично. Ведь в итоге я вроде как являюсь Небом. И это действительно страшно…. – Я помолчал, слушая и ощущая звенящую тишину вокруг, и продолжил: - Быть Небом - страшно. Страшно от той бесконечности, что вроде бы и целая вселенная, а то и не одна, и в то же время пустота, бесконечная пустота, что вечно скрывается внутри. Страшно быть этой бесконечностью, и не потеряться в ураганном шторме безлико-ярких эмоций и полно-бессмысленных дней. Знаете, если очень быстро двигать зажжённым факелом, он становится линией, а рыжее пламя – становится белым светом. Просто всё сливается в одно. Это как, если смешать все цвета, то получится белый, пустой и бесцветный. А ещё, от быстрого движения, факел быстрее прогорает. Так и будучи Небом, страшно стать безразличным и пустым, или сгореть в собственных эмоциях. – Я горько усмехнулся, потому что «я почти…». - Занзас считает меня тем самым Небом, которое вселенная, рождённая из хаоса огня и тьмы. Небом, запертым в человеческом обличии, холодным, притягивающим взгляды, завораживающим, красивым, бесконечным… и безразличным. И говорит мне об этом каждый раз, когда смотрит в глаза, без иллюзий. Небо и свет звёзд ему в моих глазах мерещится, видите ли. Это смешно и бредово, на мой взгляд. Я ведь не бесчувственный. Хотя должен признать, что в моей жизни было несколько периодов, когда я был совсем как оно. – Я ткнул пальцем в льдисто-голубой клочок неба, меж туч, и усмехнулся. – Был абсолютно бесчувственным, безразличным, и безжалостным. Всего около полу года таких дней накапает. Именно оглядываясь назад, я понимаю, насколько это страшно. Благо, что каждый раз, когда я таким становился – меня спасали. Кайто-сан, Волк, Занзас и… вы. – Закончил я с улыбкой, поднимая взгляд на… Хранителей. Упоминания о своей семье, вытаскивавшей меня огромное множество раз, я, разумеется, сознательно упустил. Зачем я это говорил? Ответа не было. Однако сам смысл сказанного…. Быть может, так парни, именно парни, дойдут до мысли, что Хранители нужны Небу не для защиты, и что у каждого из них свои функции и обязанности, которые по идее должны облегчать жизнь хозяину. Туман – скрывать тайны Неба, Гроза – отвлекать от проблем или бытия, вызывая их удары на себя и дробя их мощь, Дождь – приносить облегчение, смывая эмоции, заглушая и остужая чувства и страсти. Ураган должен сметать проблемы, и разгонять застойные мысли, чувства, энергии, Солнце – вдохновлять, наполнять жизнь энтузиазмом, обнадёживать и наполнять энергией, а Облако – заслонять собой, и прятать так, как одеяло прячет детей от страхов, и монстров под кроватями. И из всех Хранителей Вонголы, понимала свои обязанности, и исполняла их только Наги. И то, ей сказала Рада. Остальные – от раза к разу делали это, но совершенно неосознанно. А ведь я, помнится, им целую лекцию устроил о том, как действуют на нас явления природы, и как это связанно с Хранителями. Но они… не поняли, что я хотел сказать. А такие вещи прямо не говорят, это осознание должно прийти само. Так вот, может, эти мои слова натолкнут их на правильные мысли?! Надежда безнадёжного… Тихо завидовал своему Небу, потому что его Хранители, хоть и тоже неосознанно, но обязанности свои исполняли исправно и почти без сбоев. - Мы?! – Тем временем воскликнул мой Тучка. - Да-да, вы Кёя. Но подожди, я до этого дойду. – Я усмехнулся, снова откинул голову назад, удобно устраиваясь затылком на перилах беседки, и смотря в небо, после чего продолжил мысль: - Так вот. В первый раз со мной такой случалось после первой комы. Ну, тогда вообще был адский ад. Пережить то, что я пережил, вернуться с того света, а очнувшись остаться без ног…. В общем, мне и говорить-то тогда не хотелось. А Кайто-сан всё время смеялся и пытался меня хоть как-то растормошить, заинтересовать, заставить комментировать происходящее вокруг. У него это неплохо получалось…. Для человека, в волю к жизни которого никто не верил, в том числе и он сам, человек поверивший стал светом в конце тоннеля, к которому хотелось тянуться. Второй раз это было после того, как меня навещала Амбра, мать. Она не представилась естественно, но вот нажаловаться на жизнь, и выплакаться заставила. А потом ушла. Вместе с её уходом закончились и нападения. На меня вдруг навалилось осознание бессмысленности всего. Жуткая апатия и как результат полная бесчувственность. Благо, что Ёмитсу приехал скоро после её начала. Ну а там мы с матерью всё выяснили, и Волк взвалил на себя обязанность тормошить меня. О том, как меня Занзас спасал, я рассказывать пока не буду. Тем более что он и сам об этом не знает. Потом как-нибудь. Когда мои враги, меня достигнут – если достигнут – и если вам будет интересно. А в последний раз был как раз тогда, когда я вернулся в Намимори. Неделю после возвращения ещё ничего было, а потом воспоминания нахлынули и…. В общем, таскался я по Намимори как зомби. – Весело хмыкнул я, собственному сравнению. - От дерева к дереву, вразвалочку. Куда иду? Зачем? Пару раз меня чуть не сбивали машины, потому что мне было безразлично всё вокруг. Даже приезд Реборна не изменил этого. А потом вдруг появились вы…. Догадаетесь, что я первым испытал, м? – Посмеиваясь, спросил я, снова смотря на бандитов. - Откуда нам это знать, Джудайме? – Иронично переспросил Хаято. - Ну, вы должны были уже неплохо меня изучить и…. – Лукаво ухмыльнулся я. - Раздражение, да? - В яблочко, Солнце моё! – Я даже поаплодировал догадливости своей Правой Руки. - Вы представить себе не можете, как меня раздражали извечные «Камикорос, Травоядное» и заискивающее «Джудайме». – Названные то ли смутились, то ли обиделись. Ну да, ладно: - Потом к этому прибавилось ещё и постоянные «Ха-ха-ха», «Нья-ха-ха, поиграй с великим Ламбо-саном, Цуна», «Ку-фу-фу, я захвачу твоё тело, Тсунаёши-кун», и «ЭКСТРИМ, вступай в боксёрский клуб, Савада!» тоже забывать не стоит. Клянусь, эти ваши фразочки преследовали меня даже во сне. – Я покрутил пальцем у виска, как бы говоря, что я чуть умом от этого всего не тронулся. - А потом я почувствовал шок, испытал истерику и не знал плакать мне или смеяться. Вся невозмутимость – коту под хвост покатилась. Это случилось в тот день, когда я узнал, что Реборн готовил вас в мои Хранители. Как Реборн не заметил, что у меня совершенно отчётливо дёргался глаз – до сих пор гадаю. А потом, выбравшись из-под его надзора, я в ближайшей подворотне часа два бился головой об стенку. – И ведь действительно, было. Только потом я ещё напился до поросячьего визга, и звонил Раде. Причём что-то в моём голосе заставило её переместиться ко мне с помощью пламени, и успокаивать меня почти сутки, как маленького ребёнка, поглаживая по волосам и спине. И это, вместо её обычных швыряний в меня различными предметами! Но тогда я был слишком не в себе, чтобы заметить странность, да и женщине я доверял, не смотря ни на что. Так что спокойно, ну или почти спокойно спал, головой у неё на коленях, или истерил, как школьница. С ней всё это было можно. И хоть я плохо помнил, что со мною тогда было, но уверен, что это была знатная истерика. И ещё бы! Ведь мне навязывали новых Хранителей, семью, которая никогда не сможет стать родной, а, скорее всего, и окончательно сведёт меня с ума. Но это то, чего моему нынешнему окружению знать не стоило. Тем более что я до сих пор не смирился. Потому я и обобщил, и закончил: - В общем, вы всего за несколько месяцев не только вывели меня из глубочайшей апатии, но и довели до такого состояния, что весь офицерский состав Варии меня с трудом успокаивал и сдерживал рвущееся наружу желание начать убивать всех без разбору. - Ойя-ойя, неужели мы и вправду такими были?! – С доброй усмешкой покачал головой Ананасовый Фея. - А вы вспомните! – Хмыкнул я, скрещивая руки на груди. - Джудайме, неужели ты и вправду так плохо о нас думал? – Печально спросил Хаято. И вот ведь, какими они были разными: кого-то такие воспоминания забавляли, понимая, что всё давно в прошлом, а кого-то наоборот… - По началу – да. – Кивнул я. - Потом, я больше вздыхал от того, какими вы все были детьми, а вас совершенно не подготовленных тащили в самое сердце мафии. И честно говоря, я всерьёз подумывал уехать и бросить всё и всех. Не мог я спокойно смотреть на вас. И не мог смириться с тем, что хоть и с огромным потенциалом, хоть и с кровью первых Хранителей Вонголы в жилах, но жалкие, по моим меркам, наивные слабаки, будут моими Хранителями. Не место вам было в моём мире. – Я, тоже печально, мотнул головой. - Так думали все, кто знал меня. Да, я догадывался, что и вы на самом деле не те, за кого себя пытаетесь выдать. – С этими словами я выразительно посмотрел на Такеши и Реохея. - Интуиция меня никогда не подводила. Но в том, что ни один из вас не видел того, что видел я – я был уверен. И… была ещё одна причина, почему я не хотел тащить вас за собой. Но потом, глядя на то, как искренне вы сражаетесь с Хранителями Занзаса непонятно за что, как искренне хотите мне помочь – не удержался. – Я выдохнул, ведь и правда, смирился тогда лишь от одной мысли: «А вдруг, для меня ещё не всё потеряно, и они, эти дети…». - Вы тогда были никакой семьёй, хреновыми Хранителями, но прекрасными друзьями. – Я снова улыбнулся, и развёл руками. - И чёрт дёрнул меня попробовать поработать с вами. – «Снова» - я проглотил. – Вария бесилась…. Они предлагали мне себя в качестве Хранителей. Занзас был согласен стать моим Облаком, но лишь бы вас поблизости не было. - К чему ты это, Бо-осс? – Почти прервала меня Наги. Я пожал плечами: - Забавно просто, как всё обернулось. Забавно, иронично…. А как сильно изменились вы сами, вы заметили? Вы же совсем другие люди! – Воскликнул я, и стал перечислять: - Вы выросли и физически и морально, все. От наивности… остались лишь ошмётки. И хоть в ваших сознаниях её всё ещё много, она не мешает вам думать головой. Вы перестали быть жалкими в моих глазах, гордитесь! – Ребята хмыкнули, мол, «но-но, мы верим, как же». - Вы стали сильными, умными, интересными и необычными молодыми людьми. И хотя по сравнению со мной вы всё ещё дети, но для мафии вы – серьёзные люди, с которыми невозможно не считаться. - Стой-стой, Зверёк! Прекрати нас нахваливать. А то я подумаю, что ты слетел с катушек. – Помотал рукой из стороны в сторону Кёя, как бы говоря, что либо не верит ни единому слову, либо я безнадёжен, по его мнению. - Да, а то я смущаюсь…. – Профессионально скорчил смущение на лице иллюзионист. Я фыркнул, прошло несколько секунд, в которые мы переглядывались, и над кладбищем и святилищем разнёсся наш искренний, заливистый смех. Смеялись все, до слёз, и долго не могли успокоиться. Но зато от неприятного осадка, оставшегося после сегодняшней прогулки, а так же от напряжения, висевшего между нами, не осталось и следа. - О, я вас обожаю! – Воскликнул я, отдышавшись. - Глядишь, и выйдет из вас толк…. Но вы зря так реагируете. У мафии, Вонголы, людей и у меня взгляды на то, какими должны быть достойные Хранители – сильно различаются. – Попытался я испортить настроение. - Под твои параметры мы до сих пор не подходим? – Вскинул бровь Реохей. - А что, я под ваши понятия об идеальном Боссе подхожу? – Лукаво парировал я. - Нет, конечно! Что ты, Тсунаёши-кун!!! – Шутливо замахал руками Туман, и мы снова засмеялись, ещё веселей. А после, когда уже добирались до дома, и заходили в магазин продуктов по дороге, между нами царила атмосфера сильно повышенного настроения. Мы всю дорогу смеялись, и веселились. И всё было хорошо, но что-то где-то внутри, заставляло настораживаться: слишком хорошо, слишком спокойно, будто перед бурей. И предчувствие не обмануло…. Поздно вечером, когда Шо и Спанер опять ушли ночевать к семье рыжего, а мои Хранители разошлись спать по комнатам, я остался в гостиной один, где и ночевал обычно. При этом на этот раз, диван, который стоял перед телевизором, был развёрнут так, чтобы сидеть на нём, и сквозь открытую дверь, видеть и слышать, что происходит на кухне. Просто ужин готовили долго, а заняться было нечем, вот мы и сидели компанией на диване, так, чтобы и не расходиться, но и не путаться под ногами у дежурных по кухне сегодня Реохея и Мукуро. И вот сидел я на этом диване, не желая шуметь, переставляя диван, чтобы не будить своих, и не знал, чем заняться. Спать не хотелось совершенно, телевизор успел опостылеть за «день безделья», читать – не было настроения, как и куда-то идти, и заниматься делами, например, просматривая отчёты на планшете. Так что я лениво скользил взглядом по стенам, потолку, мебели…. Пока не уткнулся взглядом в пол у двери в кухню, то есть в начищенный до блеска паркет из какого-то светлого дерева. Просто прослеживал взглядом завитки древесных колец, как вдруг, в одной из мелких щелей я заметил что-то тёмно-коричневое, с багровым оттенком, почти чёрное. Что-то, что затёрлось в щель. Никто другой и внимания на это не обратил бы: мало ли что пролилось в этом месте. Но не я. У меня мгновенно потемнело в глазах, потому что в отличие от кого угодно другого, я знал, что это кровь. Сердце сию секунду забилось учащённо, как бешенное, заставляя чаще дышать, судорожно, почти задыхаясь, потому что кислорода не хватало. В глазах потемнело, в ушах зашумело. И шрам на спине запульсировало болью так знакомо…. Я вскочил на ноги, потому что паника прошибала холодным потом, и мурашками, а потом отскочил с места, потому что увидел тело, лицо своей первой жертвы, мужчины, который насиловал мать. Я снова видел, как из него толчками выливалась кровь сквозь глубокие ножевые раны, как он захлёбывался густой багровой жидкостью, и как обманчиво медленно расползалась под ним лужа крови, пачкая дорогой светлый паркет. Я услышал, как из моих рук выпал тяжёлый нож, и почувствовал резкую, очень сильную боль в старом шраме, будто рану нанесли мне только что. Виски запульсировали нестерпимой болью, и я рухнул на паркет в ту самую лужу крови, теряя остатки самообладания и сознания…. А очнувшись… не чувствовал ног.